- Твоя, наверно, солома?
- Ничья, по-моему... труха это, ветер занес...
- Добрый ветер! От своих отнимает, чужим приносит... Покровитель да поможет тебе! Слышала я, Бахтиор для своей батрачки выстроил дом? Хорошо властью быть, можно батрачку взять - никто ничего не скажет... Жалею тебя, ездят теперь на твоей спине!
Возмущенная Ниссо вскочила:
- Глупости говоришь! По своей воле работаю!
- Для себя или для людей?
- А хотя бы и для людей? Для хороших людей не жалко!
- Это кто хороший? - подбоченилась Рыбья Кость. - Бахтиор, что ли? Был факир, как мы, власть взял, белый халат надел, теперь разбогатеть хочет? Из-за него мои дети голодны, сама голодна. Свой хлеб и есть нельзя даже!
- Ничего ты не понимаешь! Шо-Пир объяснял...
- Собака твой Шо-Пир! Для тебя он хороший, для меня собака. Бахтиор тоже для тебя хороший... Одного мужа мало, еще двух завела! Дрянь ты...
- Я дрянь? Ах ты, змеиная кожа! - вдруг рассвирепела Ниссо, кинулась к Рыбьей Кости и вцепилась ей в волосы. - Скажи еще - дрянь?!
Рыбья Кость, в свою очередь, вцепилась в косы Ниссо, крича:
- Дрянь, воровка, чужую солому крадешь! Убирайся отсюда!
Таская одна другую за волосы, обе повалились на землю. Если б камни не были острыми, драка продолжалась бы долго. Но, ободрав себе бок, Рыбья Кость вскочила первая и с пронзительным криком: "Убить меня хочешь, убить!" схватила с земли острый камень, швырнула его в Ниссо. Ниссо уклонилась, рванулась к Рыбьей Кости, но та, продолжая ругаться, уже скрылась за углом скалы.
3
Ниссо вернулась домой злая и недовольная собой. Стоило ей, в самом деле, связываться с этой полоумной? Рыбья Кость исцарапала руки и плечи Ниссо да еще разорвала платье. Впрочем, ей тоже досталось. Ниссо с удовольствием вспомнила нанесенные Рыбьей Кости удары. Уж конечно, Рыбья Кость теперь по всему селению будет говорить о ней гадости. Пусть! Ниссо покажет всем, что ей плевать на подобные разговоры. А для Шо-Пира... ну и для Бахтиора, Ниссо будет делать все, все!
Замешивая принесенную соломенную труху в жидкой глине, Ниссо с нетерпением ждала Шо-Пира, чтоб вместе с ним обмазать крышу пристройки. Бахтиор и Худодод, отправляясь в Волость, обещали вернуться не сиатангской тропой, ведущей от Большой Реки, а более коротким, хоть и трудным путем, через перевал Зархок. Тропинка к перевалу, идущая мимо дома Бахтиора, поднималась зигзагами прямо по склону встающей за садом горы. С утра в этот день Шо-Пир ушел вверх по тропинке, чтобы где-то на пути к перевалу починить тот висячий карниз, через который Бахтиору и Худододу будет очень трудно провести груженых ослов. И вот уже скоро закат, а Шо-Пира не видно!
Не дождавшись Шо-Пира, Ниссо подняла на крышу плоское корыто с раствором. Подоткнув платье, ползая на корточках, она ладонями размазывала глину по крыше. Время от времени поглядывала на уходившую вверх от сада тропинку, - воздух был чист и прозрачен. Тропинка видна издалека; Шо-Пир все не появлялся. С тех пор как исчезла луна, ветра не было, - осень, казалось, выпросила себе у зимы еще немного покоя и из последних сил держалась в сиатангской долине. Но даже и в безветренную погоду дни были холодными. Ниссо зябла и, думая о Шо-Пире, досадовала, что до сих пор не связала ему чулки, - ведь там, на пути к перевалу, сейчас еще холоднее. Ведь он не прожил всю жизнь в Высоких Горах, не привык, наверное, плохо ему!
"Только кисточки сделать осталось, - думала Ниссо. - Домажу вот этот угол, возьмусь за чулки, завтра ему подарю, не то еще выпадет снег..."
Но и домазывать угла ей не захотелось. Бросив обратно в корыто зачерпнутую было пригоршню жидкой глины, Ниссо обтерла руки, спустилась с крыши во двор. Наскоро обмывшись в студеном ручье, направилась к террасе, чтобы выпросить у Гюльриз моточек синей шерсти.
Подойдя к террасе, Ниссо увидела Гюльриз, стоявшую неподвижно, спиною к ней. Запрокинув голову, старуха глядела из-под ладоней на зубчатые, облитые снегами и в этот час окрашенные густым потоком заката вершины горного склона.
- Что смотришь, нана?
Тут только Гюльриз заметила девушку, потерла ладонью напряженную шею, тяжело вздохнула:
- Если Бахтиор не придет завтра или сегодня, пропала наша богара.
- Какая богара, нана?
- Вот желтое пятнышко, видишь? - Гюльриз протянула жилистую руку к горам и повела худым пальцем по очертаниям горящих в закате склонов. - Там посеял Бахтиор богару. Видишь?
- Вижу теперь, - произнесла Ниссо. - Ничего не говорил он мне. Почему так высоко?
- Где найдешь ближе землю? Просила его сразу после собрания пойти принести хлеба, а он: "Некогда, мать! Успею. Сначала в Волость надо сходить!" Все о других думает, о себе думать не хочет. И Шо-Пиру сказал: "Ничего, долго еще не пропадет богара". А я знаю - пропадет. Завтра сама пойду туда; старая я теперь, как взобраться, не знаю. Молодой была - ничего не боялась.
- Не ходи, я пойду! - не задумываясь, сказала Ниссо.
Старуха оглядела девушку, будто оценивая ее силы. С сомнением покачала головой:
- Носилки длинные, длиннее тебя. Ты ходила с носилками?
- Никогда не ходила, - призналась Ниссо.
- Тогда как пойдешь? Качаться на скалах надо, на одном пальце стоять, другой ногой - дорогу искать. Ветер дует, тяжелые носилки за спиной, с ними прыгать нельзя... Много лет надо ходить с носилками, чтоб научиться лазить в таких местах. Упадешь - мертвой будешь! Бахтиор подкладки из козлиного рога к подошвам привязывает, когда ходит на богару. Он взял их с собой, других нет... Шо-Пир хотел пойти туда, я сказала ему: нельзя, не обижайся, русский не может так ходить, как мы ходим по скалам. Послушался, не пошел. И ты не ходи. Я тоже не пойду. Один Бахтиор мог бы, но нет его. Пускай богара пропадает.
- А что весной будем сеять?
- Не знаю. Шо-Пир сказал: не беспокойся, будем... Откуда мне знать, что Шо-Пир думает? По-моему, траву варить будем!
- Нана! - горячо воскликнула Ниссо. - Я много ела травы, я могу жить травой, ты тоже, наверное, можешь... Шо-Пир - большой человек, руки большие, ноги большие; хорошо есть ему надо, что будет с ним? Пропадет, если траву есть будет. И Бахтиор тоже - мужчина!
- Вот я и говорила Шо-Пиру! Смеется. Говорит: Бахтиор муку привезет.
- А как ты думаешь, нана, привезет он?
- Не знаю, Ниссо. Мужчины сначала выдумают, потом своим выдумкам верят, у мужчин всегда в уме надежд много... Я думаю: может быть, не привезет...
Они поговорили еще, делясь сомнениями. Старуха вспомнила прошлые тяжелые зимы и свою жизнь: как трудно ей приходилось, когда Бахтиор был еще маленьким, а муж ее, отправившись зимой на охоту, бесследно пропал в снегах. Ниссо слушала Гюльриз, и в душе ее поднималась острая жалость и к старухе, и к Бахтиору, и к самой себе. Вот Шо-Пир рассказывает о стране за горами, где люди совсем не так - очень хорошо живут. Нет, этого, пожалуй, не может быть! Пожалуй, правда, даже такой человек, как Шо-Пир, просто придумывает сказки! Хороший он, жалеет Ниссо, хочет развеселить ее!
Гюльриз рассказала, что прошлой весной Бахтиор не захотел взять зерно в долг у купца, ходил в Волость, принес оттуда мешок зерна, а потом вздумал лезть вот на эти высоты. Все смеялись над ним, говорили, что он сумасшедший, а он все-таки полез и расчистил там площадку, засеял, а теперь вот убрать надо было, а он не убрал - о других заботится, а где слова благодарности? Недружные люди в селении, как цыплята без курицы! Под крыло бы их всех да пригреть!
- А ты думать об этом не смей, - старуха показала на зубцы вершин. - У нас и носилок нет.
- А с чем Бахтиор пошел бы?
- Бахтиор? У Исофа брал он, мужа Саух-Богор.
- Знаю. Ходила к нему с Бахтиором, когда ослов собирали... Нана?
- Что, моя дочь?
- Дай мне немного синей шерсти... На кисточки к чулкам не хватает.
Получив моток, Ниссо отправилась в пожелтевший сад, к излюбленному камню, но не месте ей не сиделось. Спрятав работу, она выбралась из сада и побежала в селение.
Саух-Богор приняла Ниссо хорошо, как подругу, и обещала дать носилки, но только чтоб об этом не узнал Исоф: