Новый мир. № 2, 2003) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5
Борис ВикторовСовесть и птица
Викторов Борис Михайлович родился в Уфе в 1947 году. Жил в Сибири, в Молдавии; последние двадцать лет живет в Москве. Автор нескольких поэтических книг, вышедших в Кишиневе и в Москве.
* * *
Ветлу оживит на твоем полустанкеэкспресс, в девять тридцать в Москву проходящий…В обратную сторону двинутся танки,качнется набитый газетами ящик,падут города, и рассыпятся гранки,и тень Суламифи в чужую сторожкусквозь грохот и скрежет проложит дорожку,очнется под яблоней животворящей…Рассыпется дробь, посветлеет на дранкеикона в дому, где безмолвствует ангел летящий…Ржавеет ружье, и мерцает страницатой книги, где царствуют совесть и птица,а гвозди и дробь сторожат холодящийпокой, застревая в подранке.* * *
Влажный внутрь опрокинутый взгляд.Пол в опилках и камень.Так в завьюженный город глядятпоселенцы палат или камер.В отсыревшей тени крестовинпод дрожащей от ветра фрамугойостаешься один на одинс безымянною мукой.Полотенце повесив на гвоздь,слышу голос, откуда, не знаю:«Здравствуй, гость,я тебя понимаю!»Выхожу в коридор. Лифт гудит и гудит.Кореша курят, маясь в нелепых пижамах,и душа замирает, когда появляется мама…Скоро кончится самая долгая из остающихся зим.Куст рябины в суровых объятьях —серафим,альбинос, отщепенец в собратьях.Как хотелось ему прикоснуться, развеять сомненья,обжечь откровеньем,вмешатьсяв нашу речь, к рукаву из цигейки прижаться,отряхнуться, колючим снежком ободрить наши зябкие плечи,а потом отвернуться — до будущей встречи!..Пробивается сладкоголосая птица иглесиас сквозьснежный март и чугунную ретушь решеток,и любой приговор мягок, словно заржавленный гвоздь.Окончателен. Четок.* * *
И в твоем краю та же ночь и те жеогоньки холодные, даже реже,холодней, скупей, чем в моей округена таком же брошенном побережье возле Луги.Кулаками в ставни твои стучу я,проклинаю, каюсь, подлянку чую.Я от дома к дому в ночи кочую.Отключили свет. Я устал. И усилился посвист вьюги.Я в стогу высоком переночую.* * *
Наслаждаясь, смотрела с откоса,как река набухала и таяла,и громадилась ветвь абрикоса,и лиса из-за дерева лаяла.Берегла, припадала к любимымберегам, и тропинкою замкнутойубегала навстречу гонимым,исцеляла нелюбых и загнанных.Доводила спасенных до дрожи,всех жалела, слыла греховодницей —самым загнанным зверем и в то жевремя — самой жестокой охотницей…Две жизни
То ли дождь — и газета стрекочет,как у Бунина, то ли пчеламозговую подкорку щекочет,надоела, две жизни свела.Вечен солнечный маятник Граса,май, горячие руки подруг,и любовь до последнего часа.И свисающий с неба паук.Тень прилипла, газета свалилась,и гамак, тяжелея, провис.В изголовье рябина светилась.Вдалеке угасал кипарис.А гамак — отвратительней плена —паутиной, как дратвой, прошит.И как в детстве, прижаты коленак подбородку. И дождь шебуршит.* * *
Слишком низок порог болевойу пророков рязанских и тульских,все пируют с дурацкой толпойв номерах на окраинах тусклых.Угадать ли, впиваясь в глаза,соглядатая и вертухая?А в прихожей шинель и кирза,и коллега, и муза бухая.«Жизнь — жестянка», — басит эпигон,входит, дверь распахнув сапогом,делит славу, воркует, снобится.В окнах снег. В стаканáх самогон.И в чернильнице кровь ясновидца.