И вот настал день, когда деньги кончились решительно. Ни им с Валей на обед, ни собакам на кормежку. Дик не ел с утра и гремел пустой миской. Феня вставала на задние лапы без команды - надеялась заслужить съедобное поощрение. Посреди Петербурга в прямом смысле голодал писатель Степан Радин со всем своим семейством. Дожил! Ему самому в это трудно было поверить, хотя желудок безостановочно посылал тревожные сигналы. Так же тревожно мигала лампочка на щитке его бывшей машины, когда кончался бензин: "Пора заправляться... пора заправляться!" Но заплатить за заправку было нечем, а в долг даже знакомая лавочка напротив не отпускает. Позвонил Ване Покатилову, хотел перехватить - но и у того денег не было.
- Ты же с Феней зарабатывать собирался, - засмеялся Ваня. - И флаг тебе в руки!
Это стало последней каплей. Толчком. Очень важно бывает в минуту колебаний получить направляющий толчок со стороны. Он - мужчина, он кормилец, он должен выйти из дому - и вернуться с деньгами!
Дома даже сахара не нашлось, но ради успешного дебюта Степан Васильевич обшарил кошельки и карманы, набрал монет по пятьдесят рублей, по двадцать - и каждая такая находка казалась добытым кладом! - спустился в лавочку напротив и купил сто граммов сахара - на двести не хватило. Ну что ж, в начале всякого дела требуется какое ни есть капиталовложение.
Снова напоминал он себе: ведь не милостыню он собирается просить, а работать. А если стыдиться - стыдиться должно государство, которое довело известного писателя до того, что он пошел по вагонам с дрессированной собачкой! Главарю государства должно быть стыдно. Вообразил бы в прежней жизни - не поверил бы, что придется ходить по вагонам, зарабатывать. Но не умирать же тихо с голоду.
Меньше надо колебаться. Тоже, пореформенный Гамлет нашелся. Просто встать и пойти. Чтобы честно заработать. Выключить всякое воображение. К счастью, голод хорошо излечивает от гамлетизма.
Степан Васильевич встал и собрался!
Валя не то чтобы была против. Но и не за.
- С шапкой ходить - тоже талант нужен. А ты больше способен за столом сидеть. С бумагой воевать.
Продажным писакам нельзя трогать ее Степу, а сама она сказать правду имеет заслуженное право. Нравоучительно поворчать. Поворчать - и сразу же пожалеть:
- Вот до чего довели: известный писатель Степан Радин пошел по метро с шапкой! - За долгие совместные годы они стали часто думать и говорить общими словами.
Степана Васильевича задело предположение, что он способен только за столом сидеть. И значит, предстояло не только преодолеть себя, предстояло еще и доказать Вале, что он человек не только слова - но и дела!
- Пошел работать, - уточнил Степан Васильевич, потому что мысль о прямом нищенстве по-прежнему была ему нестерпима. - Иван вот ходил по электричкам, свою книжку продавал. Когда началась свобода торговли.
- То книжку... Ну ладно, решил, так иди. С Богом.
И Валентина Егоровна перекрестила купно и Феню и мужа.
Степан Васильевич когда-то верил в марксизм. Не так наивно, чтобы ждать пришествия коммунизма в восьмидесятом году, и анекдоты на эту тему с удовольствием пересказывал; но в некоем неопределенном будущем - верил. А в новую эпоху плавно перешел к вере православной. И тоже не до фанатизма, не до того, чтобы вообразить, будто Бог буквально поддержит за лапы Феню, когда та начнет свой номер, - но все-таки приятно было крестное напутствие и неопределенное ощущение, что Бог каким-то образом поможет в задуманном деле. Вполне благом деле.
Началось все как по писаному - все ведь в подробностях обдумано заранее. Вышел он днем, когда народу ездит поменьше. Лучше бы поздно вечером, чтобы люди возвращались размягченные из театров и гостей, но опустелый желудок не позволил дождаться вечера. Желудок - и глаза голодных собак. До ближайшего метро Феня бежала своим ходом, а это не совсем уж близко: сначала через Таврический сад, а дальше по уютной зеленой улице Петра Лаврова, которую теперь переименовали в какую-то непонятную Фурштатскую, - еще почти остановку. Феня никогда не проделывала столь длинной прогулки перед их домашними репетициями - не устанет ли? Она не подозревала о предстоящей гастроли и деловито семенила своими короткими лапками.
Перед поворотом к метро он усадил Феню в сумку и бестрепетно миновал контролера, помахав своей пенсионерской книжкой. Феня в сумке тоже проследовала бесплатно.
Начать он решил с "Приморской", не поленился для такого случая даже сделать пересадку: эта станция казалась ему самой интеллигентной, поскольку обслуживает жителей Васильевского острова, на котором он когда-то вырос и жил, пока не дали ему от Союза теперешнюю квартиру. Приехал, перешел платформу, сел в обратный поезд. Народу в вагоне поднабралось человек двадцать. Двери закрылись. Ну, пора! Оттягивать больше нельзя. Умел придумать - сумей и воплотить реально, а не на бумаге!
Степан Васильевич расстегнул сумку. Феня сама вышла наружу. Ее слегка ошеломил яркий свет и присутствие незнакомых людей, она прижалась к ногам хозяина. А вдруг растеряется и позабудет, что умела?! Степан Васильевич достал сахар, дал понюхать голодной Фене и поднял вверх, прямо над собачьим носом, в точности как это делалось на кухне:
- Давай, Феня, покажи себя.
Феня поняла, что от нее требуется: не чинясь, встала на задние лапы и пошла. Пошла, как дома! Тоже, значит, пересилила себя. До ближайших дверей она дошла на двух, а там не выдержала, опустилась на все четыре.
Но Степан Васильевич не отступил, снова приподнял сахар:
- Давай-давай, Фенечка, работай.
Одна рука у него была занята приманкой, в другой он нес сумку, так что гонорар принимать было некуда, и оттого работалось легче: он пока еще не просил денег, он просто радовал людей.
Так с двумя паузами они прошли вдоль всего вагона, и только тогда Феня получила честно заработанный ею кусочек сахара. Она схрустела сахар - и протянула лапу. Не то поблагодарила, не то поздравила с первым выступлением.
Потом Степан Васильевич повернул назад и пошел, держа широко раскрытую сумку и смотря только на руки невольных зрителей.
Ни один человек не поскупился, все кинули хоть что-то. Какая-то женщина запричитала, адресуясь к Фене:
- Умница какая! Работница!
И кинула десятитысячную бумажку. Десятку, попросту. А так больше кидали тысячи, пятисотки. Степан Васильевич, дойдя до конца вагона, весь взмок от волнения.
Но дебют состоялся!
Поезд еще не доехал до станции, и Степан Васильевич остановился у дверей. Феня уселась около его ног.
Пока Феня шла на задних лапах, работала, он смотрел на нее. Потом - на открытую сумку и руки дающих. Кажется, он ни разу не поднял глаз за все время своего первого прохода. А тут огляделся. Некоторые пассажиры до сих пор смотрели на Феню, другие читали, дремали, разговаривали, если ехали парами. Он не интересовал никого. Феня - актриса, да и вообще собаки всегда привлекают взгляды, а он - никто. И Степану Васильевичу сразу стало легко. И чего он волновался? Чего потел?
На "Василеостровской" он перешел в следующий вагон и второе представление начал уже почти спокойно. Даже объявил не очень красноречиво свой выход:
- Уважаемые пассажиры! Посмотрите, пожалуйста, на умную собаку.
И Феня пошла за кусочком сахара.
Теперь он смотрел на лица свободно и видел, что все улыбаются. Всё хорошо. Он - не нищий, нищие всегда заставляют пассажиров напрягаться, стесняться своего благополучия, своих целых ног, если едет молодой инвалид на колесном кресле, а Феня радовала людей, как и подобает артистке. Потому они с Феней не просят, они - зарабатывают.
Так они, возвращаясь назад к "Приморской" и обратно, сделали проходы по четырем вагонам, и под конец Феня устала, начала халтурить, норовила опуститься на все лапы и перебежать. Пришлось на этом завершить первые гастроли. На той же "Василеостровской" в дальнем от эскалатора конце платформы он выгреб выручку со дна сумки, чтобы Феня не порвала дорогие бумажки своими когтями, усадил ее и поехал домой, как простой пассажир. Для собранных денег понадобился целый полиэтиленовый мешок - в кошелек столько бумажек и не поместилось бы. Пересчитать выручку там на платформе он постеснялся, но и на глаз видно, что заработал не какие-то скудные деньги, а сумму, с которой не стыдно вернуться домой. Кто сказал, что он неспособен?! Что он только писать за столом умеет?!
Так совпало, что в его вагон вошла цыганского вида бродячая труппа мать с двумя детьми; может, своими, а возможно, и чужими - ведь известно, что цыганки одалживают друг другу детей для такого промысла. Мальчик бежал за своей или чужой матерью, а младенца неопределенного пола она несла, завернутого в живописные лохмотья. Слишком живописные.
- Дорогие люди! Помогите, кто чем может! - громким, каким-то скандальным голосом объявила свой выход цыганка. - У нас дом сожгли, жить негде. Помогите нам, а вам сам Бог-Господь поможет.
Степан Васильевич ничего не дал. И ссылка на влиятельного рекомендателя, самого Господа Бога, видите ли, не помогла. Да и вообще, цыганам пристало оставаться язычниками. Не любит он такую публику. И не поверил ни единому слову: профессиональные попрошайки, дом у них сгорел, прикажите верить. Цыгане должны ночевать в изодранных шатрах! Правда, теперь они все осели покрепче, чем наши крестьяне в кривых избенках: понастроили каменные дома в три этажа с литыми решетками, откуда мужья посылают своих жен гадать простакам и просить милостыню - Степан Васильевич читал об этом статью в каком-то журнале вроде "Огонька". Он смотрел и видел, что и те немногие пассажиры, которые все-таки подают попрошайкам, делают это неохотно, принужденно. В этом-то и разница между красивой работой, радующей публику, и наглым нищенством!
Валя встретила тревожными вопросами:
- Ну как вы? Как Феня?
- Очень хорошо. И работала хорошо, и заработали мы с нею.
- Ну тогда поздравляю. Фенечка у нас труженица.
- Давай, беги скорей им за угощением. Ну и нам чего-нибудь, - и протянул королевским жестом несколько десяток.
Валя сбегала вниз и вернулась с едой. Боже мой, никогда еще они так не пировали! Каждый кусочек ветчины, каждый пельмень - Валя взяла то, что быстро готовится, - препровождался в желудок с чувством глубокого душевного удовлетворения и доставлял ничем не замутненное наслаждение. Потому что из наслаждений жизни - еда на первом месте. А потом уже любовь, музыка - и все, что угодно, на сытый желудок.
Собаки получили куски давно не виданного ими настоящего мяса. И косточки на десерт.
- Это, Дик, тебя Феня угощает, - сообщила Валя.