— Я не знаю.
— Разве мы не можем ее навестить? Наверняка она хочет, чтобы мы приехали к ней. Я могу поиграть с Призраком и помочь ей и мисс Молли со всеми их приготовлениями. Мы могли бы поболтать с Квинн. Мы можем пойти прямо сейчас?
— Я должен работать.
— После работы?
— Не сегодня.
Майло положил маркер и наклонился вперед, его лицо выражало нетерпение и надежду.
— Значит, завтра?
Ханна просила его — умоляла — привезти Майло к ней в гости. Она хотела видеть Майло каждый день, предлагая заботиться о нем, пока Ноа работает.
Ханна больше не могла въехать в «Винтер Хейвен», но Ноа мог выезжать. Он мог отвезти Майло к ней, если бы захотел.
Он не хотел. Конечно, это мелочно и немилосердно, но он ничего не мог с собой поделать. Мысль о встрече с ней пронзала кинжалами его горькое, сжавшееся сердце.
Вместо этого он попросил жену ополченца, живущего по соседству, присмотреть за Майло. Дэррил Виггинс, бывший банкир, который жил через дорогу и, похоже, не занимался никакой работой, согласился подстраховать в обмен на несколько бутылок виски.
— Нет, завтра тоже не получится.
Майло погрустнел.
— Что насчет Квинн? — спросил он после некоторого молчания. Он переложил свои рисунки и достал подробный набросок Росомахи. Это была работа Квинн, и очень хорошая. — Почему я должен идти в дом этой странной женщины? Если я не могу быть с мамой, я хочу быть с Квинн.
— Ты не сможешь видится с Квинн пока. Прости.
Он уставился на свой рисунок.
— Это нечестно.
— Жизнь вообще не справедлива.
— Почему она не может прийти сюда, как раньше?
— Таковы правила. Мы должны их выполнять.
Вчера Квинн помогала волонтерам в школьном приюте, когда он зашел проверить, как дела. Улыбаясь, она достала из кармана куртки карточную игру «Монополия» и пригласила его и Майло на ужин к своей бабушке.
Он помнил ее лицо, когда отказался, — растерянность, разочарование и обиду, которые она не смогла скрыть.
Квинн ему нравилась, правда. Но он не мог допустить, чтобы Майло проводил больше времени с ней и Молли. Их бунтарские идеи небезопасны. Они могут подвергнуть Майло серьезной опасности. Он не мог рисковать.
Ноа вылил еще один половник теста. Он выпрямил руку, чтобы она не дрожала.
— Там небезопасно для тебя.
Майло сузил глаза.
— Почему нет?
— Случаются плохие вещи. Люди причиняли друг другу боль. Люди умирали.
— Ты говорил Нана Синклер и ополчение смогут защитить нас.
— Они защищают «Винтер Хейвен».
— А как же остальной город? Как насчет мамы, Квинн, мисс Молли и всех остальных?
— Их тоже, — соврал Ноа. — Но нигде так не безопасно, как здесь.
— Значит, мама не в полной безопасности, как мы.
— Твоя мама достаточно взрослая, чтобы сделать свой собственный выбор, — проговорил он резко. — А ты нет.
Майло посмотрел на рисунок. Он провел пальцем по голове Росомахи. Лицо супергероя напоминало лицо Лиама Коулмана.
— Мама хочет, чтобы я был с ней? Она хотела, чтобы я пришел?
Ноа застыл на месте. Долгое время он не знал, что сказать. Ревность съедала его. Темная обида разлилась по его венам.
Ноа не знал, как отреагирует сын, если он скажет правду, и кого выберет Майло. Это злило его еще больше.
— Нет, сынок. Она не хотела.
Его маленькие плечи опустились.
— Ох.
Ноа проигнорировал укол вины и взглянул на часы.
— Завтрак почти готов. Пора принять лекарство.
Майло ничего не сказал.
Ноа перевернул блинчики, затем взял с кухонного стола рюкзак, расстегнул его и достал таблетку гидрокортизона. У него хранился запас лекарств на годы вперед, но в этом рюкзаке лежала последняя экстренная инъекция. Несмотря на поиски ополченцев, они так и не наткнулись на другую.
Он включил кран и наполнил стакан холодной водой. Ноа не сводил глаз с воды, льющейся из крана. Какая простая вещь, но какая драгоценная. Тепло, проникающее через вентиляционные отверстия. Свет, который включался одним щелчком выключателя.
Раньше все воспринимали эти удобства как должное; теперь они стали бесценным товаром. Ресурсы, за которые люди сражались, из-за которых убивали.
Он не хотел отказываться от такого ценного имущества. Этот дом — «Винтер Хейвен» — сохранил жизнь его сыну.
Он стоил всего, что бы Ноа или кто-либо другой ни сделал, чтобы сберечь его. Он стоил каждой унции пролитой крови.