МАМОРУ
Мамору еще никогда так быстро не бегал. Он не успел выбрать самый простой путь по камням в снегу, так что поступил как отец, создавал себе ступени изо льда, пока бежал. Спеша попасть в деревню кузнецов, он чуть не споткнулся об тело, лежащее на пути.
Катакури Хакузора. Мертвый в снегу.
На пути в старую деревню лучник, видимо, услышал крики или увидел дым, сделал петлю, чтобы помочь кузнецам. Лук лежал рядом с ним, разбитый, глаза чуть щурились, застыв, словно он целился, когда умер.
Не было времени замирать и горевать. Мамору уже сделал так с телом Юкино-сэнсея. Скорее всего, тогда фоньяки пробились в деревню нуму — пока Мамору сидел на коленях и рыдал, как ребенок. Упав на колено, Мамору взял Катакури за руку, опустил его ладонь на лук, где ей было место.
— Ньяма твоей душе, сэнпай, — шепнул он, вскочил и побежал.
Он приближался к деревне нуму, Мамору ощутил во второй раз за день, что его кожа могла оторваться — но в этот раз не от ветра, а от жара. Он привык к далекому теплу печей, как жар рос, пока он приближался к деревушке, но волны воздуха, сухого от огня, ударили по нему и были жарче, чем должны быть.
Он перепрыгнул последний холм, врезался в стену жара, такого сильного, что это могло отбросить его в склон. Он знал по огромным столбам дыма, что что-то горело, но ничто не готовило его к пожару перед ним. Он застыл на миг, глядя в ужасе, а дым лишал его дыхания, жар забирал влагу из его кожи.
— Огонь — как зверь, — всегда говорил ему Котецу Кама. — Если его кормить, заботиться о нем, он не укусит тебя.
Первые несколько раз, когда мастер-кузнец давал ему развести огонь, Мамору случайно тушил его, когда его джийя реагировала на жар.
— Тише, коро, — рявкнул Котецу, шлепнув щипцами по его ладони. — Это не бой, ясно?
— Да, Кама, — Мамору потер костяшки, убрал влагу из хвороста, который облил, взял кремень, чтобы начать заново. Но каждый раз, когда появлялся огонь, джийя Мамору сама поднималась — как вода, стремящаяся заполнить место камня, когда он падал в пруд.
— Чего ты боишься? — спросил Котецу, когда Мамору не справился в четвертый раз.
— Я не… — Мамору пытался возразить. Коро не признавался в страхе, но он замолк от понимающего взгляда наставника. — Просто… разве Ад не из огня?
— Не только огня. В Аду есть и кипящие моря, — отметил Котецу.
— О, — Мамору не подумал об этом. — Я не…
— Ты не понимаешь порядок мира. Ад — огонь без успокаивающего влияния Наги и Нами. Огонь без силы богов, уравновешивающей его. А что такое наша джийя?
— Сила богов, — сказал Мамору.
— Я знаю, вы, коро, показываете отношения между противоположностями как конфликт, — сказал Котецу, вытаскивая из углей сияющий кусочек раскаленного металла. — Огонь против воды, свет против тьмы, день против ночи, но тот, кто надеется создавать, должен понимать, что противоположности уравновешивают и дополняют друг друга. Потому после прилива с луной приходит жаркое солнце, день — за ночью, а мужчины женятся на женщинах. Я верю, что потому две великие империи — Ямма, построенная на силе огня, и наша Кайген, построенная на силе воды. Они существуют в этом мире не для того, чтобы уничтожать друг друга, а чтобы создать равновесие между джийя и тайя.
Он брызнул на раскаленный металл водой.
— В этом равновесии создание, — пар зашипел на металле, рассеялся, и стало видно сплетенных змей, которые позже стали гардой меча Мамору. — Как воину, изучающему искусство нуму, тебе важно это понять.
— А фонья? — спросил Мамору, глядя на змей, которые были из разных металлов, но сплетенных плотно вместе. — Фины говорят, что фоньяки родились из океана, как наши предки. Они тоже были рождены от богов.
Котецу издал задумчивый звук.
— Думаю, фоньяки… какой бы ни была их сила, такого типа не должно быть. Не на Дюне.
— Не понимаю.
— Из того, что я знаю о ветре — что он делает с огнем, океанами и империями — я бы сказал, что фонья — сила хаоса. Любой с силой ветра, понимает он или нет, является демоном.
Мамору не понимал тогда логику наставника. Фоньяки управляли воздухом, важной частью воды и огня. Котецу учил Мамору использовать мехи, чтобы огонь насыщался кислородом. Каждый живой человек, включая джиджак и таджак, дышал воздухом, чтобы выжить. Он не понимал, как что-то такое важное для всей жизни в Дюне могло быть силой Ада.
Теперь он понял.
Фоньяки не могли попасть сюда раньше пары сиирану назад, но деревня кузнецов уже горела. Печи были разбиты, но огонь не мог растянуться так быстро и стать таким высоким без ветра. Мамору узнал, что огонь, как зверь, мог быть приручен джийей, но этот огонь был неуправляемым — перекормленным зверем, доведенным до гнева, обрушившимся на его хранителей.
Эта сила разбивала порядок мира, разбила колонии Яммы на Наминдугу, порвала империю Кайген надвое… Это была сила хаоса.
Со страхом Мамору вспомнил, что дядя Такаши приказал нуму оставаться в домах. Он гадал, сколько из них смогло убежать от огня, и сколько из них спаслось от врагов.
Он попытался побежать к дому Котецу, но, когда приблизился к ближайшему зданию, огонь прыгнул на него, как голодный демон, ударил по его коже, испаряя единственное средство защиты. Мамору поднял джийю и бросил снег в огонь, пока бежал вперед, пытаясь найти путь через огонь. Без толку. Почти все, что он бросил, испарилось с шипением. Дракон Мацуда не смог бы одолеть это существо. Мамору пришлось вернуться и побежать вокруг огня.
Он мог теперь только найти выживших и увести их. Он побежал в часть деревни, где пожар был слабее, звук привлек его внимание. Плач. Рыдание оборвалось резко с хрустом кости. Он обогнул горящий дом, увидел солдата Ранги, стоящего над женщиной на земле. Ее лицо было в крови, Мамору не сразу узнал Котецу Саори, одну из кузин Котецу Камы. Она лакировала ножны. Она больше года продумывала шкатулку его матери, придумывая каждую деталь.
Сапог фоньяки был на ее шее. Не заметив Мамору, он поднял ногу, чтобы наступить снова.
Мамору еще никогда не создавал и не стрелял копьем так быстро. Вода прыгнула раньше, чем его мысли стали четкими, превратилась в атаку, ведомую чистым гневом. Фоньяка едва успел поднять голову, и его грудь пробило. Ледяной снаряд торчал из спины солдата. Мамору побежал вперед.
— Котецу-сан! — он упал на колени рядом с женщиной, коснулся ее плеча. — Котецу-сан, вы слышите меня? — но кровь в ее венах замедлилась. Ее ньяма не двигалась. Она умерла.
Ее дочь лежала в баунде от нее, выгнутая под ужасным углом, сломанная. Дальше на вытоптанной тропе, идущей через центр деревни, были другие тела — большие и маленькие, мужчин и женщин. Старшая дочь Котецу Саори, Касуми, лежала мертвой рядом с крохотным телом. Ее сыном. Малышом. Не старше крохи Изумо.
Пару сиирану назад Мамору не думал, что было что-то хуже неподвижных пальцев и разбитого черепа учителя. Но Юкино-сэнсей был воином. Он жил, чтобы биться. Одно дело — убить коро, который бился с гордостью и решимостью. Но смерть в бою не имела значения для нуму. Это было немыслимо. Непростительно.
Рядом с Мамору фоньяка дергался на земле, кашляя кровью. Еще не мертвый. Гнев наполнил Мамору, он обрушил меч на открытое горло мужчины. Неправильный угол и неловкая техника заставили клинок застрять в позвоночнике фоньяки. Мамору вырвал меч с рычанием и встал.
Он мгновение ощущал сильное желание поднять ногу и наступить на фоньяку, ощутить, как его тело сломается под его пяткой. Сокрушить его. Сломать, как женщины и дети, которых он убил.
Но в деревне было больше нуму, и если хоть один еще дышал, Мамору должен был его защитить. Сжав кулаки, он перешагнул труп фоньяки и пошел искать выживших. Он разглядывал каждый кусок, пока шел, но не видел движения, кроме жуткого трепета огня. Ранганийцы были тут, ушли, убедившись, что жертвы умерли. Убийца Котецу Саори, видимо, отстал.
На середине деревни Мамору столкнулся с толстой стеной льда. Она почти растаяла, но смогла отогнать огонь от восточных домов деревни. Мамору скользнул ладонью по льду, с которого стекала вода, и облегчение хлынуло на его опаленные нервы. Он знал этот лед, узнал прочную структуру. Обойдя край стены, он нашел движение человека в обломках. Он улыбнулся от радости, узнав испачканное сажей лицо наставника.
— Котецу Кама! — его голос дрогнул. — Вы живы!
Ледяная стена не пускала огонь к деревянному дому Котецу, но фоньяки разбили строение, превратив его в груду обломков.
— Мацуда-доно, — кузнец поднял голову, когда Мамору подбежал. — Ты должен мне помочь!
— Что такое? — спросил Мамору.
— Мой сын, — обычно уверенные руки Котецу дрожали, и Мамору понял, что они были в крови от копания обломках. — Ацуши под домом.
— А остальная семья? — спросил Мамору.
Котецу Кама сглотнул.