Миры чудовищ и людей сначала развивались параллельно. Никто не понял, когда и как они перемешались и стали прорастать друг в друга. И на стыке этих миров появлялись визидары. Конечно, некоторые из них остались жить среди людей, но всё же больше всего визидаров ушли в страну, которую нашли на самом краю мира.
От одного визидара к другому бежала весть — что есть далёкая страна, где неохватные пространства необитаемых земель. Там можно заново строить свой, новый мир. Мир визидаров.
Так появилась Визидария. Здесь было привычнее и легче: не надо было стесняться своих особенностей или волшебных качеств и прятаться от людей.
Сначала визидары пытались донести свои умения, изобретения и открытия людям. Но те называли их ведьмами, колдунами, и сжигали на кострах. Поэтому постепенно визидары закрыли свою долину Сиреневых ветров ото всех. И в мир выходили только в поисках чудес. Визидары собирали в мире людей то, что могло бы пригодиться в создании толов и ауксилов.
Визидарцы были разными: одни нуждались в топях, другие в густых лесах, третьи искали тёмные пещеры в горах. Всем в долине Сиреневых ветров было вдоволь места, каждый находил уголок для себя. Главным же городом Визидарии был Медикат. Он располагался на самом западе долины.
Через всю долину, начиная от Медиката, пролегая сквозь Чёрные горы и заканчивая свой бег в океане, текла Счастливая река. Она была самой большой в Визидарии. Счастливой её называли потому, что в ходе своего русла река дважды делала кольца вокруг холмов. Одно кольцо было побольше, другое — поменьше. Раньше, когда долина визидаров была живой, каждая пара, игравшая свадьбу должна была проплыть на лодке оба кольца. А занятие это было нелёгкое — там, где река изгибалась, начинались пороги и сильное течение.
Жених и невеста, стояли в украшенной лодке. Оба празднично одетые. Он — в парадном зелёном сюртуке и белой рубахе, подпоясанной серебряным ремнём в цвет вышитых туфлей, которые надевали исключительно на свадьбы и передавали по наследству. Невеста — в белоснежном платье с золотым поясом и такой же круглой свадебной сумочкой через плечо. В волосах девушек были прозрачные ленты и цветы душистой лилелои, которая водилась только у визидаров.
Дружки подавали жениху с невестой вёсла, плавно отталкивали их лодку от берега и отправляли в путь по двум кольцам. И только те влюблённые, кто мог слышать друг друга и работать командой, проплывали эти сложные кольца, не перевернув лодки. В конце второго кольца, когда пара выплывала из последнего грота, её встречал Главный Жрец. Он стоял на каменной площадке у самой воды рядом с Великим Священным Камнем.
Как только лодка жениха с невестой показывалась, сидевший поодаль оркестр, состоящий из низеньких визидарцев-гномов, которые слыли самыми искусными музыкантами, начинал играть весёлый марш. Они не просто играли, а притоптывали, пританцовывали, подбрасывали вверх барабанчики и флейты, которые успевали, сделав кульбит в воздухе, вернуться в руки хозяина. И их одежда, обшитая праздничными бубенчиками, подыгрывала в такт мелодии.
Из шатров, разбитых тут же на поляне, выходили гости и, подняв руки над головой, трижды хлопали в ладоши и кричали: «хоп-хоп»… А жених с невестой выбирались из лодки и подходили к Великому Священному Камню, на котором был выбит знак визидаров. Влюблённые вставали по разные стороны от камня. Они должны были его коснуться, положив по очереди на валун свои руки: сначала правую открытую ладонь клал жених, а на неё с другой стороны водружала ладонь невеста. Потом второй рукой девушка прикрывала свою ладонь. А жених накрывал её кисти рук левой. Получался Цветок Любви, обозначавший, что двое клянутся беречь друг друга, любить и охранять. Их руки накрывал ладонью Жрец и начинался ритуал венчания.
Всё это в детстве, в месяц летнего солнцестояния (ибо именно в это время визидарцы играли свадьбы), часто наблюдали с замковой башни маленький Хьюго вместе с матерью. Сирия Хармус любила смотреть на свадебные процессии. Когда, по её расчётам, лодка должна была выплыть, женщина задерживала дыхание, складывала руки и тихо произносила молитву. Сын наблюдал, как она шепчет слова, которые бормотала по сто раз на дню: «Спаси и укрой их ветер, поддержи и сохрани вода, направь и помоги земля, дай им мудрости и терпения огонь». Лишь тогда, когда суженные выплывали из грота, Сирия успокаивалась и, умиляясь, вытирала слёзы. В этот момент она обычно говорила Хьюго:
— Сынок, взгляни, какая радость — благодати в Визидарии стало больше. Как же я хочу тебе, сын, такого же безбрежного счастья. И чтобы все в этом мире жили в радости и покое!
Но Хьюго обычно грустил и кривился. Он тайно ждал другого сценария: мальчик безумно радовался, когда лодка выплывала с одной фигуркой или же без людей вовсе. Однажды ему повезло — Хьюго увидел, как из грота показались лишь щепки: пару досок и два тела. Вот тут он не смог сдержать смеха. Хьюго стал кататься по полу, не в силах устоять на ногах. Хорошо хоть матери с ним в этот момент не было. А Хьюго только представлял вытянувшееся лицо Главного Жреца. И опять начинал хохотать до колик. Отсюда, с башни, было видно, как всполошилась толпа. Визидары кинулись в реку, чтобы вытащить из воды жениха с невестой. А как комично выглядели музыканты, побросавшие свои инструменты — они бегали по берегу, создавая какофонию дурацкими бубенцами на одежде.
…Да, давно это было. Когда их долина была зелена и полна диковинных растений. Жаль, что сейчас они, по большей части, погибли от изменившегося климата, который испортился из-за созданной ремесленниками стены.
Так думал Хьюго, взобравшись по ступеням на самый верх той самой башни — она одна осталась целой среди руин замка.
Когда-то из-за формы крестьяне прозвали эту башню — Палец Ведьмы. Отовсюду издали было видно, как она упирается в небо, острой крышей накалывая свинцовые облака. В основании башни была массивная арка. Когда-то все, кто посещал замок Хармусов — Дагхэд, въезжали только через неё. Отец Хьюго гордился огромным замком, который по праву считали самым большим в Визидарии. И даже в людской Ирландии и Англии не было строения больше Дагхэда.
Но особо тешила самолюбие отца эта башня. Каждая её стена была длиною в 42 ярда. И вошедшие в арку успевали отвыкнуть от солнечного света, пока шли под башней. Маленьким Хьюго любил смотреть на выходящих из неё — они все, как один, щурились, прикрывая глаза руками. И выглядели одинаково беззащитными.
Сейчас с башни открывался почти тот же вид, что и четыреста лет назад. Только сумрачный. Всё та же река Счастливая несла свои воды мимо Дагхэда, всё так же она делала петлю вокруг холма, но уже много сотен лет по ней не спускались лодки. А ведь где-то там, вверх по течению, река несла свои воды через Медикат. Что с ним сейчас? Взглянуть бы хоть одним глазком! Как же Хьюго любил этот город! Больше всех визидарцев любил. Интересно, улицы Медиката так же хороши, как и раньше? Стоит ли Дом Десяти Колоколен? Есть ли до сих пор Сад Сладостей? А улица Королевских Бурозобок? На первый взгляд она выглядела обычной: наверху жили визидары. Но если опустить вниз глаза: ах! Это было забавным! По низу домов шла другая улица с маленькими квартирками, магазинчиками, портняжными мастерскими, в которые можно было заглянуть, разве что только сильно пригнувшись. Там жили визидары-бурозубки. Это был самый крошечный род визидаров. Говорят, как-то семейство бурозубок свалилось в котёл ремесленной мастерской, когда там придумывали рецепт Капель Мудрости для тех визидаров, кто к старости ослаб умом. От тех самых искупавшихся в каплях бурозубок и пошла эта удивительная ветка визидаров. Они ещё очень походили на животных, но были разумны. Королевские Бурозубки ходили в одежде, разговаривали, учились и занимались ремеслом. Например, лучшие пуговицы в Медикате можно было купить только у них, как и самые тончайшие кружева. А ещё маленькому Хьюго нравились сахарные булочки с ноготь величиной из бурозубочной булочной. В каждой такой булочке было нежное сырное облачко. Их можно забрасывать в рот сразу целой жменью.
В своих мечтах о новом, правильном, его личном мироустройстве жизни визидаров, Хьюго всегда щадил бурозубок. Других разрывал в клочья, оставляя только тех, кто бы обслуживал и подчинялся. А бурозубок не трогал. Во-первых, именно их создание и натолкнуло Хьюго на запрещённые опыты с животными. А, во-вторых, от бурозубок была польза и забавное развлечение. Будь у Хьюго власть, он обязательно издал бы указ бурозубкам жить в специальном загоне, и с удовольствием наблюдал бы за их жизнью. Это был бы его личный маленький народец.
…От воспоминаний Хьюго отвлёк крупный головастель. Он внезапно вынырнул из-за башни и чуть не задел крылом лицо Хармуса. От неожиданности Хьюго отпрянул, а потом стал наблюдать за его полётом. Головастель взмыл выше и полетел к Чёрным горам.
Сначала головастель полетел направо, туда, где вершины, щерясь острыми пиками, резко обрывались в море. Там, у их подножия, находился Забытый лес. Головастель покружил над ним, а потом полетел направо. Он резко гортанно крикнул и нырнул в подхвативший его поток воздуха, который унёс головастеля в узкое ущелье, разрезавшее горы сверху до низу, будто они в том месте треснули и расступились. Там, в другом конце горного пролома начиналась основная Визидария.
Хьюго прищурился, стараясь разглядеть расщелину, которую отсюда почти не было видно. Только самый её край. Ничего. Чернота. А ведь когда то там кипела жизнь. Через горную цепь в узком каньоне проложила себе дорогу Счастливая река. Там, в этом ущелье, зажатый со всех сторон, цепляясь за скалы над рекой, и находился удивительный город Чудотворцев.
Город- граница, город-рынок, где когда-то собрались самые искусные торговцы.
Город Чудотворцев был не самым крупным, но важным стратегически. Через него шли все известные земные пути в Визидарию.
С этой стороны гор был тихие холмистые земли, на которых располагался замок Дагхэд. Семья Хармусов выкупила их когда-то их из-за удобного положения и, конечно, из-за плодородных земель. И всё пространство, которое сейчас можно было оглядеть с уцелевшей башни до самого ущелья, принадлежало им. Климат здесь был более прохладным и сырым, чем в долине Сиреневых ветров: воздух приходил с моря и, задерживаясь на горах, осенью осыпался на Дагхэд и окрестные деревушки беспросветными дождями, а весной оседал туманами. Эти земли визидары издавна назвали Медовыми холмами. Потому что здесь были самые сочные травы и самый сладкий мёд. А ещё, именно здесь, проводили Медовый праздник сладостей.
Тогда и город Чудотворцев, и окрестные сёла, наводняли жители Визидарии.
Сам город Чудотворцев прилип к ущелью чуднЫми круглыми домишками. Словно кто-то взбил пену, и пузыри разных размеров выросли на скалах, тесня друг друга и взбираясь повыше. Внизу ущелья шумела река, а над ней, соединяя две части города, на разных уровнях, повисли сотни мостов, один другого занятней. Это был вертикальный город-лабиринт, в котором только местные жители могли разобраться в переплетении улиц и разномастных лестниц. И приезжие гости порой могли плутать битый час в поисках нужного дома, когда он просто был над ними.
Но и поглазеть здесь было на что. В вертикальном городе были сотни лавочек, в которых чего только не найдёшь! Чудотворцы были прекрасными торговцами, и каждый старался украсить свою лавку пооригинальнее. В молочной лавке «Сливочные пузыри» продавали разноцветное молоко разных животных, но, конечно, дети тянули сюда родителей за воздушным мороженым. Его продавали в виде сливочных облачков на верёвочке, и можно было заказать любой вкус снежинок: хоть шоколадные, хоть радужные, хоть разноцветное фиалковое ассорти. Хьюго даже сейчас, через четыреста лет, ощутил их вкус на языке. Снежинки падали из облачков так медленно, что даже малыши успевали поймать их ртом. А сама лавка представляла из себя большой раздутый пузырьзелёного стекла. По вечерам, когда в лавке зажигали свет, она светилась изнутри, и сквозь мутные стены было интересно наблюдать, кто что покупает.
В лавке-пузыре в виде большой белой овцы «Тёплая сказочка тётушки Миры», можно было купить кафтанчики, рукавицы, кофты-самогрейки из шерсти синих овечек, в которых никогда не замёрзнешь. Больше всех их любили покупать визидары-тролли с севера. Вечно они топтались у этого магазина, воняя вяленым мясом.
Один магазин напоминал гранёный алмаз, даже ступеньки у него были из горного хрусталя. Его украшала сверкающая вывеска «Сегодня или никогда». Туда ходили за драгоценностями. Хьюго как-то был там с матерью. Сирия Хармус купила брошь-хамелеон — та меняла окраску в зависимости от настроения хозяйки. Многие модницы ходили в серёжках из этого магазина: особым спросом пользовались многоярусные фонтанчики капелек, сверкавшие в ушах бриллиантовыми потоками, и жемчужные карусельки — эти серьги, переливаясь под мелодичную музыку, крутились вокруг своей оси. Девушки любили прекрасные бабочки-серьги из аметистов, трепетавшие крыльями. Девочки же выбирали украшения почудней. Для них здесь была целая детская витрина серёжек и подвесок: в маленьких клетках качались поющие птички, рубиновые божьи коровки махали крылышками, на тоненьких пластинах лунного камня оживали картинки: на одних плыл кораблик, на других распускались цветы.
Но из всех лавок, Хьюго больше всего любил ходить в маленький пиратский магазинчик розыгрышей «Кошелёк и жизнь». По форме эта лавка напоминала шхуну, украшенную пушками и пиратскими флагами с двумя скелетами у входа. Сколько же Хьюго там всего купил, чтобы всласть посмеяться над одноклассниками! И умертвляющие пирожки, которые на час делали съевшего похожим на разложившийся труп. И чудесные сопливые леденцы — по вкусу то они были мятными, но у проглотившего такой леденец в самый неподходящий момент из носа раздувались пузыри из соплей. Особенно их было смешно наблюдать у девчонок, выступающих перед классом — обхохочешься! Она волнуется, что-то лопочет, и тут вдруг огромные жёлтые сопли! А чего стоили ослепляющие репейники! Однажды один такой репей Хьюго незаметно прицепил на одежду вредной старухе миссис Грин — учительнице естествознания. Она, как и ожидалось, на секунду ослепла и скувырнулась с лестницы, при всей школе сверкнув кружевными панталонами. Вот была потеха! А Зеркальная пена? Хлебнёшь её и человек, которого встретишь, вдруг увидит в твоём лице сам себя, но только словно в кривом зеркале. Ну и морды были тогда у одноклассников! Да что там одноклассники — слуги в замке в обморок падали. Поэтому в своё время Хьюго скупил все запасы Зеркальной пены в пиратском магазинчике. Кажется, они до сих пор пылились в одном из подвалов. Да, «Кошелёк или жизнь» был набит ценностями…
Хьюго вздохнул, вспоминая. Он вглядывался в ущелье, которое медленно заволакивал туман. И сейчас в дымке казалось, чтогород Чудотворцев такой как и раньше. Но Хьюго за последнее столетие там был не раз: много домов развалилось и упало вниз, мосты почти все были разрушены. Сырость, запустение и разруха — вот что представлял сейчас из себя город Чудотворцев.
А когда-то внизу, у самой реки в городе меж скал начинались зелёные заливные поля. И там, в последних числах лета, в самую жаркую и сухую пору, как раз перед началом занятий в школе, начиналась подготовка к Медовому празднику. Это заставляло всех детей Визидарии не так грустить о наступающей поре уроков и заданий. Праздник подслащивал им последние деньки летних каникул.
Сюда, в город Чудотворцев в это время съезжались все, кто мог. Те, кто был побогаче, селились в многочисленных гостевых домиках горного городка. Это было удивительно интересно: по узким мощёным улочкам взбираться до высоты птичьего полета и устраиваться в домишках из камней и глины с черепичными крышами, похожих на ласточкины гнёзда. К одним домам приделывали балкончики, рядом с другими хозяева умудрялись даже разбить маленькие садики. Только в городе Чудотворцев, карабкаясь по скалам, росли лианы ягодника. Его ствол плотно облепляли овальные ребристые плоды. По их цвету легко было определить, зрелые они или нет. Если плоды были бледно-розовыми, то их сердцевина выглядела навроде мокрого свалявшегося комка кошачьей шерсти и пахла тухлятиной. Зато, если сорвёшь лиловый, внутри тебя ждала сочная волокнистая пена, напоминавшая по вкусу сливочный бисквит. Но теперь из-за мглы, почти весь ягодник погиб. И это сделали визидарцы-ремесленники!
На скулах Хьюго заходили желваки.
…Однажды восьмилетний Хьюго уговорил отца снять на праздники в городе Чудотворцев жильё. На всю Медовую неделю Джеймс Итон Хармус выкупил целую небольшую улочку на огромной высоте, но всё равно через сутки уехал ночевать в Дагхэд — не смог жить «в этом балагане нищеты». Зато Хьюго оставшись с матерью, славноотдохнул, хоть сначала одному на пустой улице было скучновато. Но он быстро нашёл, где находились лестницы, и стал убегать играть вниз, к другим детям.
А по вечерам из окон было забавно наблюдать за полётом чёрных головастелей. У них был яркий вытянутый красно-жёлтый хвост в виде большой пушистой плоской стрелки, которым они ловко лавировали между выступов и домов, а вместо крыльев — чернильные перепонки. Можно было перевеситься через подоконник и смотреть на шумящую далеко внизу реку Счастливую. Или следить за жизнью визидарцев в домах на противоположной стороне ущелья. Здесь, на улице, где Хармусы снимали жильё, до противоположной стороны было далековато. Но в некоторых местах города фасады домов на разных сторонах сильно сближались меж собой. Например, Аметистовая улица и Вонючий переулок были настолько близко, что когда в лавках переулка чистили и жарили рыбу, сизый дым от неё легко преодолевал два ядра и оседал в спальнях жителей Аметистовой улицы.
А между Зеркальными улицами, которые располагались напротив друг друга и ужасно походили, было ярдов тридцать-тридцать пять. Между ними кто-то натянул целую сеть из верёвочных лестниц и канатов, и молодые парни лазили по ним над ущельём, показывая свою отвагу. Они называли это Беличьи тропы. Как же ловко там прыгали молодые! Они устраивали целые шуточные побоища, пытаясь сшибить друг с друга шапки. Делали кульбиты, крутили сальто.
Когда Хьюго увидел игры на Беличьих тропах впервые, то сразу захотел взглянуть на это поближе. Он вылез в окно, по крышам добрался до верёвочного аттракциона, но с огорчением увидел, что ниже лиан натянуты сетки. А он то думал, что если посидеть здесь, среди глазеющей малышни, то можно будет дождаться, чтобы кто-нибудь упал и разбился.
Но детей к таким играм всё-равно не допускали. Зато у них были свои. У Беличьих троп Хьюго познакомился с мальчиками, чуть младше себя, приехавшими из разных районов долины. Эту разношёрстную компанию он сразу же впечатлил богатством, умом и ловкостью.
Помнится, новые знакомые очень боялись лекаря и рассказывали про его лавку небылицы. И когда Хьюго рассмеялся над их глупыми россказнями, они отвели его к белому домику, отделанному изразцовой плиткой, над входом которого красовалось: «Аптека». Мальчишки внутрь не пошли, а Хьюго, хоть и струсил, но решил не унижаться перед этими дурачками, открыл дверь и зашёл.
Там, в глубине старой лавки, всё было уставлено цветными пузырьками и порошками. Что-то булькало, шипело, в банках кто-то шевелился, а по стенам висели сушёные лекарственные ингредиенты. Чего тут только не было! Наколотые на ветки плоды Вырвиока, смахивали на моргающие кошачьи глаза. Стебли Гигантской Монстры, сложенные в чанах, были точь-в-точь как раздутые пенящиеся кишки. Над ними висели грибы Слюнявника, которые напоминали покрытые слизью высушенные пальцы. Рядом шевелились пучки шерсти марула, похожие налапы пауков. Страшнее всего выглядела сухая кожа Человечника — животного из леса, напоминавшего крупного лысого зайца без ушей. Обычно они передвигались прыжками, но когда сильно пугались, подскакивали и убегали на двух лапах. В такой момент издали их, действительно, можно было принять за маленького человечка. По весне Человечники сбрасывали кожу, а лекари собирали её. Если эту кожу сначала высушить, а потом замочить, то вода от неё становилась тёмно-синей, пахнущей чернилами. Такие ванны лечили от подагры.
Хьюго купил такую кожу. Когда он вышел на улицу, подошёл к толпе ожидавших его друзей, то неожиданно вытащил её из-за спины и бросил на самого маленького четырёхлетку, хромоногого визидарца. Все разбежались. А Хромоножка, до этого и так раздражавший тем, что в момент волнения начинал заикаться, сейчас по-идиотски расплакался. Он упал, выбив себе камнем зуб, и его залило изумрудной кровью. Глаза Хромоножки от страха смешно выкатились из орбит, он забавно хватал воздух ртом. Хромоножка так и не смог успокоиться, убрался домой и больше не появлялся. Ну и правильно, такая трусливая малышня им в компании была не нужна.
…Да, тогда Хьюго целые дни напролёт играл с этими мальчишками, и порой мать не могла его загнать пообедать. Он со своей бандой носился по лестницам и мосткам города, лавируя между прохожими, сшибая палками висящее бельё, скидывая с высоты горшки с цветами — так они играли в ремесленников. Или ребята делились на команды и, прячась, выслеживали друг друга, стреляя в противников из луков кошачьими стрелами. Они назывались кошачьими, потому что заканчивались не остриём, а мохнатой кисточкой. Касаясь тела, кисть расплющивалась и прилипала — попробуй, отдери её! Замучаешься. Самые неудачливые после игры так были облеплены стрелами, что напоминали ощетинившихся ежей. Некоторые пытались их отмочить в питьевых фонтанчиках, но где там… Только после хорошего горячего душа кошачьи стрелы отпадали от кожи, оставляя за собой синяки.
…В Медовую неделю, те, кто из приезжих был победнее — разбивали шатры и палатки на полях семьи Хармусов. Хьюго любил побродить среди палаток простолюдинов. Здесь было интересно. Но особенно Хьюго удивляло, что бедные живут довольно весело, могут угостить чем-то вкусным. Щедры и добры. Если бы он был бедным, то, наверное, не был бы таким ласковым, думал Хьюго. А ещё ему нравилось наблюдать, как в полях визидары сооружали Медовые дома желаний — огромные сооружения из соломы и досок. В последний день праздника их пропитывали волшебными составами иподжигали. И тогда вверх неслись огромные столпы цветных искр, и высоко в небе распускались цветы. Визидары делали ставки, чей Медовый дом вспыхнет ярче и сильнее. Отгадаешь — твоё желание сбудется! Правда, Хьюго никогда не угадывал — обычно он ставил на самый большой, и всегда выигрывал какой-нибудь с виду неказистый и неприметный.
В Медовую неделю у реки выставляли разноцветные шатры, лавки, временные магазинчики, в которых продавались сласти. Чего тут только не было! Особенно много сладких овощей, фруктов и ягод. Взрослые любили сладкие ромовые вишни, сплетённые в косички. А дети — бисквитные персики, обсыпанные корицей с миндалём и марципаном внутри, которые сами прыгали в рот — только открывай пошире. Из шоколадных овощей Хьюго больше всего любил огурчики с нугой — кусаешь его хрустящую глазированную корочку, а на языке лопаются шарики сладкой начинки. В разноцветных кульках продавали невидимые маленькие арбузики и дыни наполненные земляничной и грушевой пастилой. Знаете, как их есть? Аккуратно лезешь рукой в кулёк. И как только нащупаешь невидимую конфету, хватай и тут же облизывай! И она заискрится, проявится. Правда потом у тебя окрасится и засветится язык. Открываешь рот — а оттуда столп света.
Или дутая карамель. Та ещё забава! Купишь у торговца цветное яичко, которое долго выбираешь из корзины — хочется же получить чего-нибудь пострашнее, да побольше, чтобы все глазеющие, отпрянули и ахнули. Хлопнешь этим яйцом тут же об прилавок, и из него вырастает какая-нибудь ящерица или саламандра. Однажды Хьюго повезло, и у него из маленького жёлтого яичка выросла большая шипящая змея. Да такая реалистичная, что пока она, покачиваясь, застывала в его руке, стоявшая рядом компания детей, увидев змею, разоралась, уронив только что открытую ими коробку, полную копошащихся сладких червяков и гусениц, которые мгновенно расползлись, оставив малышню с носом.
…А поющие сахарные розочки на фисташковых маффинах — её откусываешь, а она издаёт ноту?! А полупрозрачные рыбки их фиалкового желе, которые плавали в аквариумах с сиропами, и их разрешали поймать на крючок самим?! А светящийся гранатовый рахат-лукум, который интереснее всего было есть в потёмках?! Всех сластей и не припомнишь!
Мать обычно покупала Хьюго самый большой набор печенья «Гербарий». Это была огромная жестяная коробка с рисунком букета, наполненная стопками шоколадных, марципановых, клубничных листиков и цветов разной конфигурации. От настоящих и не отличишь! Из этого набора Хьюго больше всего нравились одуванчики из сахарной ваты на мятной шоколадной ножке. И тёмное ореховое печенье в виде каштана с тягучей серединкой, украшенного тоненьким резным листком. Такие орешки мгновенно таяли во рту, оставляя изысканное послевкусие. Хьюго сглотнул, вспоминая. И, глядя в серую мглу, простирающуюся до самого горизонта, опять разозлился.
Когда-то за городом Чудотворцев начинались вересковые пустоши. Именно из-за них долину назвали Сиреневой. Сейчас это было царство блёклого тумана, над которым носился ветер и рвал его на части. Хьюго сжал кулаки и ударил по краю башни, отчего пару камней оторвались и, стуча об стены, полетели вниз.
Он никогда не желал плохого! И не думал разрушать эту прекрасную вселенную. Он всего лишь хотел, чтобы визидары любили его. Чтобы признали и чтили. Признали его силу, мощь, чтили его ум. Дрянные визидары. Что же они наделали? Они разозлили его. Вывели из себя, заставили напасть и разрушить мир, который он тоже, между прочим, любил. Любил больше их всех, потому что лучше всех из них его понимал. Только он тоньше всех чувствовал красоту Сиреневой долины, ценность этой земли и тонкие грани бриллианта под названием Медикат. Он единственный видел, что и где надо было подправить в этом мире. И недоумевал: отчего элементарных вещей не видят окружающие? Например, почему визидары-тролли могли ходить по городу в своей обычной одежде: в эти их противных широких полосатых штанах и воняющих кафтанчиках? Они портили собой изумительную внешнюю картину, оскорбляли своим видом. Как этого не замечали другие?! Или эти дурацкие визидары-эльфы, жители севера, что за идиотская любовь носить на себе вонючие шкуры и дурацкие шапки, сшитые из заячьих лапок?! Уродские шапки.
Хьюго был настолько гениален, что единственный понял, что раз визидары пошли от людей и чудовищ, надо было самим остановить этот процесс развития. Кому было нужно такое разнообразие? И как они все могли быть равны? Естественно, что никак. Ведь ясно было, что венцом творения был единственный вид визидаров — таких, как его род. А остальные? Они были уродцами и высшие силы создали их лишь для одного. Их нельзя было брать ни в школу, ни тем более в ремесленники. Они могли лишь обслуживать. Обслуживать и поклоняться.
В этот момент Хьюго снова вспомнил школу и экзамены… Как бесчувственные толстокожие окружающие не видели несправедливости всего, что происходит с ним двенадцатилетним? Хьюго поражался себе в детстве: какая же у него душа — тонкая, ранимая, словно бриллиантовая былинка. А все эти визидары вокруг чего-то там переживали из-за каких-то несущественных мелочей, не замечая его внутренних страданий. Что были их тупые проблемы по сравнению с его ежесекундной душевной болью из-за того, что Хьюго не признан ими, и этим бесконечно унижен?!!! Он воскрешал в памяти знакомые лица, и не мог припомнить никого, кто по-настоящему ценил бы его. Родители? Учителя? Одноклассники? Нет, каждый из них, вступая в диалог, хоть единожды, да перебивал, делал замечания или чему-то пытался научить. Его! Когда он был умнее их всех. Глупцы! Познав его, они должны были бы застыть в почтении и слушать сами, закрыв поганые рты.
Как же его бесила школа! Особенно эти темнокожие дылды, которые пошли от рода русалок. Только что ростом вышли. А их кожа? Нет, их кожа совсем не шла ни их городу, ни всей долине. Их надо было бы уничтожить. Всех. Или отправить в каменоломни. Он бы вообще отправлял туда всех, кого не считал красивым. А для слуг сделал бы отдельные улицы и маршруты, чтобы не видеть их лиц.
Хьюго вспомнил, как чествовали одного из мальчиков из соседнего класса — темнокожего Тафари То. Он лучше всех сдал экзамены и председатель отдела образования, Свон Тролль, противный низенький, с коричневой пупырчатой кожей, еле дотянулся до головы Тафари, чтобы надеть ему вшивую медальку за отличную учёбу. И похвалил этого дурака. А тот премерзко улыбался, и так хотелось дать ему по морде. Хьюго стиснул зубы от злости…
Поэтому чуть позже, через пару лет, малумы получили приказ уничтожить семью Тафари одной из первых. С его дома-Змеи начался Великий погром.
Если бы только Свон Тролль сделал Хьюго ремесленником, он был бы самым лучшим из них. Визидария бы ахнула от такого мастера. Возможно, жители сразу же выбрали бы его, Хьюго, в Совет Визидаров, вместо этого осла Гослинга.
И Хьюго, переполненный злыми мыслями, начал спускаться в подвалы Дагхэда.
По дороге он встретил Алаун. В последнее время она его очень радовала, казалось, стало происходить то чего он ждал от девушки почти четыреста лет: её сердце стало оттаивать. А как иначе понимать то, что как только началась кампания против ремесленников, она сама вызывалась помогать в дежурстве над Глазом Дракона? Хотя раньше его боялась? Хьюго не хотел пропустить ни минуты, когда око показывало путь сбивавшихся в стаю визидаров. И он был счастлив, что Алаун практически денно и нощно сидела над Всевидящим глазом.
Однако то ли глаз стал показывать меньше, то ли Алаун безумно не везло, но она практически ничего не видела и не записывала в специальный дневник, куда они заносили всё, что могли узнать о визидарах-ремесленниках. Вот и сейчас она отрицательно качнула головой и отдала Хьюго Всевидящее око.
Зайдя в мастерскую, Хьюго пнул первый попавшийся ему на пути предмет. Это был Тим. Тот взвыл и отскочил:
— Не стой на проходе, — поучил его Хьюго, а потом обратился к профессору, — готовы к заседанию?
— Да-да, конечно, — поспешно вскочил Джейкоб, отодвигая тетрадь, в которой делал записи.
— Тогда сейчас же собираемся в моём кабинете.
Через десять минут началось собрание. Во главе вытянутого стола восседал сам Хозяин. Рядом примостился Джейкоб с Тимом. По бокам сидели выбранные профессором консунты.
Выглядели они странной пугающей кучей то ли людей, то ли живых тряпичных кукол, но объединяло их одно: было видно, что Хьюго не заботился о том, как их создаёт. Их швы были кривыми и неровными, кожа, неаккуратно соединённая, кое-где морщинилась из — за чего симметрия лиц была нарушена: у кого-то чуть съехал в сторону глаз, у других перекосило рот или уши оказались на разной высоте. Но Хьюго это совершенно не заботило. В кругу консунтов он всегда чувствовал себя могущественным, создателем, как он любил себя называть. Хозяин ещё раз окинул взглядом тех, кого за этим столом собрал профессор.
Круглолицего коротышку в мастерской все звали Пузырь, дальше шёл Дылда-Дыра (он действительно был высокого роста и вечно дырявой одежде), поодаль сидела Квашня — так прозвали консунтшу с перкошенным ртом, за большую копну блёклых волос, собранных в пучок, разлезающихся в разные стороны. На углу стола пристроился Малыш — огромный тюфякообразный консунт, которого Хьюго собрал ради шутки из самых больших частей. Единственное, чего не любил Хьюго, так это то, чтобы консунты были выше его. Но Малыш оказался исключением. И пусть он был малоподвижным, неторопливым, как слон, но очень умным. Говорил Малыш очень медленно, но всегда по делу.
Профессор, волнуясь, представил Хозяину всех сидящих.
— Они точно надёжные? — спросил Хьюго.
— Да, — кивнул Джейкоб, — самые умные из всех констунтов работающих в ремесленных подвалах.
Хьюго вздохнул, оглядел тех, на кого собирался возложить самую главную миссию своей жизни и приглушённо начал говорить.
Консунты никогда не видели его в таком состоянии. Обычно, когда Хозяин выступал, он был сердит, его взгляд был мутен, тонкие губы зло сжимались, а движения длинных нервных пальцев становились порывистыми и резкими. Но сегодня Хьюго был собран и сконцентрирован. Взор его серых глаз был ясен и тих. И отчего-то именно из-за этого спокойствия, Хьюго Хармус сейчас был смертельно страшен, потому что абсолютно непонятен консунтам. Все напряглись. Чувствовалось, что Хозяин в эту самую минуту делает самый серьёзный и важный выбор в своей жизни. Выбор, от которого зависел и их мир.
— Ремесленники собрались почти все, — сказал Хьюго в абсолютной тишине, ни на кого не глядя, — те ауксилы и, что самое важное, толы, которые остались на Земле, находятся у них. В своё время я ставил перед вами задачу найти способы и средства пробить туманную стену в Визидарию. Но вы с ней не справились. И преграда до сих пор не даёт нам попасть в основную часть долины…
Тут Хьюго сделал паузу, и на его щеках выступили нервные пятна. Он вспомнил недавние размышления на башне. Неожиданно для консунтов, Хьюго прошептал:
— Вы не представляете, как я скучаю по Медикату…
Хозяин вцепился в край стола так, что костяшки его пальцев побелели:
— Что они сделали с ним? — его голос был тих и страшен, — с ним и с моей любимой долиной?
— Но, Хозяин, — робко заговорил Тим, — мы старались… но тех ауксилов, которые есть у нас, явно не хватает, чтобы создать нечто существенное, что пробило бы стену. Ведь мы даже не можем понять, как она действует, туманная стена же неосязаема. Толов почти нет, ауксилы по большей части бесполезные.
— Ты прав, — спокойно согласился Хьюго с Тимом, и от непривычной реакции парень вжал голову в плечи.
А Хозяин окинул взглядом стены своего кабинета. Здесь и в соседней комнате, куда ни посмотри, были полки, забитые разными предметами: ауксилами, которые когда-то они собрали по разрушенным домам и окрестным фермам. И неработающими волшебными палочками — здесь их были целые горы — поломанных и целых, но совершенно бесполезных.
После роковой ошибки в Ужасной битве, когда Хьюго не ожидал, что получит быстрый и мощный отпор от мирных и, по большей части глупых визидаров, он остался без того, о чём страстно мечтал. Хьюго рассчитывал, что внезапно напав и обезоружив самых опасных и сильных из ремесленников, он тут же приобретёт влияние над всей долиной, захватит мастерские и объявит себя единственной властью. В его воле и подчинении было бы всё. Все многочисленные толы и ауксилы.
— Да уж, инструментов у нас немного, — опять вздохнул Хозяин.
И даже те ауксилы, что он сейчас лицезрел, собирались по крупицам! Сначала консунты бесконечно злили его, принося всякий хлам — всё, что им казалось необычным, они тащили сюда, и мастерская быстро заполнилась горами рухляди. Чего здесь только не было! В одну кучу было свалено: странные стулья, ночные горшки, необычные лампы, вставные челюсти, чучело лебедя, тумбочки, шкафы… Все находки, которые консунтов удивили в домах визидаров, оказывались здесь. А толку от них не оказывалось никакого…
У Хьюго уходило немыслимое количество сил и времени объяснить консунтам простые вещи: что ауксилы не всегда выглядят странно, как раз чаще всего они похожи на обычные предметы, только на них всегда где-то стоит печать визидаров. И, если предмет рассмотреть повнимательнее, обычно находилась коротенькая инструкция или заклинание, которое его заводило. Но постепенно тупые консунты разобрались, и дело пошло. Они проверили каждый дом в разрушенном городе Чудотворцев, прошерстили всю округу в поисках ауксилов до невидимых границ, которые они тщетно пытались разрушить.
Хозяин опять оглядел полки.
— Эти ауксилы — барахло. Куча совершенно ненужных вещей, — сказал он, подойдя к ближайшему шкафу, — бесполезной дребедени вроде вот этой неразливающейся кружки… Цветок в горшке, который не надо поливать…Вечный колокольчик — на кой нам вечный колокольчик, который трезвонит каждый час? Тупой ауксил.
И как назло, именно в эту минуту колокольчик приподнялся в воздухе и издевательски затрепыхал, издавая мелодичный звон. Хьюго накрыл его ладонью.
— Разные бывают ситуации. Зачем-то он кому-то был ну… — сказал профессор, но Хьюго остановил его одним взглядом.
— Но я знаю, что ответ где-то рядом, — продолжил Хозяин, — и вы должны его найти. У нас один счастливый шанс. Добыча сама идёт к нам в руки. Вам нужно придумать ловушку. Чтобы с ремесленниками было покончено раз и навсегда. В долину они войдут только здесь, ибо в Визидарию можно попасть лишь через город Чудотворцев. Вы поняли? С этой минуты не есть, не спать, работать, придумывая план.
Все молчали. Хьюго подошёл к Малышу, взял его за нос и приблизил к себе.
— Вы поняли?! — повторил он в лоб Малышу. Тот замычал от ужаса, хотя был раза в два крупнее Хозяина.
— Да, — пугливо раздалось со всех сторон.
— Тогда вон отсюда. За работу! — отпихнул Хьюго консунта и вышел из кабинета.
«Да, бесконечно мало толов, — думал он, идя по коридору, — и даже тот, который должен быть моим по праву — перстень Воли Сирии Хармус…где он?! Он так его и не нашёл, хотя единолично по камешкам разобрал то, что осталось от покоев матери.
Хьюго зашёл в комнату Алаун, но её там не было. Слуги сказали, что она ушла на кухню пить чай.
«Какие у неё всё же плебейские манеры, почему её вечно тянет к слугам?» — раздосадовано подумал Хьюго.
Но на кухню за Алаун не пошёл — свернул в зал.
А у девушки было отличное настроение. Она в последние дни часто напевала и была необычайно весела. Вот и сейчас, Алаун сидела на кухне и, глядя в чашку, сама себе улыбалась. Вокруг сновали поварихи, а Алаун заварила себе Чай Чувств и любовалась им.
Чай Чувств был одним из бесполезных ауксилов, которые Хьюго терпеть не мог. Такие вещи его раздражали. Завариваешь его, и чаинки, покружившись, складываются на дне чашки в любовные признания. Хьюго велел выкинуть этот чай, как только увидел. Но Алаун Чай Чувств сохранила, и вот теперь с удовольствием пила. Смотрела на дно чашки и ждала глупые надписи. Вот чаинки покружили и сложились в слова: «Скоро тебя ждёт свидание с возлюбленным». Алаун, конечно же знала, что это простой фокус — чай всегда выдавал, общие фразы, которые хотела бы увидеть каждая девушка, но заулыбалась.
А растревоженный воспоминаниями Хьюго, психовал в зале. Ему вдруг стало здесь тесно. В этом подземелье, в этой жизни. Не такая она у него должна была быть. Он ходил по залу кругами, раздражаясь всё больше. Разве он должен был сейчас прятаться, как крыса в подвале?! В этих пыльных портьерах, дышать спёртым воздухом комнат, которые больше похожи на казиматы. За что это ему всё?! Омерзительные визидары. Нет, они будут в ногах вымаливать прощение за его погубленную жизнь. И он ещё не знает, скольких пощадит. Ведь он уже который век должен был жить не здесь… Память опять подкинула сцену из детства. Видимо, такой был сегодня у него день — Печальных воспоминаний…
Как-то гуляя по Медикату, маленький Хьюго выбрал себе будущий дом — один из особняков на Миндальной улице. Там, на берегу реки, стояли дома в виде животных. Здесь был Дом-краб и Дом-рыба, Дом-Бык и Дом-Курица. Но Хьюго нравился переливающийся Дом-Змея. Его построили в виде свернувшейся змеи, которая подняла голову. Покатая закруглённая крыша особняка была покрыта красивой черепицей, опалесцирующей на солнце от синего до красно-зелёного. В этом доме все окна были круглыми, кроме тех, которые располагались в башне-голове — там они были в виде двух больших — жёлто-зелёных глаз-витражей. Хьюго так хотел этот дом! Он стоял у забора и плакал, стуча кулачками, пока мать уговаривала его уйти. Позже ему сказали, что там живёт семья ремесленницы Атвы То. И змея — в их роду обозначала символ мудрости. Но для Хьюго змея была знаком силы и хитрости: подкрасться, вот так вот, кольцами сдавить жертву и придушить. Это была ещё одна причина убить семью ремесленников То.
Когда Хьюго отдал приказ и направил малумов на долину, он был уверен, что завтра или, в крайнем случае, послезавтра, будет стоять в башне Дома-Змеи и смотреть на Медикат через жёлто-зелёные окна. Так он думал… Отличный был план. Тщательно подготовленный, но…он не сработал. Хьюго захотелось кому-нибудь пожаловаться на судьбу. Рассказать о злом роке, обидах и визидарах, которые испохабили ему жизнь. Он это мог сделать только с одним живым существом. Самым близким. Единственным. Она была нужна ему срочно. Сейчас.
— Да где эта чертова дрянь Алаун?! — вдруг в нетерпении закричал он, и бледная Рейчел, которая подбрасывала дрова в камин, в страхе побросала поленья и со словами: «Сейчас найду её», пулей выскочила за портьеры.
Когда через десять минут, Алаун тихо зашла в зал, Хьюго кинулся к ней, не заметив румянца на её щеках и блеска в глазах. Он схватил девушку за хрупкое плечо и практически кинул в кресло:
— Послушай… Мне надо высказаться, вылить всё, что на душе. Я расскажу, чего ещё меня лишили эти животные, именующие себя визидарами…
И он стал рассказывать о видах с замковой стены, о Счастливой реке, о Медовом празднике, о городе Чудотворцев, о жизни в долине.
Хьюго разошёлся не на шутку, жестикулировал, вспоминая подробности. И даже когда в зал зашёл Малыш, чтобы что-то сказать, Хьюго, не прерываясь, рукой приказал ему молчать и ждать. А сам продолжил бурный монолог, перемежающийся жалобами на ненавистных ремесленников. Взгляд Алаун потух. Она сникла. Долго слушала его, не прерывая, но потом вдруг спросила:
— В долине прохладно, как же визидары выращивали такие чудные плоды и растили южные цветы? Они их видоизменяли своим волшебством, но ведь таким растениям всё равно нужен особый климат?
Хьюго нервно дёрнулся, из-за того, что она его перебила. Потом хмыкнул над её глупостью и объяснил:
— В лавках Медиката можно было найти столпы погоды. Нам такие были не нужны, а вот в долине они использовались повсеместно. Их придумал ремесленник Пинар, кажется. Столпы погоды представляли собой небольшие каменные глыбы. Их нагревали в печах мастерских до нужной температуры. И столпы держали её очень долгое время, накрыв пространство вокруг себя температурным куполом.
Малыш, который всё это время стоял, облокотившись у стены, вдруг ожил. Он шагнул к Хьюго, вытаращив глаза:
— Температурный купол…столпы погоды…
— Что с тобой?! — оторопел от такой наглости Хьюго.
— Хозяин, кажется, я знаю, как они сделали защитный купол. По-крайней мере, на основе какого волшебства. Они чем-то поменяли энергию столпов погоды или, помните, вы рассказывали о Башне Силы? Которая заряжала волшебные палочки? А не кажется ли вам, что палочки не работают потому, что Башня Силы сейчас выполняет защитную функцию?
Хьюго задумался, почесал подбородок, дёрнул себя за прядь волос и пожевал их, что он делал только в моменты сильного волнения, а потом медленно сказал:
— Да. Я больше чем уверен, что ты прав. Да что там. Я уверен на сто процентов, что именно на основе этих столпов и Башни Силы и держится защитная стена. Теперь надо понять, как эту информацию использовать.
Хьюго поднял глаза на Алаун и произнёс:
— Сегодня определённо очень счастливый день!