— Это было не сразу, — сказал Казу. — Ясное дело. Мы были почти незнакомцами, когда сыграли свадьбу. Сначала она беспокоила меня. В первый год она тосковала по дому. Скучала по семье и полям в Хакудао. Я вырос в Арашики, так что не понимал, как неприятно кому-то, кто боится высоты, бури и океана, там жить.
— Ты боялся бурь, когда был маленьким, — отметила Мисаки.
— Но ты всегда знала, какими словами меня успокоить. И то, как ты говорила со мной, помогло, когда мне нужно было успокаивать мою жену.
— Серьезно? — удивилась Мисаки. Она помнила, что была нетерпеливой с Казу, когда он плакал.
— Ты была всегда терпеливой… И я был терпелив с ней, а после года она оказалась хорошей.
— Я впечатлена, — сказала Мисаки. — Терпение не было твоей сильной чертой.
Казу пожал плечами.
— Я знал, что наши родители выбрали нас друг для друга. И Тоу-сама с Каа-сан были такими мудрыми и хорошими. Я доверился их решению, и они угадали насчет нее.
— Да? — Мисаки склонила голову. Казу уже долго был женат, но все еще странно было думать о ее брате как о муже и отце. Он точно был неплох в этих ролях, но это было странно.
— Как только Айча перестала бояться, что мы упадем с утеса, она оказалась довольно спокойной… и умной. Она балансирует меня, когда я…
— Перегибаешь? — предложила Мисаки.
— Они нашли мне хорошую пару.
— Хм, — задумчиво сказала Мисаки.
— Они думали, что и тебе нашли хорошую пару, — сказал Казу через миг.
— Так они думали? — Мисаки знала о горечи в голосе. Ей было все равно.
— Я помню, когда они планировали брак, пока ты была в Рассвете, — сказал Казу, — Тоу-сама старался найти тебе самого сильного мужа. Первым делом он сказал свахам не беспокоить домом слабее или ниже нашего. Когда они спросили, почему, он сказал: «Мисаки сильнее и способнее многих мужчин. Она не будет уважать слабого мужчину».
— Я… не знала этого.
Мисаки не говорила с родителями о том, как они устроили ее брак с Мацуда. Там было слишком много боли. Она хотела любить их, благодарить их, и чтобы они гордились. Но было сложно делать это, ведь они продали ее мужчине, которого она не знала, пока она была еще девочкой в школе, влюбленная в другого.
— Я не участвовал в процессе, конечно, — сказал Казу. — Я был тогда слишком юн, но, признаю, что я много подслушивал.
— Ясное дело, — Мисаки улыбнулась.
— Я помню, сначала они говорили о твоем браке с Мацудой Такаши.
— Что? — поразилась Мисаки.
В этом был смысл. Отец, желавший лучшего для дочери, попытался бы выдать ее за первого сына. Тогда ее муж был наследником, обеспечивал ее будущее.
— Но Мацуда Сусуму отказал им, да? — сказала Мисаки. Ее свёкор постоянно жаловался на ее грязную кровь Цусано. Он не хотел бы смешивать ее с драгоценным первым сыном.
— Нет, — Казу удивленно посмотрел на нее. — Мацуда Сусуму был рад. Он предложил Тоу-саме выбрать между его первым и вторым сыном.
— Правда? — Мисаки не догадывалась, что Сусуму мог радоваться ее появлению в его семье, он всегда ненавидел ее. Но мужчина ненавидел всех, включая своих сыновей, так что это не было странно. Потому он и к ней был холоден и презрителен.
— И… наш отец выбрал Такеру?
Казу кивнул.
— Конечно, он и Каа-сан соглашались, что лучше тебе было выйти за первого Мацуду. А потом мы навестили всю семью Мацуда. Мацуда Сусуму представил наших родителей своим сыновьям, и Тоу-сама передумал. Он сказал… ну…
— Что он сказал? — Мисаки вдруг ощутила любопытство.
— Я, кхм… наверное, не должен это повторять, — виновато сказал Казу, — из уважения к духу Мацуды Такаши.
— Его дух это выдержит, — заявила Мисаки. — Скажи мне.
Казу вздохнул.
— Каа-сан больше понравился Такаши. Она и Тоу-сама неделю спорили об этом. «Такаши такой красивый, — говорила Каа-сан, — и такой сильный джиджака!». Тоу-сама считал, что Такеру из них двоих сильнее. Я не знаю, как он понял…
— Тоу-сама всегда замечал такое, — Мисаки кивнула. — Он был прав. И все? Все решило то, кто сильнее?
— Вряд ли это было так просто. Он думал, что Такеру более ответственный и уравновешенный. Он сказал: «Мы не можем выдать нашу умную девочку за тупицу».
Смех вырвался из Мисаки, несмотря на боль, впившуюся иглами в легкие.
— Но, Нээ-сан, никому не говори, что я это раскрыл, — Казу чуть запаниковал. — Пообещай…
— Не переживай, Цусано-доно, — рассмеялась она. — Я не буду болтать.
Улыбка увяла на ее лице, но боль в груди осталась, она смотрела на свет дня, проникший сквозь туман. Ее отец выбрал Такеру… Она не знала, обижаться или ощущать признательность. Тоу-сама любил ее, шутил с ней, учил ее использовать меч. Он должен был знать ее. Он должен был поступить мудро.
В останках деревни кузнецов внизу утренний свет раскрыл движения.
— Так они делали и в Ишихаме? — спросила она, Казу проследил за ее взглядом на лагерь.
— Думаю, да. Нам не дали посмотреть.
— Что они делают, по-твоему? — ямманки двигались среди палаток, как муравьи, их активность было сложно различить на расстоянии. — Для чего им тела?
— Не знаю, — сказал он. — Наверное, лучше не задаваться вопросом.
— Это явно очень важно, — сказала Мисаки немного раздражённо, — для них, раз они тратят силы на это, а не на помощь нам.
Отряды Кайгена и Яммы были в Такаюби два дня, и они не изображали помогающих солдат, приносящих еду и одеяла, как в пропаганде. Они не помогали лечением, едой или восстановлением ущерба, нанесенного их бомбами. Их интересовал сбор всех тел для ямманок. Несколько солдат убрали сломанные балки и черепицу домов, помогли расчистить зону, но только это.
— Я послал своих людей за припасами в деревни вокруг, — сказал Казу, — и Амено послали своих людей в крепости в горах глубже на суше, чтобы попросить помощи у Гинкава. Мы слышали от рыбаков, что главная ветвь Гинкава хранит много еды для таких случаев, так что мы найдем припасы для ваших людей на какое-то время.
— Если они хотят помочь, — сказала Мисаки.