Новый мир. № 12, 2002 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7
Валерий ЧерешняСиротство волхвов
Черешня Валерий Самуилович родился в 1948 году в Одессе. Окончил Ленинградский институт связи. Печатался в «Звезде», «Октябре», «Постскриптуме». Автор трех лирических сборников. Живет в Петербурге.
* * *
Я видел смерть пчелы — она не легче,чем смерть людей: крутясь от боли,ползла, крылом земли касаясь,другим — за равнодушную травуцепляя. В легкий мусорпока не превратившееся тельцесжималось и крылом еще дрожало,уже не певчим. Все же — легче.Я думаю, что страха чуть поменьше.И глупости. И жалости к себе.Памяти В. Аллоя
…or not to be?
Не боли боишься. Все болиТерпимы, доколе терпимы.Боишься быть варваром воли,Круша беспощадно, до голи.А вдруг — неуничтожимымОкажется все, даже тучи,Что краем любви проходили,И каждый случившийся случай,И скучная банька паучья,И что там еще нам сулили?Боишься, игрушку ломая,Опять не добраться до сути:Поломка лежит дорогая,Отчаянье, приступы мути,И детство уходит, рыдая.* * *
Это значит: никто и нигде,Никогда.Это значит: круги по воде,А вода,Проступая сквозь войлок болот,Доставая с небес,Неизбежную песню поет,Песню — плеск.Так прислушайся к ритму ее:Мерный качКак целебное пей мумие.Мумий плач,Их оскал, обращенный векам,Темный вой…По изгибу лежалых лекалЯсен крой.Ты прельщался волненьем лихим:Легкий взрывОпадает осадком сухим,Сущность скрыв;Но и штопора грубый бурав,Злая ось,Зависает в пустотах, не правТем, что — сквозь.И тогда остается пробелМежду волн,Где спасительный плещет предел,Счастьем полн.Помнишь, в детстве играл в пустоту,В суть ее:Что там держит ребенок во рту?Ни-че-го.* * *
В какой-то ласковой ИталииУ глубоокого фонтана,Где утром небеса вставали иПод ними ластилась Тоскана.В какой-то ласковой и лодочной,Где клавиши гондол с оркестромДвойных дворцов играли точную,Родную музыку МаэстроВ какой-то бережной, где ладилиПростор с уютом, блеск с ужимкой,Где мы с тобой глазами гладилиХолмы со знаменитой дымкой.Где плыл бульвар широколистьями,Укрывшими зеленой плотьюНас, взятых легкими и чистыми,Как мошек, любящей щепотью.На смерть…
1
Он не заметил перехода.Проснулся — тот же снег кругом,вот только странная свобода:как будто совершило взломто непостижное, что тесноболело из глубинной тьмы.Теперь ему просторно, преснои не хватает той тюрьмы.2
Чуть изменившиеся воздух,вода и зимние цветы.Что согревало стих и прозубиблейским ужасом тщеты?Что различало вкус у хлебаи смысла слабые следы?Все — цвета северного небаи вкуса питерской воды.3
В пристрастиях, возможно, мы б сошлись:и мне ворюга ближе кровопийцы,но здесь их столько, что уже убийцыот вора в темноте не отличишь.А тьмы хватает в дни, когда молчишь,светает в десять, и душа в берлогунадолго залегла. В комод полезть:рубашки приготовлены к итогу,как будто ты уже и вправду — персть.4
Смерть — таинственный божок,смерть — прекрасный пастушок,что на дудочке играет,странны песенки поет,за собой туда ведет,где никто не обитаети не видно ни черта,но — проведена черта.5
То, что нам волю к говореньювложило в слабые тела,простит избыточность гореньяза крохи чадного тепла,за неразумие усилийпотраченных, чтоб впасть в свое,за речь, которую любили,и ужас пошлости ее.6
Сиротство волхвов, идущих к младенцу,сиротство младенца, лежащего в яслях,и Девы, стоящей в дверях с полотенцем,слегка обернувшись, спокойное счастьеуже не найдут своего песнопевца, —разорвано время, пространство и сердце.Он вышел в молчанье. И ночь Рождестване даст им согреться в приюте стиха.В парке
Утка плывет — по глади прудаРасширяется буква «А»До неслышного плеска в дремучей тиши.И колышутся камыши.А в небесном лице, словно бельма слепца,Кучевые курчавятся облакаИ, как те же слепцы, бесконечно бредут,Опрокидываясь в пруд.Этих трав и просторов, холмов и равнинТолько ветер — единственный господин,Только взгляд приникает к их скрытной судьбе,Возвращаясь к тебе.Посиди, посмотри, подыши, полетай,Только вой равносилен всему, только лай,Только ты равносилен, наполнившись всем,Исчезая совсем.