Глава 5. Любишь медок — люби и холодок…
После налаживания какого-никакого, но стабильного притока воды, мяса, шкур и перьев, я обезопасил местность вокруг молочной ивы, нарыл волчьих ям, навтыкал везде кольев и наплёл верёвки из коры молодых деревьев. Смастерил простенькие солнечные часы, две палки воткнутые в землю, образующие прямоугольный треугольник. Полезность палочек сводилась к пониманию времени захода солнца. Удалось подсчитать продолжительность суток, получилось почти двадцать девять часов, принял за тридцать.
Для защиты на ближней дистанции я использовал левый клинок богомола, разобрав и вытащив из предплечья правый, я сделал копье-меч похожее на глефу и назвал его Гуань дао, не пропадать же такому имени генерала всех оружий, может потом нацеплю вымпел на него какой или хоругвь, и стану императором с гаремом.
— Что ты смотришь на меня? Да-да, знаю, нацепил твою башку на палку и теперь сижу болтаю сам с собой. А вот нехер было нападать на меня ночью близ моего же дома, ты же сам насадился на мои колья. Скажи спасибо, что я из-за своего врожденного благородства тебя добил.
Обхватив руками трофей, сказал: — Давай, леопардик, открой ротик… — Спа-ши-бо, — продолжил я гладить одной рукой отрубленную голову, а второй жарить мясо моего слушателя.
— Ты, к тому же жесткий, невкусный, как и вся дичь до тебя, — засокрушался я. — Хотя неееет, змейки ничего так.
— Кхм. Так вот, жертва, слушай дальше.
Потребность в оружии дальнего боя я решил с помощью дротиков.
Длинные, около двух метров, и легкие, не больше трети килграмма, метательные копья обеспечивали максимальные дальность и точность броска, для увеличения характеристик я часто использовал их с копьеметалкой.
Одно дело, когда я кидаю рукой, которая задаёт поворот копья, и оно будет обязательно кувыркаться, и совсем другое дело, когда копьеметалка зацепляется за кончик копья и метает ровненько туда, куда нужно. Осталось только наловчиться. К тому же, копьеметалка удлиняет руку, и сила броска тоже увеличивается, а это очень важно, ведь нужно не только палку добросить, чтобы она стукнула кому-то по спине, но и чтобы жертва была пробита насквозь и окочурилась, ради мяска на костре.
У такого рода метательных копий был существенный недостаток — плохая пробиваемость, поэтому я носил с собой и легкие и тяжелые. Первый вид я способен кинуть почти на сорок шагов, второй, лишь на двадцать пять. На охоте приходилось выбирать между дальностью и пробитием. Я даже сделал сумку для копий, в нее с удобством помещалось по два легких и тяжелых копья.
Интересно, я прав, или мои суждения о пробиваемости — полная чушь? Так или иначе, мне спокойней использовать два вида копий, разнообразие помогло мне обрести душевное спокойствие. К тому же, хер сделаешь одинаковые копья.
Провозившись с разделкой, неожиданно прилетевшей в мои руки туши, и проговорив с ней же, я лег спать ближе к рассвету.
— К-шш-щщ, — в полдень разбудило меня шипение у уха. Это был Тугарин. Мой домашний питомец, мордоворот, каких непросто найти.
Полметра бурой шерсти с ехидным видом взирало на меня и требовало жрать. Лично мне зверек напоминал гоблина. Только необычно преданного и умного, и прожорливого. И с мягкой пушистой шерсткой, как будто кто-то постоянно наводит лоск.
А ведь где-то бегает его брат, Алеша, которого я при первой встрече чуть не убил. Тогда меня чуть самого медведь не убил.
Помнится, медведь долго ходил за мной. Он всегда был рядом. Вернее, не он сам, а его следы, то тут, то там, размером с дно от пятилитровой банки. И каждый раз — свежие. Собравшись с духом, я решил: надо убивать. Убивать так, чтобы потом можно было снять его шкуру и сделать себе красивый теплый плащ. А то здешние ночи, последнее время, бывают весьма холодными. Но мечтать о роскошной одежде одно, а тут другое.
Я взял за правило каждый день делать петлю вокруг молочной ивы, прежде чем куда-то идти. Через две недели, лёжка прямо напротив входа.
Тогда я не знал, кто открыл охоту на меня. Сперва начал изучать повадки зверя, как он за мной ходит, как примерно выглядит.
Прикинув язык к носу, понял, что есть несколько мест, где он, если идёт за мной по одной дорожке, должен быть виден с другой. К примеру, я сперва прохожу вполсклона, а потом под гребнем. И с этой тропы под гребнем должен видеть тропу вполсклона. Но ведь это всё время ходить надо, а с каждым днем ходить всё страшней. И так уже один раз чуть медведи не убили. А Веню таки достали.
Следующие несколько дней я потратил на приготовления, попытался даже сделать щит, но ничего особо путного не вышло, тогда решил просто подготовить ловушку. Яму, да побольше, в нее загнать жертву, а потом сверху накинутся и клинком богомола, вместе с Гуань Дао, умертвить.
Урон, который я при этом получу, меня не особо волновал, так как, к тому времени, я уже полностью освоил прямой контроль большинства основных аугментаций, а самое главное — наниты. С их помощью я чуть ли не бессмертный. Потеря крови — плевать. Разорванная кожа и мягкие ткани — плавать, если не тронуто пузо, а его я защитил с помощью подкожной брони из нанитов и закрыл толстенным нагрудником из кожи и местного особо прочного дерева. В теории, даже если мне оторвут руку, сделав всё сразу, то смогу прирастить конечность обратно. Самое же главное — это не потерять сознание, потеряю — не смогу поддерживать функциональность нанитов, а значит, я труп.
С новым днём, сперва решил расширить уже имеющуюся волчью яму, но вырыть достаточного объема западню мне оказалось не по силам. Зажать огромную тушу между сваленных деревьев и камней — рискованно. Поэтому думал о том, чтобы сделать решетку из палок, на нее насадить множество кольев, подвесить за какой-нибудь сук и положить под ловушку приманку. Сотни острых деревяшек в теле должны дать мне время на его убийство.
Сделав петлю вокруг молочной ивы, после полудня я решил пойти присмотреть подходящее место, через час поисков, недалеко от себя, услышал хруст костей и увидел шевеление кустов. Молниеносное решение — бежать, бежать по направлению к лагерю, по пути есть достаточно открытая местность, свободная от деревьев и сучков. Не хочу чтобы трагедия случилась со мной, а не со зверем.
Я показал хищнику свой страх, одновременно спрятав за собой Гуань Дао, чтоб воспользоваться им в нужный момент. Медведь не должен его видеть ни в коем случае, иначе я его могу спугнуть.
Выбежав на открытое пространство, я обернулся, шагах в двадцати был ОН. Я сжал покрепче Гуань Дао, на данных момент исполнявшего роль рогатины.
Огромная черная туша быстро сократила расстояние между нами и бросилась прямо на меня. Я, уже опытный охотник, встал в стойку. Типичная стойка боксера с левой ногой впереди, обе руки на глефе, глефа слегка отодвинута назад за правый бок. Чуть пригнувшись и мысленно перекрестившись, тщательно прицелился под лопатку.
Медведь стремительно заходил по дуге и рассчитывал наброситься на меня сбоку.
Как только зверь зашел в зону поражения, я, что есть мочи, вонзил Гуань Дао по черенок. Уперев в землю застрявшую глефу, увидел прямо перед носом сплюснутую, с двумя огромными зубами, выпирающими из верхней челюсти, пасть. Самая настоящая бездна разверзлась, ещё чуть-чуть, и я стану частью её смердящего дыхания.
Инстинкты взяли надо мной контроль. Мозг отказывался думать, он способен лишь действовать. Подставляю левую руку под челюсть, клинком разрезая оппоненту щеки, правой же молниеносно выхватываю костяной нож и ударяю зверю в ухо. Обработанная кость, висевшая у меня на ремне и используемая для разделки мелкой живности, не могла нанести серьезный урон, но сильная боль хорошо отвлекает.
Черный, как смоль, монстр, отпустив мою руку, взревел. В этот же момент клинок богомола надрезал ему горло, запузырилась кровь и потекла вниз, унося за собой жизнь. Могучий зверь мигом встал на задние ноги, развел лапы и, утробно рыкнув, обрушился подобно колоссу.
Глухой удар грузной туши об землю был настолько силен, что чувствовалось как земля ходит под ногами. Да и сами ноги уже плохо меня слушаются. Я, не отрывая глаз, спиной вперед отбежал от зверя, схватился за копье трясущимися руками, и тут же его метнул. Взялся за другое копье.
Зверь лежал прямо передо мной, захлебываясь в собственной крови. Быстро таявшие силы не давали ему подняться и продолжить бой. Глефа застрявшая подмышкой лишь ускоряла потерю крови.
Решиться и подойти, чтобы добить его, я не смог. До самой ночи сидел в метрах десяти и ждал, пока он окончательно испустит дух, охолодев. Мне очень не хотелось чтобы, когда я приближусь, он захватил меня с собой на тот свет.
С первыми лучами солнца, я, залатав раны, надеюсь, что наниты и живой металл справятся с почти отгрызенной левой рукой. Потыкав палкой в бездыханное тело хозяина леса, начал думать, что с ним делать.
Для начала решил вытащить копья. Гуань Дао застряло так, что пришлось его вырезать. Попутно осмотрел шкуру, больше похожей на кору…
А в ней копошение… Бесчисленные народы, задолго до меня, поделили шкуру медведя, сильнейшие армии, сталкиваясь в битвах за пылинку на куче грязи, оставили незаживающие раны. Маленькая цивилизация, для которой этот медведь бы домом, вот-вот прекратит свое существование. И перстень существа, значительно меньше погибшего мира, последний раз нарушает покой. Больше не будут расступаться облака, больше не будет мир содрогаться, больше не будет земля питать маленькую рать, потому как мир начал исчезать. Скоро его душа обретет призрачность.
Вытащив глефу, почувствовал, как смрад тысячи видов нечистот сжимает ноздри, похоже, так пах жир. Отрубив голову, вырвав клыки и когти, оставив тушу на полянке, пошел домой. Никогда не думал, что что-то может так смердить. В первый раз побрезговал добычей. Плакал мой теплый плащ.
— Ха, — насадив голову на копье, глядя прямо в умершие глаза, понял одну вещь. Он же раньше не встречал людей, та и здешние медведи не знают что такое рогатина, — хер бы ты человека с глефой-рогатиной испугался, а вот местные леопарды и пантеры уже за километр меня обходят. Понимают, кто в лесу хозяин.
Вернувшись в лагерь, услышал, как кто-то копошится за разделочным пнем-столом. Приготовившись к новому бою, подойдя ближе, заглянул за него и увидел, как два бурых маленьких существа, чем-то схожими с обезьянами, обгладывают недоеденное мной мясо с костей, тем самым избавляя меня от необходимости утилизировать остатки пищи. Меньше гнилого мяса — меньше вони. Так началось мое сотрудничество с Тугариным и Алешей. Двумя прожорливыми хищниками. От меня получившие прозвище — прихвостни.
Хорошо выспавшись, позлорадствовав над леопардиком, дождавшись спада жары, пошел осматривать дальние ловушки, пока шёл, поймал себя на мысли, что несколько месяцев назад, когда была битва с медведем, было не так жарко как сейчас.
За год проживания в лесу я, хоть и стал невероятно опасным, но лишний раз в бой не лез. Предпочитал выждать, наставить ловушек и безучастно убить. Так я ”обезопасил” примерно сотню квадратных километров вокруг ивы. Также настроил временных убежищ. Мало ли в какую историю вляпаюсь.
Дойдя до границы “моего” леса, и подходя к последним ловушкам, увидел, как на одной из них, а именно на рогатине, весит змея и жрет кого-то. Начал подходить чуть ближе, чтобы её рассмотреть. Хвост у нее был похож на хвост гремучей змеи, серые оттенки и коричневые пятна на шкуре. Я достал легкое копье и приготовился метнуть его. И тут она поворачивает свою окровавленную голову в мою сторону, расправляет огромный коричневый капюшон и начинает рычать. РЫЧАТЬ, БЛЯТЬ!
С перепугу промазал копьем, попал прямо в пень, на котором она сидела. Змеюка никак не реагировала, всё также продолжала пялится и рычать.
У меня осталось три попытки убить издали.
Спокойно взял второе копье, прицелился и бросил. Попал в капюшон, тем самым пригвоздив гадину ко пню.
Охренев от такого исхода, она, оторвав часть капюшона, прыгнула в мою сторону, но извиваясь, упала на землю. Я, на всякий случай, отпрыгнул и достал Гуань Дао. Чуть очухавшись, глист начал уползать от меня в кусты.
— Куда блять! — Завопил я и, подбежав поближе, нанёс стремительный и точный удар.
Тихий булькающий звук оповестил о преждевременной кончине. Голова покатилась в небольшое углубление в лесной подстилке. Тело начало извиваться, кровь брызгала во все стороны, пачкая мне ноги. Кровавое, но быстрое убийство.
Пока ждал, когда добыча перестанет жига-дрыгаться, сходил за копьями. Одно застряло в отверстии от сучка, да так, что его теперь не вытащить, второе, прибив капюшон, содрав кору и оголив древесину, расщепилось. Смирившись с потерей копий, сложил змеюку в спираль, уж больно длинная была, метра два, подвесил на поясной крюк из кости рядом с небольшой пестрой птицей. Куски какой-то лисицы так и оставил на рогатине.
— Проверить осталось пару мест и можно идти назад. Ощипать пташку, закинутся молочком “антиголовная боль” ивового производства, попробовать новую партию лёгкой алкашки из ягод. Вечер обещает быть быстрым, кайфовым, но не запоминающимся. Как всегда… Как всегда. — Привычные разговоры самим с собой прервал резкий пронзительный звук, — кто-то вдалеке гавкает, что ли, — стал прислушиваться я. — И кто-то визжит. Да, определенно, гавкают и визжат. Гавкают местные шавки, а визжит кто? Хм… Не свиньи же.
Интерес и головка, именно головка, не голова, заставили идти на звук. А её подруга, жопа, все кричала: ВСЕГДА ЖИВИ ПОД ДЕВИЗОМ — ГОТОВЬСЯ К СЮРПРИЗАМ.
Подойдя вплотную к приближающемуся источнику звука, забрался на небольшой холм и спрятался за поваленным деревом, не хочется понапрасну рисковать. В сумерках меня вряд ли кто-то увидит.
Крик и лай постепенно усиливались, и, вскоре, я увидел, как две женщины и один мужчина убегают от стаи собак-мутантов. Коричневый окрас, длиннющая шея, сильно вытянутая морда и хвост в черно-белую полоску. Уж не знаю, какой отбитый на все яйца местный академик Павлов их там так наскрещивал.
Не прошло и пяти секунд с тех пор, как я заметил мужика, а он уже был мёртв. Одна из собак вгрызлась между ног, в это время вторая вцепилась в шею и перекусила её. Увидев это, женщина лет под сорок что-то крикнула второй, помоложе, остановилась и смиренно со стеклянным взглядом стала дожидаться смерти. Девушка, вся в слезах, закрыв рот руками, бежит в мою сторону. За ней твари.
— Ну здравствуйте призраки завтра, — тяжело вздохнув, начал собираться с мыслями.
Подождав, пока девушка добежит до меня, хватаю её за шкирку и бросаю на землю прямо за деревом, чтобы не отсвечивала, а то её загрызут. В это время беру Гуань Дао и отсекаю обе передние ноги следовавшей по пятам шавки, клинком богомола дырявлю череп. За год я научился управлять клинком силой мысли. Быстро раскрыть, ударить, скрыть. Сожрать, похоронить. В душе я ассасин-пожиратель.
Следом улетает на тот свет вторая псина, с дыркой в горле от клинка. Третья оказалась порасторопней и даже укусила меня за правое предплечье, к глубокому сожалению для неё, правое предплечье — это аугментация. Прокусить можно кожу и задеть мягкие ткани, но не более, оторвать мне руку, этот зверь неспособен.
Правое ухо. Мозг. Левый глаз. Клинок прошёл насквозь. Третий труп. Три быстрые смерти, ни единого визга. Впереди своего часа ждут остальные моих жертвы.
Женщина умерла быстро, не мучаясь, собака играюче снесла ей голову и теперь тащит за ногу куда-то. От мужика уже мало что осталось.
Поняв, что незаметно подобраться я не смогу. Достаю тяжелое копье. Два лёгкий пришли в негодность после моих попыток убить змею издалека. До псины шагов тридцать. Беру копьеметалку, целюсь и бросаю. Копье чиркает по ноге зверюшки. Остатки стаи обращают на меня внимание. Теперь я один против трёх монстров. Не так уж и плохо, да?
Втыкаю последнее копье чуть правее себя, чтобы не мешалось за спиной. Убираю левый клинок. Становлюсь в боевую стойку и, чуть согнув руки, покрепче хватаю Гуань Дао.
Стая ведет себя, как единый организм. Две собаки медленно заходят с флангов. В это время та, которая по центру, отвлекает меня. То подбежит ко мне и облает, то скалясь и рыча, отступит.
Ждать, когда ко мне зайдут в спину я не стал. Начал понемногу отходить влево, не отводя глаза от центра. И когда расстояние между мной и больно умным крокодилом стало критическим, шавка, решив что не заметили, прыгает на меня, я молниеносно поворачиваюсь и располовиниваю её глефой.
Две оставшиеся животины тут же кинулись на меня. Обратная сторона глефы ударяет в грудь одной, та, взвизгнув, падает на землю, другая же получает клинок богомола в свою длинную шею.
Чудом выживший монстр, безумно оглядевшись по сторонам, дает деру. Но как бежать без задних ног?
— Хэ. Никак, да? Пизда тебе зубастик ёбаный, — уже привычным движением пронзаю живот и, наслаждаясь визгами, начинаю крутить глефу, наматывая кишки.
Выбив клыки на память, отрезав хвост, оставляю труп в покое. Хвостик мне приглянулся, собрав все шесть, вспоминаю про девушку. Она, спрятавшись за поваленным деревом, закрыв рот руками, стараясь не дышать и не двигаться, смотрела на бойню и сбор трофеев.
Когда мы с ней встретились взглядом, её затрясло.
Убираю глефу за спину, запихиваю хвостики в саморучно сделанный из шкур поясной мешок и начинаю медленно подходить к насмерть перепуганной барышне, та, в свою очередь, падает на землю и начинает медленно отползать.
В отражении её голубых глаз я видел, как к ней подходит некто длинноволосый, длиннобородый, одетый в шкуры невиданных зверей, с ног до головы в кровищи, с костяными ножами на поясе. Там же смотанная змея и пёстрая птица, из глаза которой торчит заостренное ребро, исполняющее роль крюка. Одним словом — людоед.
Я решил не подходить слишком близко, поправив плащ из шкуры местных пантер, сел на поваленное дерево и, помахав рукой, поприветствовал.
Стройная красивая девушка с темно-фиолетовой кожей, с длинными черными волосами, в изодранном изумрудном платье, сквозь дырки которого виден бюст размера так эдак третьего, весь в мелких ссадинах.
А напротив сидит дикарь в шкурах и с трупами. Хорошо, что я не краснокожий, она бы тогда сразу самовыпилилась.
Неловкие попытки познакомиться, нарушили непонятные голоса позади меня.
— Видимо хозяева зверушек пожаловали. Ты сиди здесь, а я посмотрю, сколько их там и кто они, — пальцем приказал девушке сидеть, а сам пошел за оставленным копьем, попутно размышляя о том, почему я всегда что-то говорю вслух. С ума начал сходить?
Взял копье, бесшумно направился к дереву, чтобы спрятаться за ним. Через пару минут на место бойни вышли два легко одетых черномазых полурослика с факелами и плетками. Хоть и были уже сумерки, но я прекрасно видел, может быть, они как куры, чуть стемнеет — сразу слепнут.
Кожаные штаны и грязные ободранные подобия рубашек — я не рассматривал в качестве добычи, а вот две плети могут пригодиться.
— Во уроды, — прошептал я, увидев их рожи.
Все перекошенные, с язвами, покрытые коростой. У одного были в коллекции и заячья губа, и кроличьи зубы. У второго копье в бочине.
После меткого попадания бросаюсь в атаку на полулюдов, которые, к моему удивлению, уже пришли в себя. Полузаяц метким ударом хлыста выбивает у меня из рук Гуань Дао, второй, с копьем в груди, осев и захлебываясь в собственной крови, с трудом единожды бьет хлыстом по моим ногам, взрывая кожу и оставляя кровоточащие раны. Но я неостановим.
Метра за два до стоящей на ногах жертвы, я получаю от неё ещё один удар. Хлыст мертво наматывается мне на правую руку. Полурослик выхватывает кинжал и тянет хлыст на себя. Перспектива насадиться на кинжал мне не улыбалась, поэтому я, раскрыв клинок, насаживаю его первым. Повертев жало туда-сюда и сделав дырень в пол глуди, отпускаю уродца в иной мир. Второй к этому времени уже сам сдох.
Осмотревшись, сразу же потушил факела в крови. На секунду задумавшись над этичностью грабежа, я решил опираться на Маркса. Если я правильно помню, он говорил, что первоначальное накопление капитала происходит путем грабежа.
Взяв две плетки и сняв две пары кожаных сапог с длинными голенищами, конфисковал кинжалы.
Брезгливо обшманав тёплые тела, в маленьких сумочках нашел пару каких-то монет и огниво, больше ничего дельного не было. Мелочевку запихнул обратно в мешочки и повесил себе на пояс.
— Даже карманов нет. Дикари ебаные…
Не успев вдоволь повозмущаться и отойти от трупов, слышу, как какие-то недобитки сзади кричат. Без ненужных действий бросаюсь к девушке, всучаю ей в руки плетки и одну пару сапог, вторая в руках у меня, закидываю зарёванный третий размер груди на плечо. Мягкая задница падает мне на руку. Дивица же не издала и звука, лишь тихо шмыгнула носом.
Обернувшись, вижу, как целая толпа низкосраких уродцев с копьями, плетками и короткими обоюдоострыми мечами, с одним небольшим отростком, больше похожими на оружие из секс шопа, выбегают и вляпываются в свежую кровь. Один счастливчик, выставив перед собой острый дилдак, поскальзывается и падает прямо на него, проламывая грудину и, ползая в крови, хрипя, выпучив глаза, в судорогах, кровавой пеной исходит на нет. Его товарищи, вытянув физиономию от ученноной бойни, неподвижно стояли, боясь идти вперед, лишь глаза беспорядочно бегали то по мне, то по ошметкам существ.
Я, пригнувшись как провинившееся собачка, по одному шажку начав уходить за холм, встретился глазами с полуросликом в костюме с широкими рукавами и штанами, подобием дерьмового пластинчатого доспеха, закрывающего грудь, и в огромной шляпе с перьями на покрытом фурункулами голове.
— ИРГХ ГРУАЛ КАЛБА! — вдруг завопил он, указывая на меня своим мечом.
Ждавшие команду гномы, облизнув губы, один даже засунул язык в нос, с зажжёнными факелами бросились за мной.
Все же побежали, — подумал я и, чуть подбросив девушку, чтобы поудобней было, сорвался с места.
Отзвук шагов от мокрой после вчерашнего дождя земли, хруст веток под ногами, редкие мелодичные возгласы у меня под ухом — всё это никак не помогало заглушить крики чипиздриков. Гнаться за мной им не мешали ни рост, ни незнакомая местность. А ведь даже я, с перепугу, начал забывать в какой стороне мой новый дом.
Миновав заросли местного кустарника, взобравшись на небольшой холм, увидел до боли знакомую картину. Огромный кошак раздавленный не менее огромным бревном. К моему сожалению, забрать добычу времени не было. К моему счастью, я знал, куда теперь бежать.
Задерживаться было нельзя. На пятки наступали уродцы с вертикальными затруднениями. Чуть отдышавшись, побежал дальше, стараясь собирать по пути как можно больше ловушек, благо я заранее много нарасставлял.
Примерно через полчаса моё сердце начало отказывать. Жесткое непреодолимое существо, которое так и норовит выскочить и лишить меня жизни, единственное, что его сдерживает, — это крики угодивших в мои ловушки полуросликов. Кому-то не посчастливилось упасть в волчью яму, кто-то попался в силки и сломал ногу. Я даже видел, как один, перепрыгнув яму с кольями, угодил носом в рогатину, но не умер, лишь уронил факел, превратив лес в голодное всепожирающее пламя.
Огненный демон, бестия ада, широко разинув пасть, откусила голову призывателю и, окропив себя от рогов до копыт, с закрытыми глазами, то жует, то поет, то свистит. Огромный топор разделывает свежую тушку, начиная с макушки. На лесной кухне стучит молоток шипастый. Мелодично водичка журчит, жирок на сковороде скворчит.
Пестик в ступе мерно растирает пальцы в пыль. Свежие куски мяса смиренно прыгают в казан. Поймав парочку окорочков, сатир-душекрад замачивает их вместе с рассолом из под мозгов. Глаза, купаясь в алом вареве кастрюли, сверкнув нечистой силе, послушно утонули.
Уколовшись от ножа всего один раз, будто в сказке, уснуло сердце без лишних фраз. Сатана мелко нарезает свежую кошачью тушу, пока жена готовит кушать. Жучки-паучки по-мужски мастерски, наперегонки наполняют пирожки.
И дым коромыслом, ведь повар от бога, а еда — искусство. Увидев это, Ветер закружился, заметался, деревья начал с корнем рвать: — Вот вам корешки-коренья, давайте вместе сядем жрать.
Гремлины накрывали на стол, приговаривая: — Забудь страх, ты и так уже прах.
Черт из-за пазухи достал пузырь, налил треть стакана, затем, слегка взболтав янтарную жидкость, вдохнул терпкий аромат, долил до половины и одним махом опрокинул содержимое. Удовлетворённо хмыкнув, поставил стакан на стол и налил остальным. Вся огненная семья села трапезничать.
Добрый Сатана, он хороший был весь год, с женой любезно пригласили всех, кто был поблизости, на поздний ужин, но я вежливо открестился. К сожалению, от приглашения к такому шикарному столу мою спутницу затошнило, а когда я остановился, чтобы проверить её состояние, она потеряла сознание. Отдышавшись несколько минут и подождав пока девушка придет в себя, снова взял на руки и понес дальше.
Последнюю треть пути спокойно шёл на автопилоте, пытаясь оторвать глаза от изодранной барышни. Красивая ведь, чертовка.
***
Налившиеся кровью, светящиеся синим глаза хозяина леса, пронзая душу, сводили с ума, однако в его действиях я не чувствовала агрессии. Жуткий человек прекрасно ориентировался в темноте, к рассвету он донес меня до своего логова.
Очищенная от всевозможной растительности местность вокруг огороженного пышного дерева с одним проходом к нему и парой пней с меня высотой, с бесконечным количеством ловушек и кольев, в том числе из кости.
Самая настоящая маленькая крепость. Местами подгнившие деревянные стены усеяны трофеями. Где голова висит, где пёстрые хвосты образуют причудливые узоры, где красуются кровавые надписи на неизвестном мне языке, гласящие: “Вива ля анархисто!” и “Как заплачено так и зафигачено”, а с другой стороны: “Гримаса боли — всего лишь перевёрнутая улыбка” и “Если ты зверь — пыл свой поумерь, но для тебя есть и хер”.
Войдя в лагерь, я увидела сотни небольших подвешенных шкур близь костра, огонь и жар которого использовались для сушки, а дым, зола и пепел — для выделки. Также из золы и топленого жира производилось мыло. Недалеко от мыловарни был вырыт колодец, но воду из него нужно предварительно очищать.
Чуть дальше была большая обтесанная чурка, она использовалась в качестве разделочного стола, вся пропитанная кровью, всюду красовались комки красной слизи вместе с мерзкой жижей, приправленные ошметками различных существ и сгустками мездры.
Я инстинктивно задержала дыхание и смотрела, как первые лучи солнца падают на насаженную на кол кошачью голову, близь которой сидит метровый, с бурой короткой шерсткой, в штанах с лампасами, зубастый монстрик похожий на помесь гоблина и волка, который смотрит на меня большими карими глазами и грызет кость, ребро размером с него самого. Хозяин леса подошел к нему, вырвал из зубов одну кость и погрозил пальцем: — Не шипи Тугарин, ты тут и так один пируешь. Куда, кстати, Алеша сбежал? М? — и дал ему другую кость. Обглоданную кинул в овраг. С пугающим звуком она скатилась с вершины огромной груды белых осколков без единого кусочка мяса.
Я шла между мелкими постройками из палок и огромных листьев с верхушек деревьев. В углублениях, созданных с помощью листьев, была вода, чуть дальше на каркасе из палок висело мясо, вялилось.
Стоящие близь обложенного камнями костра, четыре высокие палки, с полтора моих роста, поддерживали кожано-лиственную крышу, под который были накиданы шкуры, к которой мы и направились.
Пока хозяин леса вёл меня, я заметила, что его раны на ногах и руках зажили. Мой спаситель подошел к высокому полому пню, убрал сверху камни и сдвинул крышку. Взяв в руки неизвестную мне птицу, он посмотрел на меня и вырвал пару ярких синих перьев из хвоста и крыльев. Саму тушу, вместе с мелкой добычей, закинул внутрь. Подошел ко мне и пощекотал пером нос, из-за чего я чихнула, что-то сказав и посмеявшись, он дал мне два пера, последнее вставил мне в волосы. Достав трофейное огниво, зажег костер, я села на шкуры у очага. Остальные вещи он, отодвинув свисающие ветки ивы, отнес поддерево и там же переоделся, помылся и побрился.
Возвратившись ко мне, в руках он тряс запечатанный глиняный кувшин, затем откупорил его, налил содержимое в глубокое деревянное блюдце и сел рядом со мной. Погоняв красную жидкость и вкусив аромат, медленно, причмокивая, осушил блюдце, затем, посмотрев на меня, пододвинулся ближе, налил до половины и протянул его мне вместе с кусочком копченого мяса. Сам же взял что-то похожее на кубок. Жестом сказал: — Пей.
Я пригубила. Кислая агрессивная жидкость, которая вяжет десны и сушит рот, с бодрящим фруктовым ароматом укусила за язык.
Блюдце быстро осушилось … Нутро дрожит… Мы… Хотим… Ещё…