Ореол таинственности начал быстро осыпаться сразу после того, как Андрей попал внутрь. Его проверили, досмотрели вещи и отправили на комиссию, которая представляла из себя несколько смежных кабинетов. В первом он разделся, отдал свои вещи, его остригли, вымыли в душевой кабине с мощным напором, где вода с чистящими веществами била со всех сторон. Во втором его осмотрели доктора в противогазах, провели экспресс тесты на заболевания и медицинские отклонения. В третьем еще один доктор с резиной на лице провел ряд тестов на физическую подготовленность, а в четвертом меньше чем за двадцать минут определили и его интеллектуальное развитие. В пятом кабинете ему наконец-то выдали комплект формы и заставили подписаться в нескольких бумагах, не давая времени на чтение. В последнем шестом сидел председатель комиссии, который на экране компьютера молча ознакомился с результатами тестов и сухо поздравил Андрея со вступлением в ряды ликвидаторов, а дальше без всякой угрозы в голосе сообщил, что в случае нарушения приказов его самого могут ликвидировать. Прежде чем Андрей успел что-либо спросить, ему приказали направиться в свое расположение.
Внутренние помещения казарм ликвидаторов тоже мало чем отличались от основного гигахруща. Все те же стены и потолок, те же трубы и провода, та же местами обколупавшаяся краска. Главное отличие состояло в том, что на дверях ячеек висели не привычные номера, а названия комнат, говорившие о ее предназначении. Расположение учебного отряда Андрея тоже представляло из себя обыкновенную ячейку с той лишь разницей, что вместо привычной мебели там стояли несколько трехъярусных кроватей с тумбами между ними. Оглядев расположение отряда с безразличными сослуживцами, Андрею на ум пришло сразу два воспоминания — первое из собора и второе из заброшенной заставы на нижних этажах. Ни одно из тех мест не вызывало теплых чувств и эти ассоциации переносились на расположение учебного отряда.
Андрей кивнул в знак приветствия и сел в углу комнаты. Почти все койки уже были заняты, оставалось дождаться еще пару человек. Рекруты в массе своей были молоды, но уже отличались следами морального или физического разложения. По их лицам и телам можно было более или менее определить, кто чем занимался и от чего страдал — несколько алкоголиков; измотанные физическим трудом заводчане; хилые юнцы, не отличавшие высокими результатами в школе; вечно грустные лица, страдающие от затяжной депрессии; да три-четыре мужчины, которые, как и Андрей, может быть, пришли туда по причине одиночества или проблем в семье.
Мало-помалу рекруты начинали разговоры и находили общие темы. Под конец дня в расположении стало достаточно шумно из-за бесед, которые вели на койках, скамьях и помещении кухни, где стоял длинный стул со стульями. Андрея также пытались привлечь к разговору, но он отвечал кратко, ни показывая никакого интереса. От него быстро отстали, видя, что того гораздо больше привлекали плакаты на стене. Развешанные в ряд напротив коек они представляли краткую информацию об оружии, средствах защиты, порядке действия в разных ситуациях и опасности, которая может исходить от всевозможных последствий самосбора.
На следующий день начался учебный период и их отряд в составе двадцати человек изучал примерно то же, что Андрей видел на плакатах. Половину цикла они работали со средствами защиты и бесконечно, до одури тренировались в том, чтобы надевать противогазы, защитный костюм и ботинки на скорость. Затем заправляли и разряжали распылители с химическими веществами для ликвидации самосбора, и проводили быстрый ремонт. Другую половину цикла они разбирали, собирали, заряжали и разряжали разные виды оружия — пистолет, автомат, огнемет, гранатомет и учили разницу между разными видами гранат. Следующие несколько суток они учились порядку действия в группе — собирались по тревоге и двигались по территории казарм в боевом порядке. Под конец цикла они проводили все время на территории бывшего завода, переделанного под полигон. Там они учились бороться со слизью, мутантами и чудовищами самых разных видов.
Свободного времени у них просто не было — каждая минута была расписана и занята чем-то. Так что когда рекруты возвращались обратно в расположение, единственной мыслью было выспаться. Андрею такой порядок вещей нравился. Плотный график и постоянно загруженность не позволяли думать о том, что он недавно пережил. Когда им приказывали выучить инструкцию или выписку из устава, Андрей вгрызался в строки словно буквы и слова могли утолить его голод. Он зубрил их до одури так, что, закрывая глаза, видел целые страницы перед собой и мог в точности вспомнить даже типографский брак на бумаге — в каком столбике, на какой строке и в каком точно слове плохо пропечаталась буква. Из-за этого другие курсанты криво смотрели на Андрея, потому что тот без запинки отвечал на любой вопрос инструктора и понимал, как работает оружие и оборудование, когда другие еще не знали, с какой стороны к нему подступить.
Уже в конце второго цикла обучения их отправили на первый настоящий самосбор. Когда действующие отряды проложили дорогу сквозь кишащие монстрами коридоры, оставив позади лишь слизь, в зараженный блок впустили их учебный отряд, вооруженный граблями, огнеметами и очистителями. Со страхом взирая на разлившуюся по полу черную слизь, никто не решался приблизиться к ней первым — густая масса булькала и переливалась будто кипящая смола. Андрей растолкал нерешительную массу сослуживцев и без лишних слов стал равномерно размазывать черную слизь граблями по полу, чтобы другие без труда сожгли ее, а затем убрали оставшиеся следы. После нескольких секунд замешательства к нему присоединились остальные. В последующие учебные выходы его всегда уважительно пропускали вперед, зная, что он не стушуется ни перед кальмарами, ни перед изуродованными мутантами, ни самосборной обезьяной, которая кинулась навстречу перепуганным курсантам.
Андрей пытался забыть о прошлом, но сама жизнь в казарме напоминала о Михаиле — тем, как с ними разговаривали, как все объясняли и оскорбляли в случае ошибок. Как подгоняли их во время тревоги и пинками гнали навстречу самосбору. Как безликие инструктора в противогазах высмеивали и дразнили неопытных курсантов в ответ на их глупые вопросы. Он вспоминал своего проводника и вновь чувствовал режущее чувство стыда за собственную трусость, которая не позволила ему оставить дверь открытой всего на несколько секунд. Из-за этого он шел прямо в гущу опасности. И то, что другим казалось смелостью, на самом деле было проявлением обжигающий совести, которая била в самое сердце острыми уколами. И она же заставляла идти навстречу самосбору то ли в попытке искупиться, то ли найти смерть.
После окончания учебы, занявшей всего два с половиной цикла, всех курсантов раскидали по разным действующим подразделениям, чтобы заполнить дыры в личном составе. В своем отряде Андрей приобрел все ту же репутацию молчаливого и нелюдимого сослуживца, который предпочитал информационные стенды живому общению. Но ему это быстро простили, потому что на боевых выходах он действовал не менее решительно и слаженно, чем во время учебы.
Его первая полноценная тревога произошла всего через час после того, как он поднялся в боевой отряд. В расположении вспыхнула яркая красная лампа и послышался рев из мегафона под потолком. Куча мужиков бросилась облачать себя в толстую резину, затем получать оружие. Через три минуты они уже бодро бежали вниз по лестнице, потом по коридорам мимо перепуганных жителей в сторону самосбора. Перед глазами Андрея стояли серые бетонные помещения и сероватая резина на спинах и головах сослуживцев. Вскоре послышался рык командира, означавший, что они пришли на место. Тут же застрочили автоматы, зашипели огнеметы и заскрежетали грабли по полу. Вооруженный огнеметом Андрей поджигал остатки поверженных монстров и лужи слизи, которая ползала по стенам и полу будто живая. Времени разглядывать, как и боятся не было — он держал дистанцию за головными бойцами и слышал, как позади него работают другие. За тридцать минут они оперативно избавились от всех последствий, уложившись в норматив, и начали усиленное проветривание помещения. Закончив это, командир с несколькими опытными бойцами принялся за поячеечный обход. Андрей с готовым к действию огнеметом постоянно следовал за ними, чтобы в случае опасности пустить оружие в дело. Это было единственным волнительным моментом с тех пор, как он пересек порог ликвидаторских казарм.
В первый раз необходимость ликвидации жителей его миновала. Однако на третий боевой выход ему пришлось переступить через собственный страх. Закончив ликвидацию самосбора четвертого уровня сложности, отряд недосчитался бойца, которому оторвал руку почерневший мутант, совсем недавно бывший местным жителем. Командир начал обход жилых ячеек и уже на пятой гермодвери возникли подозрения относительно ее жителей. Голоса внутри звучали человечески, но в них слышалась какая-то странная ломота и отчаянность. Женщина внутри не открывала дверь, объясняя тем, что заклинило замок. Командир жестом указал бойцам подрывать петли. Установленные заряды одновременно взорвались, разбрасывая по коридору куски бетона и пыль. Железная рама скрипнула, дверь с грохотом упала на пол. Андрей с еще одним бойцом встал напротив открывшегося прохода, где стояла плотная серая завеса. Когда она стала оседать, свет одинокой лампочки под потолком выявил два силуэта, сидевшие в дальнем углу комнаты.
— Покажитесь! Иначе сожжем всю ячейку! — ревел голос командира.
Люди сидевшие внутри игнорировали приказы. Андрей чувствовал свое тяжелое дыхание, направив дуло огнемета на жильцов ячейки.
— Выйти на свет! — кричал командир.
Второй боец рядом нервно переминался с ноги на ногу. Андрей видел черные пятна на коже женщины и синеющие отросток из-за спины сидящего рядом мужчины. Он понимал, что ему предстоит и положил пальцы на спусковую скобу. Его переполнял странный страх, замешанный на чувстве совести, которого он так боялся. Сжечь людей, пускай мутировавших, но сохранявших людской облик, означало переступить черту. Очередную.
— Открыть огонь! — прорычал командный голос.
Загрохотал пулемет, приводя силуэты вдали в движение. Они вздрагивали под ударами пуль. Замешкавшийся на секунду Андрей с ужасом наблюдал за экзекуцией и нажал на скобу, чтобы струя огня, превратившаяся там в сплошное красно-желтое облако, закрыла собой вид жителей ячейки. Не было ни криков, ни стонов, лишь грохот вылетающих пуль и шипение огня.
— Прекратить огонь! Гранаты!
Другой боец подбежал к проему и закинул два снаряда — один на кухню, второй в приоткрытую дверь ванной. Прозвучали взрывы.
— Закончи обработку! — командир указывал пальцем на Андрея.
Тот подчеркнуто кивнул и зашел в ячейку, чтобы сжечь все, что только могло гореть. Через полминуты вся ячейка полыхала — огонь выжигал остатки самосбора. Вентиляция, работавшая на полную мощь, засасывала дым и запахи горевшей плоти. Андрей медленно ступал назад в коридор, наблюдая за результатом собственной работы.
— Не спи! Нам еще весь блок обходить!
Ему нельзя было думать и переживать, поэтому он отошел от горящего помещения и встал позади командирской группы, стараясь занять голову расчетами об остатках горючей смеси в баллоне.
После возвращения в казарму с боевого выхода ликвидаторы редко обсуждали сожженные ячейки и убитых людей. Гораздо чаще можно было услышать шутки на тему того, как смешно бился в предсмертной агонии мутант, или как разметало на куски самосборную женщину от взрыва гранаты. Первое время Андрей с ужасом слушал бездушных сослуживцев и считал себя единственным способным к сопереживанию человеком. Но он очень быстро влился в коллектив морально, так как пришло понимание этой будничной жестокости.
Их отряд, как, наверное, и любой другой, быстро терял своих бойцов. Один из них слишком близко подошел к недобитому остроногу. Другой не отличил лужу черной слизи от детеныша кальмара и тут же за это поплатился. Молодой ликвидатор не нажал во время курок и пара человекоподобных мутантов мгновенно разодрали его на мясо. Еще один отбился от отряда и, когда появился в плотном облаке тумана, стал целью для своих же сослуживцев. За неполные десять циклов их отряд в двадцать бойцов поменялся на треть. Старые бойцы уходили в самосбор, а новые, пускай с небольшой задержкой, понимали, что каждый новый выход грозил им смертью. В таких обстоятельствах безликие резиновые лица со стеклянными окулярами были куда ближе бывших людей в затронутых самосбором ячейках. Именно поэтому новоприбывшие бойцы, среди которых был и Андрей, вскоре нажимали на курок без лишних размышлений.
От них и не требовалось много думать и, даже более того, если б была такая возможность, то это просто запретили бы. Каждый ликвидатор в отряде выполнял четкие, строго оговоренные функции. От бойцов лишь требовалось выполнять их быстро и в соответствии с инструкциями, уставами и приказами. Из смены в смену, из цикла в цикл, от тревоги к тревоги они жгли, стреляли и очищали помещения гигахруща, зараженные самосбором — они были ликвидаторами. И иногда казалось, что они должны были ликвидировать не только чужеродные организмы обитаемых этажей, но и собственные чувства. В какой-то момент Андрей поймал себя на мысли, что вид зараженных людей, в которых человеческого было больше, чем самосбора, уже не волновал его. И ему это нравилось. Притупляя сочувствие, он успокаивал свою совесть, которая все меньше и меньше напоминала ему о прошлом.
Но прошлое все-таки само дало о себе знать два раза. В первый раз их подразделение приготовилось к смотру для самого высокого начальства. Оружие и экипировка были вычищены до блеска, в казармах ни осталось ни пылинки, все нужные буквы устава вызубрены. Когда в расположение отряда Андрея зашел проверяющий, все его сослуживцы тут же выстроились в ряд вдоль кроватей, направив взгляд перед собой. Высокий и крепкий ликвидатор с тремя красными полосками на клапане противогаза, означавшими его статус, неспешно зашел внутрь и оглядел помещение. Бросая косой взгляд на начальство, Андрей тут же вспомнил того, с кем дважды пересекался. Но его имени он не знал, как и не был уверен в том, что это был тот самый ликвидатор, сопровождавший партократа. Может быть, подумал Андрей, для начальствующего поста в этой службе просто требовалось быть высоким и крепким — другие просто не выживали. Начальник молча развернулся и вышел, чтобы проверить другие отряды в казарме.
Другой случай произошел на пятнадцатый цикл в ликвидаторах. Одни сутки в цикле выделялись под полноценный отдых для служащих отряда. Они были полностью свободны в выборе деятельности и не привлекались ни к каким работам или боевым выходам. Обычно ликвидаторы оставались в расположении и играли в карты или просто отлеживались целый день на койках. Немногие счастливчики уходили на день к семьям или родным, хотя иногда это был лишь повод, чтобы навестить другие, более злачные места в гигахруще. Андрей же каждый раз проводил целый день в библиотеке, читая пособия для ликвидаторов и всю интересующую его литературу.
Однако тогда, в конце пятнадцатого цикла, он решил сходить до своей ячейки. Андрей знал почему, но мысленно подавлял в себе зачатки надежды, зная, что они тщетны. Сразу после пробуждения он принял порцию концентрата, получил у завсклада одежду с сумкой и направился вниз в направлении своего блока. Внешне он ничем не отличался от идущих на работу заводчан, служащих или учащихся. Сливаясь с потоком, он старался постоянно идти рядом с кем-нибудь, памятуя о нападении чернобожников. Он прочитал несколько вводных пособий о сектантах на просторах гигахруща и понял, что посеяло тогда подозрение в его душе. Бывалые оккультисты, принимая черную слизь, приобретали определенные черты лица — взгляд становился злее и тупее, по щекам и лбу растекались глубокие складки морщин из-за постоянно обуревающих их отрицательных эмоций. Общий вид их становился более бездумным, животным, хищным. И чем больше принимали они слезы Черного Бога, тем меньше в них оставалось простого человеческого.
В нестройном и обрывистом потоке людей ему казалось, что он видел адептов культа — может быть, неопытных или тех, которые не стремились стать тупым продолжением священников. Но определенные изменения в их внешности все же прослеживались. Заприметив такого, Андрей клал руку на сумку, чтобы достать при необходимости гаечный ключ. Однако подозрительные лица проходили дальше, направляясь на работу или учебу.
Добравшись до нужного блока и этажа, Андрей сначала засомневался, что пришел к своей ячейке — совсем недавно родные стены сейчас казались чужими и пустыми, будто он провел бесчисленные гигациклы в каком-то другом месте. Но буквы и цифры на стене говорили о том, что мужчина пришел к себе. Осматривая стены, на которых появились новые следы от самосборов, он медленно приблизился к своей двери. Он не сразу заметил клочок бумаги, вставленный в щель за рамку гермодвери. Оглядевшись по сторонам, он достал записку и развернул ее. «Андрюха, загляни ко мне. Для тебя посылочка. Сергей». Он тут же обратил взгляд на гермодверь, расположенную в другой части коридора. Сосед уже должен был уйти к тому моменту на работу, но Андрей решил попробовать. Он приблизился к нужной двери и несколько раз громко постучал. Там послышалась возня.
— Кто там? — спросил знакомый голос.
— Это Андрей. Ты мне записку оставил за дверью.
Через несколько секунд послышался звук замка и дверь распахнулась.
— Андрюха, ты? — удивленно произнес хозяин ячейки. — Заходи! А я уже и забыл о тебе. Записку-то и не помню когда оставил. Так давно это было! А ты куда пропал? Я уж думал, ты умер, честно говоря.
— Можно сказать, умер, — негромко произнес Андрей, когда дверь за ним закрылась.
— А что случилось?
— Под самосбор попал. Сильное отравление получил.
— Вот это да, — с сочувствием в голосе произнес Сергей. — Как так произошло?
— Не хочется вспоминать, — безэмоционально ответил Андрей.
— Ааа, понимаю.
— Так что за посылка?
— Посылка, — словно забыв о ней, повторил хозяин, отошел к шкафу и стал там рыться. — Посылка тебе. Пришел к тебе твой знакомый, тебя не застал и попросил нас передать тебе, когда ты придешь.
— Что за знакомый? — сердце запрыгало в груди от волнения.
— Он представился, но имя из головы вылетело, — он нахмурился, пытаясь вспомнить. — Да он такой — пожилой мужик без левой руки с пузом. Лысина, седая борода. Не представляешь?
— Не припомню таких, — сказал Андрей, сомневаясь.
— Вот и мы подумали, что он тебя с кем-то перепутал. Попросил меня передать тебе вот это, — он вернулся к гостю и протянул ему маленькую коробочку. — Ленточный накопитель.
Андрей взял и повертел его в руке. Под прозрачным пластиковым корпусом виднелась бумажка с короткой пометкой.
— Я говорю, вы точно к нашему Андрею? Он же на трубопрокатном работает, а не в НИИ каком. Зачем ему накопитель? А он говорит, это от твоей знакомой, кажется, Ярославцевой. Она тебе какие-то записи передала. Ну я удивился, но мое дело небольшое — тебе его передать.
— Степан его зовут?
— Да, точно! Степан! Странный мужик, честно говоря. Вы откуда знакомы?
— Бывший коллега, — он сделал паузу, чтобы придумать легенду. — Раньше работали вместе. А это, видать, записи от технолога по сплавам.
— Странно, — Сергей потер голову. — Почему тебе лично передали, а не на завод?
— У нас там беда. Бригадира убило, вся работа встала. Может быть, поэтому.
— Дела-а, — протяжно ответил хозяин квартиры, думая о том, как одно было связано со вторым.
— Ну ладно, спасибо, что передержали! — пользуясь замешательством, сказал Андрей. — Мне идти надо.
— Чего так быстро? Приглашаю в гости! — с улыбкой на лице он указал на кухню. — Посидим, поговорим. У меня сегодня выходной!
— Может в другой раз. Куча дел, понимаешь.
— Они не смогут подождать? — он перешел на заговорщический тон. — А то мне с двухсотого бутылку грибной настойки прислали. Можем употребить ее на двоих.
— Я бы с радостью, но дела. Давай, может, в другой раз? Я зайду как-нибудь вечерком попозже, договорились?
— Ты заходи, конечно, но не обещаю, что настойка доживет до той поры, — он подмигнул.
— Еще раз спасибо! Удачи!
Он покинул Сергея и направился к своей ячейке. Уже стоя перед дверью с ключом в руке, он думал о магнитном накопителе с вложенной туда бумажкой, на которой значилось «от Ярославцевой Е.М». Взглянув на часы, он убрал ключ в карман и направился обратно в казармы, думая о том, сколько времени у него оставалось на то, чтобы изучить послание из самого города мутантов.