— ВЕСЬ ЕЕ КЛАН живет здесь, верно? — Турин торопился по пятам за Эррисом — они последовали за Мали и пожилым слугой из кухни. Турин сжимал в каждой руке по связке сосисок и, жуя, пытался прошипеть свой вопрос.
— Ее ближайшие родственники. Семь человек, как я понимаю, — ответил Эррис. — Но большинство из них живут в большом доме в семейном поместье. А это просто городской дом, где они останавливаются во время приездов в столицу.
— Невероятно. — Они уже миновали слишком много дверей, и Турин действительно считал, что все Сломанные могли бы жить в этом здании и не толкаться локтями. Разница между семьей Мали и теми, кто жил в лачугах, которые они видели ранее, заставила Турина вспомнить о разнице между жизнью священников Черной Скалы и жизнью Сломанных, хотя даже это различие казалось менее выраженным, чем то, что было перед ним.
— Где же эта одежда? — Казалось, они уже прошли целую милю. Идея Мали одеть их как местных жителей была хороша. То, что ты здесь носил, передавало всю информацию о твоем социальном статусе. В пещерах Сломанных все сводилось к тому, чтобы согреться, и казалось намного проще. — Нам нужно торопиться! — Слуга шел невыносимо медленно. — Мы уже потратили впустую несколько часов. Эулар может передать Стержень-корня, пока мы разговариваем.
— Мы идем окольным путем, — сказал Эррис. — Мали очень хочет не встречаться ни с кем из своей семьи. Она сказала Йохану, что это может поставить их под угрозу.
— Но? — Турин расслышал «но» в голосе Эрриса.
— Но возможно также, что нам будет трудно объяснить, кто мы такие. — Эррис криво улыбнулся. — В любом случае, мы не можем войти в этот дом отдыха до утра, если хотим, чтобы нас приняли как посетителей, а не атаковали как злоумышленников. У Эулара нет особых причин ставить Стержень-корня выше встречи с первосвященницей. Очевидно, что в некоторых кругах Церкви ему не доверяют, поэтому он не захочет подвергать опасности свои отношения со своим единственным начальником. И даже если он что-то подозревает, то должен удостовериться, что мы мертвы. В любом случае, нам придется надеяться, что он отложит любой визит в подземный город до аудиенции у первосвященницы. Так что мы вполне можем сделать все не торопясь — одеться как два лорда, а потом немного поспать.
Слуга, Йохан, привел их в маленькую комнату с единственным узким окном. Еще одна комната для прислуги. На столе в беспорядке были сложены несколько стопок ткани, а также коллекция маленьких блестящих стальных приспособлений, названий которых у Турина не было.
— Шкуры… починены… здесь, — сказала Мали.
Турин моргнул:
— Ты… ты только что говорила на моем языке?
Мали быстро ухмыльнулась:
— Да.
Йохан открыл сундук и начал доставать одежду, такую же сложную и яркую, как та, что носили на самой большой из улиц, по которым Мали провела их ранее.
— Одежда принадлежит братьям Мали, — перевел Эррис. — Она здесь для мелкого ремонта, переделки по соображениям моды или просто потому, что от нее отказались в пользу более новой. Он говорит, что, если это поможет Мали, мы вольны брать все, что нам нужно.
— Хорошо. — Турин протянул руку, чтобы взять одежду, которую предлагал ему Йохан. Она выглядела излишне сложной, но он, по крайней мере, мог видеть, что там есть рукава.
Эррис начал снимать ботинки, и Мали быстро отвернулась, оказавшись такой же застенчивой, как икта, когда дело касалось обнаженной плоти. Турин с усмешкой сбросил куртку и позволил мехам упасть на землю. Он вспомнил, как была потрясена Яз во время своего первого визита в сушилку, когда поняла, что ей придется раздеться. Он предполагал, что Мали, запертая в своем монастыре в обществе одних женщин, могла бы проявить больше интереса к теме мужчин, но она стояла, решительно устремив взгляд на главный вход в комнату.
— Как мне?.. — Турин застыл на полпути в процессе борьбы с предметом, который ему дали. Одна рука уже находилась в узком рукаве, но у него не было возможности продеть вторую руку в другой рукав.
Мали дернулась и полуобернулась, прежде чем снова уставиться на вход. На помощь Турину пришел Йохан, направляя его через необходимые движения. К тому времени, когда Турин был прикреплен с помощью ряда маленьких колышков, которые, по-видимому, назывались «пуговицы», к предмету одежды, который Йохан назвал «рубашка», Эррис был почти полностью одет. Он, по-видимому, был гораздо лучше знаком с тонкими, облегающими предметами и множеством сложных застежек, необходимых чтобы удержать их на месте.
— Позволь мне! — Мали наконец повернулась и наклонилась, чтобы помочь Турину с завязками, которыми была закреплена его новая обувь. — Я… — Она снова обнаружила, что у нее нет руки.
— Все в порядке. — Турин постарался, чтобы его голос прозвучал уверенно. — Я могу это сделать. — Он нащупал узел. — Почти.
Йохан вернулся от сундука с чем-то новым и необъяснимым в руках.
— Что это, черт его возьми? — Турин закончил с ботинком и выпрямился.
— Я полагаю, — сказал Эррис, — это какая-то шляпа. Довольно глупо выглядящая, откровенно говоря.
— Дорогая, — сказала Мали. — И это все, что важно.
Эррис поджал губы и кивнул.
— Мне кажется, она права. Цель всего этого — выглядеть богатым. Деньги открывают двери. Деньги отвращают подозрения. — Он протянул руку и водрузил шляпу себе на голову.
Мали рассмеялась, подняла палец и покрутила его.
— В другую сторону? — Эррис закатил глаза и повернул шляпу полукругом. — Это еще хуже!
Мали перевернула ладонь.
— Серьезно? — Эррис перевернул шляпу вверх дном.
Мали серьезно кивнула.
— Ты выглядишь так, как будто у тебя на голове дерутся четыре крысы. — Турина поразила мысль о том, что, с точки зрения жителей Верити, такая вещь может улучшить их внешний вид.
Эррис нахмурился:
— Лишь одно может мне скомпенсировать подобное.
— Что именно?
Эррис кивнул в сторону Йохана, который теперь доставал из огромного сундука что-то еще:
— Твоя еще хуже.
ОНИ СПАЛИ В незанятой комнате для слуг. Турин решил, что это с некоторым запасом самая роскошная комната, в которой он когда-либо спал. Стены и пол были более плоскими и гладкими, чем в любой другой части Черной Скалы, и совсем не походили на самодельные хижины Сломанных: добытые мусорщиками доски, установленные на сырой скале под капающим льдом. Кровать оказалась мягкой, и на ней красовались одеяла из какой-то плетеной шерсти, удивительно теплые. Турин натянул их на себя, несмотря на то, что ему было бы удобно в такую жару спать голым. Он просто хотел почувствовать их вес и толщину.
Некоторое время он лежал на спине и смотрел в темноту, прислушиваясь к дыханию Мали в кровати слева от него и тишине Эрриса в кровати справа. Он подумал о своем народе, влачащем жалкое существование на залитом звездным светом льду, и о множестве людей здесь, живущих в тепле и сытости, и могущих странствовать так, как ни Сломанные подо льдом, ни кланы на его вершине никогда не могли себе представить. Он сбросил одеяла и подумал о Яз и Куине. Неужели они обе сейчас спят? А если нет, то какие мысли могут проноситься у них в голове?
Долгое время сон отказывался придти. Темнота давила на него, как черные воды, в которых его пытались утопить, и, казалось, он должен отодвинуть ее назад, или она поглотит его. В конце концов, однако, именно воспоминание об изнеможении, о том, как он выползал из провала и лежал под всеохватывающим сиянием луны, потянуло его вниз. Он погрузился в личное забвение и вообще не видел снов.
ПАЛЬЦЫ РАССВЕТА ПРОСКОЛЬЗНУЛИ через ставни и застали их троих снова одевающимися: Мали — в одежду монахини, Эррис и Турин — в непривычные роскошные наряды.
— Не в ту сторону. — Мали говорила на лед-языке более бегло, чем прошлой ночью, словно разум Яз снабдил ее большим количеством слов, пока они спали.
Турин вздохнул и начал выпутываться из рубашки. Он почувствовал укол ревности при мысли о том, что Мали разделяет сны Яз. Это казалось незаслуженной близостью. Он прошел с ней тысячу миль по льду, а Мали присоединилась к ним всего несколько дней назад, сорванная с картинки.
Он зашнуровал ботинки, изо всех сил пытаясь воссоздать банты, которые Эррис без особых усилий завязал самостоятельно. Эти штуковины были немного маловаты и давили ему на пальцы ног. Они казались слишком тонкими, чтобы быть полезными. Приглашение к потере пальцев на ногах. Это не лед, напомнил он себе. Здесь, казалось, ничто не замерзало, и все пеклось при лунном свете.
— Как я выгляжу? — Он встал и развел руки.
— Симпатичный, — сказала Мали.
Турин почувствовал, как к его щекам прилила краска, хотя девушка была всего лишь ребенком:
— Я имел в виду, сойду ли я за одного из вас?
— До тех пор, пока не откроешь рот, — сказал Эррис.
Йохан вернулся, чтобы вывести их из дома. Они пошли за ним по освещенных фонарями коридорам, проходя мимо суетящихся туда-сюда слуг, несущих серебряные подносы, постельное белье, уголь в ведрах — все они выполняли отдельные и сложные задачи. Турин старался не пялиться.
Даже предназначенные для слуг части дома выглядели чудесными — хотя, конечно, здесь не бывало членов семьи, которой были посвящены все эти усилия. У зеленоземельцев, по крайней мере в этом огромном городе, было время привнести артистизм во все уголки своей жизни. Гипсовая лепнина, спрятанная в углах потолка, на который мало кто глядел, была вылеплена в виде завитков и узоров, завораживавших глаз. Металлические конструкции вокруг каминов украшали завитые железные листья; даже кочерга была изогнута и заканчивалась причудливой ручкой, которая выглядела так, словно могла открыться в какое-то новое чудо.
— Быстро. — Мали махнула им рукой, пропуская через дверь в ослепительный дневной свет, в то время как Йохан наблюдал за ними из-за полок кладовой, скрестив руки на груди, с суровым взглядом, как будто поручая Турину и Эррису защищать этого заблудшего представителя клана Глосис.
Турин, спотыкаясь, вышел на тепло и свет дня, щурясь от яркого света. Мали торопливо повела их по гравию в зелень. Днем цвета были потрясающе яркими, движение и сложность кустов одновременно пугали и завораживали Турина. Вокруг него вздымались толстые стволы деревьев, разветвляясь над его головой на бесчисленные части, каждая из которых поддерживала зеленую массу листьев.
Когда они подошли к невидимой из дома внешней стене, Турин обнаружил, что зеленый был не единственным цветом.
— Что это такое? — Он осторожно провел рукой по длинному и заостренному предмету, растущему из зеленого стебля, но ярко-красного цвета. Это выглядело почти как одно из плодовых тел грибов, выращиваемых Сломанными, хотя их цвета были приглушенными по сравнению с этим.
— Цветок. — Мали настойчиво махнула ему рукой.
— Биоинженерия. — Эррис прошел мимо него. — Эволюция и искусственные сателлиты по разному отмеряют время.
Турин спросил себя, изучил ли Эррис зеленый язык так же быстро, как Мали изучила лед-язык, потому что Эррис явно говорил не на его языке, хотя он и узнал пару слов. Турин двинулся дальше, увидев еще больше закрытых цветов разных размеров и цветов. Достигнув стены, он поклялся вернуться однажды ночью и увидеть, как они расцветают во время фокуса луны.
С помощью Эрриса всем им удалось перебраться через стену, так что Турину не пришлось напрягать свою лед-работу. Та часть его разума, которая обращалась к источнику этой силы, все еще немного болела от ночных усилий, но сон помог. Будь его воля, он бы какое-то время воздерживался от использования этого таланта. Скорее всего, он не добьется своего. Напротив, та часть разума, которая опиралась на источник его огонь-работы, чувствовала себя переполненной и болела не от использования, а от пренебрежения. Турину часто казалось, что эти два таланта обитают в разных половинках его мозга, постоянно участвуя в низкоуровневой войне за контроль. Мало чем отличаясь от войны между Сломанными и Запятнанными, многие поколения сражавшихся за единоличное владение ледяными пещерами.
Перед ними открылся Верити, огромное красное солнце, казалось, поглотило половину неба и почти касалось крыш. Тени наклонялись к ним, окрашивая широкую улицу полосами.
Днем город поразил Турина еще больше. Ночь сосредотачивала его внимание на одной ошеломляющей вещи за раз. Дневной свет открывал далекие виды и наполнял каждый взгляд тысячью вопросов. Настолько, что вместо того, чтобы искать ответы, Турин не отрывал взгляда от вымощенной камнем дороги и следовал за Мали ближе, чем раньше.
— Так лучше, — сказал Эррис. — Люди нашего положения не должны ходить по городу, глазея на все так, словно видят это в первый раз. Богатые держатся отчужденно. Они не обращают внимание на обычных людей. Но я подозреваю, что и земля перед ними их не завораживает. Попробуй ходить так, как будто ты здесь хозяин. Иначе нас могут заметить.
— Ты думаешь, этих монахов будет больше? — спросил Турин.
— Возможно. Мали говорит, что их не так много в городе одновременно, и даже архонт не может просто сказать им бросить то, что они делают, и выполнять его приказы. Но, в зависимости от того, насколько сильно влияние Эулара, их может быть больше, да. И даже если ты сможешь не выглядеть крестьянином в одежде, стоящей дороже твоей деревни, Серые Братья — мастера маскировки, а это значит, что они могут довольно хорошо видеть сквозь нее. Позвольте мне руководить и идти впереди.
Гнев Турина усилился, принося с собой старую обиду на этого совершенного, древнего и нестареющего человека, которого Яз каким-то образом выудила из гулких пустых руин. Он остановился на улице и повернулся к Эррису:
— Ты думаешь, что у тебя гораздо меньше шансов быть замеченным?
— Ну. — Древний человек улыбнулся, казалось, ничуть не обидевшись. — Я подумал, что незнание языка рекомендовало тебе оставаться в арьергарде. Но, так уж получилось, что я могу сделать и это… — Он вытянул перед собой руку, и, пока Турин смотрел, открыв рот, кожа начала светлеть, медленно, но заметно, отступая от своего обычного темно-коричневого цвета. — Кроме того, я могу изменить положение челюсти, скул и даже согнуть череп, если это будет необходимо. Хотя это займет немного больше времени.
Турин попытался скрыть ухмылку на лице:
— Хорошо. Ты победил. Ты поведешь нас навстречу опасности.