Когда она убедилась, что кровь и грязь вылетели из ткани, она вылила грязную воду во вторую кадку и заменила ее чистой. Мамору наблюдал за ее работой, хотя будто не видел ее. Его разум был где-то еще.
— Тоу-сама… знает? — наконец, спросил он.
— Твоего отца нет дома, — Мисаки стала крутить чистую воду. — Он ночует в кабинете, так что тебя не заметили ночью.
Хотя Такеру не следил за дисциплиной. Несмотря на его силу и грозное поведение, он не был строгим, как многие родители в Такаюби. Он не бил Мамору.
— Просто… — сказал Мамору. — Я думал… ты…?
— Что?
— Отругаешь меня.
Мисаки удивленно посмотрела на сына. Он просил ее злиться на него?
— Моя роль в этом доме — укачивать детей, чтобы они спали, и утешать малышей, когда они ободрали колени. Ты — маленький ребенок?
— Нет, Каа-чан.
— В таких делах — мужских делах — разбирается твой отец. Но, — продолжила она, не сдержавшись, — если хочешь, чтобы тебя кто-то отругал, я достаточно раздражена, чтобы на минутку заменить его.
— О, я… н-не хотел…
— Похоже, ты совершил сегодня много глупых ошибок, — сказала она, вытягивая воду из формы Мамору. — Как ты собираешься это исправлять?
— Я извинился перед Кваном Чоль-хи, — сказал Мамору. — Я думал, что пойду в школу раньше и закончу убирать крышу сам.
Мисаки посмотрела на небо и приподняла бровь.
— Рассвет, сын. Когда ты будешь спать?
— О, — Мамору моргнул. — Наверное, не буду.
— Вряд ли это умная идея, — сказала Мисаки. — Сон важен для растущего юноши, — конечно, она не могла ругать его, ведь сама не спала ночам в четырнадцать — Наги, Мамору уже того возраста, какого была она тогда? Когда это произошло? — Тебе стоит полежать и хоть немного отдохнуть.
Мамору рассеянно покачал головой.
— Вряд ли я могу.
Мисаки пригляделась к его лицу и поняла, что он не просто устал. Ему было больно.
Что такое? Она хотела спросить, но такое не спрашивали у мужчины и воина, даже если ты была его матерью.
— Обычно ты не дерешься с другими учениками, — отметила она.
— Знаю, — Мамору посмотрел на свои колени. — Я… — он заерзал. — Я могу сказать, почему? — вопрос невольно вылетел из его рта.
— Что?
— Я могу сказать тебе, почему я ударил его?
— Если ты не смог сдержаться, мне не нужны оправдания, — строго сказала Мисаки, — как и твоему отцу. Когда он услышит об этом…
— Пожалуйста, — голос Мамору был сдавленным. — Я не… я не пытаюсь оправдать себя. Просто… — в его глазах было отчаяние, которое Мисаки не помнила там. Что с ним случилось?
Она не успела обдумать это, тихо сказала:
— Расскажи мне.
— Кван-сан говорил плохие предательские вещи против империи. Он сказал, что история, которой учит Хибики-сэнсей, не правда. Он сказал, что во время Келебы тут, на острове Кусанаги, умерло много людей, как и в других местах Кайгена, и ранганийцев прогнало подкрепление Яммы. Он говорит, что империя скрыла смерти всех тех людей, — Мамору следил пристально за ее лицом. Ждал реакции.
— Ясно, — сухо сказала она.
— Да? — голос Мамору сорвался. — Это все, что ты скажешь?
— Что еще я должна сказать?
— Ты… ты… — Мамору смотрел на нее, как утопающий на берег вдали, и Мисаки поняла, что он ждал, что она озвучит свои мысли. Она была его матерью, у нее должны быть ответы, она должна была его направить. — Ты должна что-то сказать, — заявил он.
— Я… — Мисаки открыла рот, закрыла его, прикусила щеку изнутри. Наконец, она сказала. — Твой отец не был бы рад, если бы ты повторял такое в его доме.
Мамору со стыдом опустил взгляд, и она ощутила прилив вины. Она должна была направить его…
— То, что сказал тот мальчик, можно назвать изменой.
— Знаю, Каа-чан, прос…
— Но это правда.
Мамору вскинул голову, покрасневшие глаза расширились от шока.
— Каа-чан!
— Не повторяй это, — быстро сказала она, — никому. Я не должна объяснять, что такие слова неприемлемы для Мацуда.
— Но… — Мамору, казалось, был на грани панической атаки. Его глаза стали стеклянными, словно мир раскачивался перед ними. — Но если это правда… — Мисаки смотрела, как колесики крутились в голове мальчика, ощущала немного паники в своей груди. Что она сделала? Чем она думала? Мамору было четырнадцать — нестабильный, впечатлительный — и он был Мацуда. Чем она думала, говоря ему правду? — Почему ты это сказала? — осведомился Мамору вместе с возмущённым голосом в голове Мисаки. — Почему ты сказала мне это?
— Потому что решила, что ты достаточно взрослый, чтобы это выдержать, — Мисаки скрыла тревогу за резким тоном голоса. — Ты же Мацуда? Соберись.
— Н-но… но… — Мамору был так потрясён, что не мог подобрать слова, не то что совладать с дрожащей ньямой, которая тянула за воду в кадке, она плеснула за край. — Ты говоришь, что Хибики-сэнсей говорил не правду о нашей истории. Империя врала…
— Я сказала тебе не повторять это!
Мамору вздрогнул, как от удара.
— Прости, — он опустил голову. — Я н-не забуду. Прости.