Топот сотни сотен лошадей и крики тысяч мужчин заглушали все другие звуки, которые только могли быть в степи. Мальчик мчался на жеребце — почти жеребенке — позади всех, глотая пыль, но все равно был горд. Ему лишь одиннадцать лет, но отцовские колокольчики вплетены в его косу не просто так — он уже выиграл свой первый поединок, и не с другим ребенком, а со взрослым всадником, чья коса доставала до середины спины, а сейчас он первый раз участвует в бою.
Там, впереди, во главе орды, скачет его отец, сильнейший из всадников, скачет единственный кровный всадник его отца, старик Кохолло, и, что против всех обычаев, скачет его мать, в отличии от остальных всадников вооруженная коротким копьем.
Мхаро тысячу раз слышал эту историю — когда его мать впервые в кхаласаре взялась за оружие, всадники ее освистали, но отец его отца, кхал Бхарбо, лишь рассмеялся. Ей тогда было лишь пятнадцать, а его отцу и вовсе двенадцать, но оба они ростом превосходили взрослых всадников. В тот день пять всадников бросили вызов его матери и все пять в тот день расстались с косами. Увидев это, его отец тоже бросил ей вызов — и сумел победить. В тот же день он покрыл ее, и, по словам матери, тогда Мхаро и был зачат.
Полгода они преследовали кхаласар, на который сейчас напали. Один из кровных всадников того кхала убил кхала Бхарбо и взял в рабыни его жену, мать Дрого. Она тоже не была дотракийкой. Мазорра, так ее звали, рассказывала Мхаро истории о ее родном городе далеко на севере, где высокие люди живут в каменных домах на берегу мертвой воды и ездят по ней на деревянных конях. Мать Мхаро часто с ней спорила — ее родина была далеко на юге, за каменными горами, красным песком и мертвой водой, и там жили самые высокие люди в мире, которыми правила женщина, а не мужчина.
Отец часто говорил Мхаро, что тот должен стать лучшим всадником из всех, что ездят на лошадях, что когда-то было пророчество, что сын кхала и огненной женщины покроет весь мир, и что в его матери так же много огня, как в солнце.
— Ты станешь кхалом кхалов, — часто говорили его родители.
Наконец, кхаласары столкнулись. Мхаро слышал крики и ржание даже на расстоянии полета стрелы. Он подогнал своего коня и поскакал по дуге, чтобы зайти врагам в бок, и увидел, что за ним скачут десятки всадников.
Наконец он встретился с врагом. Аркх другого всадника описал дугу, Мхаро в последний момент уклонился и выбросил руку вперед, концом своего аркха ужалив врага в горло. В коня сбоку врезался другой конь, но жеребец Мхаро был еще мал и оказался сбит. Мхаро едва успел соскочить с него и лишь чудом не оказался раздавлен. Он набросился на следующего всадника, разрезал ему ногу, стянул с седла и вспорол живот. Затем запрыгнул на чужого коня, развернул его и бросился в бой. Вокруг кричали и хрипели другие всадники, ржали, умирая, лошади. Мхаро пропустил один удар, порезавший левое плечо, затем второй — в левый же бок, но нанес в десять раз больше. Шестнадцать, — запомнил он число. Шестнадцать всадников он убил.
Потом на них обрушились стрелы. Одна пробила его икру и грудь лошади, пригвоздив их друг к другу. Лошадь обезумела. Мхаро взвыл от боли.
Взбесившаяся от боли лошадь несла его прочь от битвы, и Мхаро не мог ее развернуть.
Мне нужно в бой.
Он обломил древко стрелы и спрыгнул с коня на скаку. Он прокатился по земле, отшибая ребра и вцепившись в аркх. Спина болезненно хрустнула.
Мхаро попытался встать на колени — мир перед глазами кружился, и он рухнул лицом в землю.
"Мне нужно в бой", — вновь подумал Мхаро и заставил себя подняться. Он закричал, когда наступил на левую ногу, пробитую стрелой. Услышав чужой крик, Мхаро обернулся и едва успел упасть в сторону, уходя с пути лошади без всадника. Желудок сжался, и Мхаро вырвало на покрытую кровью траву. Чтобы снова подняться, ушло вдвое больше времени.
Мне нужно в бой.
Он отразил удар проскакавшего мимо всадника и припал на колено. Почему руки движутся так медленно? Мхаро почувствовал, как пальцы немеют. Солнце было в зените, но почему-то Мхаро стало холодно.
— Мне нужно в бой, — пробормотал он, пошатнувшись.
Аркх врага блеснул на солнце. Мхаро отпрянул назад, щеку обожгло болью. Он закрыл лицо руками. Что-то теплое стекло по щеке. Отведя дрожащие руки, он понял, что не видит правым глазом.
"Нет, — подумал он, чувствуя, как руки перестают слушаться, а в глазах — в глазу — темнеет, — Мне нужно биться".
Первым, что он услышал, был плач.
Мхаро лежал. Сил говорить или даже открыть глаза не было. Он чувствовал боль по всему телу, словно его переехали на лошади — а может, так и было. Он чувствовал острую, нестерпимую боль в одной ноге и онемение в другой, чувствовал ноющие ребра и сломанные пальцы, чувствовал порезы на руке и на боку, но самое болезненное — его лицо невыносимо жгло.
Он попытался открыть глаза — получилось лишь наполовину. Мхаро увидел заплаканное, опухшее лицо матери, и это придало ему сил.
— Что случилось?
— Тъего! — Мхаро знал это слово. "Сын" на языке его матери.
Это было единственным, что она сказала — мать снова залилась слезами. Почему она плачет, он ведь жив? Мысли путались.
— Мы победили?
Мать кивнула, не переставая плакать. Она взяла его здоровую руку и осыпала ладонь поцелуями.
— Прости меня, Тъего. Надо было быть рядом с тобой.
Но я жив.
Сердце Мхаро сжалось.
— Отец?
Мать заплакала еще сильнее.
— Он… он ушел, Мхаро. Ты больше не кхалакка. Ты больше не всадник.
Он нашел в себе силы приподняться. Правая нога была неправильно изогнута в бедре. С такой на лошадь не сесть.
* * *
Джейме медленно опустился в ванну, стараясь не тревожить плечо. Хотя ванной это не назовешь — огромное корыто, в котором могли бы разлечься Григор Клиган, его брат Сандор, служащий Серсее и все равно для Джейме осталось бы место. Впрочем, он не был уверен, что Клиганов устроила бы ванна с водой, а не с кровью.
Плечо укололо болью, Джейме прошипел ругательство сквозь зубы и неловко плюхнулся в это несчастное корыто. Как же он ненавидел быть раненым. Последним, кто сумел пустить ему кровь, был Улыбчивый рыцарь, безумный ублюдок, который мог биться на равных с Мечом Зари. С тех пор прошло больше десяти лет. За это время разве что Роберт умудрился сломать ему палец на турнире в честь рождения Джоффри — но схватку Джейме все равно выиграл. Да и не сравнить распухший палец с арбалетным болтом, насквозь пробившем плечо. Боль, стесняющая каждое движение, была в новинку. Пекло.
Джейме откинул голову назад и рвано выдохнул. Теплая вода расслабляла уставшие мускулы и очищала мысли. Жаль, рядом не было Серсеи — в детстве они иногда купались вместе… Одни из лучших его воспоминаний об Утесе Кастерли. Почти все они были до смерти матери — не то чтобы Джейме был сильно к ней привязан, но ее любил отец, и после ее ухода… Ланнистеры не делают глупости. Плечо болезненно дернулось.
Джейме усмехнулся. Он всегда усмехался, даже наедине с собой. Было нечто забавное в том, что никто из людей ничего о нем не знал, даже любимая сестра. Наверное, потому его и боялся почти каждый, кто не был идиотом, безумным храбрецом или Ланнистером. Да и те иногда пугались, когда видели его улыбку. Действительно, что может прийти в голову первому мечу Вестероса, к тому же убившему своего короля? Даже этот свирепый дурень, король Роберт, его опасался. Тех, кто не опасался, можно пересчитать по пальцам, и с каждым годом их число уменьшалось.
Но Джейме хотел не этого. Те, кто боялись его, не были ему интересны и едва ли заслуживали чего-то, кроме презрения.
Джейме мало интересовал страх — он даже не знал, что это такое. Пожалуй, больше всего подходило то чувство тошноты, когда он убил короля, но оно было таким мимолетным, что и запомнить не вышло.
Джейме хотел уважения, но не тех, что его боится, а тех, кто нет. Он понял это в Королевском лесу, когда Эртур Дейн поднял его с колен и назвал рыцарем. Этот человек мог бы одолеть Джейме двумя взмахами меча, будучи связанным и незрячим, но Меч Зари уважал его. Интересно, что бы он сказал Джейме, если бы не погиб у Башни Радости в бою с северянами? Смог бы он понять убийство короля ради людей — или ради отца? "Или ради себя", — послышался в голове голос Старка.
Джейме невольно вспомнил кровавый кошмар, который он увидел в шатре Дейси Мормонт. Девять мертвых мужчин валялись на земле — большая часть вовсе не одним куском. Единственный живой стонал, держась трясущимися руками за живот — рядом лежали его кишки. На кровати лежала девушка, что-то бормотавшая в полубреду, а рядом, покрытый кровью, похожий на демона Старк обнимал своего сына. Джейме сделал шаг внутрь, и что-то неслышно хрустнуло у него под ногой. Это были пальцы. Он выругался, и оба Старка подняли на него глаза — абсолютно одинаковые даже в темноте. Возможно, то странное наполовину восхищение, скрутившееся у него в животе и заставившее сильнее сжать рукоять меча, было страхом?
Он отстал от Старка всего на десяток вдохов. Большая часть мужчин не успела бы надеть штаны. Этот убил десятерых. На самом деле, как позже выяснилось, семерых — троих убил мальчишка — но это мало что меняло. Это должно было быть восхитительно. Не убийство — Джейме не был Клиганом — но сражение. Он не помнил, видел ли хоть раз Старка в бою, но он видел в бою Геральта Хайтауэра, Джонотора Дарри, Освелла Уэнта — каждый из них стоил в бою пятерых — и, конечно же, Эртура Дейна. Все они были мертвы после встречи со Старком. Он должен был быть хорош.
Но Джейме не чувствовал опасности, глядя на него — это было очень странно. Во всех лучших бойцах он чувствовал силу, мог предсказать их стиль по поведению и движениям. Белый Бык, как и Гора, и Роберт Баратеон, и Джон Амбер, был чудовищно силен, хотя и не так огромен, и эта сила была видна в каждом движении, в том, как он не замечал веса булавы или легко поднимал даму во время танца. Джейме, сам будучи сильнее большинства людей, легко замечал эти признаки. Сандор Клиган был яростен, каждое его движение было резким, будто он дрался даже когда пил эль, и он был не слабее, чем Джейме. Ливен Мартелл, когда двигался, походил на змею — как и его племянник, Оберин, и часто развлекал своих братьев, жонглируя клинками. Эртур Дейн двигался плавно, чем очень походил на браавосийских водных плясунов — так же было и с его стилем боя, хотя Джейме до сих пор не мог понять, как можно так ловко сражаться в доспехах и с двуручным мечом, будучи ростом в пять с половиной футов. Большая часть остальных хороших бойцов, которых он видел, не превосходили Джейме ни в ловкости, ни в силе, ни в скорости — но он все равно видел в них бойцов, даже когда доспехи сменялись разноцветными кафтанами или крестьянскими рубахами — бывало и так. В Старке он этого не видел. Тот был сильно ниже Джейме, и его движения не были движениями человека, посвятившего себя сражениям, а в шагах не было ни грации, ни скорости.
Интересно, если бы в тот день в тронном зале он не отошел бы от престола, а поднял меч, кто бы вышел победителем? Как много мог бы Джейме понять, просто скрестив со Старком клинки. Интересно, сразись они, Старк начал бы его уважать?
А убей он короля годом раньше? Он был бы казнен вместо Брандона и Рикарда? Назвал бы его Старк тогда "Цареубийцей"? Джейме вновь усмехнулся.
Он хорошо помнил тот день, когда Эйрис окончательно разрушил шаткий мир. Пять сотен человек были в тронном зале — лучшие рыцари королевства, могущественные лорды, мудрейшие мыслители — и все они, проклятые трусы, молчали. Были слышны лишь смех короля и гул дикого огня. И хриплое дыхание Старков. Ни Рикард, ни Брандон не позволяли себе кричать — один стонал сквозь сжатые зубы, другой пытался дышать с удавкой на шее, и их глаза не отрывались друг от друга. У Джейме тогда едва не заслезились глаза, Барристан Отважный неотрывно смотрел в пол, Белый Бык, лорд-командующий королевской гвардией, сжимал рукоять меча, а десница короля деревянно улыбался, обтекая потом. И все они боялись издать хоть один звук. Кроме одной из фрейлин, почти девочки, на лазурном платье которой был вышит костяной дракон. Джейме не помнил ее лица, но очень хорошо запомнил голос — когда Брандон упал на колени, она кричала так громко, так дико, что ничего кроме этого крика не было слышно. Когда Эйрис приказал найти предательницу — именно тогда Джейме впервые ослушался его приказа.
Тогда он еще не начал носить улыбку, так пугавшую всех вокруг. Тогда он был честным глупцом, умолявшем короля позволить ему сразиться с лордом Рикардом.
Джейме поднялся, и вода стекла по его телу, заставив задрожать от холода — в этом Старк уж точно его опережал. Даже под проливным дождем хранитель Севера не дрожал. Он быстро натянул штаны из овечьей шерсти и такой же жилет — пока он был ранен, доспехи носить не стоило. Впрочем, рана его уже почти не тревожила, чтобы ни говорили мейстеры.
— Лансель! — дверь распахнулась, и десятилетний мальчишка оказался перед ним в одно мгновенье. Он выглядел ровесником бастарда Старка, хотя и был выше на полголовы. Тут одно из двух — либо бастарды и правда быстро взрослеют, либо все Старки просто угрюмые ублюдки.
— Позови лекаря и принеси мои доспехи, — Джейме взглянул на штаны и поморщился, — и подходящую одежду.
Едва он прибыл в Ланниспорт, отец приставил мальчика к Джейме как пажа, но назвал оруженосцем. Мальчик дрожал, стоило только на него не так взглянуть, и плакал, если ронял доспехи. Какой, к иным, оруженосец? Он был тверд как глина и обладал храбростью воробья. Джейме не был уверен, что Лансель в состоянии взглянуть на рану, не запачкав штаны. Он сам стал оруженосцем в одиннадцать, но никогда не был таким мягким. Если дядя Киван хотел сделать сына похожим на Джейме, следовало учить его сражаться, а не петь.
В дверь, которая так и осталась открытой, зашла женщина с перекинутой через плечо сумкой. Что ж, Лансель хотя бы был расторопен. Женщина покосилась на ванну, затем на раненое плечо.
— Милорд, вы не мочили рану? — ее тон напомнил ему тетю Дженну, когда-то таскавшую его за ухо.
— Я не лорд и не дурак, — улыбнулся Джейме.
Ему нравились те, кто с ним не заискивал — если они при этом его не презирали. Карие глаза потеплели.
— Позволите?
Не дожидаясь ответа, она подошла так близко, что Джейме мог разглядеть ее ресницы, и начала изучать рану — ей даже наклоняться не пришлось. Ее грудь была меньше, чем у Серсеи, но все равно почти касалась его руки. Долго. Что может быть настолько интересного в дырке?
— Стрела? — улыбнувшись, поинтересовалась она.
— Болт, — на широком лице женщины отразилось непонимание. — Арбалетный.
— А-а-а. Стрела.
Усадив Джейме на стул, она сперва облила рану вином, потом помазала чем-то, а после начала обматывать чистой тканью. От нее пахло потом и дымом, серые волосы щекотали его руку. Её пальцы были длинными и нежными. Рана ныла, но сейчас боль приносила наслаждение. Джейме прикрыл глаза и криво улыбнулся. Он слишком долго не видел Серсею.
— Как вас зовут-то? — спросила она, закончив.
— Джейме Ланнистер.
— Цареубийца? — она отшатнулась, будто он превратился в дракона.
Джейме снова усмехнулся.
— Зовут и так, если не слишком умны, — он поднялся, и она отступила еще на два шага.
Женщина открыла рот, но так и не заговорила. Где-то внутри Джейме ощутил разочарование. Все, кроме его семьи, либо боятся его, либо презирают, либо боятся и презирают.
Услышав лязг и грохот, Джейме мгновенно повернулся к двери. Лансель. Разумеется, Лансель.
Глаза женщины расширились, когда она увидела золотые доспехи. Джейме перевел взгляд на нее.
— Можешь идти.
Она выбежала, едва не сбив Ланселя.
Каким бы напуганным и бесполезным ни был его кузен, одеть доспехи он сумел, и довольно ловко. Быть может, он просто боится крови? Тирион боялся, пока ему не исполнилось пятнадцать. Как он только спал с Тишей? Джейме вздрогнул от этой мысли. Едва ли не единственный поступок, за который ему стыдно. Нет ни одного человека в мире, который мог бы его шантажировать и не лишиться жизни — кроме отца. И Серсеи, но она никогда не заставляла его делать то, чего он потом стыдился.
Плечо ныло под доспехами, но это можно было терпеть. Он взглянул на Ланселя. Король собирал военачальников через четверть часа, но Джейме не было в их числе — рана была лишь предлогом, это лишь еще один способ унизить его. Роберт отказывался признать, что боялся его, но стыдился этого страха. Когда Джейме его впервые увидел, он и подумать не мог, что этот великан окажется таким мелочным говнюком. Ему, вообще-то, нравился Роберт, пока отец не сказал, что тот женится на Серсее.
Джейме заставил себя говорить серьезно.
— Ты будешь присутствовать на совете. Это большая честь. Не говори, если тебя не спросят. Делай то, что тебе скажут. Не смей сжиматься, как сейчас. Ты Ланнистер.
Закончив, Джейме вернул на лицо легкую ухмылку. Будет забавно видеть лица Баратеонов и Старка, когда он войдет в шатер.
Но ни одного из них в шатре не оказалось, зато там были почти все верховные лорды. Посреди шатра стоял сосновый шестиугольный стол — надо же до такого додуматься — у каждой стороны стояли по три стула. Очевидно, одна сторона для одного королевства. Тайвин Ланнистер сидел спиной ко входу, напротив мест короля. Рядом с отцом сидел дядя Киван, о чем-то тихо рассуждая, и Григор Клиган. Мейс Тиррел, индюк из Хайгардена, сидел между Рендилом Тарли и Бейлором Хайтауэром — ну, хотя бы его вассалы умели воевать — они были слева от отца. Справа представлял Речные земли Хостер Талли вместе с сыном и одним из выводка Фреев, а Долину — справа от короля — Джон Аррен, старый десница, Джон Ройс и… да, разумеется. Черная Рыба, младший брат Хостера Талли, герой войны Девятигрошовых королей и восстания Роберта.
Отец поднял глаза и коротко кивнул — он ожидал, что Джейме придет. Ланнистеры должны быть выше всех остальных. Привести Ланселя было правильным решением. Джейме обошел стол и сел на стороне короля, поставив туда четвертый стул. На вопросительные и возмущенные взгляды он ответил ухмылкой. Отец кивнул еще раз, в его глазах мелькнуло одобрение.
Лорды не успели вернуться к разговорам, когда в шатер вошли северяне. Эддард Старк, Русе Болтон и незнакомец с белым солнцем на груди — северные дома никогда не интересовали Джейме. И мальчик — тот самый бастард.
Болтон и неизвестный молча заняли свои места, а вот Старк обвел всех своим обычным хмурым взглядом и остановился на Джейме. Тот насмешливо посмотрел в ответ. Разговоры смолкли.
Этот человек хоть когда-нибудь проявлял чувства? Отец и Станнис никогда не улыбались, но по их лицам можно было видеть недовольство или раздражение — лицо Старка было лицом ледяной статуи. Всегда. Это раздражало.
Ухмылка расползлась по лицу, больше напоминая оскал. Давай же, Старк. Нападай.
— Если вы недостаточно оправились, чтобы стоять, вам не стоило приходить, — сказав это, Старк отвернулся и пошел к своему месту, будто Цареубийца больше не имел значения.
А у волка все-таки есть зубы. Улыбка превратилась в оскал.
"Посмотри на меня. Посмотри на меня, Старк! Бойся или презирай! Меня нельзя не замечать".
Джейме перевел взгляд на отца. Напряженные скулы, губы, сжатые в тонкую линию. Тайвин едва заметно повел подбородком в сторону Горы. Джейме уже хотел подняться, когда заговорил Хостер Талли.
— Что это значит, Нед? — Рыжий мужчина с сединой в волосах поднялся и кивнул на мальчика, который встал рядом с Ланселем. — Что здесь делает это отродье?
Джейме увидел ухмылку на лице Ланселя, так походившую на его собственную. Лицо бастарда, однако, оставалось ледяным, разве что взгляд опустился.
— Он будет виночерпием, и это воля короля.
Даже Джейме услышал в ледяном голосе предупреждение. Почему не услышал его Талли?
— Сперва ты опозорил мою дочь, породив бастарда, потом унизил ее, привезя ублюдка в Винтерфелл и назвав сыном, заставлял ее терпеть его присутствие, а теперь ты хочешь…
Талли говорил с Эддардом, но смотрел на бастарда, и тот с каждым словом все ниже опускал голову. Ухмылка Ланселя становилась все шире. Это неправильно.
— От этого мальчишки было больше пользы, чем от твоего сына, рыбий лорд, — весело заметил Джейме, — он хотя бы не застрял членом в шлюхе, когда все сражались.
Послышались смешки. Хостер посмотрел на него убийственным взглядом, но Джейме лишь поднял бровь. Эдмур покраснел и уставился в пол, как только что смотрел в пол бастард — а бастард и Лансель одинаково удивленно смотрели на Джейме.
— Принеси мне выпить, — тихо проговорил Клиган, обращаясь к бастарду.
Даже сидя он возвышался над мальчишкой на два фута. Взгляд отца не обещал ничего хорошего.
Вот же дерьмо.
— Пусть бастард обслуживает северян, — Джейме заставил голос звучать брезгливо, — Лансель, принеси выпить сиру Григору.
"Никогда не пытается развязать узел, если может его разрубить" — кажется, так про него говорил Тирион. Едва ли он сказал бы так сейчас.
— Милорды, — Джейме кивнул всем и никому, бросил взгляд на нового виночерпия и вышел из шатра как раз вовремя, чтобы разминуться с королем.
Лансель выбежал за ним.
— Вернись назад. Скажи мальчишке, чтобы зашел в шатер Королевской гвардии сразу после совета.
Плечо снова заныло и кошмарно зачесалось под доспехами. К счастью, шатер гвардии рядом.
Снимать с самого себя доспехи с больным плечом оказалось куда сложнее. Он не успел управиться к моменту, когда бастард пришел и уже готов был порвать завязки к Иным — видимо, в чем-то Тирион был прав.
А вот Лансель так и не появился.
Мальчик молча подошел к Джейме и принялся распутывать завязки.
— Как тебя зовут?
— Джон Сноу, сир, — ответил он, не отвлекаясь.
— Скольких ты убил, Джон Сноу?
Взгляд мальчика стал жестким.
— Трех. Двух. Не знаю, что с третьим.
Выходит, кишки кальмару выпустил ты.
— И тебя не вырвало? Не было стыдно? Не захотелось убежать, когда убил первого? — Джон поднял на него расширившиеся глаза, и Джейме насмешливо закончил: — Мне интересно, насколько ты на меня похож.
Если в серых глазах и был страх, он исчез.
— Да, я убил его, — зло выплюнул Джон, неотрывно глядя на Джейме. — Черного, в кольчуге и с мечом в руке, убил куском дерева, убил — потому что он пришел туда убить Дейси.
Выходит, некоторые Старки умеют злиться.
— А Хостера убить не захотел? Талли?
Злость пропала, будто ее и не было. Джон покачал головой, снимая панцирь.
— Он сказал, что я бастард. Я — бастард, — мальчик пожал плечами.
Если бы кто-то начал говорить про Джои Хилл то, что Талли говорил про Джона Сноу, он бы заканчивал фразу с мечом в животе. Насколько сильно этот мальчик себя презирает? Как скоро презрение станет гневом? Джейме едва не рассмеялся. Ты мне должен, Старк.
— Я не знаю, кто твоя мать, и мне плевать. Она может быть шлюхой из Эссоса или высокородной леди. В тебе видно твоего отца даже больше, чем в нем самом. Благороден, как он, непогрешим, как он. И глуп, как и он, — к удивлению Джейме, когда он произнес последнюю фразу, Джон схватился за меч. Неужто мальчик вообще не боится? — Не приближайся к Клигану, он тебя покалечит. Иди.
Все еще сжимая рукоять меча, Сноу подошел к выходу и откинул полог.
— Сир. Спасибо.
Ну точно Старк.
* * *
Пайк был последним, что осталось у железнорожденных. Он держал морского короля за яйца, война заканчивалась, но Грейджой был слишком упрям, чтобы принять это. Роберт лично вел людей, выбивая железнорожденных со скал, а Станнис встретил их на море, когда кальмары попытались бежать на Соленый Утес. Виктарион Грейджой, как и Эурон, где-то скрывался, но в одиночку он так же опасен, как его женушка. Серсея, пожалуй, даже опаснее — одни боги знали, что у этой стервицы может быть на уме.
Но, несмотря на гордых и хитрозадых львов, упрямого болвана Станниса, война заканчивалась — и Роберт чувствовал, что снова становится пустым. Какой прок быть сильнейшим из людей, если самое тяжелое, что ты поднимаешь — треклятый кубок из мирийского стекла?
Битва — вот для чего он был рожден. Доспехи были его любимой мантией, молот — лучшим из украшений, кровь и пот были его духа́ми, боевые кличи — сладчайшей песней, а предсмертные хрипы — самой родной колыбельной. Потому он и любил северную волчицу — она была такой же. Красота есть у многих, но лишь она могла взять лук и попасть вепрю в голову с полусотни ярдов. Ему до сих пор снились битвы — как победы, так и поражения. Других снов Роберт не видел с тех пор, как бился впервые. И война с железнорожденными тоже будет являться ему во снах, король знал это.
Совет раздражал его. "Должно уважать высоких лордов, ваша милость", — так сказал Джон. Но как их уважать, если половина уже забыла, с какой стороны держать меч? Проклятье, Нед и Станнис, этот угрюмый правдоруб, были единственными, кто говорил по делу — но они почти всегда молчали, и даже от виночерпия было больше пользы, чем от Мейса Тиррела. И как, к Иным, виночерпием оказался еще один Ланнистер?
Хотя второй виночерпий был куда интереснее. Бастард Неда. Роберт видел его лишь один раз, в Королевской гавани, и тогда Нед не дал даже подойти к мальчику. Сейчас Джон — так его звали — был копией Неда, каким Роберт его впервые увидел. Разве что паренек был повыше и пострашнее. Еще бы, убить трех кальмаров в восемь лет! Барристан узнавал — правда. Если старик и молчаливые сестры, занимавшиеся телами, не ошиблись, то одного мальчик прикончил долбаной палкой. Впервые услышав об этом, Роберт был в восторге.
— Останься, Нед, — сказал Роберт, когда лорды покидали шатер. Сир Барристан замер за его правым плечом.
— Ваша милость, — он коротко кивнул бастарду, которого куда-то тащил мальчик-Ланнистер и снова повернулся к королю.
— Сядь, — фыркнул Роберт, — Ты тоже сядь, Селми. Твоего сына нужно наградить, Нед.
— Вы уже наградили его, светлейший.
— Дать ему кувшин и сделать слугой — не награда. Я прав, Барристан?
— Служить королю — великая честь.
Роберт почувствовал раздражение.
— Тогда на следующем совете вино наливать будешь ты. Польщен?
— Я награжу Джона, ваша милость, — заговорил Нед, вновь не дав Роберту разойтись, — так, как посчитаю нужным.
И оба они слишком напоминали ее. Он едва помнил ее лицо, Нед и Лианна не были близнецами, но, Роберт мог поклясться, этот мальчик походил на нее так же сильно, как Джоффри был похож на Цареубийцу.
— Назови его Старком, что за проблема? — Сын его брата был таким же доблестным, как и отец. Какая награда могла быть почетнее, чем носить это имя? — Я узаконю его. Если твоей жене это не понравится, отправь парня к Джону, пусть его воспитает тот же человек, что и нас.
— Эта награда пропитана отравой. Он не Старк. И он останется со мной.
О, он знал этот тон. Так же Нед разговаривал, когда Роберт пытался затащить его в бордель.
— Хорошо, пусть остается бастардом. Пусть станет оруженосцем. Этот желтый котенок, как там его — Ландель? — стал, а твой сын нет? Посмотри, Нед, перед тобой лучший рыцарь в Семи королевствах. Ему ты бастарда доверишь?
— Он останется со мной, Роберт. Со своими братьями и сестрами. Джон не поедет в это змеиное гнездо. Бастарда там ничего не ждет. Он — мой, и мне решать, какой будет награда.
Пальцы сжались с такой силой, что подлокотники жалко треснули. Она мой сестра, Роберт. Она останется со мной.
— Барристан, выйди.
Десять вдохов молчания были самыми неудобными в его жизни.
— Ты не говорил о ней, Нед, — Ты не позволил мне даже взглянуть на нее, — Она ведь была жива, да?
Роберт не узнавал свой голос.
— Была. Она умерла с моим именем на устах, — Лицо Неда окаменело, — И этого никто не знал.
Ну конечно, Нед, ты не задал бы этот вопрос.
— Паук знает свое дело. Расскажи мне, Нед. Ты знаешь, я любил ее. Прошло достаточно времени. Она… она страдала? — Мог ли король звучать так жалко?
— Ей было плохо, Роберт. Я думаю, ей сказали про отца и Брана. Я помню ее маленькой худышкой, но она была еще меньше и тоньше. На лице были царапины — нет, их оставил не Рейгар — думаю, она сама. Она истекала кровью.
— Ее ранили?
— Она истекала кровью. Лиа… даже не сразу поняла, что это я, но нашла силы улыбнуться. "Большой брат" — так она звала меня, хотя я всегда был меньше Брана. Она спросила, правда ли Эйрис убил их — "Нет, — я сказал, — они скоро поправятся". Лиа всегда знала, когда я лгал. Она спросила, мертв ли Эйрис — и я ответил. Она сказала, что ей страшно. "Не бойся", — ответил я. Она сказала, что не хочет умирать. "Ты не умрешь", — пообещал я. Она вцепилась в мою руку, словно это я был при смерти. Ее ногти были черными и сломанными, пальцы распухли и посинели — ей было больно держать меня. "Прости меня", — прошептала она. Я сказал, чтобы она не смела закрывать глаза — но когда она меня слушала? Я сказал, что мне нечего прощать. "Спасибо, Нед", — ответила она — и улыбнулась.
Нед замолчал. Роберт никогда не видел его слез — не видел и сейчас, но его глаза блестели. Рейгар должен был умереть тысячу раз за это.
— Я разрушил Башню Радости, Роберт. Если бы я встретил Рейгара, клянусь, я оторвал бы его голову зубами, — он говорил все так же тихо, но Роберт чувствовал клокочущую ярость в его голосе.
Та же ярость до сих пор жила в груди короля. Слова Неда должны были разбудить ее, но вместо этого успокоили.
— Она говорила… — обо мне, — что нибудь еще?
Роберт чувствовал, будто его легкие наполняются песком. Так было в Королевской гавани, когда ему сказали, что у него больше нет невесты. Ты все еще дышишь, но будто уже утонул.
— Говорила, но эти слова предназначались только мне, — голос Неда был осколками льда. — Больше не спрашивай меня о ней, Роберт.
Не спрашивая позволения, Старк вышел из шатра.
Роберт с размаху треснул стулом о стол. Сломались и то, и другое. Барристан оказался в шатре мгновенно.
— Вина! — рявкнул ему король, ломая еще один стул.
Он выпил весь принесенный мех за один раз, жадно глотая, не обращая внимания, что вино льется на бороду и пачкает дорогой камзол, потом бросил этот мех в грудь мальчику и потребовал еще. Перед глазами ему виделось лицо Рейгара Таргариена, мертвенно-бледное и ухмыляющиеся, чудился смех Безумного короля, которого он ни разу не слышал и звон колоколов Каменной Септы.
Он попытался выхватить меч и встать, запутался в ногах и едва не упал, но нашел опору на чьем-то плече. Снова Нед помогал ему.
— Нам надо спасти ее, Нед, — прошептал Роберт, пытаясь стоять самостоятельно, — Этот… этот ублюдок где-то спрятал ее, я знаю. Я хочу вернуть свою невесту.
— Вам надо поспать, ваша милость, — сказал Нед голосом Барристана, — завтра мы отправимся на поиски.
Мир закружился, и Роберт обнаружил, что лежит, а над ним стоит его брат в серебряных доспехах и с седыми волосами. Роберт ухватил его за руку.
— Я убью его, Нед, клянусь, — прорычал он, чувствуя, как сознание уходит — его и всех, в ком течет его кровь.
— Вы уже их убили, светлейший, — Нед говорил голосом, полным ледяного гнева. Почему он злится?
Роберт вспомнил.
— Верно, убил. Но где же она? Я хочу вернуть ее, Нед. Где она?
Ему снился бой на трезубце, где в доспехах Рейгара сражалась девушка.
На следующий день он проснулся лишь после полудня и с ужасной головной болью. Совет могли бы провести и без него, но во взгляде Джона и так было достаточно разочарования — еще немного, и старик может умереть, а у него жена на сносях. Нехорошо получится, если ребенок уже родится сиротой.
Голоса лордов звенели в его голове. Он старался, честно старался прислушиваться.
— Мы могли бы построить осадные башни на кораблях и подойти с моря… Самый быстрый способ лишиться флота… Ночной штурм, вот что нам поможет, говорю вам… Возьмем их измором… Только если ваши люди научились бегать по воде… Бейлон будет сидеть там до зимы…
Спокойный и жесткий голос Тайвина заставил остальных замолчать.
— Мои люди построили полсотни требушетов. Мы можем обстреливать Пайк, пока от него не останутся одни руины.
Согласный гул вызвал еще один приступ боли, и Роберт едва не лишился завтрака.
— Лорд Тайвин, все мы знаем о вашей склонности к уничтожению замков, — жестко проговорил Джон, — Но вы не можете…
Тут перед Робертом поставили кубок. Он выпил его двумя глотками, лишь потом поняв, что это вовсе не вино. Вода, лед и лимон — вернее, лимон, лед и вода, настолько кислым было это пойло, но голова очистилась, а завтрак остался в желудке. Обведя взглядом людей он увидел едва заметную насмешку в глазах Неда — ну конечно, чей еще бастард осмелился бы дать королю воду вместо вина. Значит ли это, что вчерашний разговор забыт?
— Ваша милость? — на него зачем-то смотрела половина совета. Ах да, Пайк.
— Будет штурм.
Кто-то попытался что-то сказать, и Роберт грохнул ладонью по столу — на этот раз дубовому.
— Через два дня их стены должны быть пробиты, лорд Тайвин.
Старый Лев кивнул.
— Что ты там шепчешь, ублюдок?
Роберт в ярости повернулся к сказавшему это, но Хостер Талли смотрел не на него — на бастарда, что-то говорившего на ухо Неду. Мальчишка на мгновенье казался растерянным, но потом Нед кивнул, глядя на сына с улыбкой, которую Роберт никогда не видел.
— Водоросли плохо горят, милорд, — Хостер открыл было рот, но мальчик не дал ему начать говорить, — но дыму от них столько, что солнца не видно, и пахнет он как… плохо пахнет.
— Ты, видно, много их нюхал, что решил об этом говорить на совете короля, — Рендил Тарли смотрел на мальчишку с презрением и гневом, — как водоросли нам помогут взять замок?
— Люди лорда Тайвина построили полсотни требушетов, — ответил тот.
Роберт расхохотался.
* * *
Столько дыма он еще никогда не видел. Да и вряд ли хоть кто-нибудь видел — казалось, что Пайк целиком сделан из дерева и целиком горел. Даже два дня спустя из крепости поднимался неровный дымок. Он даже слышал, как несколько солдат уверяли одного рыцаря, что это Торос из Мирра поджег замок колдовским огнем при помощи пылающего меча — быть может, сам жрец тоже так думал. Возможно, про него сочинят несколько песен, которые будут потом распевать в южных замках.
Жрец действительно заслужил свою славу — он первым ворвался в пролом в крепостной стене, не обращая внимания на дым и поджигая защитников своим мечом. Джорах Мормонт отстал от него ненамного, но его мало кто заметил — Длинный Коготь, пусть и был из валирийской стали, гореть не умел.
Они сумели посеять панику, и когда Роберт вместе с принцем Станнисом и солдатами Западных земель пробили ворота, исход боя был решен. Самого Неда бой свел с Григором Клиганом — они сражались едва ли не спиной к спине, но удовольствия в этом было мало — этот безумный великан дважды чуть не зарубил Старка, оставалось надеяться, что случайно. Не то чтобы в сражениях было много чести, но в том, как сражался Клиган, чести не было вовсе — сдававшихся он убивал даже яростнее, чем сражавшихся, а когда бой закончился, Нед нашел поваренка, разрубленного надвое — точно как принцесса Элия.
Еще одним героем стал Джейме Ланнистер — что ж, в сравнении с Горой он и правда казался таковым. Цареубийца вместе с Джори Касселем захватил Морскую башню и приволок Бейлона в чертог, где уже стоял Роберт Баратеон, покрытый копотью, кровью и солью.
— Он предатель, — сказал Станнис, которому лекарь зашивал рану — один из железнорожденных сумел пробить панцирь и топор вонзился принцу в грудь, к счастью, неглубоко, — его следует казнить. Если они здесь так поклоняются Утонувшему богу, отправь его на дно.
— Кого я предал? — Бейлон стоял прямо, сложив руки на груди и подняв голову. — Не помню, чтобы Грейджои присягали Баратеонам.
Мормонт, чья кузина едва не погибла на этой войне, был в ярости, когда король пощадил Бейлона, но это было справедливо, как и взять заложника.
Теон был мальчишкой двенадцати лет, худым и пугливым, но отчаянным — по словам Джори, когда солдаты ворвались в его комнату, мальчик кинулся на них с ножом. Тайвин хотел взять его на воспитание в Утес, но Нед смог уговорить Роберта отдать Грейджоя в Винтерфелл.
С Джоном Теон пока не встречался, но это и к лучшему, оба они сейчас слишком злы на мир.
Перед отплытием, в Лордспорте, когда Нед вместе с Теоном и стражей уже шли к кораблю, на него набросилась — иначе не сказать — девушка. Лет четырнадцати, вся в прыщах и с острым лицом. Она едва доходила ему до плеча.
— Возьмите меня, лорд Старк! — крикнула она, оттолкнув одного из гвардейцев, — Оставьте Теона! Оставьте!
Её хотели схватить, но Нед остановил гвардейцев. Она подошла к нему почти вплотную.
— Пожалуйста, — выдавила она, будто это слово жгло ей глотку, — Он должен остаться здесь.
Оставить мальчика он не мог, но позволил им вдоволь попрощаться. Теон, до этого державшийся гордо, поднялся на корабль угрюмым, с дорожками слез на щеках. Когда корабль отплывал, девушка все еще стояла на пристани.
— Иди к маме, Аша! — зло крикнул Теон.
Его голос сорвался, когда он кричал имя сестры.
— Тебе самому бы еще мамкину титьку сосать, — произнес один из гвардейцев. Раздались смешки.
Я тоже плакал, когда прощался с сестрой, и голос у меня был тоньше.
— Теон, ты, верно, разбираешься в кораблях получше нас, и воды эти знаешь.
Мальчик рвано кивнул.
— Будешь капитану помогать — читать карту, выбирать путь, заменять, когда он спит, — лица всех на палубе вытянулись, — А он, — Нед указал на шутника, — на время плавания твой стюард.
На лице Теона появилось бледное подобие улыбки.
Нед отвернулся. "Увидим, — подумал он, — сколько в тебе от лорда, а сколько от пирата".
Каюта была маленькой, но Нед, воспитанный солдатом, в такой чувствовал себя лучше. Стойка, куда можно повесить броню и оружие, сундук с одеждой, стол, стул и кровать — даже больше, чем нужно.
На корабле таких кают было еще три — в одной поселился Джори, в другой Теон, последняя предназначалась для Джона, но он попросил позволения плыть с Мормонтами.
Джон очень привязался к Дейси, а Джорах стал одним из его героев, когда сам король посвятил Мормонта в рыцари прямо на поле боя. Нед надеялся, что среди героев Джона и для него найдется место. С того нападения железнорожденных Джон не смотрел ему в глаза дольше двух вдохов.
Нед слишком хорошо помнил, как медленно разжимал маленькие пальцы, намертво вцепившиеся в меч, как обнимал мальчика, не обращая внимания на вонь десятка трупов, и повторял ему — и себе — что все хорошо. Что было бы, опоздай он на десяток вдохов? Роберт, напомнивший о смерти Лианны, совсем не помог.
Корабли прибыли в Ланниспорт через два дня. Его встретил Тиггет Ланнистер, один из братьев Тайвина, наименее неприятный Неду — и, что важнее, с ним были Мормонты и Джон, тут же подошедший к Неду. Старк положил руку на плечо мальчику, и Джон Сноу улыбнулся.
На Теона, однако, он смотрел враждебно, и Грейджой отвечал взаимностью.
Нед покачал головой — сейчас было не до того, помириться они могут и в Винтерфелле.
Ланниспорт был уже почти восстановлен, во всяком случае, пересекая его, Нед не увидел ни разрушенных зданий, ни нищих попрошаек.
Тиггет отвел Неду и Теону роскошные покои, но Джона хотел поселить с солдатами. Неда это разозлило сильнее, чем он ожидал — Джон едва не погиб, он, по крайней мере, заслужил, чтобы им не пренебрегали. Еще больше его разозлила покорность Джона.
— Отдайте Джону покои Теона, а ему отведите комнату рядом с моей — в конце концов, он мой стюард.
Насмешливая улыбка исчезла с лица Грейджоя, а вот глаза Джона зажглись надеждой.
В Ланниспорте они пробыли почти луну — столько заняли подготовка к турниру и сам турнир. Старый лев явно вознамерился превзойти тот, что прошел десять лет назад в Харренхолле. Схватки пешими, общая схватка, выступление акробатов их Эссоса, конные сшибки, огненные танцоры, состязания лучников… Даже Джон и Теон смогли в нем поучаствовать — железнорожденный занял третье место среди стрелков, а Джон вылетел после третьего круга, хотя не слишком расстроился — он носился, приставал к акробатам и плясунам, дрался с местными мальчишками на палках, будто и не было войны, а руку он разодрал, лазая по деревьям, а не сражаясь за жизнь.
Это хорошо.
Роберт, наконец, представил Неду своих детей, златовласых и зеленоглазых. Джоффри, пятилетний мальчуган, уже умел танцевать, хотя за меч, даже деревянный, еще не брался. Он был высок для своего возраста и гибок, но в глазах мальчика Нед видел неуверенность. Мирцелла, годовалая улыбчивая девочка, понравилась ему гораздо больше.
Турнир выиграл Джорах Мормонт, победив в последний день Бронзового Джона, Бороса Блаунта и Джейме Ланнистера и прямо на ристалище попросив руки Линессы Хайтауэр. Сансе наверняка понравится эта история.
На прощальном пиру было столько блюд, что можно было бы накормить половину Севера. За восемь лет, проведенных дома, он успел забыть, насколько богаты земли к югу от Перешейка. Барды, одеты в пестрые, режущие глаз костюмы, играли на инструментах, названия которых Нед никогда не знал и пели песни, которых он никогда не слышал. Платье каждой женщины стоило дороже рыцарских доспехов…
— Ты выглядишь растерянным, Нед.
Обернувшись, он увидел отеческую улыбку Джона Аррена.
— Не больше, чем когда смотрел на Долину из Орлиного Гнезда, — тогда он и правда думал, что превратился в птицу.
— Твой кровный сын здесь?
— Нет, — в отличие от Грейджоя. У Джона не было подходящей одежды, но главная причина в том, что Нед не хотел оставлять его без присмотра в одном зале с Тайвином Ланнистером.
— Хорошо, — Джон положил руку ему на плечо, — Я хотел поговорить.
— Ты знаешь, Джон, я всегда буду рад твоим советам, — отчего ты кажешься таким неуверенным?
Джон вздохнул и будто постарел на десять лет. Улыбка померкла.
— Я единственный здесь достаточно стар, чтобы помнить Старого Льва молодым. И единственный, кто скажет тебе это.
— О Тайвине Ланнистере? Я знаю, что он опасен. Я видел.
Красные плащи, кровь на полу тронного зала и тела, маленькие и обезображенные.
— Нет, о твоем сыне, — что? — У него может быть твое лицо, но я уже сейчас вижу в нем Тайвина. — Что-то во взгляде Неда заставило Джона Аррена вздрогнуть. — Ты сам сказал, что всегда ценил мои советы, Нед, послушай меня и в этот раз. Дай ему все, что можешь, или не давай ничего. Иначе он возьмет остальное сам. Джон Сноу может сделать твой дом сильнейшим или он может создать свой на его пепле.
— О чем ты говоришь? — Нед старался говорить тихо, и его голос стал похож на голос Болтона. — Джон похож на Тайвина так же сильно, как ты на Серсею.
Аррен лишь покачал головой.
— Посмотри на него, Нед. Он храбр, силен и умен. Как скоро он поймет, что заслуживает большего, чем судьба бастарда? Как сильно его ожесточат насмешки и презрение? Когда проявится его природа?
— Замолчи, — Нед и сам не понял, когда схватил названного отца за синий дуплет. Сравнить Джона, его Джона с Тайвином Ланнистером, жадным до власти детоубийцей и лжецом — большее оскорбление придумать сложно. Опомнившись, Нед отпустил его. — Он мой , милорд. Не Тайвина Ланнистера.
Нед в раздражении направился к выходу, чувствуя спиной растерянный взгляд Джона Аррена. У дверей он столкнулся с человеком, которого хотел видеть меньше всех.
— Лорд Старк, уже покидаете нас? — улыбка Цареубийцы была острее меча. — Я не видел вас на турнирном поле.
— Я не участвую в турнирах, сир.
— В Харренхолле участвовали.
Нед сжал зубы. Откуда он знает?
— Меня там не было, но о рыцаре Смеющегося Древа сложно было не услышать — слишком уж его искали. Так что остановило вас в этот раз? Потеряли сноровку?
— У меня никогда не было сноровки для подобных игр. Если я беру в руки оружие, значит, собираюсь убивать.
— Не думал, что вы так кровожадны, милорд. Вам есть о чем поговорить с сиром Григором.
Ланнистер подошел к нему вплотную. Он был выше Неда, шире в плечах, и от него разило духами и вином.
"Он пьян, — понял Нед, — он пьян и хочет моей крови".
Цареубийца, как и полагается королевскому гвардейцу, был в доспехах и с мечом, а вот на Неде был лишь камзол, и он был безоружен. Он отвернулся было, но Ланнистер ухватил его за плечо.
— Король очень любит вас, вы знал? "Сын Неда — герой, Нед Старк опять всех спас, надо спросить Неда…" Странно, что он не трахнул тебя вместо твоей сестрицы, — Ланнистер округлил глаза в притворном изумлении. — Или трахнул?
В этот момент ему ничего не хотелось так, как вбить слова Цареубийцы ему к глотку.
Обещай мне, Нед.
— Ты хитер, сир, — прошептал он в холодной ярости, — ты дождался, когда я буду безоружен и моих людей рядом не будет, а теперь хочешь, чтобы я ударил первым — так ты сможешь спокойно меня зарубить. Я не подарю тебе такой шанс. Можешь доставать свой меч, Цареубийца, увидим, так ли он остер, как твой язык.
Ухмылка Ланнистера стала шире, и Нед уже подумал, что он и правда достанет меч посреди пира, но тот отступил на шаг. Лишь тогда Нед заметил, что на плечах Цареубийцы руки, оттащившие его.
Одного человека он сразу узнал — Тиггет Ланнистер. И он был зол. Нед не слушал, что тот говорил Джейме, но выглядел он грозно, даже без доспехов. По другую сторону от Цареубийцы стоял еще один Ланнистер, поменьше и повеселее — он с Недом и заговорил.
— Простите моего племянника. Джейме плохо переносит поражения.
— Как и правду. Это общая черта подлецов.
Мужчина лишь засмеялся. Если забыть про бороду, он был похож на Джейме даже больше, чем Тайвин Ланнистер.
— Что ж, теперь, когда лучшие мечники мира обменялись остротами, можем мы поговорить о чем-то более интересном? — мужчина умиротворяюще улыбнулся, но в Старке кипела ярость.
— Можете говорить о чем вздумается. И уложите вашего племянника спать, пока он не начал войну.
Широким шагом он вышел из чертога, но Ланнистеры — оба — пошли за ним.
— Лорд Старк! Постойте же!
Нед выдохнул и остановился.
"Они — не Цареубийца, — сказал он себе. — Они — не Тайвин."
— Простите меня, милорды. В грубости вашего племянника вашей вины нет.
— Вот и хорошо, — улыбка мужчины казалась мягче, чем в чертоге. — Скажите, лорд Старк, Стена и правда так великолепна, как о ней написано?
Этого вопроса он ожидал меньше всего.
— Великолепна — неверное слово. Насколько мне известно, это самое огромное сооружение из когда-либо построенных. В ней мало красивого, но… Стена — нечто великое.
Мужчина пожал плечами.
— Что ж, значит, ее мне тоже нужно будет посетить. Простите, я так и не представился. Я Герион Ланнистер.
Нед слишком долго был вдали от семьи, слишком сильно хотел сломать какую-нибудь кость Цареубийце и слишком привык говорить по делу.
— Вы хотели о чем-то поговорить?
— Я хотел, — ответил за брата Тиггет. — Правда, что ваш кровный сын убил трех островитян?
Этот человек нравился Неду больше — он говорил прямо, не улыбался без причины и, насколько знал Нед, был честным и доблестным воином. Будь его волосы менее золотыми, сошел бы за северянина.
— Правда.
— Хорошо. Робар Ройс был моим оруженосцем. До Джейме ему далеко, но я научил его обращаться с мечом и копьем. Теперь он рыцарь. Мне нужен новый оруженосец, и ваш кровный сын подходит.
"Боги, опять", — обреченно подумал Нед.
К нему уже подходили с таким предложением — Джон Ройс, Джон Амбер, Джаред и Лионель Фреи, Гарт Хайтауэр, даже Джорах Мормонт. Всем он отвечал одинаково: "Джону нужно увидеться с братьями и сестрами. Ответ будет дан не раньше возвращения в Винтерфелл". Так же он ответил и сейчас.
* * *
Сначала город понравился Джону — но он ошибся. Ланниспорт был в десять раз больше Винтертауна, а может еще больше — и людей тут было столько, сколько Джон и представить не мог. Ему, по просьбе отца, отвели роскошные покои — в которых Джон не представлял, что делать. Перина на кровати была настолько мягкой, а Джон настолько привык к соломенным тюфякам, что первые дни не мог уснуть. Крепость, больше похожая на дворец, была в самом центре города. В ней жили Ланнистеры из Ланниспорта — и их было великое множество. Джон нашел среди них не меньше двух десятков сверстников, половина из которых быстро напомнили ему, что он все еще бастард. Девочки фыркали и отворачивались, стоило только увидеть его, а мальчишки, едва поняли, что побить его не выйдет, перестали его замечать.
Джон хотел побыть с отцом, но его отец был лордом Старком, самым близким другом короля, и с королем проводил почти все время — а Джон уже не был королевским виночерпием. Он хотел побыть с Дейси, но она жила в шатре за пределами города, как и сир Джорах.
Едва выздоровев, Дейси нашла Джона на Пайке и засыпала благодарностями и извинениями. Джон до сих пор краснел от воспоминаний — леди Мормонт оторвала его от земли и сжала в медвежьих объятьях, потом расцеловала в обе щеки и снова прижала к груди. "Наверное, так бы сделала мама, если бы мы встретились", — подумал он тогда. Он на это надеялся.
С того момента он проводил с Дейси все время, когда не прислуживал королю. Плавать они не могли — у Дейси была рана на ноге, а у Джона на ладони — он даже не помнил, как ее получил, но болела она сильно. Как-то раз, размотав повязку, он увидел серо-красную корку, покрывавшую глубокий порез — тогда он понял, почему лекарь сказал не разматывать повязку. По словам лекаря, рана была до кости. Дейси пыталась научить его обращаться с кистенем, но получалось у жуть как плохо — он даже умудрился зарядить им себе по затылку, рассмешив половину островов; еще она учила его вязать узлы и по-птичьи свистеть — тут он добился куда большего.
В Ланниспорте было интересно первые пять дней — за это время он облазал весь замок, подрался со всеми мальчишками на тренировочном дворе и сдружился с детьми поварихи, тремя погодками — Энной, Дованом и Сарой Хилл. Энна, младшая из них, была старше его на год, но все трое ходили за ним хвостом, клянча страшные истории. Сара, самая старшая и единственная незаконнорожденная, была выше его на дюйм и клянчила больше всех. Ее восторженные зеленые глаза напоминали ему об Арье — и о Дейси. А еще она была единственным бастардом, которого он здесь встретил — и, в отличии от Джона, не знала своего отца.
Но даже дети поварихи не могли занять его больше чем на час. Почти все время он проводил с деревянным манекеном, избивая его мечом, копьем и булавой или лазая по деревьям в богороще, больше похожей на сад. К счастью, за два дня до турнира в замок приехали еще гости.
Выйдя рано утром на покрытый длинными тенями и утренним туманом двор, он обнаружил, что там уже упражняются люди — двое мужчин с турнирными мечами пытались одолеть одного. Он был высок, широк в плечах и очень ловок с мечом, на его щите были две золотые розы на зеленом поле. Джон помнил, что похожая роза была у одного из верховных лордов, но забыл его имя.
Тем временем мужчина сбил одного из соперников щитом, мечом отражая удар второго, затем набросился на него, чередуя атаки сверху и снизу, в конце концов поймал соперника обманным ударом — показав, что бьет в левое бедро, обрушил меч на правое плечо.
Посмотрев на Джона, он улыбнулся.
— Можешь упражняться с упражняться с манекеном, только нам не мешай.
— Да, спасибо. Сир? — полувопросительно закончил Джон.
— Я еще не рыцарь. Гарлан Тирелл к твоим услугам.
— А. Я Джон Сноу.
На всякий случай поклонившись, не желая видеть реакции на свое имя, Джон быстро пошел к манекену. Начал он с простых ударов, потом повторял все приемы, которые успел выучить — это заняло удивительно долго. Когда Джон закончил, солнце уже стояло высоко в небе, а во дворе упражнялись солдаты.
У стены, в тени навеса сидел Гарлан, уже снявший доспехи. Он махнул Джону рукой и протянул мех с водой, когда тот подошел. Джон вдруг понял, что умирает от жажды.
— Меня называют хорошим мечником, но я не помню дня, когда так усердно упражнялся. Джон Сноу, да? Чей ты бастард?
— Лорда Эддарда Старка, — Джон выпрямился, произнося имя отца.
Гарлан казался удивленным.
— Моя бабушка рассказывала о нем. Он победил моего отца у Штормового Предела, не пролив ни капли крови, — Джон кивнул — сир Родрик рассказывал ему то же самое. — А еще говорят, он победил сира Эртура Дейна, Меча Зари.
Про Эртура Дейна Джон тоже слышал, но о нем говорили шепотом, будто боялись, что появится его призрак. Он снова кивнул.
— Ты не слишком разговорчив, да? — Гарлан откинулся на стену и усмехнулся.
Это был едва ли не первый человек настолько высокого происхождения, который не выказывал Джону Сноу презрения.
— Вперед! Лети, Мераксес!
Арья? Джон подскочил под смех Гарлана. Во двор вбежал мальчик, немногим старше Джона.
— Я Висенья, драконья всадница! — кричала девочка у него на плечах, размахивая какой-то веткой. Чем-то она и правда напоминала Арью, но была старше и выглядела… мягче.
— На Мераксес летала принцесса Рейнис, — фыркнув, выговорил Гарлан. — Маргери, хватит мучить брата.
Все трое, Гарлан, Лорас и Маргери, оказались детьми Мейса Тирелла, приехавшими на турнир. И все они были милы с Джоном — настолько, что это стало подозрительным. Впрочем, Лорас перестал быть милым, стоило Джону его победить. Он играл с ними весь день и лишь вечером узнал причину, почему с ним вообще заговорили.
Сара пришла к нему в покои.
— Это правда? — в голосе девочки звучали обвинение и обида.
Соломенные волосы сейчас походили на гнездо, еще больше напоминая об Арье.
— "Это" — что? — устало переспросил Джон.
— Тебя собираются узаконить? — Сара зло всхлипнула. — Старуха сказала так твоим новым друзьям.
Отец говорил об этом с Джоном, еще на Пайке. Он сказал, что тогда все решат, что Джон хочет стать наследником вместо Робба — на самом деле отец говорил сложнее, но смысл именно тот — и Джон тоже думал, что лучше остаться Сноу.
— Неправда. Старуха ошиблась.
Сара закусила губу — один в один, как Арья.
— А ты умеешь целоваться?
Джон не умел.
Утром он снова встретился с Гарланом — на этот раз Тирелл сражался сразу с тремя противниками, и за ним наблюдали брат и сестра, выкрикивая: "Хайгарден!" Они снова были милы с Джоном, Маргери даже поцеловала его в щеку, но на этот раз он чувствовал себя зверушкой, с которой они развлекаются. Санса тоже была милой со щенками, если они были чистыми, и даже целовала их.
Джон не был щенком.
От турнира он был в восторге, несмотря на неудачу в состязании стрелков. Он даже уговорил акробатов научить его делать колесо — и чуть не свернул шею в попытке сделать сальто. Победителем турнира стал сир Джорах, один из лучших воинов Севера, он сумел одолеть даже сира Джейме. Уже после турнира Джорах подошел к нему и подарил стальные наручи, сделанные специально под руки Джона.
— Этого не хватит, чтобы отплатить за то, что ты сделал для Дейси — да и ничего не хватит, Джон, она мне как дочь — просто знай, что теперь ты друг любому Мормонту.
По правде, эти слова были достаточной платой — этот ответ пришел ему на ум уже после. Тогда Джон лишь залился краской и пробормотал что-то, что сам не смог разобрать.
Окончание турнира означало, что вскоре Джон вернется домой, к Арье, Роббу, сиру Родрику и Сансе — от этой мысли он не мог подавить улыбку, а вот Сара расстроилась. Они учились целоваться в богороще — у Джона, наверное, выходило бездарно, но Саре было не с чем сравнить.
— Я буду скучать, — сказала она, — Приезжай, когда подрастешь, и привози еще истории.
Джону стало грустно. В Ланниспорте он вряд ли когда-нибудь появится, и хоть Сара и сказала, что они просто тренируются, он чувствовал, что предает ее. Не надо было вообще целоваться.
Вместо ответа он еще раз поцеловал ее.
Сара ушла, а Джон остался в богороще, рядом с сердце-древом. Там его и нашел Теон Грейджой — новый воспитанник отца, двенадцатилетний, долговязый и остролицый парень со злым взглядом.
— Сноу, тебя ищет лорд Старк. И переоденься к пиру, выглядишь так, будто обмарался и не заметил.
Джон сжал кулаки и послушался. В Великий чертог его все равно не пустили. Джон сидел вместе с челядью, межевыми рыцарями и гвардейцами Ланниспорта. Он высидел ровно столько, сколько потребовалось, чтобы наесться и собирался вернуться в комнату, но по пути столкнулся с королевским гвардейцем.
— Еще один, — пробормотал Джейме Ланнистер. — Почему ты не пируешь, Сноу? И чего кривишься? Меня зовут Цареубийцей, а это уж похуже бастарда.
— Но ведь вы убили… — робко начал Джон
— Да, чтоб тебя, убил! Убил. И горжусь этим, потому что когда пришлось выбирать между дерьмом и дерьмом, я выбрал, а не стоял в стороне, как твой благородный отец или наш добродетельный король!
Рыцарь присел, чтобы заглянуть ему в глаза, но все равно был выше Джона.
"Он выглядит, как герой из сказок", — подумалось Джону.
— Сир…
— Скажи, бастард, твой отец сразится со мной, если я отрублю тебе, скажем, руку? — Джон сглотнул. Цареубийца рассмеялся. — Успокойся, я не калечу детей, — Джон почувствовал, как рука в латной перчатке ущипнула его за ухо. — Удачи тебе, бастард.
"Теперь всегда буду носить с собой меч", — пообещал себе Джон. Почему-то ему казалось, что сейчас он был ближе к смерти, чем когда его окружили железнорожденные.
— Ты первый северянин, приглянувшийся моему брату.
Из-за угла вышел самый странный человек, какого Джон когда-либо видел. Сплюснутое лицо, разные глаза, короткие ноги. Ростом он был даже ниже Джона. Этого человека сложно не узнать.
— Если это я приглянулся, то кто же нет?
— Эйрис Таргариен, надо думать, — Джон опешил. — Твоему отцу мой брат не нравится. Джейме вообще мало кому нравится, если речь не о девушках. Тебе тоже, верно.
Джон не знал, что ответить.
— Но позволь задать тебе вопрос, мальчик. Если король прикажет тебе убить лорда Старка, ты выполнишь приказ?
Джон вздрогнул, а потом заговорил так твердо, как мог:
— Я не служу королю, я служу лорду Старку.
Тирион Ланнистер засмеялся.
Утром Джон был рад убраться из Ланниспорта. В этот раз он был на одном корабле с отцом, но плыли они не в Сигард, а в Темнолесье, которое было намного ближе к Винтерфеллу — ведь армия, как оказалось, уже давно вернулась на Север.
Они были в дне пути от Винтерфелла, когда Джон нечайно сорвал с руки повязку, лазая по деревьям. Он даже не сразу это понял — ветка подломилась под ногой, он ухватился за сук, и повязка сорвалась. Джон ударился спиной о землю и обнаружил, что повязки нет, только когда умывался в ручье.
Кровавой корки тоже не было — сорвалась вместе с повязкой. Взглянув на ладонь, Джон похолодел. Стало понятно, почему она не чесалась, как обычные раны, почему почти не болела.
Ни мейстеры, ни лекари ему об этом не рассказывали. Джон знал эту болезнь только по историям старой Нэн.
Кожа на ладони была словно камень, серая и потрескавшаяся.
Джон закричал.