Турин отпрянул к стене туннеля, когда Хетта снова понюхала воздух. Турин понятия не имел, как она могла учуять его несмотря на вонь разорванной крысиной тушки в руке, но жизнь в пещерах развивала нюх, и она жила подо льдом дольше, чем большинство. Не переводя дыхания, Турин начал медленно отступать. Хетта поднялась на ноги. Ее лицо и обе руки были в черных пятнах, вся ее обнаженная плоть была покрыта отметинами, как будто она была домом не для двух или трех демонов, но для множества.
Эйдолон. Слово всплыло на поверхность сквозь озеро страхов Турина. Худшие из Запятнанных, существа, которых даже Теус не смог контролировать. Когда разум действительно ломается, демоны вливаются внутрь и превращают тело в поле битвы.
Турин не представлял, как Хетта добралась до горы. Она не была в пещере города, когда Сломанные сражались друг с другом, а затем — с Запятнанными. Никто не сообщал о том, что видел ее после нападения на Майю, когда Яз уложила Хетту с помощью магии, которую никто из Сломанных никогда раньше не видел.
Турин попятился так быстро и бесшумно, как только мог, но его нога заскребла по рыхлому камню, и, внезапно, взгляд Хетты пригвоздил его к месту. И соскользнул с него. Пораженный, Турин сумел сглотнуть. Он смотрел, как Хетта медленно, почти со страхом повернулась, протянув руку в темноту, словно защищаясь от любого нападавшего.
Неужели чудовище ослепло? Запятнанные могли видеть в темноте, когда демоны заползали в их глаза, и каждая часть эйдолона была заполнена до отказа. Но каким-то образом тени скрывали его от нее.
— Кто там? Я тебя слышу! — В голосе Хетты не было ни капли злого юмора, которым сочились ее слова при их последней встрече, когда она насмехалась над Яз. Она говорила так, как выглядела. Испуганная и неспособная видеть дальше пределов своего скудного освещения, хотя все еще с твердым ядром непокорного гнева.
Когда-то, когда Турин был слишком мал, чтобы помнить, Хетта была женой Джеррига. Эти двое были единственными герантами полн-кровками среди Сломанных. Более жестокие языки болтали, что у пары не было другого выбора, потому что они раздавили бы любого другого партнера во время совокупления, но мать Турина сказала, что это была настоящая любовь, и что, когда Хетта была захвачена порчей, Джерриг погрузился в длительное молчание. Это было все, что Турин знал о застенчивом гиганте.
Турин отступил еще на несколько шагов, но под его каблуком хрустнул хрупкий кусочек угля, и внезапно Хетта бросилась на него, огромная и неудержимая, с дикими глазами над разинутой пастью острых зубов.
Зная, что его лед-работа еще недостаточно восстановилась, чтобы удержать более девяти футов ревущего геранта, Турин повернулся и побежал, надеясь, что он сможет вспомнить туннель, по которому только что спустился, лучше, чем она.
На несколько ужасающих мгновений Хетта почти добралась до него, затем звук ее столкновения со стеной оборвал ее вой, и шум погони остался позади. Когда он решил, что это безопасно, Турин немного разжал руку и выпустил достаточно звезда-света, чтобы помочь ему ориентироваться. Через сотни ярдов и много поворотов Турин, спотыкаясь, остановился, с трудом переводя дыхание. Он подошел к подозрительно знакомому перекрестку, где сходилось несколько туннелей. Он наклонился и упер руки в колени, тяжело дыша, чтобы восстановить дыхание.
Хетта появилась из ниоткуда, огромная фигура поднялась рядом с ним, и одним взмахом руки бросила его в черноту, из которой никакая звезда, какой бы яркой она ни была, не могла его вывести.
Первым к Турину вернулось обоняние. Зловоние, ударившее в нос, напомнило ему о пещерах Запятнанных и о едкой, слезящейся вони, до которой человечество может добраться только за годы, проведенные в полном пренебрежении всеми формами гигиены. Затем он осознал, что наряду с постоянными источниками боли у него появились две новые жалобы. Одна сторона головы болела, левое ухо казалось в пять раз толще обычного, и что-то тяжелое лежало на спине, прижимая его к земле, возможно, тело крупного мужчины.
Стон сорвался с губ Турина, прежде чем он нашел в себе силы притвориться мертвым и собраться с силами.
— Ты покажешь мне, как отсюда выбраться. — Утробный голос был глубже, чем у большинства людей, но по нему он сразу понял, кто его похититель.
— Хетта? — Он попытался изгнать страх из своего голоса.
— Ты знаешь меня, мальчик? — Ее голос не был похож на голос Хетты из ледяных пещер — он изменился, как и сама Хетта, которая преследовала его вслепую и все же каким-то образом его поймала.
— Так вот почему ты меня до сих пор не съела? — спросил Турин. — Ты заблудилась?
— Съела тебя? — В голосе Хетты прозвучало отвращение к этой идее. — Я не ем… — Она замолчала, внезапно почувствовав неуверенность. — Откуда ты знаешь мое имя?
— Все Сломанные знают твое имя. — Турин попытался подняться с каменного пола, но у него ничего не вышло. То, что он принял за крупного мужчину, лежащего поперек него, было одной из ног Хетты. В полумраке рассеянных звездных зерен он разглядел огромную ступню, пяткой прижавшую его к полу, длиной с его руку от пальцев до локтя и завернутую в вонючие шкуры. — Как ты сюда попала? — Он был в полной власти монстра, но любопытство грызло его, и он не хотел умирать с неутоленным любопытством.
— Я… заблудилась. — Голос прозвучал неуверенно. — Я не знала, что мы пробили туннель в скале, как Пропавшие. — Массивная рука обхватила его сзади за шею, ступня поднялась. — Ты можешь отвести меня назад. — Она встала на колени и поставила его на ноги, как ребенок может поставить игрушечного человечка.
— Думаешь, ты все еще подо льдом? — Турин уставился на лицо, находившееся так близко от него. То, что он принял за пятна демона, было смесью пота с запекшейся угольной пылью, покрывавшей ее лицо, шею и руки.
— А где же еще? — Глаза Хетты — маленькие, глубоко посаженные и темные, — изучали темноту вокруг них. Толстые кости черепа сформировали грубые черты лица: широкие скулы, выступающая челюсть, лоб, который, казалось, мог сокрушать камни. Заостренные зубы все еще пугали Турина, но теперь он увидел что-то неожиданное, что-то, что он никогда не думал увидеть на лице каннибала. На смену ярости Запятнанного пришел гневный вызов, а под ним — не обычный голод, а неуверенность. Возможно, даже страх. — Покажи мне, как вернуться, — она встряхнула его так сильно, что у него застучали зубы.
— Мы внутри Черной Скалы, — сумел выдавить из себя Турин. — Стой! Если ты убьешь меня, я не смогу…
— Убить тебя? — Хетта, казалось, была шокирована. Она переслала сжимать его руку и позволила ему стоять.
— Ты… ты больше не запятнанная?
— Запятнанная? — Хетта произнесла это слово с тихим ужасом. Турин услышал, как ее язык скользнул за губами по зазубринам на зубах.
— Как ты сюда попала? Что ты помнишь?
— Я… мне приснился дурной сон, — глубокий голос Хетты надломился. — Мне нужно домой. Где мой Джерриг?
Турин почувствовал неожиданный укол сочувствия глубоко в груди, дыхание сбилось. Он тоже был схвачен злом Пропавших, хотя духи, вторгшиеся в него, были менее дикими и оставались в течение гораздо меньшего времени:
— Я — Турин. Ты знаешь меня с того времени, когда я был ребенком. Я ищу своих друзей. Если ты пойдешь со мной, мы сможем убраться отсюда вместе.
— Турин? — Хетта провела тыльной стороной ладони по губам, все еще измазанным крысиной кровью. Она все еще выглядела пораженной, но кивнула. — Сын Гаты?
— Да.
— Я помню… Ты был крошечным. Я могла посадить тебя в руку.
Турин подумал, что она, вероятно, все еще может:
— Я вырос.
Хетта медленно кивнула:
— Покажи мне дорогу.
Турин шел впереди, рука Хетты тяжело лежала на его плече. Она не отпустила его ни разу. На ее месте Турин тоже не стал бы этого делать. Он спросил себя, как долго она бродит по туннелям? Достаточно долго, чтобы узнать о петле, которая вернула его к ней, когда он впервые сбежал. Время от времени она бормотала «нет», когда он делал поворот:
— Этот никуда не ведет.
В Черной Скале было много туннелей, которые, по словам Хетты, никуда не вели. Это, казалось, подтверждало идею Турина о том, что они бродят по заброшенным шахтам. Некоторые туннели вели круто вверх, другие уходили вниз. Дважды им приходилось карабкаться по длинным шахтам, используя железные перекладины, вделанные в скалу. А потом, после века во тьме, круг света.
Турину пришлось подойти прямо к источнику света, чтобы понять, в чем дело. Это был одинокий дощатый диск не шире ладони, покрытый звездной пылью. Он едва освещал каменную крышу по обе стороны от себя, но был виден за много ярдов и, как только они достигли его, вдали показался другой.
— Чтобы вести нас, — предположил Турин.
— В ловушку? — спросила Хетта.
Турин пожал усталыми плечами. Говорили, что в черной глубине моря водятся рыбы, которые несут свой собственный свет, заманивая добычу.
— Мы ничего не добьемся, блуждая по пустынным туннелям. — Он направился в сторону второго света, ища третий.
Вскоре диски света расположились так близко, что Турин мог видеть стены и пол. Световой путь разветвлялся в нескольких местах, петляя по другим туннелям. Теперь у Хетты не было никакого мнения относительно маршрута, и Турин предпочитал при каждом удобном случае подниматься вверх. Кое-где виднелись признаки активной добычи: сложенные кирки в одном месте, россыпь угля в другом. Но они становились все реже по мере того, как Турин вел их все выше и выше.
Несколько раз на перекрестках туннелей они проходили мимо звезд, висящих в клетках из проволочной сетки, достаточно больших, чтобы ясно освещать все пространство. Хетта шарахалась от звезд, словно они были яростными источниками тепла, но Турин не видел в ней никаких признаков демонов и догадывался, что это привычка, выработанная за долгие годы ее кошмара. Он надеялся, что другие ее привычки не вернутся. Особенно поедание людей.
Турин воображал, что он будет, держась в тени, прижиматься к стенам и шпионить за жрецами, чтобы выяснить, что они сделали с Яз. Вместо этого он шел с почти десятью футами неуклюжего геранта на буксире, и она обеспечивала большую часть теней, когда маячила позади него, склонив голову, чтобы не поцарапать ее о потолок, к которому ему пришлось бы потянуться на цыпочках. Турин понятия не имел, что он сделает, если они встретят жреца. Скорее всего, просто попросит о встрече с Яз. Но, по крайней мере, с Хеттой за плечом любой, кого они встретят, будет склонен согласиться с его просьбами. Или с криком бежать.
Туннели стали меньше и теплее, стены прямее, пол и потолок ровнее, давя на согнутые плечи Хетты. Теперь повсюду были звезды в клетках. Великое множество звезд. За несколько сотен ярдов Турин прошел мимо лучшей части того, что он мог найти за десять лет добычи во льду.
— Кто-то идет, — сказала Хетта.
Турин обернулся и увидел, что герант остановилась на перекрестке, который он только что миновал, и теперь была в нескольких ярдах позади него. Свет четырех звезд отбрасывал ее тень в четырех разных направлениях, а ее ноги были столбом, соединявшим их всех. Ее внимание привлек левый поворот, ее взгляд был прикован к чему-то далекому. Затем, быстро, как трещины, распространяющиеся после удара, ужас охватил ее лицо, и она с грохотом бросилась к Турину, заполняя коридор.
Турин тоже побежал. Иначе Хетта расплющила бы его, и, в любом случае, ее очевидный страх был красноречивым аргументом в пользу бегства. И вот, во второй раз за последние несколько часов, Турин обнаружил, что Хетта преследует его по туннелям Черной Скалы.
На этот раз погоня закончилась не тогда, когда Турин наткнулся на удар, а когда его сбили с ног сзади. Он обнаружил, что его затащили в боковую комнату, как будто он был маленьким ребенком. Хетта прижала его к стене, в то время как он стиснул зубы, чтобы не закричать от боли в прикушенном языке.
Прошло непонятно сколько времени. Достаточно, чтобы Турин восстановил дыхание и забеспокоился, оказавшись в ловушке между Хеттой и стеной. Он открыл рот, чтобы пожаловаться, но свет в коридоре начал менять свой характер, становясь кровавым, и Хетта отпрянула назад. Шаги равномерно приближались. Мимо прошел человек, волоча за собой темный плащ. Турину удалось лишь мельком увидеть его лицо сбоку, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что он увидел.
Незнакомец остановился в нескольких ярдах от входа в комнату. Турину было видно только его правое плечо, и он уставился на него, дыхание застряло в легких, сердце колотилось о ребра. Прошло долгое мгновение. Свет переместился туда и сюда, а затем исчез, когда существо ушло.
— Что это было? — прошипел Турин. Это был мужчина, но не мужчина. Там, где должны были быть его глаза, горели две звезды, вставленные в глазницы, заливая его плоть багровым сиянием. — Хетта?
Герант ничего не ответила, и Турин медленно повернулся к тускло освещенной комнате позади него.
Они стояли молчаливыми рядами, растянувшись вдоль длинной галереи. Многие десятки. Некоторые огромные, некоторые маленькие, некоторые темные, некоторые светлые, но все они смотрели вперед в невидимую бесконечность, все они были крепко обвиты двумя железными полосами, к которым сзади был прикреплен тянущийся к потолку длинный кабель, не позволявший им упасть. Все они носили на голове железный обруч, от которого под кожу тянулись черные провода. И там, где полосы проходили над каждым сердцем, и там, где обручи сидели на лбах, была установлена звезда размером с ноготь большого пальца, и все они горели тусклым малиновым светом.