– Правда? А там где?
– Манчи.
– А, Манчи, Индиана.
– Именно так.
Возникает пауза, мужчина переводит взгляд с Джулиана на меня, обратно на Джулиана. Потягивает из стакана.
– Ну, кто из вас, молодые люди, желает подняться?
Мужчина из Индианы слишком крепко сжимает стакан, затем ставит его на стойку. Джулиан встает.
Мужчина, кивнув, спрашивает:
– Почему бы тебе не снять галстук?
Джулиан снимает.
Мужчина переводит взгляд с Джулиана на меня, следя за тем, чтобы я смотрел.
– Ботинки и носки.
Джулиан снимает, опускает глаза.
– И… у-у, и остальное.
Джулиан стягивает рубашку, штаны, мужчина раздвигает занавески, смотрит на бульвар Сан-сет, опять на Джулиана.
– Тебе нравится жить в Лос-Анджелесе?
– Да. Я люблю Лос-Анджелес, – говорит Джулиан, складывая штаны.
Мужчина смотрит на меня, потом говорит:
– Нет, так не пойдет. Почему бы тебе не сесть сюда, к окну. Так лучше.
Посадив меня в плетеное кресло, пододвигает близко к кровати, затем, удовлетворенный, подходит к Джулиану, кладет руку на его голые плечи. Рука сползает на спортивные трусы Джулиана, Джулиан закрывает глаза.
– Ты очень красивый юноша.
Перед глазами: Джулиан в пятом классе, пинающий футбольный мяч по зеленому полю.
– Да, ты очень красивый мальчик, – повторяет мужчина из Индианы, – и в этом вся суть.
Джулиан открывает глаза, глядит в мои, я отворачиваюсь, замечаю муху, лениво жужжащую на стене рядом с кроватью. Я думаю о том, что собираются делать мужчина и Джулиан. Я говорю себе, что могу уйти. Я могу просто сказать мужчине из Манчи и Джулиану, что хочу уйти. Но опять слова не выходят, не могут выйти, я вынужден сидеть, смотреть, как стремительно, с напором накатывается худшее.
Мужчина, сказав, что будет через минуту, уходит в ванную и закрывает дверь. Я поднимаюсь с кресла, подхожу к бару посмотреть что-нибудь выпить. Заметив оставленный на стойке бумажник, открываю его. Я так нервничаю, что мне все равно, я даже не знаю, для чего это делаю. В нем масса визиток, но я на них не смотрю, боясь увидеть отцовскую. Несколько кредитных карточек, обычное количество наличных, которое берут в дорогу. Есть также фотография очень усталой красивой женщины, вероятно его жены, две фотографии детей, оба мальчики, стоят, вытянувшись, короткие светлые волосы; выглядят уверенно. Фотографии угнетают меня, я кладу бумажник обратно на стойку, думаю, сам ли он снимал. Смотрю на Джулиана, сидящего, склонив голову, на краю кровати. Я сажусь, откидываюсь, включаю магнитофон.
Мужчина выхолит из ванной и говорит мне: – Нет, никакой музыки. Я хочу, чтобы ты слышал. Все.
Выключает магнитофон. Я спрашиваю, могу ли воспользоваться ванной. Джулиан снимает трусы. Чему-то улыбаясь, мужчина разрешает, я прохожу в ванную, запираю дверь, включаю оба крана над раковиной и периодически спускаю в унитазе воду, пытаясь блевать, но у меня не выходит. Вытерев рот, выхожу обратно в комнату. Солнце меняется, на стене вытягиваются тени, Джулиан пытается улыбнуться. Мужчина улыбается в ответ, тени вытягиваются на его лице.
Я закуриваю сигарету.
Мужчина перекатывает Джулиана.
«Интересно, продается ли он».
Я не закрываю глаз.
Можно исчезнуть, о том не подозревая.
Мы с Джулианом выходим на парковку. Мы были в гостинице с четырех, сейчас девять. Я просидел в кресле пять часов. Сев в машину Джулиана, я спрашиваю, куда мы едем.
– В «Край света» за деньгами. Тебе ведь нужны твои деньги, верно? – спрашивает он. – Верно, Клей?
Я смотрю на лицо Джулиана, вспоминаю, как по утрам мы сидели в его двухместном «порше», курили тонко скрученные косяки, слушали перед начинавшимися в девять уроками новый Squeeze, и хотя картинка всплывает яркая, она меня больше не тревожит. Лицо Джулиана кажется старше.
Около десяти, «Край света» переполнен. Клуб находится на бульваре Голливуд, Джулиан ставит машину сзади, в проулке, мы идем ко входу, Джулиан пробивается сквозь очередь, подростки вопят, но Джулиан не обращает на них внимания. Через первую дверь входим в клуб, словно в склеп, темно, похоже на пещеру с отсеками, разделяющими клуб на маленькие закоулки, где в темноте столпились группы. Когда мы входим, менеджер, похожий на пятидесятилетнею серфингиста, борется с группой тинейджеров – им явно не хватает лет, но они пытаются войти. Менеджер подмигивает Джулиану, пропуская нас обоих, одна из девушек в очереди смотрит на меня, улыбается, ее влажные губы, покрытые яркой кричащей помадой, раздвигаются, она оскаливает верхние зубы, словно собака или волк, готовые броситься, она знает Джулиана и говорит что-то грубое, что, мне не слышно, Джулиан показывает ей палец.
Прежде чем начать что-то различать, глаза с минуту привыкают к темноте. Сегодня клуб переполнен, кое-кто из толпящихся у входа внутрь не попадет. Из колонок гремит «Tainted Love» [36], танцпол набит людьми, большинство из них молоды, скучают, стараясь казаться заведенными. Некоторые парни сидят на столах, жадно высматривают клевую девчонку в надежде, по крайней мере, на танец или на минет в папиной машине; девушки, на вид безразличные, скучающие, курят, все или, по крайней мере, большинство смотрят на светловолосого парня, стоящего в темных очках. Джулиан, узнав парня, говорит, что тот тоже работает у Финна.
Мы проходим сквозь толпу, движемся вглубь, оставляя пульсирующую музыку и наполненную дымом комнату. Поднявшись по лестнице, видим Ли, нового диск-жокея. С ним на кушетке сидит Финн, они разговаривают; похоже, что у Ли первый вечер, он, кажется, нервничает. Представив нас, Финн спрашивает Джулиана, как прошло, Джулиан бормочет: «Отлично», говорит Финну, что ему нужны деньги. Финн говорит, что даст их, даст нам обоим на вечере у Эдди; он хочет, чтобы Джулиан оказал ему маленькую услугу; после этой услуги, говорит Финн, ему будет приятнее дать нам деньги.
Хотя Ли восемнадцать, он выглядит значительно моложе Джулиана, и это меня пугает. Офис Ли выходит на бульвар Голливуд, Джулиан вздыхает, отворачивается от Финна, который продолжает разговаривать с Ли, я подхожу к окну и смотрю на машины. Проезжает «скорая помощь». Воет полицейская сирена.
– У Ли очень мажорский вид, – говорит Финн, потом что-то вроде: – Это любят. Вот этот мажорский вид.
Похоже, что Ли готов, Финн вроде тоже, Ли говорит, что немного нервничает, Финн смеется, говорит:
– Да не о чем волноваться. Тебе и делать много не надо. Не с этими чуваками. Обычная гимнастика, вот и все. – Улыбаясь, Финн подтягивает Ли галстук. – А если и придется… ну, что ж, ты зарабатываешь деньги, малыш.
Джулиан произносит: «Хуйня», чуть-чуть излишне громко, Финн говорит: «Следи за базаром», я не знаю, что здесь делаю, смотрю на Ли, который тупо улыбается и видит и не видит Джулиана за этой невинной улыбкой.
Проводив Финна и Ли к «роллс-ройсу» Финна, Джулиан говорит им, что должен подкинуть меня к моей машине, чтобы я тоже смог поехать к Эдди. Он довозит меня до машины у пассажа в Уэствуде, и вслед за двумя автомобилями я еду наверх, в холмы.
Дом, куда я еду за Финном, Ли и Джулианом, находится в Бель-Эр, огромный каменный дом с обширной лужайкой, испанскими фонтанами и горгульями, неясно вырисовывающимися на крыше. Дом расположен на Белладжо. Сворачивая на широкий, полукругом, въезд, я думаю, что это значит – Белладжо. Камердинер открывает дверь; выходя из машины, я вижу, как Финн обнял Джулиана и Ли, они проходят в открытую дверь передо мной. Я иду за ними, большинство людей внутри – мужчины, хотя есть и женщины, все, похоже, знают Финна. Некоторые знают даже Джулиана. В гостиной включен стробоскоп, на секунду я ощущаю дикое головокружение, у меня почти подгибаются колени, кажется, говорят все, глаза все время рыскают; ритм музыки вторит движениям и взглядам.
– Привет, Финн, дружище, как дела?
– Привет, Бабби. Отлично. Как бизнес?
– Превосходно. А это кто?
– Это мой лучший парень. Джулиан. А это Ли.