Новый Мир. № 1, 2002 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5
Александр КушнерПутешествие
Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Живет в Санкт-Петербурге.
Эфес
1
Я хотел бы увидеть Эфес, да была жара,Жалко было потратить полдня на поездку в глушьИ еще полдня, чтоб вернуться; а тут гора,Белозубое море, а в номере — пресный душ.Я хотел бы увидеть одно из семи чудесМира — храм Артемиды в Эфесе, да в шесть утраНадо было вставать, а мне нравился здесь навесПолосатый и тень; а еще, я сказал, жара.В ресторане белели салфетки, Эфес, прости,Так приятно за столиком в первом сидеть ряду,Бог с ним, с амфитеатром, вмещавшим до двадцатиТысяч зрителей, так я решил, к своему стыду.Боже мой, ведь в Эфесе и дом сохранился тот,Где закончила дева Мария земные дни.Отпущенье грехов обещал на семь лет впередПий Двенадцатый путнику, — только зайди, взгляни.Никогда не прощу себе слабости, сна души,Развращенной морским купаньем и ветерком.А с другой стороны, всюду Бог, — так живи, дыши,Плавай, радуйся жизни и с Ним говори тайком.2
Я все-таки, представь себе, в ЭфесОтправился в четверг, через неделю!Я лучше, чем я думал: я небесДостоин, предпочел я их отелюИ видел все, о чем сказал уже,И вспомнил: это город ГераклитаЭфесского, вменившего душеВ обязанность огнем пылать открыто.Он, плачущий философ, из огняВ слезах таскал для нас свои понятьяИ, может быть, в виду имел меня,Тебя, всех, всех, для нас свои объятьяГорячие раскрыв: огонь течет,Меняется душа, взрослеют дети,Гори и ты, как этот небосвод,Как знойные пылают горы эти.* * *
Бродя средь римских мраморных руин,Театров, бань — в мечтаньях и в истоме,Нет, я не знаю, что такое сплин!Слуга себе, и раб, и господин,Я даже побывал в публичном доме.В том, что осталось от него: брускиИ пни колонн, оплывшие обломкиИ диких трав пучки и колоски.И никакой хандры или тоски!И перекрытий тени и потемки.Над постаментом, где бы мог стоятьПриап, допустим, может быть, Венера,Клубился зной; две бабочки, под статьДвум лепесткам, задумав полетать,Взметали пыль горючую, как сера.И дом разврата, в блеске белых плит,Повергнут в прах, распахнут и низложен,Внушал печаль прохожему, — не стыд,Был чист, как совесть, временем отмыт,Отбелен ветром и облагорожен.* * *
Как француз, посвятив Ламартину книгуАкварельных стихов, как сквозь забытьеВозвращая реальность былому мигу,«Тот, кого забывают» назвал ее,Так и я, ради Батюшкова к тумануОбращаясь морскому, морской волне,Разглядел бы его там, подвел к дивану:Сядь, поверь, улыбнись, не противься мне.Я сказал бы ему, как стихи бываютЗаразительны лет через двести, как,В плащ закутавшись, тот, кого забывают,Нестерпимо любим, уходя во мрак,Как докучлива жизнь без его элегий,Обезвожен и безблагодатен день,Знать не знающий об итальянской неге.Оглянись, помаши мне рукою, тень.Уточнение
По прихоти своей скитаться здесь и там,Но так, чтобы тебя не забывали домаИ чтобы по твоим дымящимся следамТянулась чья-то мысль, как в старину солома,И чтобы чей-то взгляд искал тебя вдалиИ сердце чье-нибудь, как облако, летело,Чтобы сказать тебе среди чужой землиВсе, что сказать оно боялось и хотело.Скитаться здесь и там по прихоти своей,Но так, чтоб чья-то тень была с тобою рядомИ ты ей показать мог стаю кораблей,Плывущих вдалеке, в бинокль, большим форматом,Иль, в каменный театр спустясь, где ИпполитБежал из дома прочь — и вдруг вздымались кони,Присесть с ней на скамью, где ящерица спит,И уточнить судьбу, читая по ладони.* * *
Обратясь к романтической ветке,Поэтической ветке родной,Столько раз ради трезвости меткойИз упрямства отвергнутой мной,Я сказал бы им, братьям горячим,Как мне пусто и холодно тут!Я не лью свои слезы, я прячу.Дайте плащ поносить! Не дадут.— Надо вовремя было из комнатНа корабль трехмачтовый взбегать,Незаметною ролью и скромнойНе пленяться, обид не глотать,Надо было не чашку и блюдцеИ не скатерть любить на столе,Надо было уйти, отвернутьсяОт всего, что любил на земле.— Дорогие мои, не судитеТак же быстро, как я вас судил,Восхищаясь безумством отплытий,Бегств и яркостью ваших чернил,Мне казалось, что мальчик в СургутеИли Вятке, где мглист небосвод,Пусть он мной восхищаться не будет,Повзрослеет — быть может, поймет.— Надо было, высокого пылаНе стесняясь, порвать эту сеть,Выйти в ночь, где пылают светила,Просиять в этой тьме и сгореть.Ты же выбрал земные соцветьяИ огонь белокрылый, дневной,Так сиди ж, оставайся в ответеЗа все слезы, весь ужас земной.* * *
Поскольку я завел мобильный телефон, —Не надо кабеля и проводов не надо, —Ты позвонить бы мог, прервав загробный сон,Мне из Венеции, пусть тихо, глуховато, —Ни с чьим не спутаю твой голос: тот же он,Что был, не правда ли, горячий голос брата.По музе, городу, пускай не по судьбам,Зато по времени, по отношенью к слову.Ты рассказал бы мне, как ты скучаешь там,Или не скучно там, и, отметя полову,Точнее видят смысл, сочувствуют слезам,Подводят лучшую, чем здесь, под жизнь основу?Тогда мне незачем стараться: ты и такВсе знаешь в точности как есть, без искажений,И недруг вздорный мой смешон тебе — дуракС его нескладицей примет и подозрений,И шепчешь издали мне: обмани, приляг,Как я, на век, на два, на несколько мгновений.Кто с чем
Омри Ронену.
Мандельштам приедет с шубой,А Кузмин с той самой шапкой,Фет тяжелый, толстогубыйК нам придет с цветов охапкой.Старый Вяземский — с халатом,Кое-кто придет с плакатом.Пастернак придет со стулом,И Ахматова с перчаткой,Блок, отравленный загулом,Принесет нам плащ украдкой.Кто с бокалом, кто с кинжаломИли веткой Палестины.Сами знаете, пожалуй,Кто — часы, кто — в кубках вины.Лишь в безумствах и в угареКое-кто из символистовНичего нам не подарит.Не люблю их, эгоистов.* * *
Я их знаю, любителей самыхМрачных выводов: жизнь не мила.Что же надо им в сплетнях и дамах,Звоне рюмок и блеске стола?Почему они вина смакуют,Руки так потирают, скажи?Тем мрачнее скорбят и тоскуют,Про обман говорят, миражи.Мне бы так, как они, разбиратьсяВ табаках и сортах коньякаИ в меню глубоко погружаться,Про себя улыбаясь слегка.Между прочим, немецкий философ,Пессимизмом смутивший свой век,Тоже в жизни вальяжен и розовБыл и благ не чуждался, и нег.Я их знаю, любителей фразы,Спекуляций на горе и зле,Но цветок полевой, желтоглазыйЗначит больше на этой землеИ в несчастье скорее поможет,Так на летнее солнце похож.С обобщеньями он осторожен,В философские дебри не вхож.