Льюис, совершив несколько удачных обменов золота на жизненную силу, собрал подданных и прочитал им прочувствованную речь о том, что они — проклятые люди, а не чудовища, и вести себя, как чудовища, больше не станут. Они же не грабили ради еды раньше? И сейчас не будут. Отныне каждый Ворон перед охотой будет получать один золотой и уговаривать людей продать им жизненную силу. Таков приказ Великого Ворона. Подданные были в растерянности, но услышав про золото и помощь Шарлотты с Сольвейном, повеселели.
— А Великий Ворон, что, добрый? — как-то изумленно спросил новичок у другого Ворона.
— Очень добрый. Да и прав он: что мы, нелюди какие?
У Льюиса потеплело на сердце. Он сможет. У него получится. Ради этих людей и их несчастных жертв они больше не будут ни на кого нападать, а придут к соглашению и мирной жизни. Льюис был доволен собой, хотя Рейвен возмутился и попытался спорить.
— Это приказ, — твердо ответил Льюис, — ты будешь подчиняться моим приказам, Рейвен?
— Я всегда подчиняюсь! Но это несусветная дурость! Как мне кормить стариков, если жертвы не согласятся?
— Это не будет проблемой. У нас уже множество желающих.
Работницы квартала красных фонарей, убедившись, что Вороны их не съедят, все охотнее продавали жизненную силу. Слухи об этом разнеслись по городу подобно лесному пожару. Чтобы не привлекать слишком много внимания, встречи перенесли в ночные парки, и вскоре состав добровольцев стал разнообразнее: бедняки, студенты, безработные. Льюис строго-настрого велел быть со всеми вежливыми, не задерживать тех, кто внезапно испугался и передумал, не брать жизненную силу больше одного раза у одного человека. И — больше никогда не охотиться на людей.
Если ему удастся приучить Воронов к добровольным сделкам, то им не придется рисковать жизнью и нападать, а горожанам нечего будет бояться. И Прекрасному Принцу не понадобиться их защищать.
— Скажи, Рейвен, а что с тем стражником? Ты поговорил с ним? Проблема решена?
Рейвен ответил не сразу, будто Льюис отвлек его от каких-то размышлений:
— Да, повелитель. Он больше не нападает. Никто из Воронов с тех пор не пострадал.
— Ты молодец, — Льюис улыбнулся ему, — я знал, что ты справишься. Со всеми можно договориться мирно.
Рейвен встряхнул головой, не то раздраженно, не то отрицательно.
— Я думаю, нам стоит поставить в парках охрану.
— Зачем?
— На всякий случай. Людей, подобных ему, хватает. Если они нападут группой, а меня там не будет, возможны жертвы. Пусть несколько бойцов охраняют питающихся Воронов.
Льюис задумался.
— У нас же их всего семь? Хватит для охраны?
— Десять. Новички появляются регулярно. Хватит.
Льюис вздохнул. Он и сам замечал новые лица в убежище: испуганные, потерянные, несчастные. Заботу о них брали на себя многие Воронессы, находя своеобразное утешение в помощи другим.
Проклятье ловило в силки новых жертв.
— Хорошо. Поручаю это тебе.
***
Однажды во дворе устроили танцы. Вытащили стулья для отдыха, женщины нарядились и надели украшения, музыканты заиграли веселые мелодии. Льюис наблюдал за ними, думая, что человек может привыкнуть ко всему. Полгода назад ему казалось, что жизнь кончена, а сейчас он просто начал новую. Научился принимать титул Великого Ворона, как данность. Нашел себе цель в жизни. И пытался улучшить ее не только для себя, но и для других. Кажется, у него получалось.
Льюис услышал звонкий смех. Шарлотта, как обычно, была окружена кавалерами. Она танцевала то с одним, то с другим, нимало не утомляясь. Льюис невольно улыбнулся. Любоваться на нее со стороны было приятно. Какая же она все-таки красивая.
На Шарлотте было платье насыщенно-синего цвета, а на груди темнела черная брошь. Льюис потер глаза. Странный цвет для украшения. Да и блеск металлический, будто у монеты.
Льюис вздрогнул и вытащил из кармана свою черную монету. Теперь сомнений не было: на аверсе был вычеканен именно его профиль. С некоторых пор Льюис носил ее с собой в качестве напоминания о том, что все в его руках: судьба Воронов, горожан и его собственная. Он частенько доставал монету и разглядывал, гадая, какой будет его жизнь через семь лет. Брошь Шарлотты неуловимо напомнила ее, и Льюис захотел рассмотреть вещицу поближе. Напомнив себе быть терпеливым, он подошел и пригласил Шарлотту на танец.
Та заулыбалась и набрала полную грудь воздуха.
— Только не о шляпках. Пожалуйста, — взмолился Льюис, кружа ее в танце.
Шарлотта прыснула.
— Как пожелает повелитель. А вы заметили, как Рейвен недобро на вас смотрит? Явно ревнует.
Рейвен на них не смотрел вовсе: разговаривал со своими бойцами. Он потанцевал с Шарлоттой несколько раз, но быстро заскучал и оставил ее развлекаться саму.
— Недавно он угрожал сломать ноги Картеру, если тот не прекратит ко мне приставать, — доверительно сообщила Шарлотта, — хотя тот ничего особенного не делал. Такой ревнивый!
Льюис вздохнул. Он не понимал, зачем Шарлотта выдумывала небылицы, и точно знал, что Рейвен не ревнив: тот не реагировал ни на ее откровенный флирт с другими мужчинами, ни на то, как она очаровывала добровольных жертв в последние пару месяцев.
— Но вам, конечно, не о чем волноваться. Не сломает же он вам ноги за то, что вы рассматриваете мою грудь?
— Я смотрел на брошь, — возразил Льюис смущенно, — почему она полностью черная? Что за материал такой? Похож на серебро.
— Конечно же, она серебряная. Ох, ужас, чем я ее только не чистила! Не оттирается и все! А такая была красивая, сияла, как лунный свет!
— Она была светлой? Давно потемнела?
— Давно.
— Ты купила ее прежде, чем стать Воронессой?
— Это подарок. От важного человека в моей жизни, — тон Шарлотты стал странным. Не то едким, не то горьким.
Льюис поколебался. Мысль, посетившая его, была глупой, необоснованной, но он все-таки спросил:
— А ты никогда не думала, что твоя брошь связана с проклятьем Воронов? Когда ты ее получила? Не перед тем, как твои волосы начали чернеть?
Шарлотта молча смотрела на него.
Льюис досадливо вздохнул.
Не понимает. А есть ли что понимать? С чего он взял, что существует какая-то связь? Его монета не просто почернела, она изменилась. Брошь Шарлотты могла быть из чистого серебра без примесей, оно темнело при ненадлежащем уходе.
— Мне не нужно обдумывать это, повелитель. Я знаю, что меня прокляли именно ею.
Музыка стихла, и они остановились.
Сердце Льюиса заколотилось, как бешеное.
Неужели угадал?
— Пожалуйста, расскажи мне об этом.
— Зачем?
— Я хочу узнать больше о проклятии. Понять, как и почему люди становятся его жертвами.
— Все знают, что проклятье притягивают дурные люди.
— Неправда. Сольвейн — хороший парень. Рейвен был проклят в детстве. Что такого ужасного мог натворить ребенок, чтобы быть проклятым на всю жизнь? Да и ты явно не плохой человек, раз тебя все любят.
Губы Шарлотты дрогнули.
— Быть хорошим человеком и казаться им — разные вещи.
— Я очень тебя прошу, расскажи мне.
Шарлотта устало вздохнула и оглянулась.
— Только не здесь. Пойдемте в замок.
Льюис поспешил за ней, чувствуя, как любопытство разгорается в нем, подобно костру. Выходит, его монета, как и брошь Шарлотты оказалась проклятой! Конечно, ведь именно получив ее, он превратился в Великого Ворона! Украденные деньги господина Хэрринга не причем! Надо спросить Сольвейна и Рейвена, нет ли у них подобных вещей!
Шарлотта привела его в маленькую гостиную и изящно опустилась в кресло. Льюис сел напротив. Все-таки она невероятная красавица. Если бы только не ее постоянная болтовня…
Он вдруг кое-что заметил.
— Шарлотта, ты больше не трещишь и не перебиваешь меня. И говоришь довольно разумные вещи.
Шарлотта хихикнула и похлопала ресницами.
— Мы можем обсудить шляпки, если хотите.
— Ты мне голову морочила? Подшучивала надо мной?
— Я старалась вам разонравиться.
— Но зачем? — изумился Льюис.
— Затем, чтобы вы не приказали мне лечь к вам в постель. Я уже не раз страдала от мужской страсти, а от Великого Ворона меня некому защитить.
— С чего ты взяла, что я такой мерзавец? — возмутился Льюис.
— Я же не знала, какой вы. Сейчас знаю. Вы обещаете ко мне не приставать?
— Обещаю, — нахмурился он, — но больше так не делай.
— Хорошо.
Льюис глубоко вздохнул и успокоился.
— Шарлотта, расскажи про свою брошь. Откуда ты знаешь, что именно ею тебя прокляли?
— Тот, кто это сделал, признался мне. Он хотел сделать меня чудовищем.
— Зачем?
— Это долгая история.
— Я готов слушать.
Шарлотта печально улыбнулась и начала свой рассказ.
***
Ее мать была доброй женщиной. Однажды, уже будучи глубоко беременной, она увидела маленькую фею, застрявшую в терновом кусте. Она освободила кроху, но маленькое платьице феи было изорвано в клочки, и она горько расплакалась. Мать Шарлотты была швеей и, достав иголку с ниткой, быстро все починила. Фея была так счастлива, что пообещала доброй женщине новый, удачный брак с богатым и любящим мужчиной: отец Шарлотты был человеком грубым, жестким и любил закладывать за воротник. Та отказалась: какой-никакой, а все же муж. Сама выбрала.
— Пусть лучше моя доченька родится и вырастет первой красавицей нашего города. Хочу, чтобы волосы у нее были золотые, а глаза — зеленые и яркие, как изумруды. Чтобы все знали, что она — не простушка какая, а самая настоящая принцесса! И чтобы жених у нее был красавец, достойный ее!
— Хорошо. Ее красота будет столь велика, что никто не сможет отвести от нее глаз. А любой мужчина, которого она полюбит, станет таким же красивым, как она сама. Но и тебя я не обделю: ты спасла меня и заслуживаешь счастья для себя, а не для других.
Отец Шарлотты бросил пить, а без выпивки оказался до того толковым работником, что вскоре разбогател. Выстроил новый просторный дом, избавил жену от нужды работать, нанял служанку, а потом кухарку и горничную. Он стал нежнее относиться к жене и души не чаял в дочери, считая ее своим талисманом. Соседи наперебой старались подружиться с их семьей.
Шарлотта росла в достатке. Мать наряжала ее как куколку и любила вместе с ней гулять по городу, ловя восхищенные и завистливые шепотки.
— Ты у меня принцесса, — говорила она, расчесывая золотые волосы дочери, — каждый мечтает быть рядом с тобой. Но выбирай не спеша: ты — лучшая и получишь самого лучшего жениха. А остальные пусть трудятся ради твоей улыбки. Эдакой красавице услужить — уже за счастье будет!
Мать и отец были людьми простыми и не слишком умными. Оба были уверены, что красота даст ей все, что нужно для счастья. Да и как могло быть иначе, когда об их дочери с придыханием говорил весь город? Когда ей дарили подарки просто так, чтобы улыбнулась? Все любили их Шарлотту! Так что росла она балованной, самоуверенной и черствой девушкой. Когда-то она и правда могла болтать только о шляпках часами, перебивая и не слушая никого, кроме себя. Поклонники не переводились, но и надолго не задерживались. Ее это не волновало, пока она не влюбилась. Вначале один раз, потом другой. Оба возлюбленных в конце концов бросили ее, честно признавшись, что не могут долго ее выносить. И что Шарлотта умеет любить только себя, что было возмутительной ложью!
Ведь оба они похорошели от ее любви.
У Джеймса были кривые, желтоватые зубы. В остальном он был хорош, но стеснялся улыбаться. Его улыбка стала великолепной, благодаря любви Шарлотты. У Джонатана был крупный, кривой нос. Он превратился в гордый орлиный из-за чего его сравнивали с полководцами древности. Шарлотта любила их обоих и доказательства ее любви были у них на лице! Но они оба разбили ей сердце!
И вот однажды, когда она плакала над этой ужасной несправедливостью, к ней подошел человек и сказал, что поможет ей исправить ее главный недостаток. И тогда ни один мужчина больше никогда ее не бросит.
Увидев его лицо, Шарлотта завизжала. Такого урода она не встречала никогда: весь перекошенный, горбатый, хромой, да еще и почти лысый, с жидким младенческим пушком и хохолком на голове. Она хотела прогнать его, но не удержалась и спросила:
— И какой же у меня главный недостаток?
— Глупость. Ты тупа, как пробка, девочка. В твоей голове свищет ветер. Даже не понимаешь, что окружающие не любят тебя, а хотят использовать. Двоим это удалось. Продолжишь быть глупой, и никто никогда не полюбит тебя по-настоящему.
Шарлотта рассердилась.
— Да как ты смеешь? Черт колченогий, уж тебя-то точно никто не полюбит! А меня обожает весь город!
— Тогда почему ты плачешь? Где твой принц, принцесса?
Шарлотта надулась. Хромой урод засмеялся.
— А вдруг приедет и так же тебя бросит, как другие? Не стоит ли подготовиться, чтобы не ударить в грязь лицом?
— Я не упаду в грязь, тем более лицом!
— Эх, принцесса, ты даже шуток не понимаешь. Стать бы тебе чуть поумнее, и принцы за тебя драться будут.
— А как мне стать умнее?
— Могу научить.
Шарлотта оглядела его и поморщилась. Страшный, как ночной кошмар, но так и быть, она потерпит его немного.
— Научи.
Горбун улыбнулся.
— А что ты мне за это дашь?
— Я? Тебе?
— А как же. Я на тебя буду тратить время и силы. Что я за это получу?
Шарлотта растерялась. Она привыкла, что люди стараются ей услужить просто так, безо всяких условий.
— А что тебе нужно?
— Молодец! Правильный вопрос. Мне, моя прекрасная принцесса, хочется перестать быть уродцем. И ты можешь это для меня сделать. Ты ведь волшебное создание.
— Не могу. Красивыми становятся только мужчины, которых я люблю.
— Так полюби меня. Я дам тебе ум, а ты мне — красоту.
Шарлотта рассмеялась.
— Как же я тебя полюблю, если ты такой страшный?
— Поумнеешь — полюбишь. Ты поймешь, что люди любят не за внешность, а за то, что внутри. Поэтому тебя, красавица-пустышка, никто не любит, так же, как и меня. Но я сделаю тебя умницей, а ты меня — нормальным. И это будет сделка, которая осчастливит нас обоих. Согласна?
Шарлотта хихикнула и встряхнула золотыми волосами.
— Ладно! Но если не полюблю тебя, то выйду замуж за прекрасного принца, что за мной приедет.
— Договорились. А теперь позволь представиться: Фредерик Андерсен. Но студенты зовут меня Рики с хохолком.
Он подергал себя за жидкую прядку на голове, и Шарлотта прыснула.
Рики преподавал в университете основы логики и этики. Прозвище было ласковым: студенты обожали его за острый ум, чувство юмора и умение найти правильный подход к каждому. Он взялся обучать Шарлотту в свободное от службы время. Он читал ей книги, рассказывал увлекательные истории и обсуждал, разбирал по косточкам все поступки персонажей. Спрашивал, как Шарлотта поступила бы на их месте. И — почему. Объяснял, что такое мораль и дружба, на чем держится любовь и как отличить ее от мимолетной страсти. Рассказал о Воронах и Рыцарях: Шарлотта была так зациклена на себе, что не замечала ничего творящегося в городе. Устраивал маленькие экзамены: как-то, например, взялся водить ее по городу, и горожане изумленно пялились на них. Это было так неприятно и стыдно, что на середине прогулки она сбежала, бросив его. Все ее знакомые потом расспрашивали Шарлотту зачем она вообще подала руку такому страшилищу. Но и эту ситуацию они подробно обсудили с Рики. После нее Шарлотта впервые задумалась, как живется людям, не родившимся с ее красотой. И как Рики вообще смирился со своим уродством. Он не жалел себя, не боялся выходить к людям, не обращал внимания на чужие насмешки и нескрываемое отвращение. А ведь под этой противной оболочкой скрывался самый интересный человек в ее жизни. Остроумный, веселый, понимающий. Учитель от бога. Каждый экзамен, устроенный Рики, делал Шарлотту мудрее, человечнее, отзывчивее. Каждый вечер, проведенный в его обществе, стоил десятка прогулок под луной и сотни подарков, что складывали к ее ногам другие мужчины.
Лучшего друга нельзя было и желать.
Но полюбить его Шарлотта так и не смогла. Она больше не брезговала гулять с ним под руку, могла обнять, но одна мысль о поцелуе с ним вызывала у нее тошноту. Она понимала, что Рики был достоин ее любви, что с ним она была бы счастлива, а его уродство исчезло бы, но не могла пересилить себя. Каждый вечер Шарлотта молила бога, чтобы ее волшебство расколдовало его, чтобы ее новый ум заставил глупое сердце полюбить его, но все было тщетно. Рики был лучшим мужчиной в ее жизни, но абсолютно нежеланным.
А потом она познакомилась с Гансом.
Ганс был стражником: красивым, ловким, сильным. Он не читал умных книг, но готов был на все, лишь бы увидеть ее, добиться, впечатлить. Когда он целовал ее ладонь Шарлотта таяла, как масло на солнце. Ганс переносил ее на руках через лужи и пел серенады под окнами. Отец беззлобно гонял его, мать посмеивалась, а Шарлотта высовывалась из окна второго этажа, свешивала волосы и дразнила, требуя, чтобы Ганс допрыгнул до них. Однажды ему удалось вскарабкаться по стене, и он влюблено поцеловал кончик золотой пряди, глядя на Шарлотту снизу вверх. И позвал замуж.
Она согласилась мгновенно. Глупое сердце не слушало разум. Ей больше не нужны были принцы, а Гансу нужна была она сама, а не ее волшебство. Родители, глядя на их счастливые лица, полностью одобрили брак.
Рики кричал на нее больше часа. Поливал отборной бранью, покрывая такими словами, которых Шарлотта никогда не слышала.
— Лживая шлюха! Столько лет на тебя потратил, и все впустую! Обхаживал, учил, объяснял, а ты все равно выбрала какого-то тупого самца! Зачем я тебе мозги развивал, дура?! Чтобы ты ими не пользовалась?!
— Прости, Рики, — плакала Шарлотта, — я не могу тебя полюбить, просто не могу! Ты слишком страшный! Замечательный, умный, но страшный! Мы можем остаться друзьями, я всегда буду тебя поддерживать и…
— Друзьями?! Да нет у тебя друзей, идиотка, и никогда не будет! Всем нужно только твое тело, ни один мужчина на твои мозги даже не посмотрит!
Шарлотта убежала. Она чувствовала себя подлой и грязной, но ничего не могла с собой поделать. Ей было жаль Рики, но жалость не превратилась в любовь.
Она мучилась виной перед ним, но за три дня до свадьбы Рики прислал ей длинное письмо с извинениями. И прекрасную серебряную брошь, идеально подходящую к свадебному платью.
«Она светлая, как твоя душа. Прошу, носи ее, если не побрезгуешь подарком старого друга».
Шарлотта растаяла и пригласила Рики на свадьбу, но он не пришел. Конечно же, она надела его подарок. А наутро, после брачной ночи, с удивлением увидела, что брошь почернела.
Потом начали чернеть ее волосы.
Родители были в ужасе. Шарлотта все время плакала и пыталась закрасить черноту, но ничего не выходило. Ганс молча убегал на службу. Однажды днем ее зашел навестить Рики. Посмотрел на черные волосы, на бледное, заплаканное лицо и сыто, гадко заулыбался:
— Что, принцесса, превратилась в чудовище? Скоро сожрешь муженька?
— Как ты можешь над этим шутить? Господи, за что мне все это?
— Как за что? Я же написал, что брошь будет светлой, как твоя душа. Вот она какая на самом деле. Дурная ты девица. Злая и неблагодарная.
Шарлотта заплакала. Но внезапно остановилась.
— А откуда тебе знать, что она почернела? И почему ты не удивлен, что я — Воронесса?
— Брошка-то проклятая. Видал я такие в городе. Кто их носит, всегда Вороном становится.
— Но как же ты мог мне ее послать?! Неужели из мести? А как же совесть, честь, доброта, которым ты меня учил?
— Ты ко мне доброй не была, обманщица, — отрезал Рики, — никогда не понимала, каково мне жить таким! Как в зеркало смотреть и ненавидеть то, что видишь! Ничего, теперь поймешь. От такого чудища, как ты, и родители сбегут, и муж. Один я останусь. Я тебя простил, Шарлотта. Спрячу, кормить буду. И ты меня полюбишь, потому что больше тебе любить будет некого.
Шарлотта стиснула кулаки. Ее затопила волна гнева.
— Это ты — лжец! Я тебе сразу сказала, что не смогу полюбить! Пусть лучше меня Принц и Рыцари убьют, чем с тобой жить! Убирайся отсюда, ничтожный уродец!
Рики перекосило.
— Ничего, поглядим, как ты позже запоешь! За каждое слово мне ответишь!
Он ушел, а Шарлотта впервые испытала испепеляющее чувство ненависти. И как она не разглядела его злобу раньше? Почему повелась на сладкие речи? Всю жизнь ей разрушил, злодей!
Тем же вечером Ганс предложил ей уехать из города. Но городские ворота не выпустили ее, даже когда он нес ее на руках. Попытались перебраться через стену, тоже не вышло.
— Справимся, выстоим, — твердил Ганс, — не отдам я тебя Воронам! Защищу мою златовласку. Придумаю, что-нибудь. Не плачь, все будет хорошо, сокровище мое.
Справившись с потрясением, он взялся действовать. Бросать и не думал, как и мама с папой. Кормили Шарлотту по очереди, но что делать с ее сидением дома? Это же первейший признак проклятия, скоро Принц и Рыцари нагрянут. Как уберечься от смерти?
Однажды радостный Ганс притащил ей светлый парик.
— Надевай и ходи в нем!
Парик был ужасен. Волосы — пакля, цвет бледный, разве что длина совпадала. Шарлотта с отвращением спрятала под него свои чудесные, мягкие волосы.
Уродство.
В дверь постучали и Ганс пошел открывать. Шарлотта прислушалась.
Голоса. Мужские, резкие. Несколько.
— Нам нужна госпожа Шарлотта Нойманн. Пусть выйдет сюда.
— Вы не имеете права вот так врываться в наш дом! Я — стражник!
— Стража подчиняется Прекрасному Принцу. Приказ наместника. Альберт, Йохан, держите его. Я поищу ее.
Раздался шум борьбы. Шарлотта бросилась туда.
— Стойте! Я — та, кого вы ищете! Не трогайте Ганса, пожалуйста!
Рыцари обернулись к ней. Разглядывали ее около минуты.
— Мы обыщем дом. Йохан останься. Альберт, за мной.
Шарлотта и Ганс взялись за руки и нервно слушали, как хлопают двери, отодвигаются шкафы и кровать. Наконец, обыск был завершен.
— Приносим свои извинения, — спокойно сказал старший из Рыцарей, Рутгер Янг. Шарлотта несколько раз видела его в городе. — Произошла ошибка. Нам сказали, что хозяйка дома была сожрана Воронессой.
— Кто сказал?
— Ваш друг, Фредерик Андерсен. Он волновался, что вы давно не выходите из дома и не зовете гостей.
— У меня медовый месяц, — прошипела Шарлотта, — я хочу быть только с мужем.
— Понятно. Хорошего вам вечера.
Рыцари ушли. Ганс обнял ее и поцеловал.
— Вот и все. Мы выстояли, солнышко мое! Больше они к нам не придут.
Парик продержался неделю, а после — моментально почернел. Ганс, мама и папа постоянно покупали ей новые. Шарлотта маскировала их шляпками, платками, крупными украшениями, но знакомые все равно заметили, как «подурнели ее волосы». Свои родные Шарлотта отстригла под корень, чтобы удобнее было носить парики. Она плакала, глядя, как они падают на пол, но выбора у нее не было: не вовремя выскользнувшая прядь могла погубить ее. Ганс все равно любил ее и баловал подарками, пытаясь развеселить. Ей пришлось выходить из дома, чтобы больше не вызывать подозрений, но Шарлотта казалась себе уродиной и не поднимала глаз от земли. Была и другая причина не смотреть по сторонам: теперь Шарлотта видела огромный, черный замок, появившийся в городе. Каждый раз, как она смотрела на него, кто-то словно подталкивал ее в спину: иди. Там твое место. Вороны ждут тебя. Родители и Ганс замка не видели.
Подруги, заходя в гости, спрашивали, не бьет ли ее Ганс. Шарлотта была несчастна, и потухшие глаза не удавалось скрыть даже самым умелым макияжем.
Пару раз она встречала в городе Рики и презрительно проходила мимо, не здороваясь. Он обучил ее достаточно хорошо, чтобы она наконец поняла: Рики оказался расчетливым мерзавцем, и никакие таланты не делали его добрее или порядочнее. Он с самого начала пытался использовать ее, а когда не вышло — обозлился.
Ум и сердце все-таки были разными вещами.
А потом в ее дом снова пришли Рыцари, вместе с Принцем Ричардом, и Ганс погиб, давая ей возможность сбежать.
***
Льюис удивился.
— Но почему? Они ведь уже видели тебя.
— Должно быть, Рики смог объяснить им, что я ношу парики. Может, Рыцари проследили за родителями и заметили, что те постоянно их покупают.
— С ними все в порядке?
— Да. Мы с Гансом жили отдельно. Родители, конечно, сильно горевали, когда я пропала, а он погиб. Отец даже решился спросить Принца Ричарда о моей судьбе. Узнал, что я сбежала, и рассказал маме. Это их немного успокоило. Недавно я осмелилась их навестить. У меня, оказывается, младший брат родился. Маленький, смешной такой. Они дали мне его понянчить немного. Мама потребовала, чтобы я пересказала ей все о трех годах жизни в убежище. Я рассказала об осенней уборке и прочих ваших выдумках. Не говорить же о том, как я охотилась на людей и боялась выйти за ограду?
Льюис ощутил, как его накрывает сочувствием к Шарлотте. Неудивительно, что она опасалась мужчин и их желаний. Один из них сломал ей жизнь.
— Неужели этому мерзавцу все так и сошло с рук? Хотя, знаешь, у нас основы логики и этики вел другой преподаватель. О Фредерике Андерсене я даже не слышал.
Шарлотта улыбнулась. В ее зеленых глазах появилось что-то жуткое, стылое, как грязный весенний лед в Рейнпорте.
— Рики так старался сделать из меня чудовище, что у него получилось. Учитель от бога, что вы хотите. Он отчего-то думал, что право на месть есть только у него, оскорбленного и обманутого. Что ж, в некотором роде это и не было местью. Это был ужин.
— Ужин? — медленно переспросил Льюис.
— На который я пригласила своих новых друзей. Рейвен часто использовал меня как приманку. Красивая девушка одиноко бредет поздней ночью по небезопасному кварталу. Конечно, за ней кто-нибудь да увяжется. Однажды, глядя на очередное остывающее тело, я спросила Рейвена, почему Вороны не нападают на дома. Он ответил, что это долго, неудобно и нет гарантий, что хозяева дома. Соседи могут услышать и позвать Рыцарей. Тогда я предложила посетить один подходящий дом: стоит на отшибе, хозяин всегда рано ложится спать, а запасной ключ хранит в горшке с уличным цветком. Попросила только позвать побольше Воронов. И разбудить Рики, чтобы он видел и понимал, что с ним делают. Я взяла в руку свечу, чтобы он мог меня разглядеть. Как он перепугался! Все умолял меня, чтобы я остановила остальных, каялся, клялся исправиться, твердил, что я добрая и так с ним не поступлю… а Вороны ели. Я хотела сказать ему напоследок что-нибудь остроумное, подобное той фразе про мою душу, но это было бы слишком похоже на него, понимаете? Так что я просто молча держала свечу и смотрела, как Рики умирает.
Льюис рвано вздохнул.
Жестоко. Что там говорил Сольвейн? Что в Шарлотте есть что-то страшное, но это трудно объяснить. Она отняла чужую жизнь, сознательно, из мести. Но может ли он осуждать ее? Рики не получил бы наказания за свой поступок, если бы она не взяла дело в свои руки.
— Рейвен не спросил тебя, зачем все это нужно?
— Он спросил, почему я отказалась есть со всеми. Пытался меня заставить, но я уперлась и не стала. Побрезговала. В убежище мы поссорились, и я все ему рассказала. Он хмыкнул и сказал, что я поступила правильно, он бы тоже разобрался с ублюдком, но это не повод отказываться от еды. И что я — самое красивое чудовище на всем белом свете. А однажды стану еще красивее: у меня будут черные когти и крылья, на которых я буду летать в небесах, как птица. Не обманул. Люблю мужчин, которые не болтают попусту.
Шарлотта выпустила когти, полюбовалась ими и довольно улыбнулась.
— Я снова красива, правда ведь, повелитель?
— Правда, — признал Льюис, — ты его любишь?
— Если бы я любила Рейвена, вы бы ослепли от его красоты. Мне нужен был любовник, которого не убьют и которому не нужна моя любовь. Он мне нравится. Нам хорошо вместе, и этого достаточно. Мы оба чудовища, для которых убийства — привычная часть жизни. Не смотрите на меня так. Вороны приносят смерть и это естественно.
— Нет, — твердо возразил Льюис, — Шарлотта, я понимаю, что тебе пришлось пережить ужасные вещи, как и многим здесь. Но больше Вороны никого убивать не будут. Ты ведь одна из первых отказалась нападать на людей. Ты не хочешь делать им больно, если можно питаться по-другому.
— Так и они мне ничего не сделали. Мне нравится, когда все происходит по взаимному согласию.
— Можешь отдать мне свою брошь? Я хочу разобраться в проклятии.
Шарлотта поколебалась, но сняла ее.
— Держите.
— Зачем ты ее вообще носишь?
— Затем, чтобы не забывать, кто я и чем заплатила за свою доверчивость.
Дверь в гостиную распахнулась, и вошел Рейвен. Огляделся.
— Повелитель, что-то случилось? Шарлотта что-то натворила?
— Нет. Мы просто разговариваем.
— Вы даете ей какое-то задание? Я могу его выполнить.
— Нет, спасибо. Твоя помощь не требуется.
Шарлотта хихикнула и послала ему воздушный поцелуй.
— Не ревнуй. Мы ничего неприличного не делаем.
Рейвен фыркнул, бросил на нее насмешливый взгляд и ушел.
Льюис рассматривал брошь.
— На самом деле у меня будет для тебя задание, Шарлотта. Узнай, пожалуйста, у каждого Ворона в убежище, есть ли у них подобная вещь из почерневшего серебра. Только осторожно и не рассказывая о проклятии. Сможешь?
— Легко, повелитель. Я могу идти?
— Иди.
Шарлотта выпорхнула из кресла. Проходя мимо, неожиданно наклонилась и поцеловала Льюиса в щеку.
— Спасибо, что убили Белую Мразь, повелитель. Это он отнял жизнь Ганса. Он заслужил смерть.
— Шарлотта, обещай мне больше никого не убивать.
— Обещаю, — она нежно улыбнулась и оставила его одного.
«Надо было уточнить условия, — обеспокоенно подумал Льюис, — если в следующий раз она снова попросит Рейвена, то формально ничего не нарушит. А он даже не задумается зачем ей это нужно. И что мне с ними обоими делать?».