С моря доносился горячий летний ветер. Он обдувал резной балкон и врывался в комнату, оставляя на теле приятное тепло. Ветер играл с тонкими алыми шторами. Через них проходили лучи закатного солнца, и вся комната становилась красной, словно логово бешеного зверя или злобного демона, пожирающего девственниц на ужин и детей на завтрак.
Хотя ни детей, ни девственниц в этих покоях никогда не было.
Дверь открылась без скрипа, и в комнату буквально вплыла рыжая красавица. Он улыбнулся. По понятным причинам ему не нравились блондинки, а темноволосые слишком сильно бередили воспоминания.
Девушка была выше него всего лишь на фут, а чудесное личико больше подошло бы ребенку…
— Сколько тебе лет?
Она вздрогнула, взглянула на него и покраснела — или нет, в этих отсветах было не разобрать.
— Девятнадцать, м'лорд.
Значит, простолюдинка. К тому же лгунья.
— Чудесно! — воскликнул он. — Выходит, мы ровесники. Выпей со мной.
На вырезанном из кедра столике в его покоях всегда стоял кувшин арборского вина. Отец запрещал слугам приносить в его покои вино — как и пускать шлюх, но сейчас отец был в Хайгардене вместе со всей семьей. Тиррелы едва ли не каждый месяц организовывали турниры, но этот грозился превзойти все предыдущие. В нем должны будут участвовать король, все семь королевских гвардейцев и лучшие из рыцарей, а на трибунах — сидеть хранители запада, востока и юга. И, впервые со свержения Безумного короля, Дорн тоже примет участие.
Будь он там, поставил бы на победу брата — тот мог копьем сбить с головы человека яблоко, не испортив прическу, но быть там означало вновь увидеть сестру, которая любила его так же, как собака — кусок мяса.
Вино в кубке закончилось, и он решил не думать сегодня о семье.
— Как тебя зовут?
Он снова наполнил кубок до краев. Вино, наверное, было лучшим, что придумали люди.
— Элейн, м’лорд.
Девушка дрожала явно не от холода. Та грация, с которой она появилась, развеялась, обнажив маленькую и испуганную девочку.
— Сколько тебе лет, Элейн?
— Тринадцать, — она уставилась на свои ноги и покраснела — теперь уже точно.
Он снова осушил кубок.
— Почему ты здесь, Элейн? — он старался, чтобы голос звучал мягко, но он был слишком возбужден и слишком пьян.
Та вздрогнула и неловко переступила с ноги на ногу.
— Как же, м‘лорд, вы же звали… — забормотала она.
— Я не хочу повторять каждый свой вопрос.
Сейчас она действительно испугалась. Нижняя губа её дрожала, а из глаз медленно катились слезы.
— Мой отец мне сказал… — захлебываясь, начала она. — Он сказал…
— Хватит, — поднял он руку. Затем налил вино во второй кубок и протянул его девочке, — пей.
Она нерешительно притронулась к кубку — тот был отлит из золота и украшен серебряным узором. На один такой кубок она могла бы прожить шесть лет летом — или год зимой. Он знал это.
Когда она отпила, он снова заговорил.
— Я не люблю скуку, Элейн. В мире нет ничего хуже скуки, — разве что мой отец, но это, разумеется, он не произнес. — Я позвал тебя, чтобы ты развеяла мою. Ты можешь петь, танцевать, говорить или трахаться — главное, сделай так, чтобы я не скучал.
Она неуверенно улыбнулась. Неужто она думала, что здесь её будут насиловать?
Танцевала она неплохо, но не лучше танцовщиц Лисса, которых он видел на пирах. Петь Элейн и вовсе не умела. И почему-то — он и сам не знал, почему — он не хотел с ней спать.
Говорить она умела. История оказалась не хуже прочих. Пристрастившийся к элю отец-фермер, рано умершая мать, навязчивые до невозможности ухаживания мужчин — один из рецептов шлюхи. Это не было интересно. Но когда она заговорила о своих снах, мечтах и стремлениях, он замер с открытым ртом.
Она мечтала увидеть дракона — как и он сам. Мечтала взглянуть на мир с высоты полета, ощутить всем телом ветер, облететь весь Вестерос. Посмотреть, правда ли за Стеной летом лежит снег, увидеть пески Дорна, взглянуть с утеса на морской шторм…
Они долго спорили, что стоит увидеть первым — Штормовой предел или Харренхолл. Элейн говорила, что Харренхолл — развалины и это всем известно, а на развалины нечего смотреть. Он же утверждал, что в Штормовом пределе ничего необычного нет. Замок, древний и громадный, как и утес Кастерли, но Харренхолл, даже разрушенный — больше.
Оставшись каждый при своем мнении, они, хохоча, упали на кровать — вино делало свое дело. Элейн, как оказалось, боялась щекотки.
Кровать была настолько огромной, что на ней могли бы легко разместиться шесть человек — она стала их полем боя, в котором Элейн безнадежно проигрывала. Да, он был низким, но его руки сильными, а ловкость маленьких людей сложно переоценить. В конце концов они свалились даже с такой огромной кровати.
Она нависла над ним, рыжая и растрепанная, карие глаза горели озорством. Поцелуй его удивил, но врасплох не застал.
Спустя час, когда их тела уже покрывал пот и другие жидкости, ему пришла в голову хорошая идея.
Элейн поднялась неохотно, но когда он вывел её на балкон, завизжала от восторга. Его покои были одними из самых высоких в замке, а сам замок, наполовину построенный, наполовину выдолбленный в огромной скале, был втрое выше Стены.
Она раскинула руки и запрокинула голову, подставляя голое тело ночному ветру. Элейн стояла так несколько минут, после чего опустилась на колени, став ниже него.
— Спасибо вам, м'лорд, — его естество напряглось от этих слов, и она это заметила, — я не забуду этого дня.
— Значит, хоть кто-то будет помнить, — пожал он плечами, — ведь завтра я его забуду.
Дальнейшие рассуждения были остановлены теплым ртом, накрывшим его плоть. О, она была восхитительно неумелой! Он наслаждался видом её лица несколько минут, а когда поднял голову, невольно вскрикнул.
— Простите… — начала она, но он поднял Элейн с колен и развернул на юг. Там, за холмами, будто зажглось второе солнце.
— Боги, — выдохнула она, — это дракон.
— Кажется, я все-таки запомню этот день, — пробормотал карлик. — Это не дракон, дорогая Элейн. Это Ланниспорт.
* * *
Нед лежал на кровати, на его плече покоилась голова жены. Её волосы пахли, словно осенние яблоки — мягко, чуть сладко, почти неслышно. Этот запах был единственным, что он помнил с брачной ночи, и первым, что он полюбил в Кэт.
Её волосы всегда успокаивали Неда, они были будто созданы из огня, но не того, в котором сгорел Летний замок и сотни людей перед троном Безумного короля, а того, рядом с которым ему пела мать. Сегодня они его успокоить не могли.
Бенджен провел в Винтерфелле несколько лун, и это было самое напряженное время с момента рождения Арьи. С детьми Бен был вежлив и весел, даже с Джоном, но рядом с Недом превращался в ледяную статую. А когда он смотрел на Джона, в его взгляде просыпалась ярость, которую Эддард видел лишь в Харренхолле. Меньше всего Бенджен хотел походить на Брана, но — проклятье! — они были самыми упрямыми людьми, что рождались в Вестеросе за последнюю сотню лет. Даже прокричи Нед правду ему в лицо, Бен бы не поверил.
Но кровоточащий гневом младший брат не был самой большой проблемой — Кэт услышала их ссору в крипте. Его жена никогда не была глупой, и, если она будет пытаться узнать о матери Джона, то рано или поздно придет к тем же выводам, что и Бен. Но Бену Эддард мог сказать правду, а для Кэт правда о рождении Джона будет хуже любой версии, которую она могла бы придумать.
И если Бен с каждым днем становился спокойнее, понимая, что Джон меньше всего похож на женщину, которую Бен считал его матерью, то Кэт становилась все мрачнее, и по взгляду было понятно — она боится Джона Сноу.
Кэт заворочалась на его плече. Нед припал губами к её макушке и провел пальцами по щеке. Не просыпаясь, его жена улыбнулась. В последнее время спящая Кэт любила его куда больше, чем бодрствующая.
Уже давно Бен уехал в Черный замок. День его отъезда был первым днем, когда Бен вспомнил, что Эддард его брат. Они снова посетили крипту, но в этот раз молча. Несколько часов они стояли перед статуями отца, брата и сестры, а когда вышли из крипты — снова стали семьей. Когда Нед смотрел на лицо брата, которое выглядело старше его собственного, он не мог не вспоминать услышанный от слуг рассказ.
Их мать утопилась в Долгом озере, когда узнала, что Лианна умерла. По словам тех гвардейцев, что оставались тогда в Винтерфелле, Бен впал в безумство и зарубил служанок, что были приставлены к матери, а потом провел в воде больше десяти часов, пытаясь найти её тело, после чего лично похоронил. Со слов Лювина, лихорадка мучила Бенджена почти две луны, но тот, узнав, что Нед скоро будет в Винтерфелле, взяв коня, меч и лук, уехал на север.
Когда Бен, махнув напоследок рукой и улыбнувшись, уехал в проем северных ворот, Нед осознал — прошло уже десять лет. Десять лет назад он оставил младшего брата управлять Севером и пообещал вернуть домой сестру. Бену тогда было лишь пятнадцать лет — сейчас ему никто не даст меньше сорока. Даже Джон, самый внимательный из детей, решил, что Бен — старший брат Неда.
Как же хотелось тогда Неду оседлать коня и проделать весь путь до Черного замка рядом с братом, растрепать ему волосы и обнять, как обнимал десять лет назад.
Но лето длилось уже долго, и вскоре должна была прийти осень, а с осенью всегда приходят заботы. Одичалые на севере, разбойники в Волчьем лесу и горцы на перешейке — к этому нужно быть готовым. Тогда Нед не знал, что из Цитадели прилетит ворон с сообщением, что лето продлится еще не меньше двух лет.
Не успела осесть пыль от коней дозорных, когда Кэт заговорила о Джоне. Она уже не спрашивала, кто его мать — Нед тогда проваливался в воспоминания, а это её пугало.
"Отправь его воспитанником, — вот что она говорила, — отправь в Темнолесье, Последний Очаг, раз уж он так приглянулся Амберу или в Кархолд. Или напиши Джону Аррену — он может воспитать ребенка в любом из замков Долины, как тебя когда-то".
Хотел бы Нед послушать её, но Джону не место в Последнем Очаге или Кархолде, а Долина для него так же безопасна, как Королевская гавань. Если Бен разглядел в Джоне не только волчью кровь, то могут увидеть и другие. К тому же в Долине ненавидели три вещи — бастардов, Дорн и зиму, а Джон напоминал о каждой из них. Для мальчика нет места безопаснее, чем Винтерфелл.
Жаль, этого его жена понять не могла.
В дверь постучали, и Кэт проснулась, тут же отодвинувшись от мужа. Нед вздохнул. Поздним гостем оказался мейстер.
— Милорд, письмо из Хайгардена, — что могло понадобится на Севере Тиреллам? — с королевской печатью.
Нед сжал зубы. Мейс Тирелл год пировал под стенами Штормового Предела, в котором люди ели свои сапоги, сдался последним и сдался без боя — из всех лордов Семи королевств Эддард меньше всего уважал именно этого напыщенного индюка.
Печать легко хрустнула, и Нед почувствовал, что улыбается. Это письмо не было данью вежливости — еще на начиная читать, он понял, что Роберт писал его лично. Буквы были кривыми, будто написанными посреди боя.
Нед!
Надеюсь, ты все так же хорош с мечом, ведь я снова зову тебя на войну. Проклятые кальмары сожгли Ланниспорт, и теперь Бейлон Грейджой теперь называет свою задницу королевской. Я хочу, чтобы мы вместе вошли в Пайк и окунули этого идиота в море, чтобы тот познакомился со своим богом.
Я жду тебя и твоих людей в Гибельной крепости, через две луны. Мы выпьем доброго эля, поговорим о детях и размозжим пару черепов.
Роберт всегда любил войну. Нед помнил, как примчался спасать Роберта в Каменную Септу.
Городок был настолько маленький, что даже армии Севера было бы там тесно. Они сражались везде — в любом мелком переулке, на крыльце борделя, даже на крышах кипел бой. Колокола звонили едва ли не громче, чем кричали десятки тысяч солдат. Нед в той битве обзавелся самым большим из шрамов — его сбросили с крыши, и бок вспороло аж до плеча. Неглубоко, но крови было много, а лекарь зашивал рану добрых полчаса. Роберт вместе с двумя десятками сторонников выбежал из борделя, даже не облачившись полностью в доспехи. Его левая рука висела плетью, а правая сжимала боевой молот. Таким Нед его и увидел — наполовину раздетый, покрытый кровью великан в разорванной кольчуге, из рук которого удачливый рыцарь выбил молот. Роберт ударил соперника кулаком в латной перчатке, и Нед мог поклясться, что слышал, как у того хрустнул череп. Рыцарь свалился с коня. В его шлеме была огромная вмятина. А Баратеон выхватил из мертвой хватки соперника меч и запустил на два десятка ярдов, едва не убив Джона Коннингтона.
После боя Роберт смеялся, обнимал Неда и пил, но Старк никак не мог перестать видеть промятый шлем с кровавым месивом внутри. Нет, Эддард Старк никогда не радовался войне.
* * *
Он, наверное, наизусть знал дорогу в покои сестры. Войти со двора, повернуть налево, две лестницы вверх, направо по коридору, затем снова налево и вот — её дверь. Он не мог удержаться и прокрался к ней на цыпочках, чтобы резко распахнуть и услышать удивленный визг, превращающийся в смех. На него смотрели любопытные темные глаза.
— Угадай, что я тебе принес.
Лицо Арьи приняло настолько предвкушающее выражение, что Джон разболтал бы ей военную тайну. Жаль, в его руках была лишь голубика.
— Не знаю, — Арья замотала головой, не переставая улыбаться и глядя на Джона исподлобья.
— Закрой глаза и открой рот, — Арья подозрительно на него взглянула, но послушалась. Джон положил ей на язык две крупные синие ягоды. — Ешь.
— Сладкие! — Арья улыбнулась, жуя, и рот Джона наполнился слюной.
Он с сожалением пощупал языком пустоту в зубах — у него выпало сразу два передних зуба, и теперь от ягод было больше боли, чем вкуса.
— Держи ещё, — Джон протянул ей кулек, — только не ешь все сразу.
— А…
— А я уже объелся, — соврал Джон. Он провел рукой по волосам Арьи — видел, отец часто так делал с леди Кейтлин. Сестренка улыбнулась еще шире, если это было возможно.
От улыбки Арьи в его груди всегда странно теплело.
Её глаза смотрели на него с таким восхищением, что Джон забыл, что являлся бастардом. Жаль, что этот взгляд вскоре перестанет появляться — Арья скоро узнает, что значит слово "бастард".
Когда об этом узнала Санса, она подошла к Джону и попросила вернуть отцу честь. Джон тогда разозлился, и, наверное, очень напугал сестру. Он не помнил, что кричал ей, но с тех пор Санса не обращалась к нему иначе, чем "сводный брат".
— Обязательно поделись с Сансой.
Джон вышел из комнаты сестры и побежал во двор.
Вечером, когда Робб уходил в кабинет отца — лорд Старк учил старшего сына править Севером — Джон шел во двор, избивать учебным мечом куклу. Сир Родрик как-то сказал, что у Джона талант к обращению с мечом, и это было первым, на памяти Джона, в чем он превзошел законнорожденного брата.
Джон расспрашивал сира Родрика о том, как биться разным оружием, расспрашивал мейстера Лювина о том, как следует бойцам учиться, читал в библиотеке все, что было написано о великих воинах. Джон даже у старой Нэн спросил совета.
И все, что ему сказали, он применял. Разве что, разумеется, Джон не смазывал каждую полночь меч собственной кровью — так делали злые воины из сказок старухи Нэн.
По словам мейстера, Криган Старк носил броню сутками, поэтому Джон иногда спал в кольчуге, которую специально подогнал Миккен, подмастерье кузнеца. Каждое утро Джон в той же кольчуге бежал до Желудевой реки, заставляя себя дышать полной грудью — он до сих пор так и не смог добежать туда без остановок. Там Джон снимал кольчугу и плавал в речке — Теон Старк, по прозвищу Голодный Волк, один из величайших королей Севера, мылся в Долгом озере даже зимой. После Джон снова надевал кольчугу и лазал в ней по деревьям — у Желудевой реки дубы росли настолько плотно, что можно было перебраться с одного берега на другой, не замочив ног. Дейрон Таргариен, Юный Дракон, завоевавший Дорн, писал, что его руки сильнее крепли, когда он лазал по деревьям, чем когда размахивал мечом. В замок Джон возвращался к полудню и, едва успевая что-то перекусить, отправлялся учиться к мейстеру. Даже есть Джон старался больше мяса и меньше хлеба — это был совет Джона Амбера, тот говорил, что с мясом в людей попадает звериная сила.
Сегодня вечером Джон не следовал советам — он следовал своим желаниям. Мальчику казалось, чем раньше руки привыкнут к настоящей стали, тем лучшим воином он станет.
Он держал двумя руками затупленный одноручный меч, но даже так клинок был для него слишком тяжел. Джон расставил ноги пошире — сир Родрик учил его, чем шире ноги, тем больше сил будет в ударе — и рубанул. Джон пошатнулся, но через вдох рубанул снова. Он повторял все удары, которым научил его мастер над оружием.
Его рубаха промокла, как и волосы, пот лился по всему его телу. Джон продолжал бить. Его руки горели от напряжения, плечи сводило, даже ноги устали быть постоянно согнутыми. Джон продолжал бить. Мозоли на ладонях начали кровоточить, его шея затекла, а кисти болели, будто по ним ударили молотом. Джон продолжал бить.
Замахнувшись, наверное, в тысячный раз, он понял, что не может двинуть мечом.
— Чем ты занимаешься, мальчик?
Джон вздрогнул, когда услышал голос мастера над оружием. Сир Родрик редко кричал, и Джон уже научился понимать, когда в его голосе есть гнев — вот как сейчас.
Он обернулся и посмотрел рыцарю в глаза — ничего хорошего они не предвещали. Кассель держал меч одной рукой, за острие, будто тот был не тяжелее спицы.
— Тренируюсь. Ай!
Гарда меча ударила его прямо по макушке.
— Я учу будущих рыцарей, а не вздорных мальчишек. — Джон внезапно почувствовал, что на улице уже прохладно. — Передо мной стоит вздорный мальчишка.
Рыцарь замолчал, но Джон не знал, что сказать. Сир Родрик говорил, и не один раз, что сталь они возьмут, лишь когда придет время. Джона снова прошиб пот, но рыцарь вряд ли это заметил — рубаха и так была мокрой и липла к телу.
— Завтра я должен видеть будущего рыцаря.
За ужином Джон хотел спросить отца, как ему быть "будущим рыцарем", но рядом с отцом сидел сир Родрик. Они оба были мрачны и говорили негромко, и оба ушли раньше, чем ужин закончился.
Едва ушел отец, Джону стало неуютно. За столом остались леди Кейтлин, младшие Старки и он сам. И, видят боги, чем чаще ему улыбались Робб и Арья, тем холоднее становились глаза их матери. Когда Джон и леди Винтерфелла все-таки встретились взглядами, бастард тут же поднялся из-за стола, поклонился и, всеми силами заставляя себя не бежать, ушел в свою комнату.
Джон лежал в постели и, несмотря на до смерти уставшее тело, не мог уснуть. Что, пекло побери, имел в виду сир Родрик, когда говорил "будущий рыцарь"? Бастард не был глупцом — если до завтрашней тренировки он не решит эту загадку, его просто не пустят туда. Самонадеянным идиотом бастард тоже не являлся — без сира Родрика Джон Сноу так и останется вздорным мальчишкой с куском стали в руках. Несколько раз Джон видел, как сражался отец. Эддард Старк мог одолеть сира Родрика и Джори Касселя одновременно, мог победить в единоборстве любого из своих знаменосцев, даже великана Джона Амбера — лорд Эддард кружился вокруг гиганта, а потом сбивал его, запутавшегося в ногах, на землю. Отец одолел Белого Быка и Эртура Дейна. Джон хотел быть таким же. Но отец больше десяти лет тренировался в Орлином гнезде с мастером над оружием, который исправлял его ошибки и учил, как с каким противником следует биться.
Из мыслей его вырвал скрип.
Дверь открывалась медленно, и Джон уже успел вспомнить сказки старой Нэн об иных, которые питаются маленькими детьми.
В комнату заглянуло маленькое испуганное лицо. Оно огляделось, убеждаясь, что в комнате никого, кроме Джона, нет. После этого к маленькому лицу добавилось маленькое тело.
Арья стояла у двери и смотрела на Джона, её глаза блестели, отражая пламя очага. Джон не мог не заметить — его сестра почти плакала.
— Арья, что…
— У меня… у меня снарк под кроватью! — шепотом прокричала она.
Как это можно было сделать — Джон не представлял. Он перегнулся и показательно заглянул под свою кровать.
— У меня нет снарков, иди сюда.
Арья стрелой пронеслась через всю комнату, запрыгнула на кровать и вжалась в угол, спрятавшись за Джоном.
— И-грамкин-в-шкафу. — скороговоркой протараторила она, недоверчиво косясь на сундук Джона.
Он со вздохом поднялся. В сундуке грамкина не было. Вообще-то, Джон подозревал, что это грамкин испугался как раз его сестры — потому и прятался в шкафу.
— Пусто, — выдал Джон, а Арья неуверенно улыбнулась.
Он повернулся и подбросил в очаг еще одно полено. Его комната и так была теплой, но Джону нравился жар.
Окончательно убедившись, что самое злое существо в этой комнате — старший брат, Арья подскочила к нему и шлепнула по ноге, озорно ухмыляясь. Потом, вспоминая что-то, она сморщилась и, наконец, выдала:
— Санса просила сказать, что она… бла-го-дар… а можно я?!
Забыв о передаваемом послании она подхватила с пола полено и швырнула в очаг. Оттуда тут же посыпались искры и брызнули алыми росчерками угли. Один из них попал Джону на голую ногу, но не задержался достаточно, чтобы ожечь.
Арье повезло меньше. Она высоко вскрикнула и заплакала, тряся обожжённой рукой. Джон тут же поднес к ней ведро воды и заставил сестру опустить туда руку. Арья проплакала несколько минут, а потом удивленно посмотрела на скрывающуюся под водой конечность. Все еще всхлипывая, она вытащила руку из воды — Джон тут же аккуратно обтер руку полотенцем, а потом, заглянув в глаза, участливо спросил:
— Больно?
— Больно, — снова всхлипнула Арья.
Джон поцеловал место ожога, а затем подул на него. Так леди Кейтлин делала с ранами Робба. Арья снова удивилась — рядом с ним она была очень невероятно возбужденной и быстрой на чувства. Тихо, даже боязливо, она спросила:
— Ты волшебник?
— Нет, — улыбнулся Джон, снова поцеловав ожог и снова подув на него. — Волки зализывают раны, сестренка.
Затем Джон подхватил её подмышки и поднял в воздух. Арья молчала — в конце концов, он был невысок и вряд ли смог бы этим её впечатлить. Джон посадил её на кровать.
— Сестренка, поможешь мне? — Арья посмотрела на него и улыбнулась, показав передние зубы, — Скажи, а кто такие рыцари?
Арья взглянула на него, как на дурака, а потом задумалась, теребя простыню.
— Ну-у, — протянула она, — у них мечи. А еще эти, — Арья изобразила в воздухе кляксу, — ну, эти…
— Щиты, — подсказал Джон.
— Ага! — просияла девочка. — С этими… — Арья изобразила новую кляксу.
— Гербами, — вздохнул он.
— Ага! Читы с хербами!
Улыбка Арьи могла бы превратить ночь в день. Она возбужденно подпрыгивала, ожидая похвалы. Джон засмеялся и запустил пальцы в её волосы. Сестренка тут же закрыла глаза и улеглась рядом, сияя блаженной улыбкой.
Джон задумался: быть может, все действительно так просто.
Арья зевнула и заворочалась у него под боком, устраиваясь поудобнее.
* * *
Рыцарь воткнул меч в землю и оперся на него. Нет, он еще не стар, но племянник куда моложе и проворнее. Настолько, чтобы заставить своего дядю взмокнуть и дышать с одышкой.
Джори стоял в двух шагах, по его лицу тоже тек пот, однако юноше не нужен был меч в качестве опоры, а дыхание было чистым, как горный воздух.
Да, Джори станет хорошим капитаном гвардии — предыдущий, одноухий Морс, едва мог превзойти Родрика в одном из пяти поединков, а Джори победил дядю трижды подряд. Да и Морс уже разменял пятый десяток, он слишком стар для войны и слишком тяжел для моря.
Гвардия Старков была невелика — лишь две сотни человек, но все они умели биться мечом, топором и копьем, а также были обучены стрельбе из лука. Родрик помнил и войну Роберта Баратеона, и войну Девятигрошовых королей, поэтому понимал, что поговорка о том, что каждый северянин в бою стоит пятерых южан — горделивые бредни, но рыцарь готов был поклясться, что каждый гвардеец мог бы одолеть трех солдат ополчения.
И Джори, его наследник, был лучшим из гвардейцев.
Сегодня была последняя тренировка гвардии, на которой присутствовал Родрик — уже вечером начнут прибывать знаменосцы хранителя Севера и двор Винтерфелла будет вечно занят. К счастью, ждали они немногих: Мормонтов, Гловеров, Селвинов и Флинтов, с остальными, по словам лорда Старка, они встретятся у Рва Кейлин.
Когда Родрик сказал лорду Эддарду, что надо созвать знаменосцев в Винтерфелл, тот лишь покачал головой: "Мы будем до зимы собираться, а когда выступим, Роберт уже будет напиваться на руинах Пайка."
Пока сир Кассель предавался воспоминаниям, гвардия Старков уже покинула двор, большей частью отправившись в Винтертаун — им нужно было отдохнуть и попрощаться с семьями. Однако Родрику предстояло провести еще одну тренировку. Рядом с арсеналом уже давно стоял одетый в кучу мехов Робб Старк. Мальчик был силен и ловок, и так же довольно крепок для своего возраста. В правой руке он держал деревянный меч, а к левой был привязан легкий щит. Джори разрубил бы его, даже не заметив. Кроме Робба, во дворе было с дюжину укутанных в одежду мальчишек. Джон Сноу был единственным одетым в кольчугу, его щит был окован железом, а меч был со свинцом внутри. На голове бастарда вместо нескольких шапок был открытый стальной шлем. Рыцарь не понимал, откуда в не слишком крепком теле мальчишки столько силы.
Несколько дней назад он пришел на тренировку в кольчуге и доспехах — тех частях, что подошли по размеру, со шлемом, закрывавшим глаза, боевым щитом и затупленным железным мечом. Родрик знал мало воинов, кто в восемь лет был хотя бы способен удержать взрослый щит дольше минуты. Джон Сноу спросил, похож ли он на будущего рыцаря — и Родрик ответил правду. Джон Сноу был похож на шута.
Вряд ли хоть кто-нибудь заметил, что Джон плакал половину тренировки, но рыцарь хорошо знал, отчего могут так блестеть глаза под шлемом. Никогда прежде Джон не получал столько ударов за тренировку. Он был медленным, шлем постоянно съезжал на глаза, удары сквозь кольчугу были куда ощутимее, а дышать в доспехах было намного сложнее. Под конец тренировки у Джона кровил нос и подгибались ноги, а пальцы, когда он снял перчатки, были едва ли не синими — столько раз он по ним получил.
Когда бастард снял шлем и сир Родрик увидел залитое потом, слезами и кровью угрюмое лицо и упрямый взгляд серых глаз, вот тогда он заявил, что Джон Сноу похож на будущего рыцаря.
На следующий день Родрик сам одел Джона к тренировке, подобрал ему щит и шлем и вручил меч. На той тренировке бастард снова его поразил — кольчуга будто совсем его не стесняла, а меч со свинцовым стержнем был даже немного легок. С более тяжелым щитом мальчик тоже освоился очень быстро, и единственным, что доставляло ему неудобства, остался шлем.
Когда разминка закончилась и начались спарринги, Джон побил всех, кроме своего единокровного брата — с Роббом они дрались почти десять минут, и успех был переменным. Сначала Старк побеждал, а бастард казался растерянным — не получалось уворачиваться, потом Сноу догадался использовать свой, теперь уже больший, вес, и начал теснить противника, но его левая рука устала и Джон слишком опустил щит, тут же пропустив удар в голову. Тут же он совершил и вторую ошибку — начал пятиться. Если бы он бросился вперед, мог бы удивить соперника, но Робб настиг его, отступающего и уставшего, прежде, чем стих шум в голове.
Родрик указал на эту ошибку, и в следующем же спарринге Джон победил.
Больше за тренировку Джон Сноу не проиграл ни одного боя.
Закончилась тренировка тоже необычно — аплодисментами, но не наблюдающих женщин, девчонок и детей, а воинов.
Их было лишь шестеро — остальные, видимо, остались в городке — возглавлял их здоровый, похожий на медведя мужчина, заросший черной бородой. На его груди скалил зубы медведь, на поясе висел меч с серебряным навершием, а за правым плечом стояла девушка в доспехах, вооруженная булавой.
Мормонты прибыли раньше срока.
— Сир Родрик, — поклонился мужчина.
Рыцарей на Севере было так мало, что их несложно было знать по именам. Кассель скосил глаза на маленького Робба, но тот, раскрыв рот, разглядывал женщину-воина.
— Лорд Джорах, — рыцарь поклонился несколько глубже, — Мормонты, как и в прошлый раз, откликнулись первыми.
Все шестеро воинов гордо подняли головы и улыбнулись.
— Как и всегда, — ответил Джорах, пожимая Родрику руку, — Здесь стоим.
— Вы — Джорах Мормонт? — Робб смотрел на лорда, как когда-то маленький Родрик смотрел на Барристана Семли — легендарного рыцаря тогда только посвятили в королевскую гвардию. — Отец рассказывал о вас! Он говорил, что будь на Медвежьем острове больше людей, одичалые боялись бы вас сильнее, чем Ночного дозора, а еще говорил, что вы можете забороть руками медведя, а еще…
— Это Робб Старк, сын и наследник лорда Эддарда, — перебил Родрик мальчика.
Джорах искренне улыбнулся.
— Не знаю, как с медведем, но твоего отца я даже с мечом победить не мог.
После обмена любезностями Родрик разогнал мальчишек — раз пришли Мормонты, скоро прибудут и другие, и двор уже сейчас понадобится воинам.
— Сир Родрик, — позвал его детский голос.
Обернувшись, рыцарь увидел Джона Сноу.
— Да, будущий сир Джон?
Тот действительно заслужил похвалы. Однако, вместо того, чтобы надуться от гордости, он опустил взгляд.
— Пожалуйста, попросите лорда Старка взять меня с собой! — выпалил он. И, прежде чем Кассель успел ответить, быстро затараторил: — Не воином! Оруженосцем, если можно, или пажом, или слугой. Я могу лекарю помогать!
Казалось, Джон сам боялся собственной наглости, хотя наглостью здесь и не пахло.
— Я поговорю с лордом Старком, — оборвал Родрик он словесный поток.
Едва услышав это, Джон замер, поклонился, пробормотав "спасибо", и убежал. Лишь в темных глазах рыцарь увидел небольшую хитринку — тот собрался говорить с кем-то еще.
* * *
Палец снова укололо.
"Это ничего, — сказала она себе, — Джону вон нос разбили".
Джону…
Завтра её брат уезжал на войну, вместе с её отцом. Арья не слишком понимала, где это — война? И, тем более, не понимала, зачем на неё уезжать. Она только видела, что мама плакала, а Робб, её вечно веселый старший брат, ходил угрюмым.
А еще понимала, что скоро Джона здесь не будет. А Джон — был здесь всегда!
Он старался проводить с ней все время, когда не тренировался, но теперь он был еще и помощником лекаря, а значит, был занят вдвое больше. Когда мама целовала её на ночь — Арье это очень нравилось — она выжидала несколько минут, вставала и шла к Джону. Он тоже целовал её на ночь, и Арья засыпала, прижимаясь к теплой груди. К Джону мама не приходила.
Просыпалась Арья всегда в своей постели — наверное, это Джон её приносил.
Вечерами, вместо историй старой Нэн, она слушала истории Джона — ну, не Джона, но Джон их рассказывал.
Он рассказывал про великого бойца, Корена Однорукого — или как-то так — который мог левой рукой одолеть сразу двоих, а правой у него вовсе не было — трусливые враги отрубили. Корен сражался за Стеной против Иных и диких людей — прямо из сказок старой Нэн.
Еще Джон рассказывал про их дядю, Бена Старка. Он тоже сражался за Стеной и мог превращаться с волка — огромного, серого и зубастого.
Ещё он рассказывал сказку о волке, у которого украли сестру. Волк перешел через горы, прошел через леса, переплыл море и нашел сестру. Её держали в башне семьдесят семь воинов — Арья не знала, много ли это, но, наверное, много, раз так говорил Джон — у них были черные доспехи, красные мечи и звериные клыки, они дышали огнем и ели всех, кто приходил к башне. Волк убил их и привез сестру домой на своей спине.
Её любимой историей стала та, которую Джон рассказал совсем недавно — про девочку с острова медведей, которая пошла на войну со своим отцом — Арья все еще не понимала, что значит "на войну", но, видимо, что-то интересное, раз девочкам туда нельзя. Или что-то страшное, потому что мама плакала. Так вот, она отправилась с отцом на войну, и там её отца убили злые враги, а она за это убила их отцовским мечом. Наверное, война — все-таки страшно.
Игла снова уколола, на этот раз ладонь. Арья тихонько всхлипнула и вытерла капельку крови платком. Тем же, на котором вышивала. Септа говорила, что ей еще рано шить, ведь Арья даже не встретила четвертые именины, но мама шила отцу платок — наверное, на войне он нужен — а Джону платок вышить было некому.
Арья всхлипнула еще раз. Она не хотела, чтобы Джон уезжал. Ведь Робб остается, а он даже больше Джона!
"Но Джон сильный, — подумала Арья, — он может держать меня на руках, рассказывая сказку".
Она заплакала. Не как Санса, рыдая на весь замок, а как мама — тихо, если на неё не смотреть, то и не поймешь, плачет ли кто-то. Платок получился уродливый. В двух местах нитка его перехватила, и платок сложился, он был испачкан кровью, а теперь и слезами, а посередине была вышита снежинка — еще более уродливая, чем сам платок. Если на войне кто-нибудь увидит Джона с таким платком — немедленно выгонит. И где его потом искать? А все потому, что его глупая сестра не умеет шить!
— Арья! — позвали её из-за двери. Это была Санса, её старшая сестра. Она-то умела шить. — Арья, нам надо идти. Отец уезжает! И Джон Сноу!
Арья соскочила с кровати, вытерла рукавом слезы и выбежала из комнаты. Санса была похожа на маму. Её рыжие волосы были заплетены в косу, щеки нарумянены, а платье надушено. Платье Арьи было местами заляпано кровью, но это мало её волновало.
— Санса, у меня не получается сшить платок!
— Не сшить, а вышить, — поправила её сестра, — зачем тебе платок?
— Для Джона! — выкрикнула Арья, заставив служанок вздрогнуть.
— Возьми, — Санса тут же протянула ей свой. Он был красным, и на нем белыми нитками был вышит какой-то зверь.
— Спасибо! — Арья обняла сестру так сильно, что та вскрикнула.
Во дворе было очень много людей. Почти все мужчины были одеты для дороги. Джон стоял в стороне от отца — тот прощался с мамой, а маму Джон почему-то боялся. Арья бросилась к нему, едва увидела. После крепких и долгих объятий она протянула ему платок Сансы.
— Вот! Тебе на войну! — прозвучало так, будто она обижалась.
— Ты сама сделала? — удивленно и как-то… хрипло спросил Джон.
— Нет, Санса. Мой вот, — Арья показала брату уродливое бело-черное творение. Тот взял платок, как будто он был из золота, и положил оба платка за пазуху.
— Я их сохраню, маленькая сестрица, — его голос звучал так, будто Джон плакал, но слез не было, — и привезу тебе подарок…
Договорить Джон не смог — он сгреб сестру в объятья и уткнулся носом ей в шею.
Было щекотно. Арья плакала.