С горечью и тоской сообщаю Вам, что того Стефана, которого Вы знали, пестовали и растили, больше нет на свете. После того, что мне довелось пережить и увидеть в Новгороде этим летом, душа моя выгорела дотла и превратилась в чадящую головешку. В ней не осталось ни любви, ни сострадания, ни надежды.
Сколько я прочел книг об ужасах войны, сколько слышал рассказов бывалых воинов! Но все это оставалось словами, излившимися на бумагу, словами, отзвеневшими в воздухе. Миллиона слов не хватит, чтобы передать вопли одного раненного стрелой в живот или вой матери, прижимающей к груди обгорелый труп ребенка.
Если это послание доберется до Вас, в пакете Вы найдете хронику, которую я вел с июня месяца. Прошу Вас, передайте ее нашему дорогому епископу. Моя связь с ним прервалась, купцам сейчас запрещен въезд и выезд из Новгорода. Псковский гонец согласился отвезти пакет Алольцеву, а тот уже переправит его Вам.
Не знаю, хочу ли я, чтобы Вы прочли хронику. Боюсь, она изранит Ваше сострадательное сердце. С другой стороны, я, по слабости своей, так привык делиться с Вами даже самым сокровенным, что рука не поднимается написать: не читайте. Решите сами - хорошо? Во всяком случае, Вы теперь знаете, что, по милости Господней, тело мое уцелело. Единственный заметный след войны: моя исхудавшая оболочка болтается на костях, как ряса, вывешенная для просушки.
Храни Вас Бог, моя бесценная.
С. З.
Хроника военного лета 1471 года
1 июня
Из Пскова пришла весть, что московский дьяк Яков Шачебальцев привез туда от княза Ивана приказ выступать вместе с Москвой против Новгорода. Псковичи ответили согласием. Их поведет княжий наместник Федор Шуйский вместе с сыном своим Василием Федоровичем.
4 июня
Цены на хлеб выросли втрое, а мясо и птица так вздорожали, что не подступиться. "Не было еще такого, чтобы летом против нас воевали, - толкуют легковерные новгородцы. - Наши болота и топи любую рать летом проглотят, как кит Иону". Но дождей все нет, и земля суха и тверда под сапогами идущих где-то воинов, под копытами их коней.
8 июня
Лазутчики Борецких доносят из Москвы, что в мае месяце Иван собирал в Кремле всех своих братьев и бояр и епископов, прося совета. И все собравшиеся поддержали его намерение - немедленно идти войной на Новгород. Отправлены послы и воеводы князя к вятчанам, и двинянам, и устюжанам, и тверянам с приказом поднимать рати против новгородцев.
Все против нас!
А кто "за"? Одни литовцы?
Борецкие срочно отправили верного человека к королю Казимиру с просьбой спешить на помощь.
12 июня
Отец Денис уговорил городские власти отдать ему пустующий дом рядом с его церковью под лазарет. Один тысяцкий хвастливо объявил, что раненых новгородцев не будет, а раненых москвичей никто врачевать не собирается. Но пожилые бояре, помнившие войну 1456 года, прикрикнули на него и выдали отцу Денису денег из казны на чистое полотно, на дрова, на муку.
Я помогаю в лазарете чем могу. Нанятый литовский лекарь сказал, что понадобится много горячей воды, и мы расчищаем колодец во дворе дома, чиним крышу на бане, затаскиваем лавки и топчаны в горницы. Женщины приносят с окрестных лугов подорожник - говорят, он хорошо вытягивает гной из нарывов, и зверобой - его отвар помогает вылечивать раны.
14 июня
В городе появились первые беглецы с южной границы: с Валдайского озера, из-под Заборовья, Демона, Холма. Рассказывают страшные вещи. Видимо, московским ратникам велено нарочно нагонять ужас на людей. Они ведут себя хуже татар. Врываются в деревни, жгут дома. Христианские воины поднимают на пики христианских детей на глазах у христианских матерей. Насилуют жен на глазах мужей.
В одном селе согнали в церковь всех, кто не успел убежать в лес, заперли ее и подожгли.
В другом устроили себе потеху: загнали голых баб в баню и велели по одной выходить и бежать к реке, а сами тренировались в стрельбе из лука по ним. Успеешь спрятаться в воде - твое счастье. Но немногим это удалось. Скоро весь берег был покрыт мертвыми и ранеными женщинами. А стрелки только хохотали и поздравляли друг друга с меткими выстрелами.
Все это зверство достигает своей цели: волна ужаса катится по Новгородской земле, обгоняя московское войско.
18 июня
Вернулся новгородский посол, отправленный к королю Казимиру. Магистр Тевтонского ордена не дал ему проехать в Литву через Ливонию. Только теперь стало ясно, что мы отрезаны от всего мира: с запада - Псков и Орден, с юга и востока - Тверь и Москва. Поплыть Белым морем на север? Но сколько на это уйдет времени? Три месяца, полгода, год?
На вечевой площади ропот. Раздаются выкрики:
- Ну, где же ваш Казимир? А Иван - вот он, у самых ворот!
Но сторонники Борецких хватают недовольных и запирают их в тюремные погреба. Какая-то ожесточенная решимость появилась в их глазах, какой-то предсмертный восторг. Звенят доспехами проходящие по улице дозоры, гремят копытами конные отряды, стучат топоры лодочников, строящих новые ушкуи и насады. Подъемники со скрипом тянут на стены пушечные стволы.
22 июня
Привезли первых раненых с южного берега Ильменя. Московский воевода Холмский внезапно появился под Руссой. Новгородская рать едва успела запереться в городе. Но долго она не продержится.
Жара, грязь - раны быстро воспаляются. Отец Денис научил меня накладывать повязки с медом. Среди раненых - молоденький ученик ювелира. Он раньше и меча-то в руках не держал. Удар татарской сабли пришелся ему по кисти. Он ухитрился подобрать в пыли, под копытами, три отрубленных пальца, привез их с собой. Молча подсовывал их мне, будто надеялся, что я каким-то чудом могу медом приклеить их обратно. Из собора Святой Софии приходили с чудотворной иконой Богоматери, давали целовать раненым.
25 июня
Вчера московские войска взяли Руссу. Город горит. Новгородская рать, посланная на подмогу в лодках, через озеро, не поспела. Беглецы рассказывают, что победители не щадили никого: ни старых, ни малых, ни баб, ни попов. "Бей изменников князя великого!" - кричат убийцы.
Теперь стало ясно, что отряд Холмского - левое крыло наступающей московской армии. Сам князь Иван с главным полком наступает в центре на Яжелбицы, в обход озера Валдай. Третий отряд обходит справа, по реке Мста. Когда выступят с запада псковичи и вятчане с востока, кольцо замкнется.
26 июня
Мы увидели их издалека. Они шли цепочкой, держась друг за друга, как нищие слепцы. Двое провожатых, в голове и в хвосте шеренги, расчищали дорогу, уговаривали народ расступаться. Но люди будто застывали при виде страшного зрелища, не могли двинуться с места.
Сначала мне показалось, что на них надеты смеющиеся скоморошьи маски. Да-да, первое впечатление было - застывший красноротый смех. Только когда они приблизились, я понял, что у несчастных были отрезаны губы. А у некоторых вдобавок - и носы, и уши. Измазанные кровью зубы скалились в беззвучном хохоте.
Женщины в толпе плакали, закрывали лица ладонями. Кто-то совал им за пазуху хлеб, кто-то пытался поднести питье. Но они только мотали головами.
Провожатые рассказали, что их отряд прибыл в ушкуях к селу Коростынь, что на юго-западном берегу Ильменя, и напал внезапно на армию Холмского. Но их командиры не выслали лазутчиков, не разведали силы врага. А силы были не равны, и москвичи разбили их наголову. Нет, победители зверствовали не своими руками. Это они самих пленных заставили друг другу отрезать губы и носы. Не станешь? Рубили на месте, выталкивали следующего. И вот в таком виде отправили искалеченных новгородцам в устрашение.
Весь оставшийся день ушел у нас на уход за несчастными. Но что мы могли сделать? Они уже два дня были без еды и питья, потому что ничего не могли взять в израненный рот. Мы осторожно поили их, кормили овсяной кашей. Вдруг какая-то женщина с распущенными волосами ворвалась в лазарет, стала бегать между ранеными, вглядываясь в изуродованные, неузнаваемые лица. Муж ее сам должен был ухватить за руку. Только тогда она узнала его. Упала на колени, завыла.
Провожатые еще рассказали, что доспехи и оружие пленных москвичи побросали в воду. У них своего снаряжения было вдоволь.
30 июня
Отец Денис учит нас накладывать лубки на сломанные кости. Но кто научит меня не слышать воплей раненых? Тучи мух вьются над кровавыми тряпками, над красной водой. Невыносимо кричит молодой лодочник. У него рана в паху. Кажется, все его дети, которым не суждено теперь родиться, добавляют свои тонкие голоса к его стонам. Отец Денис падает от усталости. Порой не знает: то ли бинтовать несчастного, то ли поспешить исповедать и причастить его перед смертью.
6 июля
В городе смятение, крики: "Измена! Измена!" Ночью кто-то привел в негодность пять пушек, заклепал железом фитильные отверстия. К середине дня изменников нашли, притащили на площадь. Говорят, палач рубил им сначала кисти рук, потом локти, потом - у плеча. Один кровавый человеческий обрубок провезли мимо нашего лазарета в подводе. Он все еще кричал. Кричал, что невиновен. Может быть, и правда - невиновен. Озверевшая толпа не станет разбирать улики, слушать доказательства.
Заметил странную вещь. Если рана свежая и мы ее вовремя забинтуем, все равно довольно часто она воспаляется и загнивает. А если раненый полежал в поле два-три дня, на пораненных местах у него кишат отвратительные черви. Но под ними рана чистая и быстро заживает. Отец Денис говорит, что это Господь посылает ангелов своих под видом бабочек, и они откладывают на рану лечебные личинки. Понятно, что бабочки Господни не делают различия между новгородцами и москвичами, врачуют всех.
12 июля
Раненые, обожженные, искалеченные прибывают толпами. Лазарет переполнен, кладем прямо на землю во дворе, под навесами. Сегодня пришло известие, что с запада вторглась псковская армия, числом тысяч в десять. Кто мне рассказывал о благонравии псковичей?! Зверствуют, жгут, грабят не хуже других. Или война делает зверем любого?