ВО ЛЬДУ, К востоку от Черной Скалы, есть дыра, в которую бросают сломанных детей. Яз всегда знала о дыре. Ее народ называл ее Ямой Пропавших, и она носила это знание с собой, как полуночный глаз, наблюдающий из глубины ее сознания. Казалось, вся ее жизнь прошла в кружении вокруг этой ямы во льду, а теперь она втягивала ее, и Яз всегда знала, что это произойдет.
— Эй! — Зин показал. — Гора!
Яз прищурилась в направлении, указанном ее младшим братом. На горизонте едва виднелось черное пятно, резко выделявшееся на белом фоне. Прошел месяц с тех пор, как пейзаж предлагал что-то, кроме белого, и теперь, когда она сама увидела темный пик, она не могла понять, как глаза Зина нашли его раньше ее.
— Я знаю, почему она черная, — сказал Зин.
Все знали, но Яз позволила ему рассказать ей — в двенадцать лет он считал себя мужчиной, но все равно хвастался, как ребенок.
— Она черная, потому что камни горячие и лед тает.
Зин опустил руку. Странно было видеть его пальцы. На севере, где обычно бродили Икта, все люди клана были настолько закутаны в шкуры, что почти не походили на людей. Даже в своих палатках они носили рукавицы в любое время, когда не требовалось выполнять тонкую работу. Легко было забыть, что у людей вообще есть пальцы. Но здесь, так далеко на юг, как только бывал ее народ, Икта могли ходить почти с голой грудью.
— Хорошо запомнил. — Яз будет скучать по младшему брату, когда ее бросят в яму. Он был ярким и свирепым — радость ее родителей.
— Значит, вы тоже ее заметили? — К ним подошел Квелл. У него не было саней, и он мог ходить вдоль линии, проверяя тридцать семей. Он кивнул в сторону Черной Скалы: — Я помню, какая она большая, но все равно всегда удивляюсь, когда мы приближаемся.
Яз заставила себя улыбнуться. Она будет скучать и по Квеллу, хотя в свои семнадцать лет он хвастался почти так же, как Зин.
— Всегда? — спросила она. Квелл был на встрече дважды. На один раз больше, чем она.
— Всегда, — кивнул Квелл, почти скрыв усмешку. Он на мгновение задержал на ней взгляд бледных глаз, а затем двинулся вверх по колонне. Он прошел мимо родителей и дяди Яз, которые вместе тащили лодка-сани, остановившись, чтобы обменяться репликами с ее отцом. Скоро настанет день, когда ему придется просить у ее родителей разрешения жить в палатке Яз. По крайней мере, он так думал. Яз беспокоилась о том, что может сделать Квелл, когда регулятор ее выберет. Она надеялась, что он окажется достаточно взрослым, чтобы принять эту судьбу и не опозорить Икта перед южными племенами.
— Расскажи мне о проверке, — попросил Зин.
Яз вздохнула и наклонилась к следам саней. Она, конечно, сто раз все рассказывала Зину, но и сама была такой же до своего первого путешествия к дыре.
— Ты пройдешь проверку. — Беспокойство Зина было пустяком, просто его рассудок включился сам по себе, потому что больше делать было ничего — только тяни сани милю за милей, день за днем. Путешествие оказалось трудным, лед перед ними бугрился торосами, словно стремился помешать их продвижению. В течение последней недели темп был изнурительным, поскольку мать клана пыталась наверстать упущенное. И все же они прибудут за день до церемонии. — Не беспокойся об этом, Зин.
Во время первой поездки на юг Яз была уверена, что регулятор учует ее неправильность. Каким-то образом она прошла проверку. Но это было четыре года назад, и то, что тогда только начинало ломаться в ней, теперь было полностью сломано.
— Ты пройдешь.
— А если нет? — Вид Черной Скалы, казалось, открыл врата страхам ее брата.
— Южные племена не похожи на Икта, Зин. У них есть много таких, которые рождаются неправильными. Мы должны быть чистыми. Слабость изгнали из нас давным-давно, — солгала она. — Когда ты идешь по полярному льду, ты либо чист, либо мертв.
— Чужие! — Взволнованный Квелл поспешил обратно к колонне. — Мы уже близко!
Яз посмотрела туда, куда повернули головы ее родители. Вдали виднелась едва заметная серая линия — еще один клан приближался с востока. А между двумя колоннами неслись одинокие сани, приближавшиеся к Икта с поразительной скоростью.
Зин остановился и изумленно уставился на них:
— Как можно…
— Собаки, — сказала Яз. — Ты увидишь своих первых собак! — Даже сейчас, когда расстояние сократилось, псы, тащившие сани, казались точками, выстроившимися в линию. Вскоре она смогла разглядеть их на фоне снега: тяжелые звери, которых серебристо-белый мех делал еще больше, из их ртов вырывался пар. На крайнем севере холод убьет их, но к югу от хребтов Келлера все племена использовали собак. Икта говорили, что настоящий человек сам тянет свои сани. Южане смеялись над этим и утверждали, что так может говорить только человек без собак. Несмотря на это, все относились к Икта с уважением. Любой, кто познал холод, понимает, что только особый род людей может отважиться на полярный лед.
— Пошел! — закричали позади них близнецы Джекс. Зин снова двинулся вперед как раз вовремя, чтобы они не протащили через него свои лодка-сани. Яз держалась на одном уровне с братом, наблюдая за приближающимися незнакомцами.
Через несколько минут вся колонна остановилась, и Мать Мазай шедшая впереди, приветствовала мужчин, вышедших из саней. Яз чувствовала запах собак на ветру, мускусный запах. Их тявканье звенело в ушах, незнакомых ни с чем, кроме голосов людей, льда и ветра. В этом звуке была какая-то странность и красота, и она поймала себя на том, что хочет подойти поближе, хочет встретиться с одним из этих инопланетных существ, привязанных, как и она, к саням полосками кожи.
— Они все разные! — Зин с трудом освободился от упряжи и отошел от каравана, чтобы лучше видеть. Он имел в виду людей, а не собак.
— Я знаю. — Именно это было первым, что поразило Яз на ее предыдущем собрании. Дело было не столько в отличии южных племен от Икта, сколько в том, что они отличались даже друг от друга: у одних кожа была медной, как у Икта, у других — более красной, настолько темной, что почти не поддавалась цвету, а у некоторых — гораздо более бледной, почти розовой. Волосы у них тоже были разные — от черных, как у Икта, до каштановых. Даже глаза у них были не совсем белые-на-белом, которые Яз видела почти на каждом шагу, а ошеломляюще разные. У многих глаза были почти такими же темными, как гора позади них в тех местах, где камень освободился ото льда. — Не пялься!
Зин отмахнулся от нее и подошел к голове колонны поближе. Она понимала его восхищение. Мазай говорила, что там, где много задач, нужно много инструментов. У Икта, сказала она, есть только одна задача. Терпеть. Выживать. Требовалась особая сила, чтобы пережить полярную ночь. Один верный способ. Мать клана говорила о металлах и о том, как один из них можно смешать с другими, чтобы получить особые качества. Она сказала, что существует единый сплав, пригодный для целей севера, и именно поэтому у всех, кто живет там, так много общего.
Яз подошла к брату, не обращая внимания на шипение матери. Скоро ее бросят в Яму Пропавших, во тьму, из которой нет возврата. Она должна увидеть как можно больше из того, что может предложить мир, прежде чем его отнимут у нее.
— Вождь. — Зин указал на человека, который был выше любого икты и худого, слишком худого для севера. Кое-где сквозь черноту его волос пробивались седые пряди.
В многомесячную полярную ночь дыхание, которое ты выдыхаешь через шарф, образует два вида инея: обычный южный и более тонкий ледяной, который превращается в дым в тепле палатки. Икта называли его сухим льдом, потому что он никогда не тает, а только дымится. Местами, в глубине долгой ночи, сухой лед дрейфует над водяным льдом, и, когда возвращается красный глаз солнца, огромный холодный туман поднимается облаками на много миль в высоту. Рассказчик утверждал, что сухой лед образуется, когда замерзает часть самого воздуха.
Яз знала, что, если худой седовласый южанин вздохнет сухой лед в полярную ночь, холод сожжет его легкие и он умрет.
— Вернитесь в линию, вы оба. — Квелл подошел к ним сзади, мягкость его голоса смягчила выговор. Он вернул Зина на место, положив руку ему на плечо. Яз хотелось, чтобы Квелл тоже положил руку ей на плечо. Вид обнаженных пальцев все еще поражал ее. Если ей суждено умереть, то она тоже должна испытать прикосновение мужчины.
Она много раз думала о том, чтобы поставить собственную палатку и пригласить Квелла войти. Конечно думала. Слишком много раз и слишком долго. Но в конце концов ее всегда останавливали две вещи: иногда одна, иногда другая, иногда обе. Во-первых, что-то в ней восставало против мысли, что страх должен заставить ее действовать, прежде чем она будет должным образом готова. Это был не путь Икта. А во-вторых, боль, которую почувствует Квелл, когда ее заберут у него. Было бы нечестно использовать его таким образом.
Три вещи. Что-то еще удерживало ее. И, возможно, этой третьей было бы достаточно и без двух других. Бунт против выбора, который, казалось, был сделан за нее.
Но Квелл и Яз ходили по льду вместе с тех пор, как впервые смогли встать на ноги, и многие из ее снов были наполнены мыслями о смелых чертах его лица, силе его рук и смеси доброты и храбрости, с которой он боролся с миром. Она не хотела оставлять его. Когда регулятор бросит ее вниз, ее сердце, наконец, будет разбито, как и все остальное, хотя, по крайней мере, боль не будет продолжаться долго, и в смерти она присоединится к духам ветра.
Яз вернулась в линию и увидела, что Квелл вышел вперед. Как и Зин, он хотел слушать южан. На ее губах появилась улыбка. Регулятор мог объявить человека взрослым, но для нее они все еще были просто более высокими мальчиками.
Возможно, ей следовало поставить для него палатку. Но в любом случае она все еще считалась ребенком, и их нельзя было связать, пока она не переживет регулятора во второй раз. Почти каждого сломанного ребенка вырывали из клана на первом же собрании, но, даже если это было так же редко, как таяние, и занимало секунду, и ни один ребенок не считался взрослым до второго собрания. Так что во многих отношениях Квелл был настоящим членом клана с тринадцати лет, в то время как Яз в свои шестнадцать все еще считалась ребенком и будет им до завтрашнего дня, когда регулятор обратит свои бледные глаза в ее сторону.
Мать одарила Яз понимающей улыбкой и отвернулась, когда поднялся ветер, нагруженный жалящими ледяными кристаллами. В этой улыбке тоже была печаль.
Яз посмотрела на свои руки. Ее кольнул страх. Казалось жестоким, что через всего одну бессонную ночь ее ждала дыра, открытый рот, который поглотит все дни, которые она считала своими. Заберет будущее. Ни собственной палатки, ни лодки, которую можно было бы поставить на Великое море, ни возлюбленного, закутанного в меха. Может быть, были бы дети. По крайней мере, теперь Яз не придется ожесточать свое сердце и смотреть, как они, в свою очередь, стоят под пристальным взглядом регулятора.
Мать клана сказала, что это не жестокость. Все племена знали, что ребенок, рожденный сломанным, умрет на льду. Их телам не хватало того, что было необходимо для выживания. По мере того как они росли, слабость в них тоже росла. Некоторым требовалось слишком много пищи, чтобы согреться, и они голодали. Некоторые теряли устойчивость к укусам ветра, и холод пожирал их, сначала откусывал кончики пальцев, нос и уши, а потом и пальцы ног. Плоть становилась сначала белой, затем черной, а потом отпадала. Со временем пальцы и лицо будут съедены, умрут, а потом сгниют. Это была страшная и мучительная смерть. Но хуже всего было то, что слабость этого взрослого передастся их детям, и детям их детей, и сам клан сгниет и умрет.
Так что яма несла в себе мудрость. Суровую мудрость, но все же мудрость. Ноша, которую Яз принесла с собой с севера и которая свисала с ее плеч каждую и всякую милю, была той же самой тяжестью, которая заставляла отравляла скорбью все улыбки ее матери. Годы не притупили остроты смерти Азада. Она должна была оставить своих родителей с двумя сыновьями, которые будут поддерживать их, но когда кинжал-рыба всплыла на поверхность, сил Яз не хватило, чтобы удержать самого младшего брата, и в один долгий миг ужаса он ушел, оставив ее одну в лодке. Если бы регулятор увидел на первом собрании, что она сломана, Азад узнал бы свой восьмой год, и у него было бы еще много лет впереди.
ПО КОЛОННЕ ПРОБЕЖАЛ шепот, один передавал новость другому, а вслед за ним пробудилось эхо недовольного ропота.
— Что? Что это?
Отец проигнорировал Зина и вместо этого сказал Яз, в то время как близнецы Джекс наклонились, чтобы услышать:
— Отец клана Квинкс говорит, что наших больше не будет, а мы плохо считали. Церемония состоится сегодня.
— Почему не пришли они? — Руки Яз задрожали, пот выступил на коже, несмотря на ледяной ветер. В месяцы полярной ночи трудно было следить за днями, но она никогда не слышала, чтобы неправильно считали. — Они тоже плохо считали?
— На их колонну напал хула. Они должны соблюсти обряды по умершему. Они шли ускоренным маршем, чтобы успеть на церемонию вовремя.
Джексы уже передавали новости обратно. Как только солнце начнет садиться, регулятор приступит к проверке и закончит к наступлению полной темноты. Если они пропустят проверку, у Яз будет еще четыре года жизни, хотя она и будет вынуждена остаться ребенком. С того места, где она стояла, четыре года казались целой жизнью.
— Что будем делать мы?
— Мы тоже пойдем ускоренным маршем, — сказал отец.
— Но… до туда двадцать миль или больше, и уже почти полдень.
— Квинкс уходят. — Отец отвернулся.
— У Квинкс есть собачьи упряжки, которые могут везти детей и дать отдых взрослым! — запротестовала Яз.
— А мы — Икта, — сказал отец.
ВЫНОСЛИВОСТЬ ИКТОВ БЫЛА легендой среди племен. Икты экономно расходовали свою силу. На полярном льду ничего не должно пропасть даром. Если ты хочешь выжить. Но, когда требовалось, они могли бежать весь день. Яз начала слабеть уже после второго часа. Квелл бежал рядом с ней, когда она начала мучиться, его лоб сморщился от боли, которая не имела ничего общего с усталостью. Он пытался оградить ее от излишнего внимания, она это знала. Почему-то он надеялся, что сможет потащить ее за собой силой воли. Позади нее неумолимые шаги близнецов Джекс поглощали расстояние. Квелл пытался скрыть ее слабость. Другие могли закрывать на это глаза, возможно, даже не признаваясь в этом самим себе. Но регулятор увидит. От него не спрячешься.
Икта не могли позволить Квинкс слишком сильно опередить себя, даже если у тех были собаки. Старое соперничество было слишком глубоким. Квинкс даже не признавали богов Икта, но держались своих, некоторые из которых были искаженными версиями истинных богов, другие — совершенно чужими. Регулятор и другие странствующие жрецы должны были улаживать споры и поддерживать мир. Они были свидетелями клятв, благословляли союзы и обеспечивали чистоту всех кровей. Жрецы знали все имена всех богов, как истинных, так и ложных, и даже имели своего собственного, скрытого, чье имя было тайной. Старейшины кланов рассказывали истории, в которых древние жрецы направляли силу Скрытого Бога с ужасными последствиями, срывая плоть с костей клятвопреступников.
Яз копнула глубже. Какой бы рецепт ни делал Икта столь подходящим для их окружения, на ней он не сработал. Ей не хватало того, что было у других. Холод добирался до нее раньше, чем до ее друзей. Ее сила не справлялась с задачами, с которыми могли справиться ее ровесники. Она начала замечать это где-то за год до своего первого собрания. Примерно в то же время, когда нашла реку.
Есть реки, которые текут под поверхностью льда, хотя это невозможно. Отец Яз говорил, что это жилы Богов в Море, и что их заставляют течь чары. Однако Яз видела, что, если надавить на лед с достаточной силой, он начнет таять там, где надавишь сильнее. В любом случае, река Яз не была одной из тех, что протекают подо льдом и видны только там, где они иногда впадают в Горячее Море севера или в три более меньших моря юга. Эта река была видна только в ее сознании. Река, которая каким-то образом течет под всеми предметами и сквозь них. Когда ей было десять, Яз начала видеть ее во сне. Постепенно она научилась видеть ее даже тогда, когда мир заполнял ее бодрствующие глаза. И куда бы она ни посмотрела, река текла под странным углом к тому, что было настоящим.
Теперь, когда она бежала, когда сердце колотилось в груди, требуя освобождения, а легкие были полны острых краев усталости, она снова увидела реку. И прикоснулась к ней. Перед ее мысленным взором пальцы коснулись поверхности этой яркой воды, и в одно мгновение ее ужасающая сила затопила ее руку. Река засасывала ее, не желая отпускать, но она вырвалась, прежде чем ее засосало. Тепло и энергия наполнили ее, потекли вверх по руке и в тело. Так она и жила. Прикасаясь к запретной магии первого племени, высадившегося на берег Абета, прогоняя холод, голод и усталость. Это не продлится долго, и она не сможет снова найти реку в течение нескольких дней, но сейчас ей казалось, что она может вечно бежать с лодочными санями на каждом плече или танцевать голой в полярной ночи.
— Я в порядке. — Она улыбнулась Квеллу и ускорила шаг, почти не замечая, что бежит.
— Я знаю. — Облегчение промелькнуло на лице Квелла, и он отступил, чтобы проверить линию.
Яз уставилась на сани перед собой, стараясь не бежать слишком быстро. Она держала свои голые руки в кулаках, зная, что кончики ее пальцев все еще будут светиться силой, пульсирующей сейчас в ее жилах
ВОКРУГ ГЛОТКИ, КОТОРУЮ племена называют Ямой Пропавших, лед вздымается концентрическими кольцами гребней, как волны, возникающие, когда прыгнувший кит возвращается в океан. Яз всегда думала о гребнях как о занавесях, расположенных так, чтобы скрыть что-то постыдное.
Лед вокруг внешних склонов был усеян санями многих кланов. Собаки стояли группами, привязанные к металлическим кольям, и тут и там на страже стоял воин.
— Не пялься. — Отец Яз беззлобно дал сыну оплеуху и указал ему дорогу.
Икта потащили свои маленькие сани вверх по гребням. У народа Яз было мало имущества, и потеря любой части его часто бывала фатальной, поэтому, хотя кража была большой редкостью среди племен, Икта всегда держали то немногое, что у них было, близко к себе.
— У Квелла найдутся красивые слова для тебя на сегодняшнем собрании, — Мать Яз встала рядом с ней. Теперь они были одного роста. Странно было стоять рядом, глаза в глаза. — Он хороший мальчик, но сначала поговори с отцом.
Щеки Яз вспыхнули, хотя мгновение спустя печаль смыла всякое смущение. Она едва не сломалась, едва не стала искать тепла и безопасности в объятиях матери и не кричать, чтобы ее спасли. Но мать уже повернулась, чтобы уйти, и спасения не было. В этот мире нет места для слабых.
БОЛЬШЕ ПОЛОВИНЫ ОГРОМНОГО красного глаза солнца скрылось за горизонтом, когда Яз начала карабкаться. Энергия, которая поддерживала ее в течение нескольких часов, начала угасать, заставляя трудиться на склонах. Каждый вдох обжигал ей горло, пот застывал на коже, каждая мышца ныла, но она терпела, а вокруг нее поднимался клан. Позади себя она слышала, как борется Зин. Необремененный годами мальчик был самым проворным из них, его руки были еще более быстрыми, выполняя любую задачу с размытой скоростью. Однако, запряженный в ношу, он был менее выносливым, чем другие его ровесники.
К тому времени, когда они добрались до вершины первого гребня, Яз тащила свои и, вдобавок, помогала тащить сани брата. К третьему гребню она тащила свои и его почти в одиночку. Она боялась, что ее силы иссякнут и к месту испытания ее принесет отец. То, что ей не хватало полной выносливости ее народа, было первым признаком того, что она сломана. Следующим распространенный признак — ребенок растет слишком быстро и ест слишком много. Возможно, таким суждено было стать гигантами, но для гигантов нет места на льду. Другие жили слишком быстро для льда; они двигались быстрее, чем кто-либо другой, но также быстро старели и быстрее становились голодными, но, как бы быстр ни был человек, от холода не убежишь. Еще реже появлялись те, у кого развивались странные таланты. Яз никогда не видела такого ребенка-ведьмы, но какая бы магия ни была в их распоряжении, она не могла сравниться с ночным морозом. Ведьмы, быстроножки или гиганты, все они платили за свои возможности, теряя способность выносить белые зубы ветра. Яз не была особенно высокой для своего возраста, не была она и неестественно быстрой, но ее выносливость Икта истощалась год за годом. Река дала ей возможность скрыть эти недостатки. Однако это не обманет регулятора. Мать клана, Мазай, говорила, что регулятор может видеть сквозь ложь и даже сквозь кожу и плоть до самых костей человека, и что все слабости обнажаются перед ним.
Икта оставили сани у подножия последнего гребня, и Резак, сильный и зоркий, остался присматривать за ними. Яз спустилась в кратер вокруг дыры, ноги ее дрожали от усталости. Теперь они с Зином шли в хвосте колонны. Квелл отошел назад, чтобы наблюдать за ними, его лоб был озабоченно нахмурен, но сейчас было не время помогать. Это никак не повлияло бы на шансы Яз с регулятором.
ПЛЕМЕНА ПРИСПОСОБИЛИ КРАТЕР к своим целям, вырезав во льду несколько ярусов. Пространство, окруженное гребнями, имело около четырехсот ярдов в поперечнике, и более двух тысяч человек толпились на ровной земле. Невообразимое количество для Яз, которая провела почти каждый день своей жизни с одной и той же сотней душ.
В последний момент, прежде чем они добрались до толпы внизу, Квелл отвел Яз в сторону, ненадежно стоя на наклонном льду, в то время как другие проходили мимо с привычным безразличием людей, у которых мало шансов на уединение.
— Яз… — Нервное возбуждение — совсем не похоже на Квелла — отразилось на его лице. Он отпустил ее руку, пытаясь заставить свой рот говорить.
— Потом. — Она положила руку ему на грудь. — Спроси меня, когда все будет кончено.
— Я люблю тебя. — Он прикусил язык, когда слова сорвались с его губ. Его глаза искали ее, губы были плотно сжаты от дальнейших эмоций.
И вот это здесь, на открытом месте, нежная надежда, дрожащая на жестоком ветру.
Квелл был хорошим, добрым, храбрым, красивым. Ее другом. Все, о чем могла мечтать девушка-икта. Яз подумала, что, возможно, первым признаком того, что она сломана, была не слабость, а то, что она всегда хотела большего. Она видела жизнь, которую вела ее мать, ту же самую, которую вела мать ее матери, и все женщины на протяжении многих лет. Она видела, что эта жизнь — поход по льду между закрывающимся и открывающимся морем — все, что может предложить ей мир. Во всех просторах льда, с небольшими вариациями, жизнь была такой и только такой. А что-то сломанное внутри нее требовало большего. Хотя она наступила на этот безрассудный, эгоистичный и скулящий голос, затолкала его внутрь, заставила замолчать, его шепот все еще доносился до нее.
Я люблю тебя.
Она не заслуживала такой любви. Она не заслуживала этого по многим причинам, и не в последнюю очередь потому, что сломанная вещь внутри нее называла это скорее бременем, чем благословением.
Я люблю тебя. Квелл наблюдал за ней, жадно ожидая ответа, а позади нее прошаркал последний из Икта.
Икта знали, что каждый из них — часть тела, и знали, что нужно поддерживать жизнь в теле, а не в его частях. Жертва и долг. Сыграй свою роль в механизме выживания. До тех пор, пока пламя горит, до тех пор, пока лодки остаются целыми, до тех пор, пока Икта терпит, потребности, боль и мечты любой части этого тела не имеют никакого значения.
— Я… — Яз знала, что, если она каким-то образом уйдет от ямы и на этот раз, ей больше чем повезет, если Квелл будет ждать ее, ей больше чем повезет, если она продолжит свой путь по жизни, которая всегда простиралась перед ней по льду.
У нее заболело сердце. Ей хотелось исчезнуть, чтобы ветер унес ее прочь. Она действительно хотела Квелла, но также… она хотела большего, она хотела другого мира, другой жизни.
— Я… Спроси меня на собрании. Спроси меня, когда оно закончится. — Она убрала руку с его груди, все еще беспокоясь за сердце под ней.
Она повернулась и последовала за остальными, ненавидя себя за выражение глаз Квелла, ненавидя сломанный голос, который не давал ей покоя, который оставлял ее неудовлетворенной хорошими вещами, голос, который говорил ей, что она может выглядеть так же, но что она — другая.
Квелл следовал за ней по пятам, а Яз шла, ничего не видя, понимая в свой последний день новую истину: лед Абета мог простираться на бесчисленные мили, но во всей этой пустоте не было места для отдельного человека.
ЦЕРЕМОНИЯ УЖЕ НАЧАЛАСЬ, когда Яз догнала брата. На самом нижнем ярусе, где под ними была только темная пасть дыры, дети семи кланов, принадлежащих к трем племенам, выстроились в большой круг. Каждые несколько мгновений очередь двигалась вперед, и каждый мальчик или девочка по очереди представлялись регулятору.
Старый жрец стоял, закутанный в чернильно-черную шкуру, которая не принадлежала ничему из того, что Яз когда-либо видела вытащенным из моря. Когти хула протянулись над его плечами и развернулись веером на груди, нанизанные на шнур вокруг шеи. Его голова была голой и лысой, отмеченной, как и его руки, путаницей шрамов от ожогов, возможно, символами, но сложными и накладывающимися друг на друга.
Икта говорили, что Регулятор Казик наблюдает за собраниями в течение многих поколений. В то время как другие жрецы приходили и уходили с течением времени, старея, и удаляясь в Черную Скалу, Казик, как говорили, оставался невосприимчивым к годам. Постоянный, как ветер.
Сегодня он был регулятором, беспощадным судьей. Завтра он станет жрецом Казиком, будет благословлять браки, смеяться, смешиваться с кланами и пьянеть от закваски вместе с остальными взрослыми.
Яз и Зин встали в хвост очереди вместе с парой десятков других детей Икта. Еще один подошел сзади, задержавшись в руках матери. Впереди, примерно в трети окружности кратера от них, еще одна девочка выжила после пристального осмотра регулятором. Она отбежала в сторону, чтобы присоединиться к родителям, наблюдавшим за происходящим с более высокого яруса.
Яз двинулась вперед вместе с шеренгой. Подъем все еще горел в ее ногах, грудь болела от тяжелого дыхания.
— Это было тяжело! — Зин улыбнулся ей. — Но мы добрались вовремя. — Он стоял близко к краю, где лед резко уходил в сторону дыры.
— Шшш… — Яз покачала головой. Лучше всего было избегать любых мыслей о слабости. Говорили, что регулятор может читать мысли ребенка, просто глядя ему в глаза.
— Кого-нибудь туда бросили? — Это был Джейсин позади них, всего восемь лет, такой же молодой, как и любой Икта, которого проверяли сегодня. Более младшие дети остались в северном лагере со старыми матерями. — Кто-нибудь уже там?
— Откуда нам знать, глупый? — Зин закатил глаза. — Мы тоже только что пришли. — Он подошел к Яз и встал рядом с Джейсином.
Яз взглянула на дыру и содрогнулась. Даже здесь, на юге, лед уходил в глубину на много миль. Она спросила себя, какое расстояние пролетит, прежде чем ударится обо что-нибудь.
— Они там, внизу? — Зин то и дело поглядывал на яму. Чем ближе они подходили к регулятору, тем дальше Зин отодвигался от края. — Пропавшие наблюдают за нами оттуда?
— Нет. — Яз покачала головой. Скорее всего, вся яма представляла собой печальную груду замерзших трупов и сломанных детей — наконец-то правильно сломанных, — вычеркнутых из линии крови. Некоторые южные племена рассказывали о Дереве Предков и о том, как его обрезают, но Яз не знала, что такое дерево, а ее отец, который много лет беседовал с южанами на собраниях, никогда не встречал никого, кто видел бы такую штуку.
— Но ее называют Ямой Пропавших, — сказал Зин.
— Пропали дети, которых бросили туда. — Маленький Джейсин снова заговорил из-за спины Яз. Похоже, страх придал мальчику храбрости. У него редко хватало смелости говорить за пределами собственной палатки.
— Это другой вид… О, не важно. — Яз позволит кому-нибудь другому объяснить ему это после ее ухода. Вместо этого она посмотрела на небо над ней, бледное и чистое, пронизанное полосами очень высоких облаков, края которых были окрашены кровью заходящего солнца. Пропавшие жили на Абете задолго до того, как племена людей пришвартовали свои корабли к его берегам, но все они давно исчезли к тому времени, когда люди пересекли черные моря между звездами и пришли в этот мир. Многие южане относились к ним, как к богам, хотя Икта знали, что единственными богами были те, что в море и те, что в небе, причем лед удерживал их от войны друг с другом.
— Я бы предпочел, чтобы меня просто не пускали в палатку, — сказал Зин. — Если бы я был сломанным, то предпочел бы остаться снаружи.
Яз пожала плечами. Быстрая смерть побеждает медленную, и, по крайней мере, таким образом ты даешь честь своему племени. И еще речь шла о металле. Мать Мазай говорила, что жрецы — единственный источник металла на тысячу миль вокруг, и не просто кусков металла, которыми иногда торгуют племена, а обработанного металла, изготовленного для удовлетворения спроса, будь то нож или цепь. Церемония чествовала бога Черной Скалы, и это, в свою очередь, зарабатывало благосклонность регулятора. Смерть здесь поможет клану.
Внезапный крик вырвал Яз из ее мыслей. Регулятор стоял один, ветер теребил его рваный плащ. Не было никаких признаков ребенка, который не прошел его осмотр, только слабое и уменьшающееся эхо его криков, которое все еще доносилось из дыры. В толпе зрителей воцарилась тишина, они замерли.
Скучающим жестом регулятор подозвал следующего в очереди.
— Мне страшно. — Рука Зина нашла ее руку. Конечно, он все время был напуган, но сейчас впервые произнес эти слова.
МИР ВРАЩАЕТСЯ, ХОТИМ мы того или нет, и все, чего мы жаждем или боимся, приходит к нам в свое время. Очередь, ведущая к регулятору, продвигалась медленно, но не останавливалась, и, наконец, мир Яз сузился до точки, к которой она так долго шла.
— Яз из племени Икта, клан Икта, — сказал регулятор. Он никогда не нуждался в том, чтобы ему называли имя, клан или племя. У других племен было несколько кланов, но на севере они сжались до одного.
— Да, — сказала она. Отречься от собственного имени — значит отрезать маленький кусочек от своей души, говорила Мать Мазай.
Регулятор наклонился к ней. У него были знакомые бледно-белые глаза ее собственного клана, и, казалось, его не волновало то, что южане называли холодом. Ожоги на его лице, голове и руках выглядели так, словно он был заклеймен какой-то надписью, но линиями символов шли под разными углами и размерами, в беспорядке наползая друг на друга. Он наклонился к ней, показывая зубы в чем-то, что не было улыбкой.
— Яз из Икта. — Он взял ее за руку крепкими, цепкими пальцами.
Его запах был незнакомым, кислым и таким же непохожим на запах Икта, как и запах собак. Он был стар, жилист, с изможденным лицом и выглядел недовольным миром в целом.
Регулятор не тронул Яз во время ее первого визита. Теперь он, казалось, не хотел отпускать ее. Рваные полоски на конце его плаща развевались вокруг них обоих, и на мгновение Яз задумалась, что будет, если она схватится за них, когда он бросит ее вниз. Образ его удивления, от того, что его потащили вместе с ней, пробился сквозь страх Яз, и она изо всех сил постаралась подавить рвущийся наружу истерический смех.
— Ты ведь видела его, девочка? — Он оторвал взгляд от ее руки и встретился с ней взглядом.
— Н-нет. — Яз покачала головой.
— Тебе следовало спросить «что?». Все лед-племена ужасны во лжи, но Икта хуже всех. — Регулятор провел языком по пожелтевшим обрубкам стертых годами зубов. Без предупреждения он поднес руку Яз к лицу и начал обнюхивать кончики ее пальцев. Она с отвращением попыталась вырваться, но потом поняла, что если он отпустит ее, когда она будет тянуть, то она упадет назад, и ее примет скользкая глотка ямы.
— Видела что? — спросила она, слишком поздно, чтобы быть убедительной.
— Путь, который проходит через все. — Он отпустил ее, в последний раз принюхавшись. — Линию, которая соединяет и разделяет. Видела его и… — Его взгляд упал на руку, которую она прижимала к груди. — И коснулась его.
— Я не… — Он был прав. Она не умела лгать.
— Это делает тебя редкой, дитя. Очень редкой. — Что-то уродливое искривилось на тонких губах регулятора: улыбка. — Слишком хороша для ямы. — Он кивнул на другую сторону от себя. — Встань вон там. Ты пойдешь со мной к Черной Скале. — В его голосе прозвучало волнение. Он бросал детей на смерть, без всякого волнения. Но теперь он волновался.
Вот так, онемевшая и дрожащая, с запястьем, все еще бледным в том месте, где ее схватил регулятор, Яз двинулась дальше. Она стояла на плоском льду яруса и смотрела, ничего не видя, пока остальные сдвигались вперед. Она выжила. Она была взрослой и равной любому в клане. Но она все еще стояла здесь, ей было запрещено возвращаться туда, где ее ждали родители. Туда, где ее ждал Квелл. Взгляд Яз скользнул вверх по ступенчатому льду, через море лиц, к высотам, где стояли семьи Икта.
— Нет. — Тихое заявление регулятора снова привлекло внимание Яз к линии. Его тощая старая рука зажала лицо Зина, пальцы скользнули по лбу и скулам мальчика. — Не ты. — И самым слабым толчком он отбросил Зина назад. На мгновение брат Яз замер, пойманный на грани равновесия, его руки закрутились, и в следующее мгновение он исчез, соскользнув вниз по крутому склону глотки, а затем рухнул в почти вертикальную темноту ледяной дыры. Он упал с единственным коротким криком отчаяния.
Тишина.
Лицо Яз застыло от потрясения, голос пропал. Тысячи людей стояли беззвучно. Даже ветер прикусил свой язык.
Это должна была быть я. Это должна была быть я.
По-прежнему никто не произносил ни слова. И тут тишину нарушил один-единственный пронзительный вопль. Откуда-то издалека, с края кратера, донесся крик матери.
Это должна была быть я.
Икта терпят. Они действуют только тогда, когда должны. Они берегут свою силу, потому что лед не прощает неудач.
Это должна была быть я.
Яз взглянула на синее небо и в следующее мгновение бросилась вслед за братом.