— Ты знала о резне, — гневно заявила Квинн.
Розамонд слегка вздрогнула. Она лишь слабо сжала плечи, но Ханна заметила. Суперинтендант медленно обернулась.
— Это был прискорбный несчастный случай.
— Никакого несчастного случая! — прокричала Квинн. — Это было спланировано. Ты спланировала это.
— Я ничего такого не делала.
Голос Квинн дрожал от ярости.
— Ты приказала Джулиану освободить Рэя Шульца и остальных из той тюремной камеры. Ты послала их в церковь, чтобы усмирить Бишопа. Ты приказала убить Юнипер и Хлою!
Розамонд судорожно огляделась вокруг, словно ища одного из своих приспешников, который прискакал бы и спас ее.
— Никто не придет тебе на помощь, — сказала Ханна. — Оглянись вокруг. Все твои игры, твои манипуляции, твое стремление к власти. Что это тебе дало?
Глаза Розамонд ожесточились.
— Я сыта по горло.
— Скажи нам правду, или я тебя пристрелю!
Розамонд насмешливо скривила губы.
— Я уже сказала тебе правду. Мне нечего добавить.
Палец Квинн крепко сжимал спусковой крючок. Ханна покачала головой. Еще рано.
Ханне тоже есть, о чем спросить Розамонд. Ответы нужны не только Квинн, но и ей. Она ненавидела свое желание, но это не меняло реальности.
Ей нужен ответ.
И Розамонд Синклер придется ответить.
— Я убила твоего сына, — призналась Ханна.
Розамонд отшатнулась.
— Что ты сказала?
— Это я убила Пайка. Не Лиам Коулман. Я.
На мгновение суперинтендант потеряла дар речи.
— Я стреляла в него дважды. И ударила его ножом. А потом спустила на него Призрака. Твой сын мучил собак. Не только женщин.
Лицо Розамонд скривилось.
— Ложь! Заткнись! Заткни свой грязный рот!
— Он заплатил за все.
Розамонд рванулась к Ханне, ее глаза пылали яростью, руки вытянулись как когти.
Прежде чем Ханна успела среагировать, Квинн выстрелила в ноги Розамонд. Выстрел ударил по ушам, оглушив их в замкнутом пространстве гаража. Куски бетона попали в ноги суперинтенданта. Она вскрикнула и отпрыгнула назад.
— Я сказала не двигаться, — прорычала Квинн. — Следующий выстрел попадет тебе в коленную чашечку. Ты можешь исповедоваться в своих грехах с разбитым коленом — или двумя.
— Ах ты лживая шлюха, — прошипела Розамонд сквозь стиснутые зубы. Она попятилась назад и прислонилась к крылу «Мерседеса». Штанины ее брючного костюма разорвались. Капельки крови заляпали кремовый лен. Она сгорбилась, как загнанный в угол зверь.
Ханна сделала шаг к ней.
— Пять лет назад моя машина сломалась на обочине дороги. Пайк остановился и предложил помощь. Вместо этого он отвез меня в свой охотничий домик в Национальном лесу Манисти и запер в подвале. Он делал ужасные вещи. Он наслаждался контролем. Ему нравилось причинять боль.
Ноги Ханны не слушались, ладони стали липкими, но она не отводила взгляда от Розамонд.
— Но тогда ты уже знала это.
Розамонд зашипела.
— Я убью тебя!
— Ты знала. Ты его мать. Ты породила его.
— Я убью тебя за то, что ты сделала с моим Гэвином!
— Ты знала, кем он был.
В глазах Розамонд вспыхнуло неприкрытое презрение. Она всегда умела манипулировать. Каждое ее слово означало что-то другое, лабиринт слов с чудовищем в сердце каждого предложения. Каждая улыбка — завуалированная угроза.
Она использовала слова, чтобы контролировать своих оппонентов, изводить их постыдной полуправдой и красивой ложью. Когда это не удавалось, она использовала своего сына как оружие. Монстра, которым могла управлять по своему желанию.
Больше нет.
Тщательно созданная маска спала, трещины обнажили то, что скрывалось под ней.
— И что? — Розамонд наконец закричала. — Это ты хочешь услышать? Ну и что, что у него имелись определенные пристрастия! У всех нас есть свои… отклонения. Он мой сын. Я любила его таким, какой он был!
— Он насиловал и убивал.
Ее рот истончился в усмешке.
— Слишком драматичная интерпретация. Мужчины есть мужчины. Они созданы для насилия. Они созданы, чтобы стремиться к нему. Мужчины любят драться, любят смотреть на драки. Мужчины охотятся и убивают животных. Это спорт. Развлечение. Гэвин ничем не отличался.
— Люди — не животные.