– Дождалась, – сказала барышня.
– Ну, зачем было кидаться с неизвестного склона?
– Они удивились, – сказала барышня Куус, – и никто из них не осмелился так же. Вы гордитесь мной, Александр Васильевич?
Целитель, как и прошлый раз, сидел перед огнем. По-моему, он обрадовался нам с Манечкой.
– Милая девушка, – сказал он, это прекрасно, что вы попали ко мне именно сегодня. Случись вам перенести свое падение на завтра, и вы бы остались в этой снежной пустыне без помощи и поддержки.
Короткопалая розовая ладонь порхала вокруг Маниной лодыжки.
– Неужели вы перебираетесь в город, Виталий?
– Периодически я отлучаюсь, – веско пояснил целитель. – Мои отлучки… – сказал он, но продолжать раздумал. Вместо того подержал руку в печном жару и накрыл ладонью манечкину лодыжку. – Все у вас не слава Богу, все у вас травмы. А как поживает травма головы?
– Травма головы поживает превосходно. Если позволите, я передам ему от вас привет.
– Необходим уход. Внимательный и бережный. Питание и прогулки.
Еще неясная мысль мелькнула у меня.
– Именно уход. Мне порою кажется, что он не в себе.
Целитель по локоть погрузил руки в пламя, подержал их там и принялся облеплять Манину ногу невидимым тестом. Неопределенная улыбка блуждала по губам барышни Куус.
– Так что же насчет ухода? Неделя рядом с вами сказалась бы самым чудодейственным образом на рассудке господина Кнопфа. Эта ваша огненная терапия, она, по-моему, творит чудеса.
Целитель убрал руки от барышниной ноги и с минуту гипнотизировал лодыжку.
– Огненная терапия… – проговорил он, наконец, – огненная терапия – это впечатляет. – Он снова задвигал руками. – Что же касается вашего друга… Я мог бы присмотреть за ним. Режим специализированного санатория – вот что будет для него в самый раз. – Целитель вдруг глянул на меня бойко-бойко. – Подходящее помещение с крепкой дверью имеется.
Своевременное предупреждение! Надо полагать, этот огнепоклонник вытянул из старика не только подробности содержания Кнопфа.
Тем временем, он помог Манечке сесть, потом велел встать, потом приказал пройтись по комнате.
– Не болит, – сказала Манечка.
Нельзя было упускать такую минуту.
– Вы чудодей! Кнопф воспрянет.
Будилов запустил руки в пламя и даже застонал слегка, как это бывает с людьми, долго мучившимися от жажды и, наконец, дорвавшимися до питья.
– Подумаем, – сказал он. – Не откладывая, подумаем.
Пока я перерывал свои вещи в поисках коньяку, старик за стеной не умолкал. Анюта, как видно, задержала обед, и он теперь безжалостно клевал ее.
– Где? Где? – восклицал старик и лязгал столовым металлом. – А чем кладут? Чем кладут, я спрашиваю! – потом, путаясь в именах, он рассказал, как был скаутом. – Ходили с посохами, но кое у кого имелись револьверы. У меня имелся.
– Вы стреляли в кого-нибудь? – конечно, Лисовскому надо было уточнить.
– По врагам революции, – отозвался старик, и в голосе его прорезались нотки, знакомые мне с детства. – Нас приводили на границу с Эстонией, и мы залпом стреляли туда.
– Можно было и убить кого-нибудь.
– У нас было мало патронов, мы их берегли. Мы все берегли, и ты не качайся на стуле. И не клади масло на хлеб плитами! Мажь, мажь, не то велю убрать совсем.
В общем, все шло, как ожидалось, только уж слишком кротки были дети. На крыльце послышались шаги, и в прикрытую дверь проник Будилов.
– Заждался, – объяснил он. – Дай, думаю, взгляну. Вдруг у них, не приведи Господи, кто-нибудь с крыльца навернулся.
За стенкой старик без устали громил детей, и он с удовольствием послушал.
– А не будет ли нам…
Вдруг рубильник-автомат лязгнул, как ружейный затвор, в комнатенке смерклось. Старик смолк на мгновение и тут же оглушительно потребовал свечей. Манечка завозилась, пахнуло керосином, и она зашла к ним с лампой.
– Беда, – сказала Манечка, – где-то замыкание.
И тут я нащупал коньячную бутылку. Жидкость сливалась с полумраком и была невидима. Только бульканье выдавало ее присутствие. Целитель кашлянул и сказал, что готов найти замыкание.
– Ах! – Манечка всплеснула руками. – Вас Бог послал!
– Кто знает… – отозвался целитель после краткого раздумья. – Но как бы там ни было, вам придется посветить мне.
Трезубец желтого керосинового пламени трепетал за пыльным стеклом, Манечка поднимала лампу к проводке, а Виталий Будилов касался золотистого сумрака вокруг проводов, и все мы медленно двигались по дому. Дети в некотором отдалении шли за нами.
Около каморки Кнопфа Будилов остановился.
– Там, – сказал он. – Вне всякого сомнения – там.
Я отомкнул дверь. Полурастворенный в темноте Кнопф зашевелился.
– Как ваша голова? – спросил целитель, наводя на него ладони.
– Идите в задницу! – сказал Кнопф. – Я требую выпустить меня.
– Кнопф, зараза, твоя работа?
Ладони описали полукруг, Будилов ступил в каморку, притиснул Кнопфа к краю стола, одним движением вскрыл пластмассовую коробочку, в которую с трех сторон входили провода, и вынул оттуда алюминиевую проволочку, согнутую наподобие рогаточной пульки.
– Пожара не было, и это – чудо!
– Ты идиот, Кнопф!
– Я требую выпустить меня отсюда! Я требую называть меня только по фамилии и немедленно изолировать детей. Вы не подозреваете…