— То, что не должна, — она улыбнулась, дойдя до стойки с мечами. — Но, учитывая твое поведение сегодня, не тебе судить, да? — она встала, уперев руки в бока, глядя на стойку мечей Котецу в лакированных ножнах. Мечи сверху принадлежали прошлым патриархам Мацуда. Она ни разу не видела мужское оружие так близко, так что любовалась мгновение.
Рядом с белым Лунным Шпилем Такеру были катана и вакидзаси Такаши, Нагимару и Намимару. Названное в честь Бога и Богини, оружие было с рыбой, вырезанной на рукоятях, шнуровка была синей, как океан. Выше был меч предков, Курокори, Черный Лед, им владел Мацуда Сусуму и великие Мацуда прошлого. Еще выше был меч Мацуды Мизудори, Рассекающий Туман, Киригани, меч его отца, Хлыст Облака, Кумокэй, и меч его отца, Клык Бога, Сенкиба.
Стоя перед легендарными мечами, Мисаки ощущала покалывание в пальцах. Она не мечтала, что коснется священного оружия, но ниже было оружие проще — катана, вакидзаси и танто были потертыми, повреждёнными, но все еще годились для сражений. Мисаки выбрала из них тонкий вакидзаси и проверила вес в руках.
— Каа-чан! — воскликнул Мамору, убирая катану в ножны. — Н-не стоит это трогать.
Мисаки игнорировала его.
— Тяжелый, — она нахмурилась. — Оружие Котецу всегда тяжелое. Конечно, у тебя напряжены плечи.
— Каа-чан, все те мечи острые, — тревога Мамору росла. — Я не хочу, чтобы ты навредила себе.
— Ты прав, — Мисаки вернула вакидзаси на стойку, пересекла додзе и порылась в чулане в поисках пары боккенов. — Убери катану, сын.
Мисаки знала, что загрязнял священное место. Она должна была покинуть додзе и сделать вид, что это не произошло, но ее решимость укрепилась, когда ладонь нашла рукоять деревянного меча. Такеру сказал ей исправить Мамору. Она не могла исправить то, что он растерялся и злился. Она не могла исправить то, что ему было четырнадцать. Она могла исправить его технику.
После уговоров Мамору убрал металлический меч и взял у Мисаки деревянный.
— Я не понимаю, Каа-чан. Что происходит?
— Ты спросил, что я делала в школе годы назад, — Мисаки покрутила деревянный меч, разминая суставы. — Твоему отцу не нравится, когда я говорю об этом, но тут говорить не надо. Давай, — она кивнула Мамору. — Взмахни.
Он был в ужасе.
— Ты не серьезно! Каа-чан, я не буду…
— Не хочешь нападать на маленькую старушку? — Мисаки улыбнулась. — Ладно. Тогда защищайся!
ГЛАВА 10: ПОВОД
Мисаки была не такой быстрой, как в Карите, но Мамору был так напуган, что едва поднял боккен вовремя, чтобы остановить атаку. Стук деревянных клинков друг о друга пробудил старую радость в Мисаки, и она вдруг стала двигаться на чистом инстинкте, отгоняя противника.
Мамору был сильным, но Мисаки сделала свое имя, борясь с теонитами, которые были сильнее нее физически. Если бы она билась с ним мышцами, удар сотряс бы ее суставы, но ее клинок срикошетил от его, вернул его энергию ее ударами — этой уловке она научилась за годы сражений с Киноро Вангарой. Дерево отлетало лучше металла. Чем сильнее бил Мамору, тем больше скорости он ей давал.
Она видела по лицу Мамору, что его разум онемел от шока. Его тело двигалось на памяти мышц, автоматически отвечало на ее шаги в идеальной форме, отбивая каждый удар. Но, хоть его рефлексы были быстрыми, у движения с условиями были пределы. И оно было предсказуемым.
Мисаки сделала ложный выпад. Движение было ужасно медленным, по сравнению с ее финтами пятнадцать лет назад, но Мамору повелся, это было важно. Он поднял меч, чтобы заблокировать удар, и Мисаки повернула боккен и стукнула его по ребрам.
Мамору вскрикнул от удивления, а не от боли, Мисаки сомневалась, что могла навредить ему деревянным мечом.
Она отпрянула и цокнула языком.
— Сын, нельзя на такое вестись.
Глаза Мамору были огромными, его ладонь была на боку, где она ударила его.
— Каа-чан… это… это ты делала в школе за морем? Ты сражалась? — Мамору покачал головой, ему было трудно соединить этот кусочек информации со всем, что он знал. Он поднял ладонь к голове, запустил пальцы в челку, глядя на мать. — Я… вряд ли должен удивляться.
— Не должен?
— Чоль-хи говорил мне о местах, где он был — Ямма, Сицве и Кудацве. В тех странах женщины-коро могут биться и служить в армии.
Мисаки кивнула.
— Так почти во всем мире.
— Да, — медленно сказал Мамору, — и ты училась вне Кайгена, так что была в школе с женщинами-воительницами, когда была боевого возраста. Тетя Сецуко всегда говорит, что ты была там хороша. Значит, ты умеешь сражаться, как все. Я просто не могу поверить, что не знал… Почему я не знал?
— Никто не знает, — сказала Мисаки.
Она не знала, было ли это правдой. Обычно один боец видел другого бойца по движениям, и Такеру с Такеши были двумя самыми проницательными бойцами в ее жизни. Порой было сложно поверить, что братья могли делить крышу с ней столько лет и не уловить ее боевое прошлое. Возможно, сексизм был врожденным, и их воспитание создало слепое пятно, и они не могли узнать эти способности в женщине. Она не обсуждала такое с мужем и его братом.
— Ты понимаешь, почему твой отец не знает… не может знать, — серьезно сказала Мисаки. — Он не одобрит.
Такеру отрицал бы ее любовь к сражениям, как отрицал все ее прошлое. Она ждала жуткий миг, что сын откажет ей. Воспитание говорило ему, что женщины не должны сражаться, не могли сражаться. Они были ценными куклами, которых защищали…
— Почему Тоу-сама не одобряет? — спросил Мамору. — Знаю, женщины обычно не сражаются, но все говорят, как важно Мацуда поддерживать род сильным, беря в семью женщин из сильных семей. Если ты можешь сражаться, разве это не доказывает, что Тоу-сама женился на сильной женщине?
— Так… ты не расстроен? — спросила Мисаки, удивляясь тому, каким хрупким стал ее голос. Она поняла в этот странный миг, что, хоть это было неприлично, неодобрение Мамору пугало ее сильнее неодобрения Такеру. — То, что я могу сражаться, тебя не тревожит?
— Почему это должно меня тревожить? — сказал Мамору. — Это хорошие новости. Я — сын двух великих воинов, вместо одного. Это хорошо. Значит, я должен быть сильным. Я должен гордиться.
Мисаки глядела. Это перечил логике, как бездушный кусок льда, как Такеру, эгоистка, как она, могли создать что-то такое яркое? Как-то, несмотря на все, несмотря на крохотную деревню, холодного отца, замкнутую мать, школу, промывающую мозги, Мамору вырос хорошим.
— Каа-чан? — неуверенно сказал Мамору. — Что такое?
— Ничего, — она встряхнулась. — У нас есть работа. Тебе нужно хорошенько замахнуться на меня.
Мамору нервничал.
— Я не хочу тебя ранить.
Мисаки улыбнулась. Восемнадцать лет назад, если бы ей такое сказал парень, она оскалилась бы и сказала: «Попробуй». Теперь она только улыбнулась.
— Это просто деревянные мечи, сын. Я доверяю тебе, — она заняла стойку, кивнула Мамору. — Я доверяю тебе.
Через миг Мамору ответил на ее улыбку и напал. Он не напал на полной скорости. Если честно, Мисаки вряд ли справилась бы с ним на полной скорости. Но, если он давал ей шанс, она заставит его пожалеть. Обойдя робкий удар боккеном, она ударила Мамору по костяшкам.
— Ай! — он отпрянул, тряся рукой. — Почему ты такая сильная?
— Я не такая. Я отразила твою силу в тебя. Я настолько хитрая.
— Ты поразительна!
— Для старушки, — Мисаки размяла плечо и ощутила, как суставы встали на место. — Ты бы видел меня на пике. Я бы разгромила тебя.