Левое плечо ныло при каждом движении, и мужчина не мог удержаться на лошади дольше часа, потому путь, занявший в прошлый раз семь дней, сейчас растянулся почти на луну. Ему, разумеется, предлагали остаться в Хайгардене, но во взгляде Оленны Тирелл было больше яда, чем во всех змеях Красных Дюн. Также ему предложили корабль, но после нападения железнорожденных на Крейкхолл от такого предложения отказался бы даже безумец, а он, вопреки мнению большинства, безумцем не был.
Единственным утешением было выражение лица новой королевы, когда она узнала, что Ланниспорт был сожжен, в то время как Гибельная крепость, Сигард и даже Кремневый Палец уцелели. Лицо Тайвина Ланнистера, увы, оставалось неизменным — иногда казалось, что этот человека высечен из камня. Жаль, что замок Клиганов находился слишком далеко от побережья, чтобы подвергнуться нападению.
Разумеется, турнир прервался, едва король узнал о восстании. Этот турнир был результатом доброй сотни интриг, половину из которых посеял его старший брат. Здесь собрались почти все люди, которые были им нужны: великий Тайвин Ланнистер, его сын Джейме, гигант Грегор Клиган, горделивый Лин Корбрей, благородный Джон Аррен… не было лишь жирной свиньи Амори Лорха, но этот червь мог умереть и позже.
Сначала он столкнулся с Клиганом — тот оказался куда выше, чем при последней встрече, и намного свирепее. О, он многое узнал про этого рыцаря, а его старший брат даже помог выжить маленькому Сандору, когда тот бежал из замка — кто знает, быть может именно этот изуродованный мальчик когда-нибудь убьет брата.
Копье всегда было его излюбленным оружием. Маленькая, тонкая, едва заметная игла вошла в сочленение доспеха и пробила кожу гиганта. Но вместо того, чтобы умереть, Грегор еще дважды столкнулся с ним, едва не сломав ключицу, после чего все-таки упал с лошади.
Следующим должен был стать Цареубийца — чтобы могучий Тайвин познал то незабываемое чувство, когда твой сын умирает ужасной смертью у тебя на глазах, — но сперва с ним сошелся Бейлор Хайтауэр.
Белозубый, крепкий, с благородным лицом — он, казалось, совсем на постарел за четверть века, что прошла с их последней встречи. Бейлор выбил бы его из седла, но Хайтауэра подвел доспех — от удара копьем завязки порвались, и к концу ристалища рыцарь приехал наполовину обнаженным, на радость придворным дамам. Боги, наследник Староместа был прекрасен! На полностью лишенном волос теле было лишь три шрама, и все они были боевыми — от копья, меча и топора; длинные русые волосы рассыпались по плечам, когда шлем слетел. Когда рыцарь обернулся к сопернику, синие глаза смеялись — будто Хайтауэр и не помнил, кто наградил его единственным оскорбительным прозвищем. Быть может, так оно и было.
Последним препятствием на пути к Ланнистеру был какой-то малыш-оруженосец. Мальчишка до невозможности задирал локоть и постоянно тряс головой. Кто вообще пустил на турнир бойца, которому мешает шлем? Лишь за секунду до столкновения тот собрался и ударил точно туда же, куда бил Клиган. В следующем столкновении мальчишка упал, и лошадь протащила его по всему ристалищу. Кажется, он останется калекой.
Но эта жертва была впустую — Цареубийца победил в первой же стычке, а копье с отравленной иглой даже не задело позолоченный доспех.
Оставалась еще общая схватка, но она так и не состоялась. Пожалуй, следовало признать — к лучшему.
Плечо прострелило болью, мир перед глазами поплыл, и он едва не свалился на землю.
Похоже, составление планов стоило оставить брату.
— Мой принц! — рыцарь оказался рядом быстрее, чем мужчина осознал, что падает.
— Не называй меня так! — прошипел он. Оперевшись на правую руку, он легко спрыгнул с коня и отдал поводья искалеченному рыцарю. — Не здесь.
Он грустно взглянул на горную гряду, возвышавшуюся над их головами. Недалеко отсюда, у Принцевого перевала, прошла последняя битва восстания, уничтожившего половину его семьи.
Как же звалось это место? Замок Счастья? Что-то похожее…
От развалин Башни Радости веяло смертью. Когда Тайвин Ланнистер уничтожил Рейнов, он разрушил Кастамере до основания. Принц был там и видел руины, так же как и отведенное русло реки. Но здесь было страшнее. Это место почти что пахло гневом Эддарда Старка. Замок был уничтожен — если бы не оставшаяся скорбная богороща, нельзя было бы понять, что раньше здесь было хоть что-то. А кроме богорощи здесь не росло вообще ничего — должно быть, Старк велел посыпать землю солью. Только ветер, будто в насмешку — северный, играл с пылью и камнями.
Рядом, на горе, были выложены восемь курганов. В пяти из них покоились друзья Старка, еще два стали пристанищем для королевских гвардейцев. Ладонь принца медленно скользила по камням восьмого кургана — он отличался от остальных. Губы растянулись в пустой улыбке. Эртура Дейна не было под этой грудой камней — но кто же там был? Или этот курган сделан лишь для обмана? Почему он другой формы?
— Мой пр… Сир, — вовремя исправился рыцарь, — нам нужно идти дальше. Вас ждет дочь.
Дочь. Маленькая Лия, крепкая, дикая, дитя скорби и гнева, как говорила её мать. Ей уже семь лет, а он все не мог забыть женщину, в честь которой назвал дочь. Они были совершенно непохожи.
— Для кого сделан этот курган? — вопрос был так же пуст, как недавняя улыбка принца.
Минуту рыцарь размышлял, постоянно сжимая искалеченную руку. Этот человек был верен принцу, насколько вообще может быть верен воин, неспособный сражаться.
— Северяне делали такие курганы для мертворожденных, самоубийц и для безвинно казненных.
Кто же лежит здесь?
* * *
Армия Севера двигалась на юг по Королевскому тракту. Восемь тысяч пехотинцев и вчетверо меньше всадников. Джорах говорил, что армия увеличится втрое, но она не могла такого представить. Дейси почти всю жизнь провела на Медвежьем острове, все население которого едва ли превосходило это войско, и с трудом могла представить, что все они смогут сражаться одновременно.
В свои шестнадцать она уже неплохо представляла, что такое сражение — на остров иногда нападали железнорожденные и, куда чаще, приходилось сражаться с одичалыми. Дейси участвовала не меньше, чем в сорока схватках, её не рвало от вида разбросанных по земле потрохов и их запаха, а булавой она вполне могла перешибить молодую сосну, но ритм барабанов и звук тысяч марширующих сапог заставлял её сердце замирать, будто ей снова двенадцать лет и она впервые видит мужское тело.
По словам Джораха, они шли быстрым маршем, и это слегка разочаровало Дейси — отряд, с которым она выслеживала одичалых на материке, двигался почти вдвое быстрее. Армия каждый вечер разбивала лагерь, люди ставили палатку для мейстеров, шлюхи порхали между костров, мужчины пили и пели — это было совсем непохоже на молчаливые вечера, когда угрюмые воины кутались в плащи у костра и гневно смотрели в огонь, представляя, как будут рубить одичалых, напавших на деревню. Это было чем-то другим, чем-то великим, о чем будут петь южные барды, о чем матери потом будут рассказывать детям.
Дейси прислушилась — рядом едва слышно кто-то напевал:
— И вье-о-отся знамя с могу-у-учем зверем,
Он ска-а-алит на врагов клыки,
Вверх рве-о-отся пламя, лома-ая стены,
И кровь пьют острые клинки…
Низкий голос заставил её покрыться мурашками. Почему он не поет громче? Она как можно незаметнее подняла взгляд на певшего юношу. Прямые темные волосы доставали тому до плеч, карие глаза невидяще смотрели за горизонт, а мозолистые ладони небрежно держали уздечку. Её щеки покраснели — сама Дейси лишь недавно смогла сосредоточиться на чем-то, кроме попыток не свалиться с лошади.
Его звали Джори Кассель, и, кажется, он командовал гвардией Старков. Она знала, вечерами он берется не за выпивку, а за меч, и Джори очень хорош с мечом. А еще за ним первые дни хвостом ходил сын лорда Старка, десятилетний Джон Сноу, пока хранитель Севера не отправил бастарда помогать лекарям.
Этот Джон Сноу вообще был каким-то странным ребенком — почти все время молчал, не искал приключений, не заваливал воинов вопросами. Впрочем, Старки и должны быть такими.
Этим вечером Джори тоже тренировался. До Рва Кейлин оставалось лишь два дня пути, а значит, осталась половина пути до Гибельной Крепости, где будет армия всех королевств.
Первое путешествие на юг неожиданно пробуждало в памяти рассказы матери. Дейси не знала имени своего отца, но лишь потому, что его имя не знала и мать. Однако Дейси помнила все, что Мейдж когда-либо рассказывала про него — ее отец носил шпоры и соблюдал обеты, у него были длинные светлые волосы и голубые глаза, он хорошо пел, совершенно не умел танцевать. Умел драться на кулаках едва ли не лучше, чем мечом. Был родом с какого-то острова. Вдовец.
По словам матери, они встретились в Речных землях еще до того, как Безумный король обезумел. Отец ехал на север, мать — на юг. Он ввязался к драку на постоялом дворе и получил ножом в живот от её брата, лорда Медвежьего острова.
"Он был силен как Джон Амбер, только не так противен, — смеялась Мейдж, — Он оглушил этого дурня, Джиора, схватившегося за сталь, хотя мог и зарезать — так и привлек мое внимание".
Они ехали на юг искать ей жениха, но едва добрались до Харренхолла, как Мейдж поняла, что беременна.
Как и с отцом, шанса узнать дядю у неё не было — тот надел черное, как только Джорах стал достаточно взрослым, чтобы править островом, а это случилось еще до того, как она научилась говорить. Зато у нее был лучший кузен на свете — Джорах был ей и отцом и старшим братом, он учил её ходить под парусом и ловить рыбу, стрелять из лука и ездить верхом. Он, вопреки матери, взял Дейси с собой.
— Миледи? — Дейси поняла, что все это время пялилась на Джори Касселя. Она покраснела. Ведь даже не думала о нем, как она оказалась у его палатки?
— Сир?.. Кхм… — Дейси не могла понять, как к нему обращаться.
— Капитан Джори, — представился он.
Проклятье! Их же уже представляли! Теперь выглядит так, будто она забыла его имя. Лихорадочно пытаясь придумать, что сказать, она выдала первое, что пришло в голову:
— Та песня, что вы пели днем… как она называется?
Мужчина почему-то казался ужасно смущенным. Он как-то неловко убрал меч в ножны и сцепил пальцы в замок.
— Вы никогда не слышали ее, миледи? Это "Гибель Харренхолла".
Ему, кажется, вовсе не было дела до её смущения. Они молча шли мимо горящих костров и спорящих воинов, пока Дейси снова не заговорила.
— А вы можете спеть целиком?
— Конечно, но, боюсь, вы будете разочарованы. В этой песне хорош лишь последний куплет.
И Джори начал напевать. Тихо, так, чтобы слышать слова могла лишь она одна.
— Сорок лет великий Харрен,
Строил стены и рыл рвы,
Высок он, строен и коварен,
Но жить не суждено, увы.
Громадный замок легендарен,
Вот перед ним дракон стоит,
Но засмеялся гордый Харрен,
И молвил: "камень не горит".
И вьется знамя с могучим зверем,
Он скалит на врагов клыки,
Вверх рвется пламя, ломая стены,
И кровь пьют острые клинки…
— Боги, она, и правда ужасна! — засмеялась Дейси.
Ей хотелось сказать, что у Джори красивый голос, несмотря на песню, что, даже будь его голос похож на медвежий рев, он все равно отличный воин, но Дейси сказала то, что сказала, и теперь говорить о голосе было бы глупо, и…
— Вы ведь впервые будете сражаться? — спросил ее Кассель. И тут же попытался исправиться: — То есть я хотел сказать… впервые сражаться на войне. Да, — неуверенно закончил капитан гвардии.
— Верно, — пожала плечами Дейси, чувствуя, что смущение медленно исчезает, — я была ребенком, когда началось восстание.
Какая-то часть желала прорычать, что она уже много раз билась и знала смерть лучше многих, даже тех, кто вдвое старше нее. Но она не успела разозлиться, когда Кассель вновь ее удивил.
— Для меня это тоже впервые, — он сказал это таким тоном, что Дейси тут же поняла — он чувствует то же, что и она. — Я видел восстание, но биться там мне не доводилось.
Его взгляд подернулся печалью, и Дейси сразу вспомнила историю, уже ставшую легендой на Севере — об Эддарде Старке и его прекрасной сестре, о гибели смертоносного Эртура Дейна и могучего Белого Быка. Эту историю хоть раз слышал каждый житель Севера, но Дейси знала еще и имена всех северян, погибших в бою с гвардейцами. Лорд Виллам Дастин, оставивший жену бездетной вдовой, оруженосец Брандона Старка Этан Гловер, безвестный Тео Вулл, сир Марк Рисвелл. И Мартин Кассель.
Дейси почувствовала легкий стыд — для нее война была больше похожа на приключение, где она, быть может, сумеет узнать имя отца. Сейчас девушка смотрела на Джори, из волнения изводящего себя фехтованием, и понимала — тут каждый из них может умереть, даже ее могучий кузен, и, в отличие от схваток с одичалыми, мастерство может и не помочь.
Взгляд наткнулся на странные огни впереди, которые внезапно вызвали страх.
— Что это?
— Это те, с кем мы должны встретиться, — с видимым облегчением ответил Джори, — Люди Мандерли, Дастинов и Ридов.
После разговор увял, и Дейси, неловко помявшись, ушла в палатку.
Следующим вечером Джори предложил ей спарринг. С того дня они проводили вместе каждый вечер по пути в Близнецы. Дейси рассказывала ему о рыбалке и хождении под парусом, о немногих развлечениях на острове, а Джори в ответ делился историями из Винтерфелла, в большей части которых так или иначе появлялся Джон Сноу, которому оказалось вовсе не десять лет. Она и не ожидала, что этот угрюмый мальчик мог на пару с братом месяц изображать лесного призрака, наводящего ужас на Винтертаун, или попытаться ускакать к Стене, чтобы узнать, как выглядят снарки.
В какой-то момент Дейси поняла, что, слушая истории, держит его за руку, а в спарринге больше смотрит на мышцы его рук, чем на меч.
Поцелуй вышел странным — после боя пот заливал ей глаза, губы на вкус были солеными, а разгоряченные и побитые тела хотели большего. Когда его пальцы сладкими иглами впились в ее спину сквозь кожную броню, Дейси была готова оседлать его прямо на земле, не доходя до палатки, — но они не успели: в тот день армию Севера догнали силы Карстарков, Болтонов и Амберов.
Как оказалось потом, это был их единственный шанс. Когда они прошли Близнецы ее позвал к себе лорд Старк.
Дейси бросила заплетать косу, накинула кольчугу поверх рубахи, повесила на пояс булаву и легким бегом направилась к шатру хранителя Севера. Пока она бежала, коса полностью расплелась и вьющиеся волосы доставали до середины спины. В лагере не было обычной полувеселой суеты, сейчас людьми владела мрачная сосредоточенность — и Дейси могла понять, почему: до Сигарда осталось меньше двух дней, а дальше их путь шел вдоль берега, усеянного разрушенными деревнями, пожарищами и трупами. Первую такую они прошли сегодня утром.
Рядом с шатром, как и полагалось, стояло шесть гвардейцев, и в этот раз они не улыбнулись, увидев ее. Сбоку от шатра крутился Джон Сноу.
Внутри шатра она увидела почти всех лордов Севера. Огромный Джон Амбер первым бросился в глаза — он возвышался над всеми едва ли не на полтора фута, рядом с ним ледяной статуей стоял Русе Болтон, лорд Дредфорта и самый жестокий человек на севере. Взгляды обоих были сосредоточены на лежащей на столе карте. По другую сторону стола о чем-то спорили Эддард Старк и Рикард Карстарк, огромный Виман Мандерли тихо переговаривался с сыном. Дейси нашла взглядом Джораха — тот о чем-то говорил с Джори, но едва она подошла к ним, последний отошел, вежливо кивнув. Через несколько минут собрались все, и совет начался.
Дейси мало что понимала в стратегии и тактике, особенно когда дело касалось такого огромного войска, потому молча стояла за плечом Джораха, изредка пересекаясь взглядом с Джори, стоявшем рядом с лордом Старком.
Встрепенулась она лишь услышав свое имя — Дейси вместе с частью людей Мормонтов и Мандерли отправляли на Орлиный мыс, в то время как армия Севера продолжала двигаться к Гибельной крепости.
— Разве у Орлиного мыса есть корабли? — прошептала она на ухо Джораху.
Тот только покачал головой и слегка повел подбородком в сторону Эддарда.
— Вашим людям нужно будет заготовить провизию для поддержания осады на Харлоу, — Старк говорил даже не с ней — с сыном Мандерли, походившем на жирного тюленя с лицом ребенка.
Дейси сжала рукоять булавы — как учил Джорах, это должно было ее успокоить.
Она попыталась поймать взгляд Джори, но тот смотрел себе под ноги. Хотелось кричать. Выходит, пока он и Джорах сражаются, Дейси будет рыбачить и вялить мясо? Она поспешно сморгнула набежавшие слезы.
— Милорд, позвольте мне начать готовиться… — она поклонилась лорду Старку и, дождавшись его кивка, вышла из шатра, громко шепча: — К гребаной рыбалке.
Она не успела пройти и десяти шагов — что-то врезалось в ее ногу.
— Какого… — опустив взгляд, она увидела сидящего на земле Джона Сноу.
— Простите, миледи, — зло буркнул тот, вскочив на ноги. И тут же бросился бежать.
— Постой! — только и успела крикнуть она, когда мальчик скрылся среди шатров и палаток. Хотелось огреть себя чем-нибудь тяжелым. Ну что за день?!
* * *
Мужчина устало откинулся на кровать. Совет длился до поздней ночи — хоть они еще не присоединились к основным силам Роберта, двадцать пять тысяч человек и сами по себе грозная армия, а вместе с тем — огромная обуза. Голова гудела — в ней будто до сих пор стояли рев Джона Амбера и тихий, словно кинжал под шелком, голос Русе Болтона.
Боги, как Нед ненавидел войну! Он был уверен — четверть войска точно не вернется домой, тысячи матерей, жен и детей будут рыдать, или еще хуже — продолжать ждать своего мужчину с войны.
Он не знал, что хуже — грядущий запах гниения, дерьма и слез, неизменно покрывающий поле битвы, или обида в глазах шестнадцатилетней девочки на то, что ей не позволили убивать.
Проклятые кракены.
Железные острова были единственным королевством, никого не поддержавшим в восстании Роберта. Население островов всегда было маленьким, но нейтралитет позволил им сохранить много воинов. И теперь пылало все западное побережье.
Эддард не мог уснуть. Простыни пахли сыростью и плесенью, но это неважно — хранитель Севера был неприхотлив. Важно было то, что ничего в треклятом шатре не пахло как Кэт. И вместо легкого аромата жены Нед чувствовал другой, намного опаснее. Намного глубже. Одного только запаха хватило, чтобы сердце забилось чаще и заболело. Даже описать этот его у Неда не получилось бы. Сухой песок, морская вода и какая-то мистическая, неземная свежесть. Для него это был запах любви и вины.
Последний раз Нед слышал его, когда перед ним стояла на коленях самая прекрасная женщина Вестероса. В тот раз пахло еще и слезами.
— Оставь его со мной, прошу! — молила она, — Я буду любить его, как никто никогда не любил, я дам ему наше имя!
Он молчал.
— Я… я сделаю его лордом Звездопада, если пожелаешь, — она захлебывалась слезами и говорила быстро, будто боялась, что ребенок исчезнет прямо из рук. Меч ее великого брата валялся рядом, будто бесполезный хлам. — У моего брата все еще нет детей, я уговорю его сделать Джона наследником. Прошу, Нед!
Он молчал.
— Он будет любить тебя! — почти закричала она. — Он будет восхищаться тобой, клянусь! Как только он сможет поднять меч, он станет твоим оруженосцем! Нед… я умоляю тебя, оставь Джона со мной.
Обещай мне, Нед.
Боги, как же больно. По щеке скатилась слеза. Последняя, которую он себе позволил.
— Нет.
Ты сошла с ума.
Здесь, в Речных землях, он мог услышать этот запах лишь по одной причине — Эшара предупреждала его. Джон не должен был быть здесь.
Нет, Эддард Старк не верил в призраков, но это же, мать их, очевидно. Восьмилетнему мальчику нет места на войне, даже если он способен драться настоящим мечом.
Быть может, ему стоило остаться в Дорне? Там Джон мог бы быть счастлив — при условии, что его не отравила бы какая-нибудь мстительная мразь. Север мог защитить Джона от кого угодно, но не от самого севера. Смогла бы его защитить Эшара Дейн? Спасло бы это ее жизнь?
Это было неважно. Нед не мог оставить Джона в Дорне. Так же было и сейчас.
Когда Кэт и сир Родрик почти одновременно попросили его взять Джона с собой, Нед понял — придется. Его жена не хотела оставаться в замке с бастардом, особенно, когда тот как две капли похож на Неда. Особенно, когда об этом все говорили. Нед понимал. Он и сам не слишком хотел оставлять мальчика жене, уж слишком Джон ее боялся.
Родрик говорил, что Джон невероятен. Нед и так знал это — он видел, как Джон сражался в доспехах: неуклюже, медленно, но восьмилетнего Неда такой вес и вовсе бы обездвижил. И только слепец не увидел бы, как Джон каждый день закаляет себя.
Он не мог не взять его, но мальчику нечего делать на островах. Решение было простым — отправить Джона с Вилисом Мандерли на Орлиный мыс. Силы, отправленные туда, сражаться не будут — лишь охранять и заготавливать то, что потом заберут корабли Станниса Баратеона. Там Джон будет в безопасности.
Запах не исчез, но больше не тревожил его разум. Прикрыв глаза, Нед ощутил щекой призрачное касание тонких пальцев. Кэт…
Нед даже не представлял, что когда-нибудь сможет настолько полюбить женщину, и уж точно не мог представить, что эта женщина будет такой как Кэйтлин. В детстве он мечтал, что жена будет похожа на его сестру — дикая, непокорная, воинственная, но добрая.
Он даже встретил такую, когда бежал на Север от лап Эйриса Таргариена. Дочь капитана, спасшая его в бурю, когда корабль ее отца пошел ко дну. Она выловила его из моря в шторм, отогрела своим телом, а после добралась на дырявой лодке до Трех Сестер. Как же ее звали? Лема? Морана? Все, что Нед помнил о ней — шрам на груди, единственный, уродовавший ее тело. Неду нравилось целовать этот шрам, это всегда заставляло ее дрожать и покрывать его лицо поцелуями. Еще Нед помнил, что она не кривилась, когда он просыпался в слезах от кошмаров об отце и брате. Она исчезла, доставив его в Винтерфелл, и Нед никогда не жалел об этом — он не смог бы жить с подобием сестры, не после Башни Радости, а она никогда бы не смогла жить в замке и растить детей.
Еще до дочери капитана он любил Эшару Дейн — прекрасную дорнийку, способную затмить солнце и заставить звезды выть от зависти. Эшара была игривой и порывистой, но верной, быстрой на слезы, но сильной, наивной, но мудрой. Нед точно знал, что Брану она нравилась не меньше, и не понимал, для чего его старшему брату понадобилась девочка Веларион. Эшара, казалось, сошла с небес в одну из безлунных ночей — ее красота не принадлежала к этому миру, даже валирийцы с их таинственной внешностью рядом с ней походили на крестьянских детей. Ее черные волосы доходили до колен и неизменно блестели при малейшем свете, напоминая сталь их фамильного меча, а невероятные пурпурные глаза заставляли сердце Неда трепетать. И, все же, возвращая ей меч брата и забирая Джона, он не чувствовал ничего, кроме вины.
Кэт была другой. Её нельзя было представить держащей меч, как Лиану сидящей на веслах, как капитанская дочь, или танцующей в одиночестве, как Эшару, но Нед не мог представить никого другого в своем ложе. Кэт была тихой, верной, заботливой и благородной. Она была идеальна для него, разделяла почти все его суждения, всегда незримой тенью стояла за спиной, придавая сил. Кэт будто была его частью. Она даже приняла Джона — насколько это было возможно — и не спрашивала о его матери. Однако, несмотря на всю внешнюю мягкость, Нед знал — благодаря Оберину Мартеллу — в Кэт была сталь. В Кэт было все, в чем он нуждался.
Утро пришло невовремя — Кэт исчезла из его сна, молчаливо и быстро, а с ней ушел и сам сон.
Первым, кого увидел Нед, выйдя из шатра — после гвардейцев, разумеется — был Джон. Мальчик с угрюмой сосредоточенностью вращал в руках затупленный меч. Рубаха на нем уже была немного мокрой от пота — значит, он упражнялся уже давно.
— Джон? — Мальчик едва заметно вздрогнул. Он тут же опустил меч и поклонился — глубже, чем следовало.
— Отец.
Нед растрепал его волосы, вызвав удивленную улыбку.
— Добавляй шаги. Сражаются не только стоя на месте.
Улыбка мальчика стала еще шире, и он тут же принялся выполнять серию ударов, добавляя шаги. Нед с легкой улыбкой покачал головой.
— Нет, Джон. Ты должен помогать себе ногами, а не просто переставлять их.
Нед протянул руку, и Джон мгновенно вложил в нее рукоять меча. Нед был не слишком хорош с одноручным мечом, но Джон держал этот клинок двумя руками, потому Старк положил левую руку поверх правой. Он нанес несколько ударов, поворачивая и переставляя ноги так, что руками почти не пришлось работать.
— Вот. Понимаешь? — Джон медленно кивнул и попробовал повторить. Эддард невольно улыбнулся — меч был все еще слишком тяжел для мальчика и заставлял его делать лишние движения.
Они тренировались, пока лагерь не проснулся. Джон действительно был талантлив — он смог вложить силу ног в несколько ударов и, кажется, понял, чего хотел Нед. Но до идеала было еще далеко.
К Неду подошел Джори Кассель.
— Милорд, нам следует отправляться.
— Да, — быстро ответил Старк, — пусть мне и Джону приведут лошадей.
Видимо Джон услышал их. Джори еще не успел отойти, когда он прекратил размахивать мечом и подошел к Неду.
— Отец, спасибо за урок, — Джон поклонился. Щеки мальчика раскраснелись, а на лице сияла редкая улыбка. — Прости, что отвлек тебя.
Нед немного сжал плечо мальчика.
— Пойдем, Джон. Нам нужно поговорить.
* * *
Орлиный мыс был не похож ни на что из виденного Джоном на севере. Здесь росли березы с белыми стволами и зелеными листьями и ивы, чьи ветви были похожи на плети, а узкие листья напоминали кинжалы, а земля по ними, в отличие от усыпанной иглами земли волчьего леса, где мог расти лишь папоротник, поросла крапивой, ростом почти с Джона и жгучецветом. Еще здесь постоянно попадались ручьи и мелке речушки, берега которых заросли осокой, а каждый вечер опускался густой туман, не уходящий до утра.
Единственное, что нравилось Джону — здесь иногда встречались дикие яблони. Леди Кейтлин иногда рассказывала детям о Речных землях и всегда говорила, что ни в каком другом королевстве нет такого многообразия растений. Здесь были и северные страж-деревья, и кусты сирени, по словам мейстера, растущей в Просторе.
Ночи были влажными и прохладными, а днем солнце пекло так, что Джон на третий день перестал надевать кольчугу. Вообще, ему и носить-то ее не следовало, ведь он был лишь помощником лекаря, но весь поход он надевал кольчугу поверх рубахи — вес металла странно успокаивал. Теперь же, когда кольчуга лишь позвякивала в седельной сумке, он ощущал в теле непривычную легкость, но вместе с тем и беззащитность.
Помогая лекарю, он много чего видел: от повздоривших воинов, один из которых сломал другому руку, а тот всадил обидчику в ногу кинжал, и юноши пятнадцати лет, которому кто-то из охотников всадил стрелу в лопатку, до гангрены на стопе у одной из… сопровождавших армию женщин. Шлюхами он называть их не мог даже мысленно — одна из них могла бы оказаться его матерью. Насмотревшись на разные травмы, он чувствовал себя обязанным носить кольчугу, но лекарь сказал, что она мешает ему дышать и не позволяет расти. Джон не слушал бы его, но солнце нещадно нагревало металл, и это не давало ему дышать куда больше, чем вес.
Джона пугал туман. Ему все время чудилось, что из белой дымки вылетит стрела, стремясь пробить его грудь, или выпрыгнет какой-нибудь зверь, желающий перегрызть глотку.
Джон не предполагал, что окажется таким трусом. Несколько дней назад, когда еще отец был рядом, он не пугался тумана. А в Винтерфелле он, казалось, не боялся почти ничего — Джон несколько раз оказывался один в Волчьем лесу, но ни далекий вой, ни пробежавший мимо огромный олень не могли его напугать, здесь же хватало тумана и клекота чаек. Почему-то бастард был уверен — его брат бы не испугался, уж точно не птичек. И не женщины, которая даже не была его матерью.
Сейчас Робб, наверняка, затевал новую шутку, чтобы развеселить погрустневших сестер. Интересно, он ходит за голубикой к полянке, которую Джон ему указал? Сводным сестрам нравилась голубика.
Перед глазами предстала измазавшееся лицо Арьи с широкой улыбкой. Она всегда ему улыбалась. В груди неприятно заныло. Арья не хотела, чтобы он уезжал. Когда Джон рассказал сестре о том, что едет с отцом на войну, она лупила его маленькими кулачками и плакала, пока он не опустился на колени и не прижал ее к себе. Как же он скучал по маленьким ручкам, обхватывающим его шею.
Зачем вообще было уезжать? Отец все равно отослал его туда, где никто не сражается. В этот раз он представил холодное лицо леди Кейтлин с сурово поджатыми губами. Она сейчас правила Винтерфеллом вместо отца. Джон уехал потому, что боялся ее. Он охрип от страха, когда просил ее поговорить с отцом, и даже здесь, в тысяче миль от нее, он все равно боялся.
Потому что Джон — трус.
И все же что-то тянуло его назад, в Винтерфелл. Наверное, тоска по Роббу и их развлечениям или воспоминания о нежных мгновениях с сестрами. Несмотря на то, что Санса на два года старше сестры, с Арьей таких мгновений было больше. Намного.
Джон почувствовал, как щеки горят, когда вспомнил один из таких.
Он тогда сверзился с сосны, в кровь разодрал лицо и едва не сломал ноги. Если бы кольчуга не зацепилась за сук, мог бы и весь переломаться. В Винтерфелл Джон пришел под вечер и думал поспать и утром пойти к мейстеру — отец тогда был со знаменосцами, и благополучие бастарда мало кого волновало.
В своей комнате он обнаружил сидящую на кровати Арью.
— Ты дрался? — восхищенно спросила она.
— Нет. Упал, — Джон сбросил с себя кольчугу и, даже не подходя к чану с водой, плюхнулся на кровать, — Иди спать, Арья, — Джон еле поднял ноющую руку, чтобы потрепать сестренку по голове, — иди.
Вместо того, чтобы встать, она наклонилась и облизала его ободранную щеку.
— Волки зализывают раны, — пропищала Арья, лизнув висок.
Вот ведь… Сам научил.
Джон против воли улыбнулся и дотронулся до щеки, порезы на которой сошли целую луну назад.
Нет, он вернется в Винтерфелл лишь с отцом. Отец говорил, что мужчине не пристало менять решение.
— Эй, малец! — Джон обернулся на крик и едва успел поймать летящее в него… яблоко?
— Спасибо! — махнул он Ларгу.
Ему Джон еще у Рва Кейлин лечил руки — тридцатилетний лучник на спор выхватил из костра головешку.
Джон запомнил многих людей, но почти все они ушли вместе с отцом. Из тех, кто был здесь, он знал лишь Ларга, лекаря Квентина и нескольких женщин. Женщины эти ему не нравились — каждая из них считала своим долгом посюсюкать с мальчиком, при этом даже не зная его имени. Джон думал, что если он позволит им нянчиться, это оскорбит его мать. К тому же он уже носил кольчугу, а значит, достаточно взрослый, чтобы его не трепала за нос каждая попавшаяся женщина.
— Джон, верно? — раздался рядом женский голос.
Повернув голову направо, он увидел, что с ним поравнялась всадница. Темные волосы, булава и медведь на щите. Дейси Мормонт.
— Да, миледи, — он коротко поклонился. Джон хорошо помнил, как эта девушка сбила его с ног одним пинком. Ну, она хотя бы знала его имя. — Джон Сноу.
— Я Дейси, — улыбнулась она. А потом как-то резко покраснела. — Я хочу… э-э-э… должна извиниться. Там, у шатра лорда Старка. Я была очень расстроена и не заметила тебя. Прости.
Девушка говорила скомканно, но Джон чувствовал искренность этих слов. Она не пыталась насмехаться над бастардом, как большинство благородных детей, бывавших в Винтерфелле. Бастард, в отличие от законных детей, был безопасным.
— Все в порядке, миледи, — спокойно проговорил Джон, — вы мне не повредили.
Она расслабленно засмеялась. Её смех был удивительным, а сама улыбавшаяся девушка была похожа на большую кошку. Если бы Джон видел хоть раз сумеречного кота, мог бы ответить точно.
— А я еще не верила, что Старки сделаны изо льда.
— Я не Старк, — хмуро пробормотал Джон. Я этого не заслужил. Еще нет.
— Верно, — легко согласилась Дейси, — Ты Джон Сноу из Винтерфелла, сын Эддарда Старка.
Прежде, чем Джон придумал, что ответить, она ускакала вперед.
Этим вечером лекарь отпустил его раньше обычного. По словам Квентина, чем ближе они подбирались к железнорожденным, тем меньше оставалось дури в головах у солдат. Джон, пусть ему и было восемь лет от роду, хорошо понимал солдат. Чем ближе они подходили к берегу, тем чаще встречали пожарища вместо деревень. За три последних дня они не встретили ни одного человека. Живого человека. Мертвых было много. Железнорожденные не удосужились их похоронить, поэтому кроме морской соли пахло гнилыми телами. Этот запах пропитывал одежду, забирался под кожу и вызывал рвоту.
Джону было сложно спать. Днем его разум не слишком беспокоила картина разрушенных селений — хотя, впервые увидев растерзанный животными труп и услышав его вонь, он едва удержал содержимое желудка внутри — но ночью они стояли перед глазами, а в клубах тумана все походило на трупы и руины. Вместо сна он сидел у костра, швыряя нож в землю. Втыкался.
Сейчас Джон не знал, чего в нем больше, страха или гнева, знал только, что он должен оказаться рядом с отцом. Джон мог точно сказать — рядом с отцом он не испугается смерти.
Он услышал шаги, только когда она подошла на длину копья. Наверное, охотница. Или разведчица, не зря же ей поручили командовать обороной. После Виллиса Мандерли она была вторым человеком в отряде. Если, конечно, полторы тысячи человек можно назвать отрядом. Увы, более подходящего слова Джон не знал.
— Привет, Джон Сноу.
Он хотел было вскочить, но девушка махнула рукой.
— Добрый вечер, леди Мормонт, — пробормотал Джон, вглядываясь в огонь.
— Говорила же, я Дейси, — обезоруживающе улыбнулась она.
Джон почувствовал, как что-то теплое расползается у него в груди.
— Я бастард, а вы дочь лорда Мормонта и мой командир, — все еще тихо, но уже четче проговорил он. — Я не имею права называть вас по имени.
Крепкая рука схватила его за плечо и развернула, заставив упереться взглядом в Дейси. Поскольку Джон был сильно меньше нее — в грудь Дейси. Джон понял, что лицо начинает пылать, и рывком поднял голову. Взгляд леди Мормонт не обещал ничего хорошего. Что он сделал не так?
— Я не дочь Джораха, — прошипела она ему в лицо. — Он мой кузен. Я даже имени своего отца не знаю.
Глаза Джона расширились. Получается, она… но как тогда…
— Так вы тоже… — Джон замолчал. Он не хотел называть ее бастардом. — Рождены вне брака? — нашел он выход.
Дейси долго смотрела на него, а потом опять улыбнулась.
— Молодец, волчонок, — Джон замер от такого обращения, и Дейси растрепала ему волосы. Почти как он Арье, — На Медвежьем острове нет бастардов.
— А я не знаю имени матери, — зачем-то сказал Джон.
Дейси не ответила.
Следующим вечер она снова пришла к его костру.
— Хочешь, плавать тебя научу? — сказала Дейси вместо приветствия.
Джон только покачал головой. Он легко переплывал Желудевую реку.
— Я умею плавать, — со знанием дела выговорил он.
— Нет, не умеешь, — она уселась на бревно рядом и похлопала его по плечу.
Джон чуть не свалился на землю.
— Умею, — Джон плавал каждый день с шести лет.
— Не умеешь, — Дейси снисходительно улыбнулась.
Он чуть не утонул, когда был вдвое младше. Джон очень хорошо помнил, как сильно тянула вниз мокрая одежда, как в горло вливалась ледяная вода, как грудь стягивало холодным обручем.
— Да ты даже не видела меня в воде! — взорвался он.
— И не нужно, — с той же улыбкой на лице ответила Дейси, — ты не был в море.
На следующий день они встали лагерем в лесу, рядом с устьем небольшой реки. По словам недовольной Дейси, больше двигаться они не будут.
Она действительно взялась учить его плавать: выносить руку из воды, а не грести под собой, правильно дышать, нырять, работать ногами. Джон понял, что действительно не умел до этого плавать.
Теперь он с раннего утра шел тренироваться, как в Винтерфелле, с полудня помогал лекарю, а вечером, когда Квентин отпускал его, приходил к морю. Дейси не всегда могла учить его, но спустя десять дней он мог уже учиться и сам.
Джон не считал себя слишком умным — иначе бы не забыл, что у лорда Мормонта нет детей — но по праву гордился скоростью, с которой учился: Джон понял, чего хотел от него отец, когда учил делать удары с перемещениями, и уже сейчас мог худо-бедно повторить все движения, что ему показал лорд Старк. Так же быстро он учился и плавать — главное было рассекать телом воду, делать мощные гребки и правильно дышать. Как раз с последним у него и были проблемы — вместо того, чтобы поворачивать голову, Джон задирал ее. Запрокинув голову, он едва мог вдохнуть, а ноги тут же уходили вниз.
Поэтому сегодня он вместо того, чтобы плавать, просто дышал в воде, зайдя в море на несколько ярдов.
Глубокий вдох ртом — выдох носом под водой. Вдох — выдох. Вдох-выдох.
Морская вода была холодной, но не такой ледяной, как в любой северной реке. В ней Джон, приученный к холоду, мог продержаться несколько часов. Глубокое дыхание, как и говорила Дейси, дарило спокойствие и забирало страхи. Сейчас, наполовину погруженный в воду, Джон не боялся ни мертвецов в тумане, ни леди Кейтлин, ни одиночества. Почему же он так боялся остаться один, когда был на суше? И почему он не чувствовал себя одиноким, сидя перед огнем или размахивая сталью?
Джон решил выйти, только когда ноги начали неметь от холода. Он слишком увлекся. Взглянув на небо, мальчик увидел сияющую луну, наполовину прикрытую облаками, и россыпь звезд. Он глубоко вдохнул и опустился в воду, чтобы вынырнуть у самого берега.
Одевшись, Джон оглянулся на море. Ночью оно казалось почти черным, как озеро в богороще. Лунный свет терялся в прибрежном тумане, превращая его в светящуюся пыль. Арье бы понравилось. И Сансе тоже.
Взгляд Джона зацепился за дерево, стоящее посреди моря. Голое, без сучьев, веток и листьев. Одно, два, семь… Это же мачты! Мальчик перестал дышать, вслушиваясь. Плеск. Много плеска, Джон никогда столько не слышал. Наверное, они идут на веслах. Но почему они молчат? Почему не подали сигнал? Почему пришли ночью?
И зачем они входят в устье реки?
Джон вспомнил, как Дейси ругалась, когда Виллис Мандерли приказал не ставить посты у моря: "До лагеря больше мили, какой от них толк?"
"Определенно, толк был бы", — подумал Джон, несясь по лесу. Хорошо, что кольчуга осталась в его палатке — она звенит так, что слышно за милю. Меч крепко держался за спиной — сир Родрик говорил, что так его неудобно доставать, но только за спиной он не мешал бегу. Тем более, взрослый меч был слишком велик для бастарда.
Одежда прилипла к мокрому телу, но Джон дышал легко, а усталости в ногах почти не было. Чем дальше он бежал, тем меньше вокруг было света. Джон бросил взгляд за спину — луна полностью скрылась за облаками, оставив его в полной темноте.
Джон споткнулся о корень и распластался по земле. Мальчик замер. Шагов слышно не было. Голосов тоже. Им же нужно еще высадиться, так? Он поднялся и, стараясь не создавать шума, бросился бежать дальше.
Лицо горело — видимо, пока падал, острекался крапивой. Руки тоже. Джон спотыкался еще шесть раз, прежде чем вбежать в подлесок, где не было корней.
Наконец, пробежав густой подлесок, Джон вылетел прямо на часового.
— Эй! Ты кто? — густым, спокойным басом спросил мужчина.
— Там корабли, — тихо ответил Джон, махнув за спину, — не знаю, сколько.
— Но сигнала не было, — растерянно пробасил часовой.
Рука в латной перчатке сжала горн, висящий на груди.
— Не было, — мотнул головой Джон, — и не будет.
Стрела пробила голову стражника прежде, чем тот успел ответить. Верзила завалился на землю, чуть не накрыв собой Джона. Горн упал к ногам мальчика.
* * *
Мужчина стоял, широко расставив ноги. Ветер был несильным, море — спокойным, и стоя так он мог бы даже спать. Со стороны он походил бы на статую. Уже несколько часов Давос Сиворт вглядывался в берег и не мог понять, что же его беспокоит. Дыма было не больше, чем должен создавать лагерь, на море не было ни одного корабля, а на берегу не шел бой.
И все же что-то было не так. Давос не выжил бы, если бы не знал приметы — почти всю прошлую ночь полная луна была скрыта облаками, это не предвещало ничего хорошего. Его старший сын бы лишь посмеялся, скажи Давос подобное при нем. А принц Станнис прислушался бы.
Полная луна была удачей для мореплавателей, а безлунье — для пиратов, но когда полная луна скрывалась посреди ночи… Давос не знал, нравилось ли это пиратам, но контрабандисты гибли именно в такие ночи.
Принц Станнис отправил его сюда, вместе с дюжиной кораблей, чтобы забрать припасы для осады. Давос хотел взять с собой воинов, если железнорожденные их перехватят, но Эддард Старк остановил его. "В этом нет нужды, сир. Вы привезете нам не только пищу, но и несколько сотен свежих людей." На кораблях должно быть достаточно места для воинов Старка.
Луковый рыцарь не мог понять, почему лорд Старк не нравился Станнису. Когда будущий принц умирал от голода в осажденном Штормовом Пределе, именно Эддард Старк снял осаду, не убив ни одного человека. Давос думал, что хранитель Севера просто неприятный человек, но он оказался первым лордом, после Станниса, который не относился к Сиворту с презрением. К тому же лорд Старк походил на Станниса характером куда больше, чем король Роберт.
Чутье не подвело Давоса — на берегу, где река впадала в море, лежали тела воинов. Много тел.
Когда корабли подошли к устью, горнист трижды протрубил, но ответа не было. Люди замолчали — был слышен лишь скрип палубы, крики чаек да плещущиеся о борт волны.
Горнист протрубил еще раз.
Сейчас, казалось умолкли даже чайки. Пальцы сжали ладанку на груди.
— Дай сюда, идиот! — раздался с берега раздраженный женский голос.
Море всегда далеко разносит звуки.
Из леса, хромая, вышла обладательница голоса. Местами слипшиеся волосы походили на гнездо, а на лице даже за сотню ярдов была видна кровь. Правая рука воительницы сжимала перемазанную кровью булаву.
Она подняла горн и трижды протрубила. Длинный-короткий-длинный. Давос облегченно улыбнулся.
— Верны в нужде! — крикнул он.
Девушка казалась удивленной, а потом рявкнула в ответ:
— Здесь стоим!
Мормонты. Как и говорил лорд Старк.
Вечером, когда погрузка почти закончилась, Сиворт сидел у костра вместе с единственными высокорожденными в этом лагере. Виллис Мандерли развалился в специально вынесенном кресле, а Дейси Мормонт, умывшаяся и расчесавшая волосы, сидела рядом с Давосом на бревне. Её левая нога была перевязана в двух местах, и девушка держала ее прямой.
Днем он не дал бы ей больше тридцати, но теперь, даже несмотря на то, что леди Мормонт была выше него, Сиворт был уверен — воительнице нет и двадцати лет.
— Выходит, железнорожденные незаметно подобрались почти на расстояние выстрела?
— Верно, сир, — леди Мормонт недовольно взглянула на Виллиса, — у нас не было стражи у моря.
Давос улыбнулся, глядя в огонь. Он помнил время, когда его жена была такой же вспыльчивой и горячей, как эта девушка. Возможно, даже горячее — иначе у него не было бы шестерых детей. Слишком давно он не видел Марию — Давос сопровождал принца в Браавос, а когда вернулся, началось восстание. Сам Станнис успел лишь мельком увидеть жену и даже не передал подарок своей дочери.
Подняв взгляд от костра, он понял, что его собеседники снова спорят.
— Раз уж вы не мертвы, ваши патрули все же принесли пользу.
— Наши патрули обделались, — с кровожадной улыбкой прорычала леди Мормонт, впившись взглядом стыдливо молчащего Виллиса.
— Выходит, вы встретили железнорожденных в кроватях?
Она рассмеялась и отхлебнула из меха, лежащего у на коленях.
— Ха! Кальмара им в портки, а не мою кровать!
Ее щеки раскраснелись, а язык начал заплетаться. Девушка сплюнула на землю. Либо она была уже пьяна, либо ей дали маковое молоко.
— Наши задницы спас восьмилетний мальчик. Во-он тот, — она указала рукой на несколько костров, горевших недалеко.
Рядом с ними стояли, сидели и лежали раненые. Десяток лекарей, мужчин и женщин, суетились между ними. Среди лекарей был и мальчик, он перематывал тряпками руку какого-то здоровяка. Будто почувствовав, что на него смотрят, он поднял голову и взглянул Давосу в глаза.
Отчего-то Сиворту показалось, что этот мальчик старше сидящей рядом Дейси Мормонт.
Мальчик обратился к одному из лекарей, и вместе они направились к Давосу.
— …Поднял тревогу, затрубив в горн убитого стражника. Я говорила, что нужно ходить, мать их, тройками, но у нас же мало людей! — леди Мормонт вновь огрызнулась на уже уставшего от разговора Виллиса Мандерли.
С удивлением Давос увидел на спиной подошедшего мальчика рукоять меча. Опухшее лицо ребенка было в нескольких местах покрыто зеленой мазью. Мужчина — вернее, старик — рядом с ним был одет в мантию, похожую на мейстерскую.
— Миледи, — скрипучим голосом заговорил старик, — вам не следует много пить. Вино разжижает кровь.
— Я и не пила! — возмутилась девушка.
В этот момент заговорил мальчик. И Давос готов был поклясться, этот голос не принадлежал деревенскому ребенку.
— Дело не в вине, — он указал на плевок у ее ног. Слюна была красной.
— Кислолист… — пробормотал лекарь.
— Леди Мормонт, — ребенок положил руку на плечо девушки, — вам нужно поспать. Вы не спали два дня.
— И чья же это вина, а, Джон? — она игриво ударила собеседника.
— Вам нужны будут силы, — продолжил мальчик.
— Как прикажешь, мой герой, — под пораженными взглядами окружающих леди Мормонт на мгновенье прильнула к губам ребенка, а потом поднялась пошатнувшись.
Джон жутко покраснел — это было видно, даже несмотря на мазь и отсветы костра, — и отшатнулся от нее.
Давос поднялся с бревна и взял опьяневшую воительницу под руку.
— Позвольте помочь, — Сиворт опустил взгляд на мальчика. — Ты можешь проводить нас к ее шатру?
— Д-да, милорд, разумеется, — тот встряхнул головой и быстрыми шагами пошел вглубь лагеря.
Они шли молча, если не считать леди Мормонт, распевавшую "Гибель Харренхолла". Лагерь был небольшим, но грамотно поставленным — костры были отдалены от шатров, а шлюхи от воинов, а тропы между ними не воняли солдатским дерьмом.
Шатер Дейси Мормонт оказался, на удивление, невелик. Давос остановился у входа, позволив Джону завести её внутрь, и тут же об этом пожалел.
— Вот мы и вдвоем, мой герой…
Что-то рухнуло и разбилось, раздался всплеск и возмущенный писк, а потом все стихло. Давос хотел уже зайти, когда леди Мормонт вновь заговорила, уже куда разборчивее.
— Почему он ушел, Джон?
— Я не…
— Прямо как мой отец…
— Спокойной ночи, миледи.
— Не уходи, — тихие шаги приблизились к Давосу, — я же сказала, останься!
— Простите, — уже выходя, пробормотал покрасневший до корней волос мальчик.
Давос тепло улыбнулся.
— Джон? — с интересом спросил он. Уж слишком взрослым был этот мальчик. — Без второго имени?
— Джон Сноу, милорд, — ребенок опустил глаза.
Выходит, бастарды действительно быстрее взрослеют.
— А я Давос. Давос Сиворт.
Джон резко вскинулся и вгляделся в лицо моряка, вызвав у того еще более широкую улыбку.
— Тот самый? — осторожно уточнил мальчик. — Луковый рыцарь?
— Да, меня так называют.
Несколько вдохов Джон держался, а потом, как и положено ребенку, затараторил:
— Мой отец рассказывал о вас. Вы правда привезли тысячу стоунов лука прямо под Штормовой Предел?
— Я плохо считаю, но тысячи стоунов там бы не набралось, — улыбаясь, ответил Давос. — Ты правда затрубил в горн убитого стражника, чтобы поднять тревогу?
Мальчик почему-то смутился и что-то пробормотал о том, что кричать было тише, чем трубить.
— Какую награду ты хочешь?
— Награду?
В голосе Джона Сноу не было ни радости, ни предвкушения. Давосу показалось, промелькнула даже злость.
— Я служу принцу Станнису Баратеону, — медленно объяснил он. Когда-то ему объясняли так же, — он говорит, каждая служба должна быть награждена. Чего ты хочешь?
Глаза мальчика вдруг загорелись, и Давос понял, что услышит раньше, чем Джон Сноу заговорил.
— Я хочу отправиться с вами.