— И этого достаточно? — задумалась Мисаки.
— В том и вопрос, да?
Несмотря на сожаления, окружающие Робина, она знала, что не могла отрезать себя от корней полностью. Ее сила была с этим народом. Ее кровь была из океана Широджима. Она испытала странный момент ясности, впервые в жизни восхищалась свободой Коли издалека, не завидуя. Он был Коли. Она была Мисаки, и она недавно стала довольствоваться этим.
— Я понимаю, почему он мог хотеть уйти от всего после этого, — сказала Мисаки.
— Но оказалось, что ему не стоило ехать в Хейдес с нами, — сказал Робин. — Ведь мы его потеряли.
— Что? — воскликнула Мисаки так громко, что Изумо вздрогнул у ее бедра, и Сецуко заглянуло в комнату, проверяя, в порядке ли все.
— О, он не мертв, — быстро сказал Робин. — Мы общались с ним с тех пор, как он пропал, убеждаясь, что он в порядке. Конечно, мы искали в посланиях и шифр, говорящий, что его нужно спасти. В последнем письме было скрытое послание, основанное на нашем старом коде, когда мы бились с преступниками. Там говорилось: «Да в порядке я, идиоты. Оставьте меня в покое».
Мисаки улыбнулась.
— Это звучит как он. Лучше его не трогать.
— Так мы с Эллин и подумали, — сказал Робин. Исчезнуть в чужой стране не было самым странным, что делал Коли. — Поразительно, но его муж не очень нам рад.
— Так вы втроем нашли себе супругов, пока меня не было? — отметила Мисаки, качая Изумо.
Она не была удивлена, что Робин нашел кого-то, но не представляла двух других членов их маленькой группы в романтических отношениях. Коли был всегда так увлечен работой, что она не думала, что он нашел бы время на девушку или парня, в его случае.
— Забавно то, — сказал Робин, — что никто из нас не состоит технически в браке.
— О чем ты?
— В случае Коли и Ньеру — это незаконно. Они провели церемонии, но их союз не признает Ямма или Карита. Эллин с Утэром была в такое хаотичное время, что до официального брака они не дошли.
— А мама Даниэля?
Он вздохнул.
— Говорить, что мы были женаты, проще, вызывает меньше вопросов. Это была местная церемония в деревне, где мы тогда прятались. Я не понимал половины слов. Я не знаю, законная ли это связь, — он покачал головой, словно пытался прогнать воспоминания. — Но я должен сказать… приятно оказаться тут и увидеть, что ты ладишь с мужем.
— Мне жаль, — сказала Мисаки. — Мне жаль, что у тебя не было шанса.
Робин издал жалкое подобие обычного смеха.
— Я говорю так, словно у меня были планы на жизнь с матерью Даниэля, но вряд ли с ней были шансы. Она была… непростой, не из тех, кто осел бы и завел семью.
— Ясно, — ощущая боль в Робине, Мисаки попыталась поменять тему. — Так ты оставил Хейдес в прошлом году. Где ты был с тех пор?
Робин пожал плечами.
— Всюду.
Он попытался объяснить, говоря кратко о том, что сбрасывал людей со следа, расследовал что-то в Ямме, Дисе, на островах Тайянь. Было ясно, что он бродил с тех пор, как Даниэль родился, как птица, которая столкнулась с опасным хищником на земле и теперь не хотела нигде опускаться. Он боялся.
— Мне не по себе, — сказал он. — Твой муж пытался связаться со мной какое-то время, пока я не получил его послание. Наверное, он отправил не одно…
— Робин, тебе нужно домой, — сказала Мисаки.
— Правда? — Робин приподнял брови. — Я пришел сюда, ожидая, что меня выгонят, но не ты.
— Не веди себя так, — рявкнула Мисаки строже, чем хотела. — Я не говорю, чтобы ты уходил сейчас. Тебе всегда тут рады, и ты можешь оставаться, сколько хочешь, но это не твой дом. Ливингстон — твой дом.
— Технически, Диса — моя родина.
— Но ты сделал новый дом, стал целым в Ливингстоне, как я обрела новый дом тут.
— И ты целая? — в вопросе не было презрения или вызова, только тревога.
— Да, — сказала Мисаки, и это было правдой. Впервые с момента, когда она посмотрела в глаза Робина, она сказала правду. — Я целая.
Она узнала, что целостность была не в отсутствии боли, а в способности справляться с ней.
— Ливингстон сделал тебя собой. Ты не будешь больше собой, чем ты на тех улицах. Я не знаю, почему ты бегаешь по всему миру, будто ждешь, что найдешь силы где-то еще.
— Наверное, ты права, — он вздохнул. — Я не должен был уезжать в Хейдес. В месте, которому ты не принадлежишь, много добра не найти.
— Давай так, — сказала Мисаки, — я поговорю с мужем, и мы позволим тебе задать все вопросы за один раз.
— Да?
— А когда это будет закончено, ты отправишься домой в Ливингстон и возьмешь себя в руки.
Робин кивнул без слов. Они молчали какое-то время. Изумо уснул на коленях Мисаки.
— Хочешь рассказать о ней? — слова было произнести проще, чем Мисаки думала.
— Хотел бы я мочь.
— О чем ты?
— Хотел бы я иметь сотню историй о ней, — голос Робина был тихим и далеким. — Но я едва ее знал. Я собирался ее узнать. Я хотел…
— И что случилось? — спросила Мисаки. — Она была чем-то больна?
— Нет. Она умерла смертью коро.
Мисаки выдохнула.
— Проклятие, Робин.
— Что?