Новый мир. № 1, 2003 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 3
Анатолий НайманФисгармония
Найман Анатолий Генрихович родился в Ленинграде в 1936 году. Поэт, прозаик, эссеист. Живет в Москве. Постоянный автор «Нового мира».
* * *
Жму на клавишу и на педаль —ну стони, фисгармония!Отвращенье мое передайк торжеству беззакония,а точней, к торжеству хоть чего,хоть неведомой сущности.Что за рабский восторг,что число отчуждает от штучности!В современный надрыв и напрягсвой скулеж под ударамиперекачивай с помощью тяг,сколь бы ни были старыми.Потому что и музыка сфербез тебя, фисгармония,не аккорд пустоты, а обмер.Барабан. Церемония.* * *
Траурным шарфом клетка обвита,спит канарейка, полночь в кавычках.Несправедливо, fuga et vita,жизнь, убегая, время ей вычла.Ведь и всего-то петь ничего ей,даже у моря в климате жарком, —что ж ты, хозяин, собственной волейсвист ее душишь шелковым шарфом.Участь и так уж пленной испанкименьше пропета, больше забыта —не досаждай ей в стужу, по пьянке,жизнь, убегая, fuga et vita.Перечитывая старые письма
1
Сгнила клетчатка, колер потух.Только где ты проходила,облачко виснет, щекочущий духгреческого кадила.Не задержать ни свистком, ни сачком,ни птицеловной сеткойту, что боярышниковым цветкомпахнет, листом и веткой.Пурпур кровей и кишок перламутрбритвы напрасно поролив ней, добровольно вкопавшей внутрькуст безымянной боли.Вешняя плоть, нежная слизь,Евой зовись, природой,юностью, садом, жизнью зовись,мучай себя, уродуй —есть только ты, ты одна, сама,счастлива, неуязвима —в хрупкой бумаге хмельного письма,в пенье из рощ Элевзина.2
Подумаешь, даль, Камчатка. В классе любоместь камчатка. Ну последние парты.Но тут, чтобы знать, что жив человек, не домнадо искать его, а, развернув карты,взрезáть конверт. Трава выше всадника, гдепишутся письма. Где говорят «лóжить»вместо «класть». И есть, стало быть, те,кто говорит. И есть, стало быть, лошадь.Не обсуждается, что седло трет.Седла трут, если такой вышелрасклад. И хотя потом человек умрет,какое счастье, что он сейчас выжил.3
«Мы с мамой испечем пироги ждем тебя на Рождество».Был холод. Я в пальто продрог.В ботинках. Было мне всегошестнадцать. Мать совсем забыл.Дочь в блузке. Разомлел в тепле.Пирог был с луком. Что-то пил.Спал, подбородком на столе.Как ее звали? Подпись «З.».Давно, чуть не при мамонтах.Над чаем — кукла. Торт безе.И почему же с мамой-то?4
Текст телеграммы: «очень обижен».Штрих вместо точки. Отсутствует подпись.Дескать, вот тáк — дескать, вóт как мы пишем.Дальний прицел, но не тянет на «Сотбис».Несколько писем — точно таких же:все, кто не я, — ну-ка, ну-ка на место!Речь седока к благодарному рикше,ночь отдежурившему у подъезда.Я — да не я, ибо я — это я же.Речь о себе, как о серии фото:я крупным планом, с бокалом, на пляже,с удочкой. Я — это сам, но и кто-то.Проза, стихи — о стихах и о прозесобственных. Курс на величье и славу.То есть слова. Он держался на дозеслов. На интимности по телеграфу.Пил только водку. Любил только виски:был такой Хэм — ну так вóт как у Хэма.Тайн не бывает, когда в переписке —тождество: тайны — когда теорема.Азбука Морзе; звонок: «Телеграмма»;я открываю — он все это видел.В то, что обидел, не верю ни грамма.Правда: ну помнил бы, если обидел.Самоубийство сумасшедшего
Всмотрись внимательно в того, кто наконец уходит.Как зайчик солнечный сверкнул, как ласочка и рысь.Не клянчил больше, да и что — дадут часочек, годик.Кто, улыбнувшись, подмигнул и был таков — всмотрись.Он прав. Не говорите мне, что Бог им недоволен —им, ужасавшимся, что скат карнизов тянет вниз,что петлями ложится звон на землю с колоколен, —и сам, зажав в губах язык, как колокол, повис.На лишний вздох, на лишний миг, на лишний полдень жаднымнам — он, дивясь, передает лицом, что быть в гробунебоязно, да и пора когда-то, если ангелдавным-давно раз навсегда остановил судьбу.Литература
Чтоб не выступить кровина рубле из клейма,есть простое условье:человек и зима.Он проверил наличностьи на писчую страстьотпустил свою личность,и она туда шасть.Ради мест самых общихи за нищий барышльдину плюснами топчешь,над поземкой паришь.Изрубцованность снега —вся и книга. Зимазадыханья и бега —весь и оттиск ума.Джаз на радио «Свобода»
Играя, Чарли для себямнет контрабас, а не для публики,а даже если и на записьспускает струны, как курок,он это делает сопя,сводя в одно, как беби кубики,самой мелодии на зависть,и спит за пазухой сурок.У ритма есть своя стезя,он ищет одобренья обществапостольку лишь, чтоб дали ужини на ночь черный алкоголь,и, деку тонкую тузя,негр должен притворяться дюжим,пока на кухне тушат овощи,кайенский перец и фасоль.Звук будет короток и туп,как ни елозь ладонь по струнам.Подумаешь, какие барыни —бычачьи жилы, медный нерв!Квартет выстраивает куб,а не квадрат, дымя сигарами,и негру быть не нужно умным,когда играет соло негр.Эй, Боб, эй, Билл, под утро стейкс какой такой отбили дури вы?Светает — туш! Уж лампы тушат.Потек луизианский зной.Рассвет — и никого из тех,со мной смолил кто это курево,из тех, со мной кто это слушалперед последней тишиной.* * *
Скажите хоть, кто умер-то? Никто, мой милый. Просто пригрезилось под Шуберта, под опус 90. Не то чтоб это реквием, нет, скворушьи экспромты, пока мы кукарекаем, что, дескать, все умрем-то. Но переходит струнная брань с магией всевластной, ненужная, безумная, в гипноз четырехчастный. И тем, кто лепет и полет, сведенный к венской смете, с цикутой соль-минорной пьет, не обойтись без смерти.