Жена Ивана Курицына, Мария, родилась в русской православной семье, но в разрезе ее глаз, в рисунке скул есть что-то восточное. Через Нижний Новгород веками шли караваны со всех концов земли. Курицын говорит, что однажды он решил подсчитать, сколько разных наречий он услышит на нижегородском базаре за день. Татарский, персидский, литовский, мордовский, ногайский, италь-янский, башкирский, калмыцкий, греческий, грузинский и еще несколько неизвестных ему языков - таков был его улов. Уверен, что когда-нибудь ученые монахи научатся отыскивать путь каждого народа на земле по словесным меткам, оставленным им в других языках. Когда я, по просьбе Ивана, сказал ему несколько фраз на готском, он изумился тому, что понял половину слов.
- Да ведь это же половецкие слова! - воскликнул он. - А половецкий язык я знаю неплохо. В Крыму до сих пор остались половецкие селения. Может быть, это и есть остатки того Готского княжества, которое указано на старой итальянской карте, сделанной генуэзцами из Судака?
И мы стали вспоминать историю остготского племени, которое, отколовшись от своих собратьев вестготов, ушло десять веков назад на восток вдоль Дуная. Может быть, им удалось отбиться от гуннов? Может быть, они достигли Причерноморья и стали тем грозным племенем, которое русские знали под именем половцев? А потом осели в Крыму? Мария Курицына только качает головой, когда слышит наши горячие споры о временах и народах столь отдаленных. Но, зная меня, ты, наверное, ничуть бы не удивилась. Любая весть из ушедших веков манит меня, как голос сирен манил мореплавателя Одиссея.
Видимо, каждое семейство живет с памятью о какой-то главной своей беде. В семье Ивана Курицына такой главной бедой стала судьба любимого брата Марии и его семейства. Семь лет назад татарский хан Ахмат совершил большой набег на низовую Русь. Ордынцы появились так внезапно, что тысячи русских не успели укрыться за стенами городов и были перебиты, либо уведены для продажи в рабство. Татары особенно охотятся за маленькими мальчиками и девочками, которых потом продают туркам. К лошадиным седлам у них привязаны специальные плетеные корзины с крышками для перевозки детей. Но если ребенок заболевает в пути, они его безжалостно убивают ударом о землю или о дерево.
Князь Иван послал тогда большое войско, и Ахмат не решился перейти через Оку. Но брат Марии, его жена и двое их малолетних сыновей исчезли с той поры без следа. Иван Курицын признался мне, что жена его словно окаменела лицом с тех пор. Я и сам видел, что даже собственным детям она улыбается как-то натянуто, словно делая усилие над собой. Похоже, она была сражена не только горем, но и той внезапностью, с которой судьба может нанести свой удар. Переселение в Москву не ослабило ее страха перед внезапным вторжением врагов. Как можно хоть одну минуту радоваться жизни, когда гибель всегда совсем-совсем рядом?
Впрочем, кроме иноплеменных врагов, которые все же пока далеко, у этого семейства есть более близкие причины для серьезной тревоги. Среди придворных великого князя Федор Курицын до сих пор чувствует себя чужаком. Он не знатного рода, поэтому чванливые бояре пытаются унизить его при всяком удобном случае. Братья великого князя верят, что это он раздувает в сердце московского повелителя подозрения и вражду к ним, что для этого прибегает даже к ворожбе и чародейству.
Действительно, внезапное возвышение Федора Курицына выглядит труднообъяснимым. Князь Иван осыпает его милостями и подарками, часто уединяется с ним для доверительных бесед. Ведь есть вещи, о которых он не может советоваться ни с братьями своими, ни с митрополитом Геронтием, ни с княгиней Софьей, ни с матерью своей, которую он весьма почитает. У всех у них есть своя корысть, каждый из них будет кроить советы по аршину своей выгоды. Только преданный и умный слуга может быть беспристрастным, ибо вся его судьба зависит от судьбы и благоденствия господина.
Конечно, содержание доверительных бесед во дворце Федор Курицын не раскрывает никому. Лишь однажды он пересказал брату Ивану (и тот поделился этим со мной) свой ответ князю Ивану на вопрос о том, как ему отнестись к упрекам и обвинениям князя Тверского.
- Люди не судьи тебе, государь, - отвечал Федор Курицын. - Судья тебе один Господь Всемогущий. Страшна твоя участь, тяжел груз на твоих плечах. Кто из нас мог бы выдержать, кто бы смог пережить то, что Господь посылает тебе? Вот спроси меня: "Чего ты, дьяк Курицын, боишься больше всего на свете?" Конечно, страшно мне было бы впасть в немилость твою, вызвать гнев твой. Но есть одна вещь, которая страшит меня еще больше. Прости мне дерзость мою, но не было бы для меня ничего страшнее, чем оказаться на месте твоем, на троне, со скипетром в руке. Обступили тебя, державного, со всех сторон долги: перед братьями, перед матерью, перед женой и детьми, а грознее всего - перед государством и церковью твоей. И каждый день нужно выбирать. Кто же из нас, малых людишек, может взвесить груз твой, измерить муку твою? Никто, один лишь Господь. Потому и учил нас Христос Спаситель молиться Господу в первую очередь об избавлении от искушений, о прощении нам долгов. А почему Священное Писание учит, что всякая власть от Бога? Да потому что это Господь научил людей не мстить друг другу убийством, а отдать дело возмездия помазаннику Своему. Отсюда и власть царская, и сила ее. Каждый человек в государстве неслышно говорит своему повелителю: защити меня от соседа моего, от господина моего, от холопа моего, от злого пришельца, а я за это буду служить тебе верой и правдой. Новгородские посадники не сумели защитить новгородцев друг от друга - потому Новгород и припал к стопам твоим. То же и Орда. Устают ханы и мурзы от убийств друг друга, бегут к тебе искать защиты. "Блаженны миротворцы, ибо они утешатся", - сказано в Писании. А ты и есть всегда самый главный миротворец - даже когда поднимаешь меч, чтобы покарать утративших страх Господень. Потому мы и готовы служить тебе, не щадя животов своих.
Князь был весьма утешен его ответом и отпустил его с милостью.
Но во дворце к дьяку Курицыну нелюбье растет все сильнее. И вот месяц назад прорвалось оно первым злым делом. Вошел Федор в свой возок, чтобы ехать в Кремль, да увидел, что на заднем сиденье за ночь насыпало снегу, и сел на переднее. Только отъехал от дому, как - вжих! - стрела ударила в заднюю стенку возка. Сидел бы он на обычном месте, так и пробило бы ему шею. А кто подослал убийц - пойди угадай!
Теперь он в дорогу под шубу надевает кольчугу. И еду старается есть только домашнюю. Потому что с лекарствами в Москве плохо, а с ядами большой выбор, на любой вкус. Много уже кому-то неугодных умерло в стенах Кремля от странных недугов.
Прости, если расстроил тебя этими тревожными историями. Но с кем же мне еще поделиться, как не с любимой сестрой? Во всяком случае, сам я занимаю такое маленькое и незавидное место, что за меня можешь не беспокоиться. Постараюсь и дальше держать свою голову склоненной, глаза - прикрытыми, язык - на коротком поводке, как послушного пса.
Корниенковы сердечно кланяются тебе и благодарят за присылку аравийского зелья. Честно сказать, я тоже отведал его, и оно весьма пришлось мне по вкусу. Голова проясняется, и начинаешь верить, что завтрашний день принесет что-то хорошее. Если захочешь порадовать, присылай еще - я сразу возмещу тебе расходы.
Обнимаю и молюсь за тебя, всегда твой
С. З.
Эстонский дневник
Господь Всемогущий, Господь Всемилостивый!
Благодарю Тебя за все благодеяния, за то, что спас, унес меня от беды. За то, что не в темницу низверг, а приблизил ко дворцу фараона московского. И за то еще благодарю, что никто здесь не просит меня, как Иосифа, истолковывать сны, а то я выдал бы себя очень скоро.
Как бы истолковал я сон про виноградную лозу и три ветви на ней и цветы и грозди и вино, выжатое в чашу? Я бы сказал, что лоза - это одна псковитянка, а три ветви - это три года, что я не видел ее, а цветы - это ее немеркнущая красота, а чаша - это сердце мое, полное вином любви.
А сон про три корзины, и одна из них - с хлебом, и птицы прилетают и клюют его? Ясно, что пение птиц - это голос ее волшебный, а хлеб - это плоть, коей жаждал я причаститься. Но если б открылась вторая корзина, то поползли бы из нее змеи ревности, а из третьей - жабы забвения.
И сон про семь коров тучных и семь коров тощих был бы мне сразу понятен. Семь тучных - это семь лет, что я жил с ней рядом, видел чуть не каждый день и не ценил, не запасал впрок любовь, а только жаловался на злую судьбу. Пришли теперь семь лет разлуки, которые пожрут мою любовь, как семь тощих коров пожрали семь тучных, но толще не стали.
Но дальше, Господи, что сбудется дальше?
Доведется ли мне, как Иосифу, продолжить род мой, продлить семя предков моих в этой новой земле? Или суждено мне исчезнуть в ней без следа, истлеть костьми в еловом лесу? Зачем Ты закрыл от нас завтрашний день? Зачем манишь солнечным зайчиком надежды, зачем даешь нам снова и снова вслепую лететь за ним, а потом расшибать лбы о стену Неизбежного? Забава Тебе? Наука нам? Испытание?
Глава 13. Враги подступают
Владиславу Ольгирдису, в Вильнюс
из Москвы, июль 1480
Досточтимый брат Владислав!
В архивах Посольского приказа нашел хроники Литовского королевства столетней давности. Постараюсь снять с них копии и при удобном случае отправить Вам. Вдруг этого варианта еще нет в Вашей коллекции. Буду рад способствовать ее обогащению. Там описаны годы княжения великого князя Ольгерда. В Московии мало кто помнит, что это литовцы под его предводительством нанесли страшное поражение татарам под Синими водами чуть не за двадцать лет до битвы на поле Куликовом, что это они (вы) изгнали татаро-монголов из Киева и Подолии.
С особым волнением я читал о раздорах, которые начались между сы-новьями и племянниками Ольгерда после его смерти. Ибо и в нашей Московии нынче вскипает похожая междоусобица. Ведь так бывает в истории любого государства: каждый владыка сначала мечтает о рождении наследника. Потом, боясь его внезапной смерти, плодит еще и еще. А потом беспечно и безответственно покидает наш бренный мир, оставляя своих отпрысков драться друг с другом за власть, земли, богатство.
Долгое время младшие братья нашего государя мирились с его главенством и тихо сидели в своих удельных городах. Но этой зимой двое из них, Андрей из Углича и Борис из Волока, вдруг обиделись на что-то, возмутились, покинули насиженные места и двинулись со своими дружинами в сторону литовской границы. Насколько я знаю, ваш осторожный король пока не обещал им ничего определенного. Однако все же дал приют их женам и семьям в Витебске.
Всю весну ростовский архиепископ Вассиан ездил взад-вперед, пытаясь помирить мятежных братьев с Москвой, но пока безрезультатно. До военных стычек еще не дошло, но можно ли этим утешаться? Ведь внешние враги слетаются на запах раздора, как стервятники на кровь. И вот уже Тевтонский орден вторгся в Псковские земли, а с юга надвигаются несметные полчища ордынцев.
Неужели король Казимир присоединится к неверным хана Ахмата и нападет вместе с ними на христианского государя? Вся надежда на то, что православные князья королевства Литовского не поднимут меч на своих братьев по вере.
Досточтимый брат, мы с Вами прочли столько умных книг. Скажите, попадалась ли Вам среди них хоть одна, в которой автор предлагал бы по-настоящему мудрый способ управления государством? Платон призывает отдать верховную власть философам, - но мы-то знаем, что настоящий философ будет чураться насилия, а без него управлять людьми невозможно. Аристотель только перечисляет и описывает существующие способы правления - власть одного, власть меньшинства, власть большинства, - но не предлагает ничего нового. Что Вы думаете о власти церкви? В ливонском городе Дерпте вот уже давно правит епископ. Да и Тевтонский орден - это ведь по сути монахи в латах и с мечами. По крайней мере, бездетность церковных владык исключает злые капризы судьбы и можно не опасаться, что у власти окажется молодой наследник вроде Нерона или Калигулы. Если Вы сможете порекомендовать мне какой-нибудь труд на эту важнейшую тему, я тут же засяду переводить его на русский и постараюсь ознакомить с ним как можно больше московитов.
Пока же я хотел бы поделиться с Вами содержанием бесед, которые ведутся время от времени в узком кружке братьев Курицыных. Жалею, что Вы не можете принять в них участие. Ибо касаются они самых разных вопросов веры, а горячее всего - вопроса о свободе воли. В Священном Писании участники бесед весьма начитаны и часто обращаются к тем местам, где о свободе говорится впрямую: и в Послании апостола Иакова, и в Посланиях апостола Павла к Коринфянам, и особенно в главе пятой его Послания к Галатам, где прямо сказано, что свободу нам даровал Христос, но что нельзя пользоваться этой свободой для угождения нашим плотским похотям.
Однако на последнем собрании Федор Курицын сделал интересное замечание по поводу этого апостольского наставления. Он сказал, что плотские похоти нам хорошо известны: вожделение, пьянство, чревоугодие, лень, злоба, трусость. Но есть одна похоть, распознать которую нелегко, потому что она часто притворяется именно и в первую очередь врагом всех плотских начал. Как много мы знаем служителей церкви, которые громко нападают на человеческие пороки и слабости, делают вид, будто хотят отстоять нашу душу для Господа, а на самом деле стремятся только к одному: подчинить нашу душу и тысячи, тысячи других не Божеской, а собственной воле. Курицын назвал это "похотью господствования". Воцариться силою меча - этим никого не удивишь. А вот господствовать именем премудрости или праведности, доброты или даже святости - куда и слаще, и долговечнее. И сколько властолюбцев в рясах и ризах мы видим вокруг себя - того не счесть ни по вашу, ни по нашу сторону границы.
Иван Курицын на это припомнил, что их поп в Нижнем Новгороде составил целый список болезней, заготовленных у Господа в наказание за наши прегрешения. Будешь смеяться в церкви - пошлет тебе зубную боль. А за игру на бубнах и сопелках - запор обоим проходам. За гадание по звездам - водянка и глухота, а за игру в кости и шахматы - бубоны и паршу.
"Ты еще маленький был, - подхватил брат Федор, - не помнишь, наверное, как я в девять лет задыхаться начал. Так заходился в кашле, что лицом чернел и с ног валился. Никакие молитвы нашего попа не помогали, ни святая вода, ни чудотворные иконы. Родители совсем со мной прощались, думали - не жилец мальчик. Но все же решились на последнее средство, пошли к одной купчихе, которая травы знала. Она взяла пучок валерьяны, ее в деревнях зовут кошачьим ладаном, добавила коры дикой вишни, залила кипятком. Горько было, но я пил очень жить хотел. И на второй день прошел кашель. Но ты бы слышал, какие проклятья этой купчихе наш поп потом насылал! Обещал ей место в аду рядом с убийцами. А родителям нашим велел в церкви месяц целый в задних рядах стоять, рядом с оглашенными, за то что посмели пойти к знахарке".
Братья Курицыны внешне похожи: приземистые, широкоплечие, оба с русыми бородками, густобровые. Но характеры и манеры совсем разные. Федор в споре задумчив, будто пробует каждое твое слово на вкус и на вес. Но не для того чтобы возразить, а будто ищет - нельзя ли согласиться. Если же согласие не приходит, он не спеша выстраивает свои возражения в боевой порядок, ведет их в обход справа и слева, пока противник не увидит себя окруженным и не поймет, что пришла пора сдаваться. Иван же, наоборот, горяч, атакует несогласного прямо в лоб, с налета, а если видит, что первый натиск отбит, то махнет рукой как на безнадежного и сердито умолкнет. Но это только в живом разговоре. В письменных донесениях и отчетах может быть таким же обстоятельным, как и брат его.
Кроме Священного Писания, одна тема постоянно всплывает в разговорах братьев: глухой разлад между великим князем и церковными владыками. Братья сходятся в том, что несметные богатства церкви делают ее опасным соперником княжеской власти. Каждая новая попытка князя Ивана конфисковать часть монастырских земель вызывает озлобление епископов. Митрополит Геронтий пользуется любым поводом, чтобы выразить свое неудовольствие указами Кремля. А противоборство с новгородскими иерархами дошло до того, что в начале года архиепископ Феофил был арестован и привезен в Москву. И ведь это тот самый Феофил, который всегда был союзником Москвы, который не дал своему конному полку вступить в бой на Шелони, которого великий князь всегда милостиво выслушивал на всех переговорах с новгородцами и в 1471 году, и в 1475-м, и в 1478-м.
А как складываются отношения монастырей с королем у вас, в Литве? Здесь, я вижу, монастыри часто бывают подмогой не только душам людей, но и их телам и даже кошелькам. Если боярину или купцу нужно продать или заложить землю, он знает, что всегда может договориться о сделке с монастырем и уговор будет соблюдаться честно. Да и простой крестьянин может взять новый участок в аренду у монастыря и быть уверен, что монахи не обманут его.
С другой стороны, монастыри часто освобождались великими князьями Московскими от пошлин и налогов, что вело к уменьшению доходов казны. Сами же монастыри разрешенные им дорожные сборы дерут с каждого воза, проехавшего по их земле, без жалости. А если торговые люди попытаются проложить новую дорогу к ярмарке в объезд старой, в Москву летят челобитные с требованием "закрыть и запретить". И князь часто говорит: "Быть по сему". Из-за этого дорог в Московии мало, и новые прокладывать нелегко.
Очень вероятно, что нынешний разлад между князем и церковью стал известен врагам Московии и придает им еще больше дерзости. Доходят слухи, что тевтонцы и ливонцы, отбитые зимой, снова вторглись в Псковские земли. А передовые отряды хана Ахмата уже замечены в верховьях Дона.
Господь Всемогущий, неужели снова допустишь врагов наших под стены Москвы? Сохрани эту землю и помилуй и дай нам хоть ненадолго вкусить на ней мир и покой.
Прощаюсь с Вами, досточтимый брат, и желаю Вам не знать тех тревог и опасностей, которые нынче подступили к нам так близко.
С. З.
Эстонский дневник
"Душа самовластна, - любит повторять Федор Курицын. - Ограда самовластью - вера. Вера - наставление, данное пророком. У пророка мудрость, наука преблаженная. Ею приходим к страху Божию. Страх Божий начало добродетели".
Я люблю его слушать, завидую покою его души и ума. У меня же ум с душой всегда в разладе. Ум вопрошает, душа не знает, что ответить, только сердится.