Они шли на юг от Черной Скалы, и Яз чувствовала, как позади нее натягивается веревка, связывавшая ее с прежним существованием. С каждым шагом тихий голос внутри нее повторял, что она все еще может вернуться. Она может повернуть и воссоединиться с Квеллом — и все всегда ожидали, что она будет с ним жить, — воссоединиться с братом, вернуться к Икта с дарами, необычными историями и новой мудростью. Она может увидеть радость на лицах родителей, которых она воссоединила с Зином. Это было бы так просто.
Вместо этого она пошла дальше, позволяя расстоянию увеличиваться; в конце концов белый горизонт проглотит даже огромную массу Черной Скалы. Квелл отпустил ее. Он не стал бороться за нее и не последовал за ней. Он сохранил достоинство и самообладание. В его выборе была мудрость. Но Яз не считала любовь достойной или мудрой. Любовь связывает две души, сближает их и соединяет в нечто драгоценное. Такая любовь упряма; она будет бороться, чтобы выжить. Иногда она бывает громкой и опасной, даже уродливой, но она горит ярко и затмевает здравый смысл. Яз фыркнула про себя. Она действительно не понимала, о чем говорит. Такие вещи не были в обычае Икта; они не были и в рассказах Икта. Но Яз уже видела многое, что лежало совершенно за пределами опыта и понимания ее клана. Она посмотрела на Турина, согнувшегося от ветра, лед окаймлял его меха, затем на Эрриса, с инеем в черных волосах, и улыбнулась. Возможно, мир все еще покажет ей что-то новенькое.
К тому времени, как солнце начало опускаться на запад, расстояние превратило Черную Скалу в нечто такое, что можно заслонить вытянутым кулаком. Железный пес несколько запоздало доказал, что умеет приспосабливаться — на его тупых лапах появились когти, обеспечивая силу сцепления. Он тащил лодка-сани и соответствовал по темпу самому медленному члену группы, Турину, который, несмотря на богатство мехов и столько звездной пыли, сколько он мог вынести, все еще с ужасом глядел на настоящую жизнь на поверхности.
— Кто знал, что лед может быть таким холодным? — пробормотал он потрескавшимися губами, когда Яз отошла назад, чтобы присоединиться к нему.
— Скажи, когда тебе нужно отдохнуть, — предложила Яз. — Если ты будешь слишком сильно давить на себя…
— Мне нужно отдохнуть. — Стыд Турина заставил его отвести от нее взгляд.
— Лагерь здесь! — крикнула Яз, поднимая руку, как это делала Мать Мазай, чтобы остановить Икта. Они преодолели поразительно малое количество миль. Икта могли бы пройти в три раза дальше против северного ветра. Но даже так Яз чувствовала эти мили в своих ногах и знала, что Турин, который всю свою жизнь прожил в системе пещер, где ни одно помещение не находилось дальше, чем в миле или двух от любого другого, должен был найти такую работу за пределами своего опыта и воображения.
Турин попытался помочь, но холод притупил его пальцы, несмотря на перчатки из кожи и меха, поэтому Яз, Куина и Майя должны были соединять и поднимать доски, пока Эррис вбивал в лед железные якоря.
Турин смог закрепить доски против ветра, в то время как остальные натягивали поддерживающие провода к якорям.
— Будет легче, когда ветер не будет таким диким! — крикнул он, перекрывая порывы ветра.
Майя и Куина обменялись взглядами.
— Ветер всегда такой, — отозвалась Яз. — Кроме тех случаев, когда бывает хуже.
— Будет легче, когда мы сделаем это несколько раз, — сказала Куина, ее пальцы размылись по сложной проволочной конструкции, которая занимала у Яз целую вечность. Такие задачи всегда были упражнением в разочаровании, когда надевали перчатки, — и еще хуже в варежках, — но, снимая их, ты рисковал вставить обратно в перчатку меньше пальцев. Месяц назад Яз работала бы так далеко на юге голыми руками, но ее новые силы заменили старые, и укус ветра стал чем-то, чего нужно было бояться даже здесь.
В конце концов, когда солнце пролило последние лучи своего света, как кровь, на западный лед, все пятеро отступили, чтобы понаблюдать за работой своих рук. Маленькое строение сотрясалось от яростного ветра, каждая панель дребезжала, стены опасно гнулись сначала в одну сторону, затем в другую, как будто бы их могло снести в любое мгновение.
— Давайте назовем это первым наброском. — У Эрриса была ледяная корка на левой стороне лица, создавая любопытный двухцветный эффект. Он, казалось, еще не заметил этого.
— Набросок — подходящее слово. — Куина обхватила себя руками, дрожа. Щели между досками практически визжали, когда ветер протискивался сквозь них.
— Даже Аксит признают, что есть некоторые битвы, которые нужно назвать ничьей. — Майя подняла входную доску. — Залезайте!
Турин не нуждался в ободрении. Он с трудом протиснулся, прижимая к груди тепло-горшок. Позади него пес, Зокс, уже свернулся в куб. Рядом с ним стояли лодка-сани, повернутые против ветра и привязанные к столбу.
Один за другим они нырнули вслед за Турином. Эррис вошел последним, запирая дверь.
— Ну, здесь уютно. — Турину пришлось повысить голос, чтобы перекричать стук досок. Здесь было гораздо шумнее, чем в любой палатке. Пятеро из них присели на корточки и прижались друг к другу, даже ближе, чем семья Икта. Крыша была слишком низкой, чтобы кто-либо из них мог стоять, за исключением, возможно, Майи.
Они освободили немного места для Турина, чтобы он мог поставить горшок. Запах гари поднимался от его мехов там, где он держал горшок слишком близко к ним. Яз откинулась на покрытые шкурами доски, которые составляли пол, и попросила маленькие звезды в горшке потратить свою энергию немного быстрее. И, несмотря на сквозняки в их скрипучем доме, пространство внутри начало медленно нагреваться.
— Пальцы рук и ног, — сказала Куина, стягивая левый сапог.
— Ч-что? — Турин бросил на нее подозрительный взгляд из-под темного водопада своих волос.
— Пальцы рук и ног, — повторила Майя слова Куины и стянула перчатки.
Эррис поднял бровь:
— Мне кажется, они предлагают тебе проверить свои конечности.
— Стандарт после долгого похода по льду. — Куина пошевелила пятью розовыми пальцами ног у котелка. — Нужно убедиться, что холод не вонзил в тебя свои зубы.
Это тоже было ново для Яз, и она покраснела при виде обнаженных пальцев ног, так нагло выставленных напоказ. Икта проверяли укусы холода только в худших полярных областях. Что-то в их природе сопротивлялось холоду лучше, чем у людей других кланов.
— Нужна помощь? — Куина потянулась к ноге Турина. Тот неловко попятился, наткнувшись на стену убежища.
— Осторожно! — предостерегла Майя, легкая улыбка тронула ее губы.
Куина пожала плечами и откинулась назад, чтобы расшнуровать второй сапог:
— Бывает трудно обойтись без посторонней помощи. Это все, о чем я подумала.
Эррис фыркнул, и Яз начала хмуриться, спрашивая себя, не упустила ли она что-то здесь. Она перевела взгляд с веселья на резких чертах лица Куины на замешательство на лице Турина.
— Спасибо. Я справлюсь. — Турин снова придвинулся поближе к тепло-горшку и продемонстрировал, что без посторонней помощи ему действительно не снять сапоги.
Обувь, которой его снабдили, была более прочной, чем та, что носили Сломанные в своих сырых и безветренных пещерах. Он изо всех сил пытался развязать шнурки холодными неуклюжими руками. Куина издала вздох притворного раздражения и двинулась вперед слишком быстро, чтобы он успел уклониться. Она расшнуровала сапоги размытыми пальцами:
— Вот.
Даже тогда Турину потребовалось невероятное усилие, чтобы снять их; он чуть не упал на спину, в то время как остальные подавляли смех. Когда его ноги наконец появились, они были тревожно белыми, но массаж в тепле горшка в конце концов вернул им розовость.
— Нам придется обратить пристальное внимание на эти пальцы, — сказал Эррис, только наполовину шутя.
Яз кивнула. Она не совсем понимала, насколько хрупким был Турин, рожденный и выросший подо льдом. Это был его первый полный день на ветру. Его власть над льдом и огнем заставляла ее думать, что он непобедим, но он был далек от этого. Он владел водой, но не мог повлиять на температуру. Яз сделала мысленную пометку подсыпать немного звездной пыли в его сапоги, пока он спит… даже если это означало, что Куина проведет остаток пути, называя его блестящие пальчики. Она взглянула на девушку, которая все еще смотрела, как Турин трет ноги. Было ясно, что за ее поддразниванием скрывался другой интерес. Ясно всем, по крайней мере, кроме Турина.
— Замороженные грибы, кто-нибудь хочет? — Майя подтолкнула вперед кусок серой чешуи и коричневых шапок, сплавленных вместе льдом.
Несмотря на зверский голод, Яз колебалась. Все они колебались. Это должно было стать их жизнью в обозримом будущем, возможно, на всю оставшуюся жизнь. Бесконечные походы по льду и бесконечная борьба с ветром, а по ночам они будут прижиматься друг к другу в грохочущем укрытии, которое может быть сорвано следующей бурей, и есть безвкусные замороженные грибы, для выживания.
— Ну… — Турин сунул руку в узел со своими мехами и с усмешкой вытащил низкий железный горшок с длинной ручкой. — Вот это.
— Что это? — Куина вгляделась.
— Горшок для обжаривания, сковородка, — сказал Турин. — И… — Он раскрыл другую руку, показывая россыпь белых кристаллов.
— Соль! — воскликнула Майя в восторге.
— Растопите немного льда, и мы приготовим грибы. — Турин поставил сковородку на раскаленный тепло-горшок.
Эррис снял с плеча кожаную сумку и порылся в ней. Он достал три замороженных селедки.
— Продовольственные запасы жрецов были на удивление богаты. Я просто помог себе. На санях есть еще кое-что.
Яз моргнула, удивленная, обрадованная и раздраженная в равной мере. Она была так предана их первоначальному плану, что мысль о том, что они могут пополнить запасы из Черной Скалы, не пришла ей в голову. Уход Квелла и Зина еще больше затуманил ее зрение. Все смотрели на нее, как на лидера, и она уже потерпела неудачу в чем-то столь фундаментальном, как еда. Эта задача выпала на долю того, кто даже не ел.
— Спасибо, Эррис. — Восторг начал побеждать. Она повернулась к Турину, который всю жизнь ел тушеную рыбу и грибы Мадин в ледяных пещерах. — Тогда давайте устроим пир!
Они ели, и это было обжигающее рот великолепие, как будто они пожирали сущность жизни. Яз чувствовала, как его сияние распространяется от ее живота к конечностям. И к концу еды в убежище стало почти тепло. Впервые Яз по-настоящему поверила, что они смогут дойти. Они могут пережить такую ночь. А путешествие — это просто вопрос выживания в течение нескольких ночей, каждая из которых разделена дневным переходом.
Все пятеро легли, завернувшись во все, что принесли с собой, прижавшись друг к другу, чтобы разделить тепло тела и не представлять собой мишень для тонких, острых пальцев, которые ветер просовывал сквозь сочлененные стены.
Турин тут же провалился в сон, едва успев проглотить последний кусок. Во сне он выглядел почти ребенком, его обеспокоенные, иногда обидчивые черты лица выдавали ранее скрытую уязвимость.
Майя прижалась к спине Яз, Куина лежала между Эррисом и Турином, ее острые черты смягчились в сиянии тепло-горшка. Доски дребезжали и сотрясались от яростного ветра, но разум Яз уже начал отодвигать шум на задний план. Она мысленно протянула руку и приказала дюжине или около того маленьких звезд в горшке успокоиться, все еще излучать тепло, но меньше, чем раньше.
— Как долго они продержатся? — спросила Куина, которая всегда хотела все знать.
Яз покачала головой.
— Скорее недели, чем дни. Месяцы, надеюсь. Это зависит от того, как много мы будем их использовать. — Звезды сгорали, когда теряли свою силу. Более крупные держались дольше: возьми звезду вдвое больше, в восемь раз больше по объему, и она продержится в сто раз дольше. Возможно, полноразмерные звезды, которые были у Пропавших, те, от которых произошли все эти фрагменты, могли существовать вечно или, по крайней мере, не менялись в течение многих жизней.
— Может быть, нам следовало принести больше, — сказала Майя.
Яз пожала плечами.
— У нас есть и одна большая. — Они обсуждали, сколько звезд взять с собой. Скольким богатством племен они готовы рискнуть. Если они погибнут на льду, звезды вместе с ними будут потеряны навсегда. Кроме того, присутствие слишком большого числа звезд оказалось бы невыносимым для всех, кроме Эрриса и Яз. «Большая» была золотисто-зеленой красавицей размером с кулаки Яз. Она осталась на санях, и именно по этой причине их при ходилось тащить на длинных поводьях, чтобы они оставались немного позади группы. Звезды в горшке представляли месяцы труда Сломанных, и они должны были прожить весь путь. По крайней мере, она на это надеялась.
— Как они работают? — спросила Куина, поставив Яз в трудное положение.
Яз покачала головой:
— Они просто это делают.
— Всегда есть причина.
Яз нахмурила лоб.
— Я думаю, они похожи на дыры в мире. Дыры, пробитые в… — хотела она сказать в реке, которая течет сквозь все сущее, но жрецы назвали ее Путем. — Дыры, через которые просачивается энергия Пути. И, как дыра в меху с водой, чем они меньше, тем быстрее они замерзают и запечатываются. — Она встретилась взглядом с Куиной, вызывая ее на более подробные расспросы.
Но Куина только задумчиво улыбнулась и опустила голову:
— Спасибо.
Яз опустила голову, слушая, как ветер поет в поддерживающих проводах, и гадая, сколько времени потребуется сну, чтобы дотянуться до нее и утащить вниз.
Яз проснулась с криком и свернулась в клубок, когда мир вокруг нее рухнул. Яростный порыв ветра сотряс укрытие, как удар, и холодный воздух наполнился треском, сопровождаемым грохотом падающих осколков. Она приготовилась к убийственному порыву ветра. Без своего убежища они, скорее всего, встретят рассвет замерзшими трупами.
— Все живы? — Эррис повысил голос, перекрывая шум.
Яз подняла голову. Доски держались.
— Что случилось? — Голова Майи показалась из-под мехов.
— На досках образовался лед, — сказал Эррис. — Когда порыв ветра согнул их, весь лед рухнул разом. Мы… — Еще один порыв ветра сотряс строение, заглушая все, что он хотел сказать.
Куина села, обхватив свои шкуры и меха:
— Нам следовало задержаться подольше и выменять себе палатку.
Яз знала, что это правда. Она также знала, что, если бы они остались подольше, то, вероятно, никогда бы не уехали. Если бы она отправилась к Икта за палаткой, вряд ли она смогла бы сказать «прощай» своим родителям и большой семье, которая была всем, что она знала на протяжении бо́льшей части своей жизни. Кайлал в кузницах Сломанных часто говорил: «Куй железо, пока горячо». Казалось, это применимо и здесь.
Все уже проснулись, за исключением Турина, который все еще лежал, мертвый для всего мира. Яз откинулась на спину и уставилась на дрожащую крышу. Боль от дневной ходьбы давила на ноги. Год назад она могла бы пробежать это расстояние не задумываясь.
— Расскажи нам историю. — Голос Майи на мгновение смягчил ярость ветра.
— Я знаю только истории Икта, — сказала Яз.
— Знаешь, у нас на юге тоже есть истории о Зене и Мокке. Только мы говорим, что Зен предпочитал свою дочь Кас-Кантор всем остальным. — Куина снова легла. — Расскажи нам что-нибудь из этого.
Яз взглянула на Эрриса:
— Это не даст тебе уснуть?
Он пожал плечами и улыбнулся:
— Не думаю, что мне нужно спать. Это скорее привычка. Расскажи свою историю. Они все мне интересны.
Яз улыбнулась в ответ, радуясь, что он не отмахнулся от ее рассказов, даже если они, казалось, противоречили его жизни в то время, когда деревья росли даже здесь. Некоторые кланы, такие как Квинкс, считали, что рассказывание историй предназначено для детей. Очевидно, им не пришлось переживать долгую ночь в течение трех месяцев.
Я расскажу вам историю об одном из тех случаев, когда Мокка путешествовала по льду, что она делала много раз, потому что Мокка была создана Богиней в Небе, и блуждание ветра было в ее крови. Поэтому она часто оставляла Зена в палатке, которую они делили, и уходила одна, следуя за западным или северным ветром, иногда на несколько дней, иногда на месяцы. Однажды даже на тридцать лет, ибо в те дни время было труднее сосчитать, и века не давили на первого мужчину и первую женщину.
Когда Мокка отправилась бродить по белой смерти севера, богиня-обманщица Маштри последовала за ней, надеясь развлечься. Мокка продолжала свой путь, день за днем идя навстречу ветру, петляя от моря к морю, потому что в те дни горячие моря открывались широко и часто. Это было время изобилия, когда Боги в Море говорили с Богами в Небе и раздвигали лед, чтобы они могли поговорить.
— Смотрите, — сказал Хуа, меньший всех Богов в Море, тот, кто создал Зена, первого из людей. — Посмотрите, что я сотворил.
— Смотрите, — сказала Айики, меньшая всех Богов в Небе, та, что сотворила Мокку, первую из женщин. — Посмотрите, что я сотворила до того, как это сделал Хуа.
И они, как всегда, заспорили о том, кто был первым: мужчина, который выбрался из моря, или женщина, которая стояла лагерем на вершине ледяного утеса, когда он туда добрался.
И другие среди богов смотрели с моря и с неба и задавались вопросом не о том, кто был создан первым, мужчина или женщина, а о том, должно ли их быть больше.
Некоторые глупцы говорят, что все племена людей произошли от чресл Зена и чрева Мокки, и что все мы произошли от брата и сестры. И, возможно, эти немногие глупцы действительно являются результатом таких неразумных союзов. Но правда в том, что второй мужчина и вторая женщина, и третий мужчина и третья женщина, и так далее и тому подобное не рождались от Зена и Мокки, а были созданы другими богами, которые поставили своих игроков на доску, чтобы посмотреть, к какой судьбе приведут их ветер, море и лед.
И так получилось, что богиня-обманщица, прокладывая себе путь вместе с Моккой на пятом году ее странствий, увидела в великой белизне человека, который не был Зеном. Маштри, единственная среди богов, хотя и не была последней из них, давно обнаружила, что не может создать ни мужчину, ни женщину. Хула был одной из ее попыток, медведь — другой. Собака была делом рук другого бога, потому что Маштри никогда не смогла бы создать что-то настолько полезное. Ревность и неудача стоят за многими жестокостями, даже среди богов, как и произошло с Маштри.
Маштри дунула через лед и захватила мужчину, ведя его шепотом и видениями, пока, наконец, он не увидел палатку Мокки, черную на фоне заходящего солнца. Увидев страх в мужчине, который считал себя одиноким во всем мире, Маштри надула щеки и сильно дунула, подталкивая его вперед.
По зову мужчины Мокка вышла в бурю Маштри, мало обеспокоенная ее зубами, потому что она родилась от ветра.
Человек, рожденный морем, страдал от шторма Маштри и угасающего света, и поэтому Мокка впустила его в свою палатку.
Она улыбнулась и спросила, как его зовут, потому что он был не первым мужчиной, которого она встретила в своих странствиях.
— Имя? — Этот мужчина никогда не нуждался в имени, считая себя единственным на всем льду.
Но Маштри вложила имя Зен в его уста и поместила образ Зена в глаза Мокки, пробудив одиночество, которое преследовало Мокку в течение многих месяцев. И Мокка была рада, что Зен пришел за ней и взяла его к себе в меха.
Они путешествовали вместе в течение десяти лет, и путаница, в которую их завернула Маштри, со временем исчезла. Мокка назвала мужчину Шемом, а их сына — Шемалом. Они расстались на льду, когда мальчик стал достаточно взрослым, чтобы помогать отцу ловить рыбу. Мокка полюбила их обоих, но предупредила, что им следует держаться подальше от Зена, потому что обман Маштри опечалит и разозлит его.
Маштри последовала за мальчиком тогда и в течение многих последующих лет. Богиня видел в Шемале ее собственное творение, ибо он родился от ее обмана. И вот почему в сердцах клана Шемал есть обман и воровство, и законнорожденные потомки Зена и Мокки должны избегать их.
Яз опустила голову и еще больше успокоила звезды в тепло-горшке. История, которую она рассказала, была старой и говорила об опасности неизвестного. Никто из тех, кого Яз когда-либо спрашивала, не встречался с кем-либо из клана Шемал. Возможно, их больше не существовало. Однако тень их памяти лежала на неисследованном льду, где бродили незнакомцы и хранили собственные знания, неизвестные Икта.
Это казалось подходящей историей, поскольку они направлялись в южные льды, удерживаемые кланами, чьи имена не произносились на севере. И старая истина заключалась в том, что чем дальше люди удалялись от своих родных морей, тем больше вероятность того, что они встретят Шемал и станут жертвой их обмана.
Когда Яз засыпала, ей казалось, что им лучше быть похожими на Эрриса, для которого все кланы были неизвестными и который открывался их путям с рвением истинно одинокого. Эулар и его жрецы сделали «других» из людей в зеленых землях и использовали это как предлог для планирования кровопролития в неслыханных масштабах. Яз тоже хотела найти зеленые земли, но не хотела их завоевывать. Она хотела их увидеть — нуждалась в в том, чтобы их увидеть — ради надежды, которую они предлагали. Ради знания о том, что можно жить по-другому, более богато, и что человечество может сделать больше, чем просто бежать, стоя на месте перед лицом умирающего мира.
И эта надежда не была бы никакой надеждой, если бы привычка думать о незнакомцах как о врагах не могла быть сломана.