Молодой человек и девушка, улыбаясь, поцеловали полного мужчину. Шофер унес к стойке регистрации два кожаных чемодана.
- Вот живут люди! - сказал Василию Дунаев. - Баре, господа. И лакеи у них имеются. Мы тут в духоте и сырости киснем, а они вон как - к самому отлету их, как генералов, подвезли. Вот как надо жить. - И Николай зачем-то стал рассматривать свои мозолистые, смуглые руки с толстыми ногтями. - Надо нам, Васька, здесь на Севере пахать как коням, иначе на всю оставшуюся жизнь можем остаться конями. Надо быть злым в работе! - сжал он кулак.
Василий напряженно смотрел на молодую пару, взбегавшую по ступенькам. Все выдавало в девушке и парне, что они счастливы, довольны жизнью и ждут от нее только приятное, красивое, легкое, что они не устали, не изработались. В напряженной душе Василия кольнуло - он понял, что завидовал парню и девушке. Ему хотелось стать таким же.
- Злым в работе? - зачем-то переспросил он, снова поднимая глаза к небу, в котором стояли величественные кони-облака. "Какая глупость - небо, облака, кони, синева, - беспричинно зло подумал он. - Нужны деньги, деньги, деньги!" - сжал он за спиной кулаки.
Дунаев не ответил ему, а думал о своем затаенном, поглаживая ладонью рыжую спутанную бороду.
Ночью прилетели в Полярный Круг. Василий лег спать, но воспоминания о парне и девушке так его волновали, что он не моглежать. Долго ходил по коридору спящего общежития, раскурил чью-то недокуренную папиросу, хотя был некурящим. Стоял в полутьме возле открытой форточки. Пахло подгнившими досками и влажной прелью тайги. Где-то вдали возле фабрики и карьера с натугой работали моторы БелАЗов, поднимавшихся в гору с грузом. В форточку тянуло прохладой раннего утра. В бледно-синем небе слабо и робко светила крупная звезда; она была одна на пустынном северном небе.
"Почему я вспомнил о звезде? - думается уставшему от жизни Василию Окладникову. - Может, и тогда и теперь я одинок так же, как она? В то утро я был зол на себя, на свою жизнь, особенно - на мать и отца за то, что они не смогли сделать мое детство, отрочество, юность беззаботными, легкими. После той аэропортовской случайной встречи я окончательно переломился. Я сказал себе: романтику прочь из головы и сердца, не расслабляться, а - надо быть злым не только к работе, но и к жизни. Жизнь меня не жалует, как некоторых, но я все равно возьму от нее столько, сколько мне хочется".
9
На Севере Василий пробыл до самого ухода в армию. Зарабатывал очень много, скопил огромную сумму денег. Улетел из Полярного Круга без сожалений. Ему хотелось как-то заявить свету, что у него имеются деньги, - он был так молод и неопытен, что еще не знал им настоящего применения.
Мать заплакала, встретив сына в воротах, обняла и сказала то, что он хотел услышать:
- Хоть ты, Васенька, стал человеком.
И Василию действительно казалось, что он стал человеком - потому что был богато, изысканно одет и в кармане имел много денег.
В доме все было по-прежнему - старинный фанерный комод, металлическая кровать, табуретки-самоделки, стол, рукомойник, выцветшие занавески. Василий почувствовал себя неспокойно - обстановка показалась ему убогой, а мать нищенкой. "Немедленно все это уничтожить, заменить и навсегда забыть прошлое! - подумал он. - Мать начнет здесь новую жизнь!"
- Пойдем! - сказал он.
- Куда? - испугалась мать.
- В магазин. Все твое барахло сожгу в огороде. Купим новую мебель.
- Брось, Вася, - нервно засмеялась мать.
- Мы теперь богатые люди, и можем себе позволить все, что захочется.
С трудом, но Василийпривел мать в магазин. Купил диван, мягкие стулья, кровать, стол,ковер, еще что-то из мелочей. Продавцы, покупатели удивленно и восхищенно смотрели на Василия.
Через неделю приехал отец - постаревший,седой, и сын предложил ему денег. Потом дал сестре, другим родственникам, и от его северных сбережений за полтора месяца мало что осталось; небольшую сумму он успел положить в банк. Он удивлялся тому, что так легко тратил деньги, доставшиеся ему огромным трудом. Ему нравилось выглядеть перед людьми богатым, щедрым. Денег ему в тоже время было жалко, но он не мог их не тратить, потому что именно в минуты расставания с деньгами он чувствовал себя выше окружающих, и это было сладостным, пьянящим чувством. Он тогда понял, что уже никогда не сможет жить в бедности; он не знал, где еще добудет денег после армии, но твердо сказал себе, что они у него будут.
Как-то в один из вечеров Василий и Александра сидели в ее доме на застеленном верблюжьим одеялом диване и рассматривали фотоальбом. В комнате было тихо и тепло; потрескивали в печке красные угли, тикали старые большие часы, зевал и потягивался на стуле пушистый сонный кот. А за окном стояли холодные осенние сумерки, шел дождь и бился в стекло ветер.
- Посмотри, - сказала Александра, - на эту фотографию - я в детском саду. Помнишь наш побег, того странного паренька Ковбоя?
- Помню, - улыбнулся Василий. - Жалко Ковбоя - говорят, болел после заключения, умер. Я ему, Саша, так благодарен.
- Благодарен? За что?
Василий помолчал, покусывая губу. Тихо, но твердо произнес:
- Он показал мне путь... к настоящей жизни. Я понял после, как важно человеку быть независимым, свободным.
- Но все люди зависят друг от друга, - робко возразила Александра. - И эта зависимость нередко делает человека счастливым.
- Я тебя понимаю - ты говоришь о сердечной зависимости. - Он взглянул в глаза девушки, и она отчего-то покраснела, склонила голову. - А я говорю о другом.
Перевернули лист, и у Василия, когда он увидел фотографию, на которой Александру обнимал за праздничным столом молодой человек, сердце неожиданно стало биться учащенно, и горячо прилило к голове. Александра досадливо взглянула на Василия.
- Ты с ним дружишь? - холодно спросил Василий.
- Понимаешь... ты мне не писал с Севера, прислалвсегооднописьмо, а я так ждала. По
том уже перестала верить, что ты вернешься ко мне...
- Мне пора домой... уже поздно.
- Вася?
- Что?
- Ты для меня дорог...
- Вот как?! А фотографию ты почему не уничтожила? Получается, что тот парень тебе дороже. У меня, как у любого нормального человека, есть воображение: что там было у вас еще - я могу домыслить, - говорил Василий, но одновременно злился на себя.
- Уходи.
- Что? Да, да!
- Навсегда.
- Как знаешь.
Он ушел, считая себя правым, оскорбленным; однако сердился, что так думал. Несколько дней он избегал Александру, страдал, писал к ней записки, но сразу рвал их.
Перед самым отъездом в армию все же пришел к Александре. Она приняла его холодно, не смотрела в его глаза. Он ушел, коротко попрощавшись.
"Теперь я пытаюсь понять, почему же все так нелепо у меня получилось с Сашей, моей прекрасной, с грустными серыми глазами Сашей? - думается Василию Окладникову. -Действительно, всегооднописьмояотправил ей с Севера. Я ув-лекся деньгами и напрочь забыл о Саше, о своей любви. Янаивнополагал,что передо мной, таким богачом, удачливым человеком, должны все - даже Саша! -ну, что ли, преклоняться, уважать меня. Я превратился в человека, для которого личные привязанности - пустяк, который можно пережить. Я тогда, обладая кучей денег, думал, чувствовал и ставил выше всего только свое".
10
Василия с группой новобранцев привезли в полк поздно вечером, помыли в бане, выдали обмундирование; спать уложили ночью, на железные кровати без матрасов и подушек. Утром подняли в половине седьмого. Замкомвзвода широколицый старший сержант, стучал подкованными сапогами по казарме между спешно натягивавших обмундирование новобранцев и строго покрикивал:
- Живее одеваемся! Вам тут не курорт.
Солдаты суетились, друг друга толкали, выбегали в темный узкий коридор для построения; у всех были перепуганные, жалкие лица. Окладников не мог найти своего второго сапога, - встал в строй в одном.
- Что такое, воин?! - сердито посмотрел на него замкомвзвода.