Глава 6
Возвратившись в лагерь и проводив гостью к очагу, я зашел под иву, скинул трофеи, взял деревянную бадью и наполнил её водой из растительно-деревянно-глиняной бочки, зашел за иву, там к частоколу был привязан наливной умывальник, по пути к нему споткнулся об неудавшийся гончарный круг, пнув мешающую мерзость из адской дыры, целиком залез в бочку. Пока она трещала по швам, я, не теряя времени, смыл с себя засохшую кровь, надел шикарные, по моему мнению, кожаные штаны с теснением и жилетку с плащом из пантеры, и сбрил длиннющую бороду.
Отращивалась растительность не просто так. Когда я не умел напрямую, без нерабочего вторичного мозга, управлять аугментациями и нанитами, волосы использовались при наложении швов на раны, поскольку позволяли сшивать рану достаточно крепко и не вызывали инфекций. Сейчас я преимущественно использую их в шитье, как обычные нитки, хотя как-то удалось сделать несколько струн и присобачить их к доске, получив примитивный музыкальный струнный инструмент очень похожий на лирообразные гусли.
Пять струн, проем в верхней части, туда помещал левую руку, а правой ударял по струнам в районе держателя. Сам инструмент упирал в бедро, хорошо, что можно было играть на ходу, не скучно было ходить проверять ловушки. Чувствовал себя богатырем из сказок, играя на них.
Подстригать волосы на голове не стал, с помощью палочки завязал в конский хвост. Подумал, что больно долго копаюсь. Мало ли, что может учудить моя гостья без присмотра.
Захватив копченое мясо и плодовое вино собственного производства, направился к девушке.
***
— Кшшщщ, — шипел на нового жителя деревни Подъивово Тугарин.
— Кшщщшщ, — начал ходить он кругами перед вжавшийся в койку, у ствола ивы, барышней.
Девушка цвета ночи смотрит на меня и молча просит о спасении. А ведь вчера было совсем всё по другому, она, вылакав все запасы алкоголя, что я нагнал за три месяца, рыдая, полезла целоваться со мной, Тугариным и Алёшей. Зверье её не поддержало, совершенно другой вид как-никак, а вот я согрешил.
Верно мой дед говорил: — Как только мужчина приносит в дом кровать, появляется женщина и прощается аскетизм.
Сжалившись над девушкой, я крикнул: — Тугарин! Место!
Монстрик, зыркнув на меня как на идиота, незамедлительно метнулся к будке у очага, в которой нежился Алёша.
С трудом поднявшись, поскольку всё тело затекло, я, пошатываясь, побрёл умыться и сменить верхнюю одежду.
За несколько последних месяцев, это первый раз, когда мне пришлос спать на шкурах. Нужно было подумать о запасной кровати, набить пару дополнительных кожаных матрасов пухом, кто ж знал, что кровать сломаем, а матрас Алеша с Тугариным разорвут.
Умывшись и окончательно проснувшись, посмотрел на чистое синие небо и не заметил как начал летать в облаках, и смотреть на то, как бесится зверье.
Переодевшись в новые шкуры и лоскутную кожу, я вспомнил про трофейные сапоги. Мне они не были нужны, поскольку мои родные до сих пор были живы. С потертостями, зацепками, мелкими дырками, но синтетическая ткань, пришедшая из моего мира, мира космических технологий — не убиваема. Она специально разработана для производства одежды, легкая, мягкая, прочная и, к тому же, хорошо изолирующая. Сапоги из неё, без сомнений, лучше каких-то там сапог полуросликов, к тому же, как не пытайся, они на меня не налезут.
Выйдя из-за ивы, я прихватил с собой многострадальную деревянную бадью, налил в неё дождевой воды и демонстративно умылся, сменил воду и пошёл к Фенрии, так, как я понял, звали девушку. Воду поставил прямо перед её носом, рядом положил полотенце из вычиненной шкуры, сапоги полуросликов с портянками и пончо, которое представляло собой большой прямоугольный кусок лоскутной кожи, висящей складками вокруг тела, с отверстием для головы.
Фенрия, сидя близь ствола дерева и частенько поглядывая на меня, умылась. Брезгливо взяла пончо и, долго копошась с ним, надела поверх своего изумрудного платья. Поправив перо в волосах, сняла единственную туфельку, неумело замотав ступни портянками, обулась.
Тем временем, я почти закончил готовку. Мирно, молча, без конца переглядываясь, позавтракали ароматной похлебкой из мяса с ягодами и грибами из лучшей моей глиняной посуды. Ради интереса дал запить разбавленным вином, по девушке было видно, как сильно она разочарована. К тому же, в этот раз, я откупорил кувшин без добавления молочка ивы.
— Хм, — я задумался, — такой сильный эффект не мог образоваться от слабенького вина, видимо, сок ивы каким-то образом его усилило. Так, молоко ивы. Мне крышу лечит, а остальным сносит, — проговорив всё вслух, записал выводы в воображаемый дневник.
“Черт, хер теперь избавишься от привычки проговаривать свои мысли.”
После трапезы мы начали собираться в путь. Вчера, как мне удалось понять, она меня упрашивала доставить её к сородичам. Наши цели совпадают, я тоже не прочь попасть к её сородичам.
Сперва подошёл к будке, за которой стоял маленький склад, метр на метр, в нем лежала засушенная голова медведя и закутанные в шкуры вещи: энергопистолет, лук, рогатка, праща, каменные стрелы и их неудавшиеся прототипы.
Стрел наделал видов десять. Обычные, с прямым, косым, широким, узким срезом, в виде долота и вилки. Боевые, черешковые и с гранёным наконечником для пробития толстой шкуры. Попытался даже сделать с полой сердцевиной, дающие леденящий звук при полёте, но эффект пока слабоват.
Единственная причина по которой я не использовал лук — это тетива. Мне так и не удалось сделать достаточно долговечный лук, больше двадцати выстрелов не выдерживает. Зато получилось сделать добротную пращу, но с ней тоже возникли проблемы — хер научишься. Да и шанс зарядить себе камнем в лоб велик. Рогатка делила одну и ту же проблему с луком. Вот и использовались: глефа, клинок богомола, копья. Безотказная и эффективная троица. В углу складика так же лежали духовые трубки, против местной живности малоэффективны, но против людей пригодятся. Найти бы яд для дротиков.
Лук, стрелы, новую “не обплеванную” трубку с дротиками и охотничьи трофеи, в том числе и голову медведя — несла Фенрия. Помог ей упаковать все в самодельный рюкзак. Надеюсь, обменяю пару голов на нормальную тетиву и броню.
Сам же взял почти все пригодное для умерщвления средства: метательное костяные ножи, обычное костяные ножи, больше похожие на кукри трофейные ножи, легкие и тяжелые копья, духовая трубка с дротиками, две плетки, Гуань дао, парочку бумерангов, которые я почти не использовал из-за того, что вечно терял или ломал об дерево и, наконец, клинок богомола. Разумеется, не забыл энергопистолетик, как найду кузнеца, попрошу сделать медные пластины для простейшего генератора тока, хоть бы батареи не взорвались во время зарядки. Лепоту прихватил, на всякий.
Дубинки решил не брать, больно тяжелые и малополезные в моем случае. Загрузил в свой рюкзак провизию на две недели. Решил не рисковать и не доверять спутнице вяленое мясо, копчености и кувшины с бухлом. Больно пристрастна к алкоголю, она оказалась. Хотя, я то не против…
В рюкзаке осталось не много места, я набил его наиболее ценными, по моему мнению, шкурами, взял пару трофейных хвостиков. Будущий капитал на первое время. А то спизженных денег будет явно маловато.
К рюкзаку были примастрячены крючки, на них я повесил гусли и пару мешочков с мелочевкой: монетами, запасными костяными крючками и иголками, нитки и струны из волос, порошком из под сока ивы, голова до сих пор дает о себе знать.
Огниво, тряпки для факелов и жир для них же, веревки из растительных волокон, тонкие полоски кожи — всё, что смог унести, взял. Поход обещает быть долгим и, скорее всего, я больше не вернусь к моей молочной иве. А ведь сильно она меня привязала к себе за год с лишним.
Достал из закромов ошейники с костяными шипами и нацепил их на Алешу с Тугариным, мне не хочется, чтобы какие-то шавки моим друзьям в шею впились. Эти два придурка попытались снять ошейники, только лапы ободрали и успокоились. Теперь с жалобным видом за мной по пятам ходят.
Собравшись, отправились в путь после полудня, когда жара начала спадать.
Впереди шёл я, петляя меж ловушек, которых, в попытках выжить, наставил в каких-то непостижимых количествах. Боюсь, что сам скоро попадусь. Фенрия разделяла мои страхи и шла след в след. Зверье же, мерно бежало побокам, избегая ловушки, не знаю, как они это делали.
Уже пару часов идем, — мелькнула мысль, — пора бы хоть как-то развеять скуку.
Я взял гусли, левую руку вставил в окно в верхней части, правой ударил по струнам.
— Мы идем на восток, да? — спросил я окружающих, те не ответили, — Drang nach Osten, значится… Натиск на Восток.
— Эй, давайте споем. Слышали команду? Гимн тупой пехоты запе-вай! — крикнул я всем. Тугарин и Алеша сразу начали шипеть в такт моих слов. Спустя пару куплетов, Фенрия пыталась повторять за мной. Я бы тоже на её место запел, а то мало ли.
Надоело мне работать
И с большого бодуна
записался я в пехоту
Дранк нах остен, ё пты бла!
Я теперь конкретно модный
Шапель, пика — все дела,
Навтыкаю всем я в морду.
Дранк нах остен, ё пты бла.
Мне не надо звездной славы —
Это шняга для дворян.
Я простой железный малый
Пехотинец-уебан.
Лесная я пехота,
Я небритый и бухой.
Мне не надо на работу,
Патамушта я тупой.
А все риальные туп ы ци
Шнапс хуярят до утра
Нам де впору колбаситься
Дранг нах остен ё пта бла!
Надоели песни бардов,
Звезды тоже не влекут.
Щаз как ебну алебардой,
Яйца в сапоги стекут!
Отчего ландскнехт имперский
Не садится на коня?
Потому, что пьян мертвецки,
А за руль таким низя!
После битвы нихуевой
Нахуярюсь я бухла.
Отрыгаюсь и по новой!
Дранк нах остен, ёбаный рот!
***
Проголосив до самой ночи и уже устраиваясь на ночлег после дневного перехода, я начал вспоминать и петь отрывки из песен, которые когда-то услышал от деда: — Алое солнце сгорает дотла, день догорает, ночь, — надеюсь, не переврал эти строки.
С помощью трофейного огнива я развёл костёр и поджарил свежепойманного зверька, и задумался, по поводу того, что в одиночку мог бы спокойно пройти примерно сто километров, сейчас же, мы с ней прошли максимум четверть этого расстояния.
Тяжело будет путешествовать с кем-то у кого куриная слепота. В сумерках я достаточно хорошо вижу дорогу, но вот девушка давно на ощупь идет. Да и ноги у неё отказывают. Совсем не подготовленная попалась.
Покушав, мы заночевали, закутавшись в шкуры. Алеша забился под мою правую руку, Тугарин в ноги. Свернувшись калачиком, девушка спала под левым боком. вздрагивая от каждого шороха, всё крепче сдавливая мне руку, к тому же, целую ночь плакала.
Мне что-то тоже не спалось. Быть может, потому что, таким как я, прививки сделаны от снов и грез тяжелых, от дурных болезней и от бешеных зверей, но не от порочных мыслей.
Разрушив пару небесных замков, помусолив воспоминания, помацав пустоту, помучив рядом спящего Алешу, придумав всевозможные сценарии обо всем, что можно было бы сделать, маленькая мыслишка помогла наступить рассвету и дойти одной очевидной истине: Я не обладаю ночным зрением, но даже так, я худо-бедно могу видеть в темноте, а другие нет.
Мы снова молчаливо позавтракали. Уж не знаю, как общаться с тем, кто побаивается меня и не понимает язык. Да и у меня самого коммуникабельность не отшлифована, шероховата. Ну и бог с ней.
После нового дневного перехода мы вышли на полянку недалеко от моего перевалочного пункта, который был больше похож на бревенчатый плот с подпорками по углам, насаженный на толстенный ствол одиноко стоящего дерева, похожего на сосну. Этакая мечта ребенка, дом на дереве, собственно, поэтому я его и построил. Не лень ведь было…
Какое-то время назад, мне очень нравилось строить убежища, где-то землянку вырою, где-то шалаш построю, но обычно просто вырубал местность вокруг высокого дерева с толстенным суком, чтоб спать на нем, и даже ни разу не свалился с такого.
Вокруг ставились ловушки, зачастую грохочущие. На ветки я цеплял пару всегда нужных вещей: лоскуты выделанной кожи, костяные ножи, кувшин вина, розжиг для костра и всякая мелочевка. Еще на такие деревья бывало подвешивал добычу, которую не мог унести, но после того, как её начали угонять, я перестал так делать. Начал просто разделывать животного на месте. Всё, что не мог унести вместе с остатками туши, оставлял так, иногда закапывал.
Пройдя сквозь невысокую траву, девушке она была бы по колено, осторожно приблизился к дереву, у ствола были подтёки свежей крови. Я скомандовал прихвостням защищать Фенрию и, взяв в руки трофейные железные ножи, осторожно полез наверх. Забравшись, ничего кроме обглоданных останков не увидел.
— Какая-то тварь оборзела, — скидывая останки с высоты, я снова заговорил вслух, — грр, бесит.
Очистив место будущего ночлега, развел костер недалеко от дерева, сытно поев, помог всем забраться наверх и, нарубив побольше дров, чтобы было что подкидывать ночью, сам залез наверх.
Каждый, замотавшись в свою шкуру, заснул. На дереве спалось неплохо, до той поры, пока чуйка меня не разбудила глубокой ночью.
Открыв глаза, я увидел, как Тугарин всматривается в непроглядную чащу, которую от света костра заслоняет ствол дерева. Закутавшись в плащ из пантер, я сел рядом с ним и свесил ножки с края платформы.
Прохладная ночь, легкий ветерок приносит свежесть, редкая звёздная бездна над головой, треск костра и играющие повсеместно тени, шелест далекой листвы и скрип бревенчатого пола, лишь мурашки пляшут на теле, заставляя иногда подрагивать.
Наслаждаясь редким моментом спокойствия, я услышал, как вдалеке какая-то птица угукает, хотел бы её найти и рассмотреть, но у меня не выходит ничего определить, кроме кромки леса на фоне неба. Вокруг маленького пятачка с костром, тьма полностью вступила в свои права, она залила чёрным цветом каждый сантиметр, да так густо, что кажется, кто-то пожирает мои глаза. Поэтому вглядываться в пустоту, как мой прихвостень, не вижу смысла.
Вслед за далёким угуканьем послышался свист. Он одобрительно, мелодично и мягко приманивал к себе. Наслаждаясь неожиданным подарком для ушей, я ощущал порывы страстного желания слезть и найти ту, что так меня манит. Поборов странные чувства, я просто лег на спину и с наслаждением закрыл глаза. Долго так лежать мне не посчастливилось, свист постепенно перешел в протяжный, тяжелый и сухой.
А потом, у границы леса что-то блеснуло. Я тут же забрался на плот и встал в полный рост, в надежде увидеть хозяина глаз.
Бесконечно всматриваться в никуда — мне надоело. Я с помощью Гуань Дао отсек ветку, поджёг её и, вместе с трутом, бросил подальше от дерева. Через пару минут огонь разгорелся. Истошно дыша и трепыхаясь, свет дополз только до первых деревьев. Я подкинул дров.
Ветер усилился и начал что-то шептать на непонятном для меня языке. Фенрия с Тугариным в ногах поближе подползла ко мне. Звуки леса её явно страшили.
А ночная тварь рыскает кругом, нюхает, фыркает, когтями сдирает кору, прыгает с дерева на дерево, воет и по-детски плачет.
В первый раз встречаю хищника, который может издавать поистине огромный спектр звуков и, к тому же, запугивает жертву перед ударом. Он не действует, полагаясь только на скрытность, он охотится с помощью страха и безрассудства жертвы. Ночью, один на один — невероятно опасный зверь.
Тем временем, костер исчерпал свой запас жизненной силы и начал умирать. Я продолжил подкидывать дрова сразу в оба костра. Моя текущая задача: дождаться утра.
Ночь тянется неестественно долго. Пламя голодает, сухая трава рядом сожрана, мне его уже нечем питать. Я решаю убить ночной кошмар. Если костры падут, а зверь нет, то Фенрия может не дожить до утра.
Встряхнув девушку и приведя её в чувства, всучил в руки копье. Она только сильней затряслась, пришлось прижать её к стволу дерева, поставив в неуклюжую стойку. Алеша, привыкший к тому, что я самый опасный зверь этого леса, вскочил и, вместе с Тугариным, стал защищать Фенрию. Одобрительно кивнув, я взял в руки Гуань Дао и начал спускаться вниз.
Быстро осмотрев местность вокруг дерева, бросил в ближайший костер лежавший на земле гнилой сучок. Огонек облизал мокрую палочку и, чуть пыхнув в мою сторону, плюнул искрами.
Послышалось рычание и детский плач. Существу явно не нравились пылкие светлячки.
Чтобы поддержать ослабевшее пламя, я начинаю рвать траву и кидать её в костер, кора с дерева отправляется туда же. Таким образом, худо-бедно получается осветить клочок земли.
Скормив ещё немного травы и коры, слышу, как справа от меня, хищник срывается с места, я наношу слепой удар с разворота и чувствую, как ломаются кости. Но нанести смертельный удар у меня не получилось, тварь чиркнула кончиком рога об мой лоб, образовав глубокую длинную рану. Кровь стала заливать глаза.
В мгновение передо мной оказались два ряда острых зубов, и они метят в горло. Тварь обхватывает меня своими длинными человеческими руками и, вгрызаясь в глотку, вонзает когти мне в бока.
Закрыв налившиеся кровью глаза, я бросаю Гуань Дао На землю, раскрываю клинок богомола и бью монстру в грудину, после тяну руку к поясу..
Короткий рык, взвизг, звук упавших костяных и железных ножей, глухой удар об землю, сверкнувший желтыми глазами монстр, вскочив на две ноги, спотыкаясь убежал в лес, оставив причудливые узоры на земле своими когтями.
Хватаюсь за разорванное горло рукой, кровь хлещет во все стороны, дышать не могу, захлебываюсь. Оторванный кадык болтается на остатках трахеи. Вставляю его на прежнее место и, сильно сдавив шею, останавливаю кровь с помощью нанитов.
У меня не больше пяти минут, чтобы “починить” себя и убить чудовище.
Убрав кровь с глаз, резким движение ноги подбрасывая Гуань Дао за древко близ наконечника, хватаю его обеими руками и бросаюсь в чащу вслед за зубастым пидарасом.
В полумраке, чуть не врезавшись в прямое тонкое дерево с содранной корой, слышу, как впереди хрустят ветки и неестественно танцуют кусты. Ныряю прямо в танцоров, вижу убегающие волосатые ноги, наношу полный гнева удар.
Оторванные кровавые ошметки плоти застилают взор, что помогает, откуда не возьмись, прилететь когтям, которые попадают прямо по древку глефы, разламывая его.
Клинок улетает и скрывается во мраке чащи. Я бью оставшимся в моих руках деревянным обломком.
Попадаю то ли в жопу, то ли в спину, но существо это не останавливает.
Я хватаю окровавленные волосатые ноги и подтягиваю их себе, откуда-то доносятся вопли на непонятном языке. Быстрый точный удар клинком богомола меж ребер заканчивает охоту. Жертва победила.
Наблюдать, как хрипит и бьется в конвульсиях охотник, я не могу, синею уже. Так и сознание потерять можно, а за ним и жизнь.
Вокруг становится невыносимо темно, тьма пожрала и небо, и землю. Дрожащими руками пытаюсь сорвать с ремня нож. Рука ничего не чувствует и несколько раз хватает воздух. Ножи валяются где-то в выжженной траве на полянке. Сейчас нет шансов их найти.
Задыхаясь и спотыкаясь, подбегаю к мёртвому костру. Падаю на колени и судорожно ищу обглоданную кость птицы, оставшуюся после ужина. Вырыв из-под залы почерневшую полую косточку в виде трубки, отряхнув её, клинком заостряю один конец, делая подобие кончика иглы, и бью ею себе в трахею.
Любой человек бы помер от такой трахеотомии, но, слава богу, я не совсем человек.
Полумертвое существо сидит и жадно глотает воздух, придерживая окровавленными руками черную косточку.
Дышать невероятно тяжело, легкие наполнены кровью и грязью. Попавшие через трубку остатки костного мозга с золой вызывают приступы кашля, усугубляя ситуацию.
Я неподвижно сижу у тлеющего костра, пока наниты оперативно выводят из организма грязь и залечивают раны. Постепенно становится легче.
Когда своенравная костлявая госпожа разжала свои объятия, я, чуть успокоившись и отдышавшись, услышал, как шипят братья, и как прерывисто дышит Фенрия.
Она наблюдала за моей схваткой сверху, хоть и мало что видела, но тут и без слов понятно. И мне понятно, кого сейчас трясет. Похоже, она плачет. И до конца неизвестно кто сильней её испугал, то ли я, то ли зверь.
Я сидел и смотрел на костры, они не пережили эту бурную ночь, даже тлеть нечему. Да и я хорош. Секундное промедление чуть не стоило мне жизни. Теряю хватку, теряю бдительность. Но это сейчас не имеет никакого значения, ведь тварь мертва, ночь испугалась и отступила, из-за леса показались первые золотистые лучи, невысокая трава постепенно скрывала следы ночного боя, алая кровь исчезала, превращаясь в густое черное пятно, молодые капли света задорно прыгали на верхушках деревьев, стреляя бликами в глаза.
Наступил долгожданный рассвет…