Тридцать с чем-то учеников Такеру были разделены на пары по размеру, кроме одного, тренирующегося в одиночку. Движения Хироши были резкими и четкими, как у взрослых, но он был слишком мал, чтобы биться с мужчинами или подростками.
— Не стоит мешать уроку, — шепнула Мисаки и поманила Робина дальше по коридору. — Мы сможем посмотреть лучше, когда ученики уйдут.
Робин помедлил миг на пороге додзе, а потом пошел за ней.
— Там был твой сын, Хироши?
— Да.
— Я думал, ему всего шесть.
— Так и есть.
— И он учится с взрослыми мужчинами? — поразился Робин.
— Он не обычный ребенок.
Их последняя остановка была у части, которую новые ученики Котецу начали строить рядом с домом Мацуда. Нуму устроили перерыв, но Мисаки была рада видеть, что они начали внешнюю стену.
— А что это? — спросил Робин, глядя на структуру.
— Это, — Мисаки коснулась балки, — будет мой ресторан.
— Что?
— Я открываю ресторан.
Такеру был против идеи, что его жена будет работать, как простолюдинка, но она отметила, что могла нанять других жителей деревни, и они составили бизнес-план, после чего он сдался. Оказалось, что даже гордость Такеру не могла подавить его расчёты.
После рекомендации губернатора Ло Такеру стался мэром Такаюби. Со скромной зарплатой от правительства и доходом от учеников он держал семью наплаву последние месяцы, но этого было мало. Если они хотели содержать дом и создать хорошее будущее для мальчиков и Аюми, им нужно было больше.
Робин огляделся, широко улыбаясь. Мужчины Широджимы так не улыбались.
— Мисаки, это фантастика!
— Думаешь, это глупая идея?
— Это поразительная идея! Хотя место маловатое.
— О чем ты?
— Когда провинция попробует твою еду, думаешь, пяти-шести столов хватит, чтобы уместить всех посетителей?
Мисаки скрестила руки, не смогла сдержать улыбку.
— Думаю, ты не помнишь, как я готовлю.
— Нет, — уверенно сказал Робин. — Я помню. Откуда эта идея?
— После бури Такеру поставил меня распределять еду. Я поняла, что не только могу хорошо готовить еду для многих, но и могу распределять ее хорошо и управлять кухней. Мы с Сецуко скучаем без наших девочек. Мы решили, что стоит нескольких нанять и помочь им работой.
— Pita! Pita! — сказал Даниэль, шлепая отца по голове.
— Ай. Что такое, Даниэль? — спросил Робин.
— Лети!
— Ладно, — Робин сжал красное кимоно Даниэля, бросил его через открытую крышу высоко в воздух. Крохотный таджака весело завизжал, а Мисаки вскрикнула в тревоге. Она забыла, какими хорошими были рефлексы Робина. Он поймал мальчика за лодыжку на пути вниз. — Что теперь, малыш? — спросил он, пока его свисающий сын хихикал. — Вверх? Вниз?
— Вниз!
— Понял, — Робин опустил Даниэля на пол и отпустил его лодыжку.
Мисаки смотрела, как малыш сделал пару шагов на руках, а потом спрыгнул на ноги и продолжил идти.
— Не убегай далеко, — сказал Робин.
Даниэль посмотрел на него, растерявшись. Робин опустился на колени и поменял язык:
— Bahut door bhaago mat, ладно?
— Ладно, Pita.
Мисаки поняла, что красивый язык, на котором говорили Робин и Даниэль, был дисанинке — язык, который Робин не использовал с тех пор, как убежал со своей родины ребенком. Хоть он почти всю жизнь провел в маленькой Карите, где говорили на линдиш и ямманинке, Робин растил Даниэля со знанием языка его матери. Это не было практично, но было мило.
— Это выглядит отлично, Мисаки, — сказал Робин, когда Даниэль пошел проверить пространство. — Ты знаешь, что я готов помочь, чем могу.
— Я попрошу нуму дать тебе работу.
— Я имел в виду…
— Я знаю, — перебила его Мисаки. — Это мило с твоей стороны, но не нужно. Это не обсуждается. У дома Мацуда есть гордость.
— Это было бы не пожертвованием, — сказал Робин. — Я могу вложить…
Мисаки покачала головой.
— Мы будем в порядке.
Мисаки не упустила иронию ситуации. Когда она и Робин встретились, она была из богатой семьи, а у него ничего не было…
— Робин?
— Хм?
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — это зудело в ее разуме с тех пор, как она увидела его в гостиной.