— О, — растерянность мелькнул на лице Такеру. — Точно, — он замер на миг, хмуро глядя на стену напротив. — Он убил мужчину твоим мечом?
— Да, — Мисаки смотрела на пол. — Жаль, что так вышло — все вышло из-под контроля. Прости…
— Не ты должна извиняться. Я должен был защитить всех вас. И даже без меня ты не могла знать, что пятилетний покинет убежище и присоединится к убийству. Обычный пятилетний так и не попытался бы сделать, и он не преуспел бы. Не твоя вина, что мальчик такой, как я.
— Как ты?
— Не совсем человек. Думаю, это может быт опасно, если смешивать сильные семьи, как делаем мы. Слишком сильная кровь, и ребенок становится больше похожим на божество, а не на человека.
— Разве не в том смысл? — спросила Мисаки. — Усилить ценную кровь богов, создать самых сильных детей?
— Да, но это не отменяет факта, что это опасно — для детей и их матерей. Я лишь благодарен, что Хироши не убил тебя.
— Что?
— Не мечом, — уточнил Такеру. — До того…
— Такеру-сама, о чем ты говоришь?
Он смотрел вдаль, свет лампы подчеркивал круги под его глазами.
— Даже сильная женщина плохо справляется, рожая божество.
— Я не понимаю, Такеру-сама.
— Моя мама, Юкино Тацуки, была ужасно сильной джиджакой. Конечно, как женщина, она почти не использовала свою джийю масштабно, но… я помню, что она могла очистить двор от снега, едва махнув ладонью. Женщины говорили, что как-то раз ребенок упал в реку, его уносило течением. Мать мальчика не успела нырнуть за ним, моя мать подняла реку и опустила его на берег.
— Великая Нами, Такеру-сама, — шутливо сказала Мисаки. — Так я чувствую себя слабачкой.
— Нет, — Такеру покачал головой. — Может быть ошибкой, как по мне, соединять Мацуд и Юкино. Существа с такой большой силой — схожей силой — могут давать катастрофические результаты.
— Но твой отец не был… — Мисаки не дала себе сказать оскорбление. Эта новая практика честности с мужем оставляла ее растерянной, но ей нужно было помнить, что она говорила с Такеру. Она не могла говорить плохо о Мацуде Сусуму.
— Мой отец не был мастером Шепчущего Клинка, — отметил Такеру, зная, что она хотела сказать, но он не злился, — и не достиг величия как джиджака. Но он все еще нес кровь рода Мацуда. Вместе с силой моей матери получился такой сильный ребенок, что й было сложно выносить нас.
Такеру опустил взгляд, тень вины коснулась его черт.
— Будто человеческое ограничение не дает нам существовать. Может… Боги — родители, которые не хотят, чтобы их потомки превзошли их.
Мисаки разглядывала мужа мгновение. Она много раз обводила линии его идеального лица, гадая, была ли в нем плоть и кровь человека, когда он казался творением Богов из чистой зимы. Она не думала, как странно себя ощущало такое создание.
— Мне сказали, что рождение Такаши-нии-саму оставило мою мать слабой и больной. Мое рождение чуть не убило ее, оставив ее на год прикованной к постели. В третий раз у нее был выкидыш на позднем сроке, пока я был еще юным. Она была бы в порядке после этого, но мой отец настоял, чтобы они попробовали снова. Она умерла через пару месяцев во время четвертой беременности.
— Прости, Такеру-сама, я не знала об этом.
Мисаки говорили, что ее свекровь умерла от долгой болезни. Она не понимала, что выкидыши и смерть были распространены в доме Мацуды. Она гадала, знал ли ее отец. Если знал, выдал бы ее в этот дом? Она отогнала эти мысли. Это было не важно. Это уже было сделано. Много лет назад. И Мисаки была все еще жива, с мужем. Это было важно.
— Мы не говорили об этом, — сказал Такеру. — Если Такаши или я упоминали это… если мы говорили о матери… Тоу-сама бил нас.
Это тоже было новостью для Мисаки. Она годами видела Мацуду Сусуму как своего тирана, она не догадывалась, что Такеру и Такаши страдали, как его сыновья. И она не думала, что нужно радоваться, что оба брата не унаследовали жестокость отца.
Такеру редко поднимал руку на Мамору. Может, это было лишь раз — в тот странный день, когда Мамору озвучил сомнения в империи и всем, в чем он жил. Конечно, было додзе, где Такеру мог ударить по боку Мамору или костяшкам во время тренировки, когда тот оставлял брешь, когда нужно было выучить урок. Но Такаши и Такеру научились владеть мечом у дедушки, Мацуды Мизудори. Сусуму не учил их. Только презирал.
— Думаю, — медленно сказал Такеру, — он не был хорошим отцом. И он точно не был хорошим мужем.
Мисаки в шоке смотрела на Такеру.
— Что такое? — спросил он, увидев ее большие глаза.
— Я просто… не думаю, что слышала, чтобы ты критиковал своего отца.
Она не хотела, чтобы на его лице появился стыд.
— Я не должен оскорблять его, знаю. Но…
— Но?
— Он ранил мою мать.
Это не удивило Мисаки, особенно, если мать Такеру была так сильна, как он описал. Если Сусуму что-то ненавидел больше всего, так это когда ему напоминали о его слабости.
— Она тоже его била, — медленно продолжил Такеру, словно вспоминал то, что никогда не озвучивал, что он, наверное, пытался забыть. — Они всегда бились. С другими людьми моя мать была хорошей, была доброй, но она и мой отец не могли ни о чем договориться, и они страдали. Если он говорил с ней, он кричал. Если она говорила с ним, она плакала. Такаши-нии-сама сказал мне намного позже, что у нее была чудесная улыбка, — он покачал головой. — Я не помню, как она улыбалась.
— Мне жаль, — тихо сказала Мисаки. — Я не знала, — но почему он рассказывал ей это сейчас? Он казался уставшим. Ему точно хватило боли на один день.
— Было очевидно, когда ты вышла за меня, что ты не хотела тут быть, — сказал Такеру, — так что я старался держаться на уважительном расстоянии от тебя. Я был уверен, что если ты заговоришь о жизни до того, как пришла сюда, и том, что оставила, мы поссоримся.
Он был прав. Если бы Мисаки думала о Ливингстоне и Робине, еще и заговорила об этом, она точно поссорилась бы с ним. Но разве это было бы плохо? Это было бы хуже пятнадцати лет полного одиночества?
— Я не хотел, чтобы между нами все было так, как между моими родителями, — сказал Такеру. — Я не хотел, чтобы наши сыновья выросли, как я… не совсем людьми.
Мисаки смотрела на мужа в свете лампы, все обретало смысл. Такеру не видел брак без жестокости. Он пытался не допустить такого единственным известным ему способом. Молчанием. Это в чем-то имело смысл.
— Когда у тебя был выкидыш в первый раз, я переживал, что тебя ждала та же судьба, что и у моей матери. Я думал, что убивал тебя.
— Это было не так, — сказала Мисаки, тронутая и растерянная от мысли, что Такеру винил себя в слабости ее тела. — Это было мое поражение, не твое.
— Не поражение, — сказал Такеру. — Ты еще жива.
— Я… — Мисаки моргнула. — Я потеряла твоих детей.
— Как я объяснил, это часто бывает у жен Мацуда. Реже бывает, что женщина переживает даже один выкидыш. Ты явно была защищена Богами… или, может, кровавая магия твоей семьи дала тебе силы. Может, твое управление кровью подсознательно убирало опасного ребенка до того, как беременность могла убить вас обоих.
— Ты думаешь, что я убила твоих детей, — сказала Мисаки, — как всегда говорил твой отец.
— Думаю, ты спасла мою жену, — сказал Такеру. — Твоя кровь Цусано помогла тебе выжить, когда моя мать не смогла. Думаю, наши отцы сделали хорошую пару.