Батарея орудий за моей спиной в очередной раз хлопнула сжатым воздухом, отправляя в небо полдюжины специальных боеприпасов. По ровной дуге ёмкости с огненной смесью рухнули за стену, и из-за неё раздались крики, слышимые даже отсюда. Через пару минут с той стороны грохнуло, и я, так же, как и обслуга орудий, спрятался в землянку, спасаясь от обстрела.
Ядра рухнули на землю, одно в паре метров от орудий, обсыпав их выброшенным грунтом. А артиллеристы тут же бросились обратно, перекрикиваясь:
— На пять левее и на два ниже, зуб даю!
— На левее согласен, но ниже только на один, — спорил с ним другой.
— Хорошо, значит полтора, — хмыкнул третий.
Подкрутив маховики, бойцы закинули снаряды в стволы, и их старший, удостоверившись, что всё хорошо, крикнул:
— Зажигательными — залп!
Открылись задвижки, и закачанный стучащим компрессором в баки воздух вырвался на волю, толкая стальные донца снарядов. Хлопнуло. И командир батареи без перерыва скомандовал:
— Заряжай!
— Жаль, что не успели с нормальной взрывчаткой, — в очередной раз пожаловался я стоящей рядом Фионе.
— Нормально. И так после перегонки большую часть нефти не используем, а тут хоть куда-то пойдёт, — отмахнулась блондинка.
Ну да, в основном, в дело идёт бензин с загустителями. Керосин потихоньку готовится на продажу, вместе с запущенным в Бродно производством ламп. А бензин мы используем очень ограниченно, так что и отправляем деревянные снаряды с горючкой и взрывателем на к осаждённым.
Взрываются там далеко не все, уж очень тяжкое срабатывание взрывателя, но кладут их обычно кучно, и один из нескольких обязательно сработает. Вот и сейчас, после третьего залпа, из города наверх поднялись клубы дыма, а артиллеристы продолжали класть снаряд за снарядом.
— Может, попробуем новинку, Ваша Милость? — подбежал ко мне невысокий командир расчёта, сжимая шапку и с надеждой смотря снизу вверх.
Я смерил взглядом клубы дыма, почесал щёку и разрешающе махнул рукой. Боец просиял:
— Братва, заряжай черепа!
Парни осторожно вскрыли ящики, и, даже в паре метров, потянуло ароматом цветущей яблони.
Эти снаряды привезли только вчера. Химикам и оружейникам требовалось время, как на создание достаточного количества вещества, так и самих снарядов. Их у нас не так много, как зажигательных, но столько и не нужно. А название такое из-за нарисованного на ящике черепа с костями.
Залп и снаряды ушли по той же траектории, что и зажигательные. По весу и центрам масс они совпадают с теми один в один, что выступило одной из дополнительных сложностей в изготовлении. Каждый ствол отправил по снаряду с отравой, добавил сверху ещё зажигательные, и расчёт прекратил огонь, дожидаясь, пока компрессор восстановит давление, и подтаскивая ближе снаряды.
А за стеной кричали. Обороняющиеся пытались тушить, но быстро поняли, что водой это пламя не залить. Лучше всего работает магия, однако, сколько магов и запасов маны у них? В основном, тушат морским песком. Но сейчас им не до тушения — кашель слышно аж отсюда.
— Я думал, будет что-то особенное… — разочарованно протянул командир расчёта.
Я хмыкнул, порылся по карманам и достал небольшой мешочек, который закинул в костёр рядом. Зашипело, и от костра поднялось голубовато-белое, стелющееся по земле, облачко.
— Попробуйте кто-нибудь. Только совсем недолго и принесите воды промыть глаза.
— А приятно пахнет. Мы решили сделать их город благоухающим? — усмехнулся один из бойцов и подбежал к костру.
…Чтобы через несколько секунд рвануть обратно, кашляя, со слезами на лице. Он тут же стал промывать покрасневшие в полопавшихся капиллярах глаза, плеская горсть за горстью в лицо. Но через полминуты крикнул:
— Не помогает!
— Ах да, мы же не при тебе проверяли, — сплюнула Фиона и приказала бойцам: — Принесите молока и промойте, должно сработать!
Ополченцы тут же побежали на полевую кухню вместе с пострадавшим. А подошедший Свен, заставший финал демонстрации, кивнул на ящики с маркировкой:
— Это оно?
— Да, командир, — ответил ему вместо меня старший расчёта. И уже обращаясь ко мне спросил: — Это что, они будут тушить огонь вот под таким?
— Именно! — часто-часто закивал я.
Артиллерист посмотрел за стену, расплылся в довольной улыбке и крикнул:
— Парни, тащите зажигалки!
— Не так я представлял себе новое оружие, — покачал головой северянин, смотря, как орудия отправили в небо ещё партию зажигалок, а через несколько секунд и снаряды с химией.
— В любом другом случае я бы не стал использовать подобное, Свен. Но эти твари ничего другого не заслуживают!
Может, до того, как они отправили живую волну перед своими войсками, у меня и была какая-то жалость, то больше никакой не осталось. Ни после подобного «щита», ни после аллей с кольями.
— Они нападут. Не знаю, сколько так выдержат, но потом неизбежно попробуют нас отсюда выбить.
— Будем ждать со всем радушием, — сплюнул я.
Боеприпасы израсходовали за три дня. А на четвёртый, пофыркивая дизелем, прибыл очередной корабль. Это теперь не долго — у нас таких целых три. На судах не то чтобы какие-то сверхмощные движки, но небольшие гружёные кораблики по пятнадцать километров в час делают. А по течению и все двадцать.
Логистика сильно ускорилась. Неделя, и у нас очередной корабль из Железногорска, а из Вышгорода или Бродно и того быстрее.
Вот и сейчас я стоял на пирсе, притоптывая в ожидании новых боеприпасов. Позади готовили к погрузке телеги ополченцы.
Приняли швартовы, перекинули сходни, а следом, медленно, придерживая живот руками, вышла Элеонора.
— Зачем?! — воскликнул я, бросаясь к ней.
— Скоро всё кончится. Хочу это видеть, — тяжело отдувалась она, пока я поднял её на руки и донёс до повозки.
— Тут опасно!
— Ты всегда сможешь меня защитить, — отмахнулась принцесса. — И я не полезу на передовую.
— С чего ты решила, что всё кончится? — буркнул я, осторожно сажая девушку на накрытую курткой одного из воинов солому.
Повозка подрессоренная, с толстым слоем сена — как-никак боеприпасы возить. Принцессу не растрясёт.
— Там новые боеприпасы, ознакомься, — протянула она мне лист бумаги.
Я быстро пробежался глазами: «Новый тип, доработан воспламенитель, вещество растворено сразу в огнесмеси, выдаёт газ при воспламенении». Убрав бумагу в карман, задумчиво посмотрел в небо.
— Завтра будет ещё один корабль с такими же, — добила меня Элеонора.
— Ты точно хочешь видеть, что мы сделаем с этим городом, Эля? — поморщился я.
— Совершенно не хочу, — поджала губки брюнетка. — Но я должна тут быть. Вдруг они сдадутся…
— А, тётя… — вспомнил я.
— Да, — тихо произнесла она, смотря в землю.
— Хорошо. Оставайся.
В конце концов, она права. Скоро всё действительно закончится, особенно с новыми снарядами.
Осада, и правда, не затянулась, через два дня обстрела новыми снарядами ворота города распахнулись — оттуда полилась лавина пехоты и даже немного конницы. Они открыли огонь из пушек, ружей, но для их ручного огнестрела слишком далеко. А пушки… Что такое ядро против траншей и окопов, прикрытых колючей проволокой, насыпи, расставленных деревянных ежей.
И, конечно, бьющей прямой наводкой, артиллерии. В том числе и зажигательными снарядами с газом.
Я стоял, спокойно отставив тесак в сторону, и ждал. Скверной я залит буквально по самые брови, а ещё больше переправил за это время в лес. Рядом компрессор на дизеле работает, что пропадать добру?
— Нападут, когда остальные подойдут поближе? — в нетерпении мечом крутнул восьмёрку рядом Аяз.
— Да. Уже скоро. Готовьтесь.
Раньше может быть это и стало бы для меня неожиданностью, но сейчас я прекрасно ощущал почти три сотни мощных источника скверны в городе. Они готовились всю осаду, чтобы выложить свой последний козырь.
Тем временем, простые воины уже подошли на дистанцию выстрела. В нашу сторону полетели пули, и я пригнулся, прикрывшись щитом, так же, как я Аяз. Враги не были беззащитны, они скрывались за щитами из толстых досок, металла, кто-то и вовсе тягал перед собой целую телегу. Ну а потом, дождавшись уверенного поражения, открыли огонь наши стрелки.
Тысячи винтовок грохнули залпом, внося огромное опустошение в ряды противника. Многие падали, когда пули попадали в ноги, но всё равно продолжали ползти, другие подхватывали трупы товарищей и прикрывались ими. Не отступали. И расстояние уверенно сокращалось, несмотря на плотный огонь и огромные потери.
Вот уже полкилометра, вот двести метров, сто. Пятьдесят. Пошли колючки, ежи и проволока. Но саблями они её прорубали, городили баррикады из собственных трупов, но, всё же, сквозь крики и пламя шли к окопам. А за их спинами из города вырвались те самые бойцы скверны, несущиеся по полю огромными прыжками.
— Пулемёты — огонь! — раздалась спокойная команда Фионы, припавшей к прицелу крупнокалиберной винтовки.
Грохнул выстрел, и одна из летящих к нам фигур упала на землю уже мёртвой. Калибр в тринадцать миллиметров не оставлял шансов на спасение. А за спиной на холме ударило пять штук автоматических стволов того же калибра. Стальные пули прошивали насквозь простую пехоту и бойцов скверны, не делая никаких различий. Лишь сильнее разгорались на стволах руны, охлаждая металл.
Сразу же, большая часть усиленных воинов бросилась к холму с пулемётами, но тут тех, кто добежал, встретил я. Удивлённо раскрыл глаза пышущий тьмой боец, разваливаясь пополам вместе с доспехами. А на моём тесаке лишь сильнее разгорелись красным руны, нанесённые кровью богини магии и питаемые скверной.
Вправо, влево, вперёд, рубить, резать, отрывать головы, руки, ноги. Сносить черепа. Сильно ударило в спину, но я не остановился, зная, что под таким количеством влитой в защиту скверны пуля, даже стальная и крупнокалиберная, доспех не пробьёт. В тело вливалась выплеснутая энергия из убитых, восполняя потери.
Рассмеявшись, я кулаком снёс шлем вместе с головой и взмахнул тесаком, отсекая ноги другому врагу. Они всё лезли и лезли, но потом страх перебил ярость скверны, и они стали разбегаться. Как тараканы, когда включают свет. Промелькнувшая мысль меня отчего-то очень рассмешила, и я хохотал, как сумасшедший, продолжая охотиться на врагов, снабжающих меня силой.
Сколько это длилось сложно сказать. Но в какой-то момент больше не увидел таких опасных врагов, кроме двоих, убегающих в сторону города. Я бросился за ними, догнав уже почти под стенами. Отрубил ноги одному, пришпилив тесаком к земле, вогнав по самую рукоять, поймал второго и, ради веселья, ухватившись удобнее за сапоги, разорвал пополам.
— Тва-а-а-арь! Ублюдок скверны! — прохрипел, разбрасываясь кровавой пеной изо рта, исходящий от ярости и боли искалеченный благородный.
Мои губы растянул оскал, и, сильным ударом ноги, я отправил его голову в смявшемся шлеме и торчащим куском позвоночника куда-то в воздух. Лениво посмотрел на стену, с которой пытались стрелять, и ворвался в город, успев до закрытия огромных створок.
Меня встретили стрелами, иногда ружьями, просто камнями. Но я не обращал внимания, вырезав всех возле ворот, не дав их закрыть окончательно. А после, бросился на отряд, стоявший глубоким строем перед воротами.
В голове промелькнула мысль, что получилось очень похоже на то, если бросить помидор в миксер. Воздух вокруг загустел, превратившись в кровавую взвесь, проламываемую моим телом. Я изредка выхватывал лица с распахнутыми, с красными, слезящимися глазами, текущими носами. Плохо им было от постоянных газовых атак.
Сначала дрались мужчины, потом старики, следом старики и женщины. Подростки, что постарше, а потом уже и вовсе почти дети, пытались бить меня подхваченными у мёртвых взрослых копьями, стрелять из детских луков.
Зарубив белокурую девочку лет двенадцати, в удивлении распахнувшей глаза, когда её верхняя часть отлетела наверх, в кровавом угаре и пытаясь нагонять ярость воспоминаниями о том, что творили они с крестьянами, я дрогнул. Отмахнувшись тесаком, отступил назад, встряхивая головой и пытаясь прийти в себя, наконец, получив возможность осмотреться вокруг.
Передо мной ползали раненые матери, умоляя пощадить их детей. Удивительно, но раньше, действуя под ускорением, я не мог разобрать, что они говорят. Или же просто не хотел? Толстым слоем лежали трупы. А город вокруг…
Он выгорел полностью. Несколько десятков каменных зданий, в которых прятались выжившие — это всё, что осталось. Вокруг я видел лишь измождённые, затравленные газом и измученные голодом лица.
— На колени! — прорычал я, сжимая горящий рунами тесак в руках. И уже тихо, обычным голосом, попросил. — Пожалуйста. Или я всех убью.
Их осталось-то перед глазами меньше тысячи. Наверняка, много ещё кто попрятался, как оно и бывает. Но сейчас они медленно опускались на колени. Кто-то практически падал, других, демонстрирующих гордость, цепляясь за одежду, умоляли поступить так их соседи.
Смельчаков нашлось не много, слишком страшно и слишком измучены. За спиной распахнулись створки ворот, и влетел Аяз, оглядываясь по сторонам. Встряхнув тесаком, он протёр его от крови и убрал на пояс.
Оглядев людей, недоверчиво спросил:
— Это все, что остались?
— Остальные уплыли. Или вы их сожгли да отравили, — сухо ответила ему сухощавая женщина лет пятидесяти, спускаясь со стены. Стоящая на коленях толпа расступилась, пропустив её к нам. Она же, остановившись предо мной, посмотрела снизу вверх.
— Вот значит, на кого она променяла всех нас…
— Ты жива? Хорошо. Для Элеоноры это важно. Если сдадите город, останетесь живы, — равнодушно произнёс я, убирая тесак в ножны.
Привычно сосредоточившись на скверне, отправил лишнюю энергию обратно в Лес. Подобное стало даваться легко, слишком много практики. Любопытно, кто-то, кроме меня, так глубоко погружался в скверну? Ты можешь быть сколько угодно бывшим богом или богиней, но если не готов делиться, никто не пустит тебя настолько глубоко.
Те сны, что я вижу, говорят, что с этой заразой всё далеко не так просто. Особенно в наше время. И, более того, Фиона не единственная, кто решил спрятаться в Лесу. Просто остальные лучше прячутся. А кое-кто и умер, насколько богу в глубинах скверны реально умереть. Интересно, флегматичная блондинка не знала или просто молчала?
— Ещё несколько сотен прячутся в подвалах дворца, совсем маленькие дети. Это все, кто остался.
— Когда будут ещё корабли? — оглядывая толпу, поинтересовался я. — И где император?
— Его части лежат под стенами. А рядом мой старший сын. Ты убил их обоих.
— Эти трусы?
— Не трусы. Кто-то должен был закрыть ворота и позаботиться о людях. Не смей порочить их имя! — последние слова она прошипела, стряхнув с глаз злые слёзы.
— Что заслужили, то и получили. Эту гниль давно нужно было вырезать, так что: твари и падаль. Ничего другого они не заслуживают. Хочешь последовать за ними?
— Ты монстр, — одними губами, так, что разобрал только мой форсированный слух, выдохнула она.
— После того, что вы творили в собственных деревнях, я могу просто впустить солдат. И отвернуться. Больше ничего делать не понадобится. Не испытывай моё терпение, женщина. Ты сдаёшь город и людей?
— Да! — выдохнула она, оглядев толпу.
— Тогда уводи их всех к причалу. Прячьтесь там и никаких провокаций, мои воины не удержатся — убьют всех.
— Вы слышали его! — выкрикнула женщина. — Отходим!
Люди поднимались с колен и медленно потянулись к морю, со страхом оглядываясь на мою щедро залитую кровью фигуру.
— Что с ними будет дальше? — тихо спросил меня Аяз.
— Отправим на материк к своим.
— Многие захотят отомстить, Бьёрн. Так их воспитали.
— Я знаю. Но не поднимается рука. Тут одни дети, старики и женщины — те, кто не способен держать лук.
— Они могут отомстить не тебе, слишком боятся. А твоим детям или внукам.
— Да знаю я!
Поникшие спины впереди дрогнули от моего крика и заторопились быстрее, со страхом оглядываясь. А в распахнутые ворота входили наши бойцы, осматриваясь вокруг и обходя расползающиеся по мостовой огромные лужи крови. Трупов много, большинство частями. Но в отходящих пленных не стреляли и то хлеб.
— Это всё, Ваша Милость? Мы победили? — недоверчиво спросил подбежавший Золтан, оглядывающий всё вокруг поверх прицела крупнокалиберной винтовки.
— Осталось проверить дворец. Атакуйте в ответ, если будут проблемы.
Тяжело ступая, я направился к виднеющемуся впереди, на холме, дворцовому комплексу. Когда-то он сверкал белоснежными стенами, ажурными башенками и террасами. Сейчас же вся сторона, обёрнутая к стене, черна от копоти и потёков огнесмеси.
Длинная широкая лестница, с когда-то растущими посередине деревьями, делящими её на две, обожжена и завалена мусором. Мы поднялись наверх и вошли в сам дворец, невыносимо воняющий гарью. И не менее сильно цветущей яблоней.
Я натянул на лицо кусок ткани, политый водой, и быстрее пошёл вперёд. Ещё лестница, и вот и тронный зал засыпанный битым стеклом из оконных витражей. Тут дышалось немного легче, но всё равно плохо. Маловероятно, что после такой обработки тут кто-то ещё есть из врагов.
Я не думал, что оно окажется так эффективно. Сколько же мы отравы сюда влили? Это же, вроде, относительно безобидный газ. Да и пожары… Мы думали, они хорошо научились бороться с огнём, раз пожаров не видно после обстрелов. А у них просто сгорело всё, что могло сгореть.
Пройдя вперёд, встал пред троном. И остановился, смотря на запылённый символ власти. Ради этого пролито столько крови? По локоть, да? Я криво усмехнулся, бросив взгляд на свой залитый сверху донизу доспех.
Но, пожалуй, война шла отнюдь не ради этого.
— Ну что же ты, садись, он твой по праву, — вывел меня из размышлений голос Фионы, которую поддержала выкриками часть бойцов.
А вот другая часть ополченцев, меньшая, просто молча и угрюмо наблюдала.
— Если я и сяду на трон, то не сейчас и не на этот, — покачав головой, ответил я бывшей богине.
И, повернувшись к воинам, негромко проговорил:
— Пойдёмте отсюда, товарищи. Нужно отстраивать нашу страну.