ЗВУЧАЩИЕ АЛЬМАНАХИ, СОБРАНИЯ И ПРИЛОЖЕНИЯ К КНИГАМ
(II. Лидия Чуковская)
Звукозаписей Лидии Корнеевны Чуковской (1907 — 1996) сохранилось достаточно много. Ее, в отличие от Марии Петровых, записывали часто — и на традиционных собраниях в переделкинском доме Корнея Чуковского (1 апреля, в день рождения К. Ч., и 28 октября — в день его кончины), и дома (записывала дочь — Елена Цезаревна). С начала перестроечных лет делались и профессиональные записи, и даже теле- и видеосъемки1.
К сегодняшнему дню выпущено два компакт-диска с голосом Лидии Чуковской: собрание стихотворений и аудиоприложение к мемуарной книге “Памяти детства”. Причем стихотворный диск издан в Москве практически без тиража (полтора десятка архивных экземпляров) и какого-либо оформления, а приложение к “Памяти детства” вышло аж в Архангельске.
Но раз уж мы в наших обозрениях говорим и о предшествующих появлению компакт-дисков аудионосителях — виниловых пластинках и аудиокассетах, то давайте, как говорится, “вспомним все” — хватит пальцев одной руки.
Впервые живой голос Лидии Чуковской появился на удивительном виниловом диске “Венок Мандельштаму”2 в начале 90-х. На этой пластинке стихи самого поэта и свои стихотворные посвящения ему читали Семен Липкин, Инна Лиснянская, Александр Кушнер, Белла Ахмадулина и… Лидия Чуковская. Впрочем, Лидия Корнеевна — единственная — читала здесь только самого Мандельштама: “В Петербурге мы сойдемся снова…”, “Квартира тиха, как бумага…” и “Я буду метаться по табору улицы темной…”
В самом начале чтения Л. К. произносит:
“…Я его знала очень плохо, хотя мы были связаны тем, что он кончил то же Тенишевское училище, что и я, только раньше. И он туда иногда приходил — просто как тенишевец, и читал стихи.
…Ну, я совсем не подражаю, но он читал так, как будто он поднимал на голове стакан воды — все выше, выше…”
В статье “Чужая речь мне будет оболочкой…” — на обороте бумажного конверта — Софья Богатырева многозначительно оговорилась: “На пластинке нет стихов и прозы Лидии Чуковской, записано лишь ее чтение стихов Мандельштама. Но их выбор приводит на память пронзительные страницы ее собственной прозы, обращенные к Ленинграду, запечатлевшие ужас нависшей над страной ночи”.
Дело в том, что ко дню выхода мандельштамовского диска Всесоюзная студия грамзаписи записала авторское чтение Лидии Чуковской — публицистику и стихи (профессиональных записей прозы, как я понимаю, нет). Пластинка готовилась к изданию, но “Мелодии” уже предстояла погибель, и очень скоро Елена Чуковская совместно с Львом Шиловым будут предпринимать усилия для — странно вымолвить — выкупа этих пленок.
Звукозапись строгого и нежного чтения Лидией Корнеевной стихов Мандельштама — а читала она, я напомню, совсем не по-актерски, выдерживая лишь ритм и рисунок стиха, словом, как учил ее отец, — через пять лет была включена в малотиражную компакт-кассету “Осип Мандельштам”, выпущенную совместно Гослитмузеем и Мандельштамовским обществом. Здесь был изменен и добавлен состав литераторов, декламирующих стихи О. М. (С. Аверинцев, Н. Вольпин, Ю. Нагибин), включено актерское чтение, добавлены — не впервые ли собранные воедино? — три звуковых автографа самого Мандельштама, запечатленные в начале века Сергеем Бернштейном.
В начале 1997 года, в честь 90-летия Лидии Чуковской, состоялся большой вечер ее памяти, организованный Государственным Литературным музеем. Вспоминая об этом вечере (я записывал его для памяти на свой диктофон), я с грустью перебираю дорогие лица — и в зале, и на сцене. Очень скоро некоторых из них — хорошо знавших Л. К. и друживших с ней — не станет. Уйдут и Валентин Берестов, и Владимир Корнилов, и Семен Липкин…
Отдел звукозаписи Литературного музея отметил юбилейный для Лидии Чуковской год выпуском двух малотиражных аудиокассет. Одна из них существует в истории звукоархивистики и сегодня, бережно хранится в семье Л. Ч. и в переделкинском Доме-музее. Некоторые из вошедших в нее звукозаписей не один раз воспроизводились в радио- и телеэфире, звучали на литературных вечерах.
Другая кассета — канула до поры в небытие3. Правда, у Елены Цезаревны и у меня сохранилось по экземпляру. Тогда, в 1997 году, публичное воспроизведение этой записи в рамках упомянутого вечера оказалось, увы, конфузным: дочь не признала голоса матери и временно дезавуировала кассету в тот же день. И была права: голос на пленке “буратинил”: неправильная скорость.
Не знаю, на какой магнитофон и на какой скорости записывал 16 мая 1969 года Лев Алексеевич Шилов чтение Лидией Корнеевной фрагментов “Записок об Анне Ахматовой”. Не знаю пока, можно ли воспроизвести исходную запись адекватно: надеюсь, что вскорости сотрудники ГЛМ помогут это выяснить… Я вставил эту кассету в свой диктофон с встроенным динамиком, включил воспроизведение и стал крутить колесики Speed control и Pitch control. И довольно скоро услышал голос, приближенный к натуральному голосу Лидии Корнеевны Чуковской.
Теперь расскажу о самой записи, тем более что в преддверии 100-летия Лидии Чуковской, мне кажется, настало время довести однажды записанное до возможности издания на CD. Технически это будет сделать несложно: перенести все в компьютер, сделать несколько вариантов записей, меняя скорость, и попросить Елену Цезаревну Чуковскую прослушать их. Возможно, она и выберет подходящее, как ее дед когда-то остановился на одном из вариантов “оживленного” голоса Блока…
На кассете указано, что Лидия Чуковская читает отрывки из своей книги и говорит о ней. Все так: тут слышен и голос Льва Шилова, вопросы которого “провоцируют” Л. К. на пояснения и некоторые монологи4. Все это особенно важно, учитывая, что, когда делалась запись, прошло всего три года, как скончалась Анна Ахматова.
Лидия Корнеевна рассказывает здесь о своем знакомстве с Ахматовой, о первом — наиболее важном для истории литературы (с ее точки зрения) — томе “Записок…”, о 40-х годах, “ждановщине” и, конечно, “Реквиеме”. Говоря о том, как она запоминала на память “Реквием”, Л. К. “акцентирует” свою речь легкими ударами ладони по столу,показывает,какой именно она давала знак Ахматовой после прочтения (что запомнила). …Л. К. вспоминает, как в 1962 году, когда Ахматова жила у Ники Глен, она впервые увидела перепечатанную поэму, и приводит разговор с А. А.
“…И она мне сказала: „Вы помните, как Вы говорили, что… неужели мы когда-нибудь это увидим и будет римскими цифрами — I-е, II-е, III-е?” А я это совершенно забыла. И говорю, что я об этом не помню, — почему я хотела именно римскими. Она говорит: „Я тоже не знаю, но [Вы] непременно хотели, чтоб было римскими цифрами””.
В общей сложности Лидия Корнеевна прочитала пять отрывочков: начало второго тома (первая встреча после десяти лет ссоры — 13 июня 1952-го), большой отрывок из записи 8 мая 1954-го — о том, как четыре дня тому назад Ахматову возили на встречу с английскими студентами в Союз писателей, два летних фрагмента из 1955-го и частьподробнойянварской записи о встрече Лидии Корнеевны и Бориса Пастернака по дороге к переделкинской станции5.
Слушая запись, я следил параллельно по первому трехтомному изданию “Записок…” (М., “Согласие”, 1997), которое Лидия Корнеевна, увы, не смогла подержать в руках. Однако подчеркну, что, за исключением “Ташкентских тетрадей” и приложений, последняя редактура основного текста была ее. При жизни Лидии Корнеевны “Записки...” уже выходили в России: в виде отдельного издания (1989, 1-й том), двухтомника (1996,1 и 2 том, на плохой бумаге), а с учетом третьего тома печатались в журнале “Нева” (1989, 1993, 1996).
Прослушивание уже первого отрывка принесло неожиданности. Читатели “Записок…” помнят, что встреча А. А. и Л. К. после десяти лет невстреч была нелегкой для них обеих. Лидия Корнеевна, возможно, даже излишне подробно расспрашивала о литературных делах Ахматовой, Ахматова более чем подробно отвечала.
Я слушаю и слежу. И вдруг:
“…А вы заметили, — спросила она, помолчав, и лицо ее мгновенно дрогнуло и переменилось, все, от подбородка до челки, словно скомкалось, и эта молния, которой я не ожидала, которая внезапно, без всякой подготовки и постепенности настигла ее лицо, оказалась озорной, прелестной, забытой мною улыбкой, — вы заметили, что сегодня я обращаюсь с вами, как некогда… (тут, как мне показалось,лукаво-смущеннаяпауза. —П. К.) Боткина в Ташкенте со мной? Помните? история и история литературы? Вы помните ее первый визит?
Скоропостижная улыбка миновала, а я все еще смеялась. Я вспомнила…”
Далее рассказывается, как некая Людмила Васильевна Боткина, судя по всему, специалист по декабристам, упросила Л. К. познакомить ее с Ахматовой, как затем трепетала от страха в гостях, но после вопроса Ахматовой, над чем она — историк — сейчас работает, открыла рот и целый час “читала лекцию”. Впоследствии Ахматова с этой Боткиной много встречались и бывали друг у друга.
Это все хорошо, конечно, но вот только в книге 1997 года — никакая не Боткина, а… Нечкина. Не Людмила Васильевна, а, разумеется, Милица Васильевна, та самая6, историк-марксист, автор книг о декабристах и шестидесятниках XIX века, будущий лауреат Сталинской премии и академик.
Дальше — больше. Я заглянул в парижский сборник “Памяти Анны Ахматовой” (“YMCA-Press”, 1974), в котором Л. К. впервые напечатала пространные отрывки из своих “Записок…”. Там незадачливая лекторша была представлена как… Клавдия Васильевна Зайцева!
Нечкина оставалась Зайцевой и в первом полном издании второго тома “Записок…” (“YMCA-Press”, 1980).
Итак, Боткина (1969) — Зайцева (1974, 1980) — Нечкина (“Нева”, 1993, № 4 и далее).
Но и это еще не все.
Примечательно, что, читая в 1969 году на магнитофон, Лидия Корнеевна воспроизвела и отрывок из записи от 11 июня 1955 года, где Нечкина названа своим именем. Там Ахматова, рассказывая о судьбе “Поэмы без героя”, говорит с приближающимся негодованием, как на днях она видела “экземпляр Нечкиной”, где вместо “Ты — один из моих двойников” начертано “дневников”. Но в обоих парижских изданиях (1974, 1980) узаконенная 1969 годом Нечкина в этом отрывке уже превратилась в… Зубову и пробыла ею до 90-х годов.
Между тем в позднейших именных указателях никаких Боткиных, Зайцевых и Зубовых не было.
Объясняется все это довольно просто: Елена Цезаревна сказала мне, что в рукописи “Записок…” многие лица обозначены вымышленными фамилиями; что Лидия Корнеевна постепенно расшифровывала их — от книги к книге. Вполне возможно, что Л. К. из моральных соображений не стала в те годы тревожить Нечкину, с которой они много встречались в Ташкенте, конфузным для той эпизодом.
Уже после смерти Лидии Корнеевны Чуковской ее дочь опубликовала в первом томе трехтомных “Записок…” вызвавшее много откликов приложение “Из Ташкентских тетрадей” (ноябрь 1941 — декабрь 1942). Там, в записи от 23 декабря 1941 года, по свежим следам рассказывается о знакомстве Нечкиной с Ахматовой, а в записи следующего дня о визите Ахматовой и Чуковской — к Нечкиной, где та читала им обеим свои довольно-таки дилетантские стихи7.
С осени 2004 года дневники академика М. В. Нечкиной публикуются (впервые) в журнале “Вопросы истории” (по автографу, из архива РАН8). С осени 1941-го по осень 1943-го М. В. Нечкина вместе с историческим факультетом МГУ находилась в Ташкенте, но ее пунктирные записи 1941 года обрываются октябрем. А в начале 1942-го появляется и Лидия Корнеевна. Приведу отрывок из дневника Милицы Васильевны, опуская подстрочные примечания: тут и портрет человека, и манера фиксировать прожитое, и стиль — все.
“1942 год. <…>
4 февраля. Пособие для учителей. Прочесть Богоявленского. 8 ч. веч. „Разгром Наполеона” и „Михаил Кутузов”. Госпиталь, командирское отделение.
5 февраля. Подготовить Кафенгауза. 7.30. „Крах замыслов”. Гражданский флот. Будет машина.
6 февраля. 11 ч. Лидия Корнеевна. 8 ч. веч. „Крах замыслов” в госпитальном клубе.
9 февраля. 6 ч. „Крах замыслов”, госпиталь, на бричке.
10 февраля. Л<идия> К<орнеевна> Ч<уковская>. 8 — 9 веч.
11 февраля. 9 ч. веч. Для летчиков военных, „Отечественная война”.
12 февраля. 8 ч. веч. „Разгром Наполеона” в госпитале на Хорезм<ской>. Идти самой”.
Судя по ее “деловому” дневнику, который в “Вопросах истории” представлен начиная с записей 1919 года, М. В. Нечкина была очень одиноким, преданным своей работе человеком…
В одном месте этой удивительной звукозаписи Лидия Корнеевна говорит Шилову, который, очевидно услышав, что она готовится прочитать очередной отрывок (и уже начинает его читать), “неосмотрительно” тянется к магнитофону/микрофону (придвинуть поближе?):
— Вы хотите записывать? Нет, подождите, это надо подумать, вы сначала прослушайте.
После чтения Л. К. говорит: “Понимаете, образ настоящий получается, если он только вообще получается, вот именно — от полноты. А когда одно что-нибудь… то — смешно”. И читает — с прибавлением реплики “не могу удержаться” — очень смешной отрывок от 30 июня 1955 года о том, как Ахматова умоляла Лидию Корнеевну вспомнить первые строки одного забытого стихотворения, будучи убежденной, что Чуковская должна его помнить. А Лидия Корнеевна слышит о нем впервые! Но Ахматова и при прощании повторила: “Пожалуйста, вспомните первые четыре строки. Остальное известно”.
Слышно, как Лидия Корнеевна и Лев Алексеевич смеются.
Очевидно, готовя запись для того вечера, на котором она была дезавуирована, Шилов не стал подвергать ее даже минимальной редактуре, что создало особую “разговорную” атмосферу.
Повторюсь: я надеюсь, что запись будет приведена в порядок и найдет издателя. И еще мне кажется, что сюжет с зашифрованным именем Нечкиной — это лишний повод поговорить о “документе в документе”, об эпохе, в которую работала Л. К. Чуковская, и о теме, которая не давала покоя звукоархивисту Льву Шилову. Звуковой документ — это все равно документ, с ним надо обращаться так же, как с беловой или черновой рукописью, учитывать его при научных и академических изданиях. Этоживойголос.
Единственная вошедшая в архивный оборот “юбилейная” аудиокассета с голосом Лидии Чуковской содержала в себе те самые записи, которые были сделаны для “Мелодии”9: два стихотворения (“Сверстнику” и “На Олимпийских играх” — 1984 и 1976), статья “Гнев народа” (1973) и “Слово об А. И. Солженицыне” (1988), произнесенное в день его 70-летия. Выступление называлось “Мастерская человечьих воскрешений”: Л. К. прочитала его специально для записи — один на один со студийным микрофоном.
Знатоки творчества Лидии Чуковской, конечно, обратят внимание на то, как виртуозно она использовала в “Слове о Солженицыне” некоторые свои соображения и образы из книги “Процесс исключения”, изданной в Париже — в 1979-м и в Москве — в 1990 году.
Приведу фрагмент “Слова...”:
“...„Вечно он торопится, всегда он смотрит на часы”, — говорили о нем с неудовольствием знакомые. Или даже так: „Вечно он занят одним собой”.
А попробовали бы те болтающие праздно каждый день спускаться за ним в преисподнюю и со своей страшной добычей снова возвращаться на землю. И выводить из пережитого мысль за мыслью, судьбу за судьбой, лагпункт за лагпунктом и возвести это колоссальное изваяние, этот величавый памятник на братской могиле (“Архипелаг ГУЛАГ”. —П. К.).
Вот сейчас, в наши дни, общество „Мемориал” обсуждает, какой и где воздвигнуть памятник миллионам замученных и убиенных. Один уже создан.
Семью частями своей книги Солженицын создал литую форму памятника, новую литературную форму, новую не только для русской литературы, но, смею думать, — для мировой. В критике она еще не нашла себе точного определения. Как до сих пор еще поражает новизной и не находит себе точного определения форма „Мертвых душ”, „Записок из Мертвого дома” или „Былого и дум”. Нет, никогда во все девять лет своего знакомства с Солженицыным, в ту пору, когда я еще не знала об „Архипелаге”, или в ту, когда уже знала о нем, не удивлялась я солженицынской спешке. Он казался мне человеком, который после выхода на волю сам приговорил себя к заключению в некий невидимый исправительно-трудовой лагерь строжайшего режима и неукоснительно следил, чтобы режим выполнялся. На воле он был сам для себя и каторжник, и конвоир. <…> Поблажек он себе не давал, садился за труд ни свет ни заря. Правда, конвоир выводил каторжанина на прогулку, обязательно и ежедневно — часа на два, на три в любую погоду, но и на прогулке не освобождал от труда. Прокладывая новую лыжню в нашем заваленном снегом саду, шагая из конца в конец по протоптанной от забора до забора тропинке, Солженицын и на морозе продолжал свой труд, продолжал не только в уме, но вопреки морозу и на бумаге. Нанизывал от края до края листа зернышки букв на туго, как тетива лука, натянутую веревку строки”.
Девяносто девять процентов этого упругого, точного, поэтического текста уже печаталось10, — но можно ли сказать точнее и лучше?
Все записи на этой аудиокассете — хорошего студийного качества: слушаешь их — и отчетливо видишь так доверяющего своему неизвестному слушателю (читателю? собеседнику?) автора этой — то сокровенной, то распахнутой в мир —поэзииипрозы.
Чтобы сохранить эти записи для будущих поколений, нужно немногое — оцифровать их. Они даже не нуждаются в реставрации.
Переходим к компакт-дискам.
Лидия Чуковская. Стихи разных лет. Составитель и редактор Павел Крючков. Использованы записи из домашнего архива Л. К. Чуковской. Москва. Архивное издание.
© Е. Ц. Чуковская (фонограмма, текст)
Р 2000 Агентство Звук, при содействии “Мастер-Банка”
ADD, ZV 40-20385. Диск записан 15 марта 2000 г.
Общее время 57.16. Звукорежиссер Борис Смирнов.
…Когда семь лет назад Елена Цезаревна Чуковская доверила мне работу с хранящимися в домашнем архиве аудиозаписями авторского чтения Лидии Корнеевны, я воочию убедился в том, что значит выражение “осыпающаяся пленка”. Мы собрали все аудиокассеты с чтением стихотворений, отыскался издатель, и началась кропотливая работа, которую вел замечательный звукорежиссер и инженер Борис Владимирович Смирнов. После перезаписи первых же кассет в свой рабочий компьютер Смирнов, помню, сказал: “Если мы попробуем скопировать их еще раз, качество упадет на порядок: пленка сыплется”. И показал мне, что это значит.
Выбор и состав стихов был прост: все, что сохранилось. Записи делались Еленой Цезаревной в промежутке между серединой 70-х и серединой 80-х годов.
Сохранилось шесть источников. Самый непродолжительный по времени — это “мелодиевская” запись (два стихотворения); самый продолжительный — 47 стихотворений, записанных в один день. Всего на диске звучит 80 произведений.
В предыдущем обзоре, посвященном звукозаписям Марии Петровых, я говорил о странной похожести их с Лидией Чуковской поэтических судеб: долгое забвение, затянувшаяся “невстреча” с читателем.
В случае с Лидией Корнеевной, однажды выпустившей в Париже — крохотным тиражом! — сборник стихов “По эту сторону смерти” (1978), виновницей этой “невстречи” была, пожалуй, она сама (даже и в раннеперестроечные годы). Предваряя свою первую стихотворную подборку в отечестве (общественно-политический ежемесячник “Горизонт”, 1990, № 7), писала:
“…Печататься мешала мне не цензура <…> а главным образом любовь моя к чужим стихам. По сравнению с чужими, любимыми, собственные всегда казались — и кажутся мне — еле-еле существующими”.
…Помню, я полюбил ее поэзию после того, как прочитал — в машинописи — стихотворение 1947 года:
В один прекрасный день я все долги отдам,
Все письма напишу, на все звонки отвечу,
Все дыры зачиню и все работы сдам —
И медленно пойду к тебе навстречу.
Там будет мост — дорога из дорог —
Цветущая большими фонарями.
И на перилах снег. И кто б подумать мог?
Зима и тишина, и звездный хор над нами!
И уже не расставался с ее стихами, которые казались мне то плачами-заклинаниями, то молитвами, то жесткими живописными офортами, то поэтической летописью ее судьбы. А вместе — лирическим дневником незащищенной, романтической и чистой души.
“…Живем, не разнимая рук. / Опасности не избегая. / Обыденное слово „друг” / Почти как „Бог” воспринимая…”
Специально говорить здесь о поэзии Лидии Чуковской я не стану11, только напомню себе и читателю, что Лидия Корнеевна доверяла свои стихи, которые писала всю жизнь, самым близким: отцу, Анне Ахматовой, Пастернаку, Тамаре Григорьевне Габбе, Анатолию Якобсону.
В первом томе “Записок об Анне Ахматовой” встречаются эпизоды, когда она, Чуковская, читает А. А. — свое. Стихотворение “Чужая земля” (“На чужой земле умереть легко…”) Ахматова полюбила, запомнила и однажды прочитала Лидии Корнеевне наизусть12.
Недавно изданный том переписки с отцом (М., 2003) содержит в себе немало ее доверительных стихотворных строк.
“…Я напомню Вам с благодарностью, как нравилось мне многое из ваших стихов и места в поэме, какою поддержкой были разговоры с Вами, когда я еще на что-то надеялся и начинал роман”, — написал ей на книге переводов из Шекспира Борис Пастернак.
Впрочем, в третьем томе “Записок об Анне Ахматовой” (запись от 31 мая 1964 года) Л. К. горько обмолвилась: “Ведь вот хотя бы мои стихи. Они не нравятся никому из ближайших друзей моих. Ахматова хвалила мои стихи когда-то в Ташкенте, а потом забыла и никогда не спрашивает, пишу ли я. Все, кому я читаю их иногда, недовольны ими, а я пишу и пишу, и буду писать их. Зачем? Затем, что пишешь не „зачем”, а „почему”…”
Только сейчас, в работе над этим обзором, я вспомнил, что в тот день, когда она умерла, я монтировал очередную поэтическую передачу из серии “Классики XXI века” (телеканал “АРТ” [Ассоциация регионального телевидения] — 31-й канал). Бросил монтаж и уехал домой.
Дома, вечером, я записал на видеомагнитофон новостной выпуск РТР, разыскал аудиозапись ее стихотворного чтения. На следующий день монтаж был завершен, и уже после заключительных титров мы вставили в программу печальную новость: маленький видеонекролог. Он открывался появлением диктора Центрального телевидения с сообщением о кончине Л. К., потом голос его становился значительно тише и на первый план выходила строгая дикция Лидии Корнеевны:
…Я умерла, а диктор продолжает
Вещать из Лондона: Родезия, футбол…
Мир жив, и диктор жив.
Я умерла. Об этом — в “Новостях”.
Это были стихи конца 70-х. Мои коллеги удивились: а мы-то думали, она писала толькооткрытые письма.
Некоторые стихотворные аудиозаписи Лидии Чуковской — с этого архивного компакт-диска — в последние времена получили неожиданную публичную жизнь: их можно послушать в Интернете, с помощью уникального, не знающего аналогов сайта, посвященного семье Чуковских13. Этот сайт<http://www.chukfamily.ru>создали и поддерживают с помощью Е. Ц. Чуковской Юлия Сычева и Дарья Авдеева. Обе — профессиональные юристы, любящие литературу. Созданию сайта “Отдав искусству жизнь без сдачи”14, как они сами пишут, “предшествовала долгая история, в которой очень тесно соседствуют любовь к литературе и привязанности к некоторым людям”.
Подробности, как говорится, “в Сети”: их сайт интенсивно посещается пользователями со всего мира и регулярно обновляется — как количественно, так и качественно. Мне кажется, что современным и будущим историкам литературы стоило бы обратить внимание на этотчастныйопыт — безо всяких грантов, долгих “раскачиваний”, аннотационных “прожектов” и проч. Опыт, созидаемый читательской и собирательской любовью, движимый исследовательским азартом, сопряженным с дотошностью архивиста.
И последнее. Два года назад в телевизионном цикле “Больше, чем любовь” (телеканал “Культура”) появился документальный фильм Аркадия Бедерова “Прочерк. Матвей Бронштейн и Лидия Чуковская”. Представляя ленту зрителю, Татьяна Бек говорила, что “об этой великой любви, трагической, но осветившей всю ее дальнейшую жизнь, Лидия Чуковская напишет позднее и прозу, и стихи...”.
Незавершенная книга об уничтоженном в 1938 году сталинским режимом физике Матвее Бронштейне вышла в свет в 2001-м — в составе двухтомника сочинений Лидии Чуковской. Сразу же после текста автобиографической повести “Прочерк” Е. Ц. Чуковская поместила в первом томе и избранные стихотворения Лидии Корнеевны.
Более десяти из них, взятые авторами фильма с описываемого компакт-диска, прозвучали с телеэкрана.
Фильм, помню, завершался съемкой густого снегопада. Крупные хлопья как будто смешивались с приглушенной и чуть-чуть торжественной музыкой чтения:
Летит, серебрится снежок.
Квадратная ходит лопата.
Опять этот нежный ожог —
Снег, неба с землею расплата.
За праздно пролитую кровь
Не будет ни мзды, ни прощенья.
Небесная сыплет любовь —
Снег, белое это забвенье.
Лидия Чуковская. Памяти детства. Авторское чтение ключевых глав. Записи сделаны Еленой Цезаревной Чуковской в 1977 и 1983 гг. Архангельск. 2005. (Аудиоприложение).
© Е. Ц. Чуковская (фонограмма, текст).
Общее время 92.47.
Обработка исходной записи, мастеринг — Антон Королев и Всеволод Лазутин.
Составление — свящ. Иоанн Привалов, П. Крючков. Редактор — Павел Крючков.
Формат записи: mp3.
Этот диск является неотъемлемой частью 4-го издания “Памяти детства”, выпущенного отдельной книгой15 в Архангельске (2005, ОАО “ИПП „Правда Севера””).
История его появления удивительна.
Три года назад Е. Ц. Чуковская познакомилась с молодым, деятельным священником — о. Иоанном Приваловым16, настоятелем храма Сретенья Господня в селе Заостровье Архангельской области. Заостровский Свято-Сретенский приход, окормляемый о. Иоанном, — это помимо молитвенно-церковной жизни еще и кипучая просветительская деятельность: выпуск книг, приглашение гостей, конференции, поездки по стране и за рубеж. Из событий последних лет назову визит в Архангельск Н. А. Струве и представление там книг издательства “YMCA-Press”, конференцию памяти С. С. Аверинцева, встречи с актером Сергеем Юрским (С. Ю. приезжал общаться с Свято-Сретенским братством не единожды), профессором Жоржем Нива, поэтессой Ольгой Седаковой17, знакомство с книгами и судьбой Л. К. Чуковской…
Елена Цезаревна рассказала мне, что когда она приехала в Архангельск (2005), то прежде всего была поражена тем, что встречавшиеся с ней хорошозналимногие книги Л. К., задавали заинтересованные вопросы, жаждали общения. К ее приезду о. Иоанн привез из Москвы (выкупил столько, сколько сумел разыскать) и многие книги Л. Чуковской.
…Мы встретились с о. Иоанном на вечере, посвященном выходу трех томов критики в 15-томном Собрании сочинений Корнея Чуковского. Здесь он впервые взял в руки книгу “Памяти детства” (1989), помню, как быстро и цепко задавал вопросы, пытаясь получить от нас, музейных работников, образно-исчерпывающий портрет книги. А потом из Архангельска пришло письмо: готовится издание. Да еще с идеей аудиоприложения. Забегая вперед, скажу, что на презентации книги о. Иоанн говорил, что она подкупила его атмосферой счастливого детства, несентиментальной любовью и искреннимбратством.
Надо сказать, что все, кого архангельский священник “заразил” идеей издания “Памяти детства”, повели себя воистину необычно: скажем, прочитавшая и полюбившая книгу директор издательства “Правда Севера” Екатерина Симонова категорически отказалась “делать на ней деньги”. Что это значит, я увидел своими глазами: на презентации в Архангельске книга стоила 40 рублей, компакт-диск — 30. К сегодняшнему дню полуторатысячный тираж разошелся, а диск (оформленный в едином с книгой стиле) стал раритетом.
18 декабря 1977 года Лидия Корнеевна прочитала перед бытовым магнитофоном 6-ю, наиболее важную для нее главу из мемуаров об отце — ту, где рассказывалось, как он влюблял их в стихи на морской прогулке. Кстати, именно эта глава была каким-то чудом опубликована в 9-м номере журнала “Семья и школа” за 1972 год (об этой истории подробно рассказано в ее очерке литературных нравов “Процесс исключения”). Читала обстоятельно, с паузами между главками, давая кратковременный отдых больным глазам. На той же австрийской аудиокассете “Radiola” было записано и шесть стихотворений, вошедших в описанный ранее компакт-диск.
Прошло шесть лет.
После 100-летнего юбилея отца, но уже не в переполненной гостями столовой чуковского дома, а один на один с микрофоном — 9 сентября 1983-го — Л. К. прочитала (в том же Переделкине) раннюю редакцию 17-й главы книги, написанной после выхода американского издания.
Здесь рассказывалось о поездке отца и маленькой дочери в Петербург, где Корней Иванович читал лекцию. На мой вкус, это редчайший в мировой литературе мемуар семилетней девочки, созданный ею в семидесятилетнем возрасте. Поверить в то, что воспоминания написаны пожилым человеком, так точно и поэтично воскресившим себя в своем детстве, — попросту невозможно.
Ранняя редакция потому и ранняя, что это черновик будущей работы. Слушая запись и вглядываясь в опубликованное в книге, я радовался за будущих текстологов и литературоведов. Появляется редкая возможность проникнуть влабораторию редактора18, увидеть, как литератор оттачивает стиль и ритм, подыскивает более точные определения, выстраивает общую архитектонику и музыкальный ряд всего текста.
И опять: на эту же Basf’овскую аудиокассету были в те годы записаны и четыре десятка стихотворений, теперь доступных заинтересованному читателю-слушателю.
Среди них и третья часть четырехчастного стихотворения “Дом” (1975 — 1983), посвященного отцу. Этот горький и счастливый переделкинский этюд мы и включили в представленный вам диск-приложение — сразу после главы о морском и стихотворном путешествии.
Ночные поиски очков
Посереди подушек жестких.
Ночные призраки шагов
Над головой — шагов отцовских.
Его бессонницы и сны,
Его забавы и смятенья
В причудливом переплетенье
В той комнате погребены.
А стол его уперся в грудь
Мою — могильною плитою,
И мне ни охнуть, ни вздохнуть,
Ни встать под тяжестью такою, —
Под бременем его труда,
И вдохновения, и горя,
И тех легчайших дней, когда
Мы, босиком, на лодке, в море.
(1980)
1 Телевидение, например, запечатлело Л. К. Чуковскую в репортажах о вручении ей первой премии литературно-общественного движения “Апрель” — “За гражданское мужество писателя” (имени академика А. Д. Сахарова), сохранились и некоторые другие редкие появления Л. К. на публике. Однажды ее (редчайший случай!) снимали дома — для авторской программы Л. Парфенова.
Полупрофессиональную видеосъемку не единожды делал, помню, сотрудник Отдела звукозаписи Государственного литературного музея Сергей Филиппов, — например, на “Декабрьских вечерах” памяти Бориса Пастернака в ГМИИ (1989). С. Филиппов зафиксировал и фрагмент разговора Л. К. с Львом Шиловым, который не только инициировал упомянутые видеозаписи, но и сам снимал Лидию Корнеевну на свою камеру. Надеюсь, Л. К. снимали и в солженицынские юбилейные (1988) дни.
2 Звукорежиссер Л. Должников, редактор Л. Тарновская. Пластинка записана на Всесоюзной студии грамзаписи в 1990-м и выпущена ВТПО “ФИРМА МЕЛОДИЯ” в 1991-м. Вскоре и студии, и фирмы не стало.
3 Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Запись 1969 г. © Государственный Литературный музей (фонограмма). © Е. Ц. Чуковская (текст). Переделкино, 1997. [Дом-музей К. И. Чуковского].
4 Например, Л. К. рассказывает о последних неделях жизни Ахматовой, ее последней поездке в Боткинскую больницу, кратковременном возвращении на Ордынку (тогда Л. К. заболела, и А. А. собиралась ее навестить, но не смогла из-за сердечного приступа) и отправке в домодедовский санаторий. Шилов: “…говорят, чтозря,что ее увезли [из Боткинской]”. Эта реплика вызывает ответ-рассуждение. То же относится и к реплике-вопросу Шилова, когда речь заходит о XX съезде КПСС. Л. К. листает свою рукопись и говорит: “…Ну, тут вообще сейчас у меня очень трагические места: это Двадцатый съезд. Все время обсуждается Двадцатый съезд и речь Хрущева”. Шилов: “…трагические?” Следует интереснейший монолог Л. К. — о высказанном впервые слове и о высказанной неправде.
5 “Я попробовала было описать нашу встречу „в общем”.
— Нет, о Борисе так нельзя, — сказала Анна Андреевна, — Борис — это Борис. Извольте как следует” (см.: Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. М., 1997, стр. 178 — 179).
6 Милица Васильевна Нечкина (1901 — 1985).
7 См.: Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1. М., “Согласие”, 1997, стр. 359 — 360.
8 Публикация осуществляется в рамках исследовательского проекта “История в человеке. Академик Милица Васильевна Нечкина. Сборник архивных документов”, публикацию подготовили Е. Р. Курапова и С. В. Копылова.
9 Лидия Чуковская. Стихотворения и публицистика. Читает автор. Составитель Л. Шилов, оформление и производство С. Филиппов. Аудиокассета выпущена специально для работы в Государственном Литературном музее. © Государственный Литературный музей (фонограмма). © Е. Ц. Чуковская (текст). Переделкино, 1997. [Дом-музей К. И. Чуковского].
10 См.: Чуковская Лидия. Процесс исключения. М., МАДК “Новое время”/журнал “Горизонт”, 1990, стр. 277, 280.
11 После выхода в России ее единственного сборника (М., 1992) я написал небольшую статью “Поэзия Лидии Чуковской” (“Русская мысль”,1993;<http://www.chukfamily.ru/Lidia/Biblio/kruchkov_poesia.htm>). К ней и отсылаю заинтересованного читателя.
12 См.: Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. М., “Согласие”, 1997, стр. 229.
13<http://www.chukfamily.ru/Lidia/Poems/poems.htm>
14 Строка Семена Липкина из стихотворения “Квадрига” (1995).
15 Первое издание — New York, “Chalidze Publications”, 1983; второе — М., “Московский рабочий”, 1989; третье — СПб., “Лимбус Пресс”, 2000.
16 Для знакомства: работу о. Иоанна Привалова “Явление Солженицына и опыт его церковной рецепции” (из материалов Международной научной конференции “Александр Солженицын: проблемы художественного творчества. К 85-летию писателя”) читатель может обнаружить в сборнике “Между двумя юбилеями (1998 — 2003). Писатели, критики, литературоведы о творчестве А. И. Солженицына”. Альманах. М., “Русский путь”, 2005, стр. 533 — 540.
17 Усилиями Свято-Сретенского прихода была выпущена не только книга стихов О. Седаковой, но и два компакт-диска: один — архивно-хроникальный, отражающий ее приезд в Архангельск 24 ноября 2003 года; другой — студийные записи ее авторского стихотворного чтения. Надеюсь, эти CD найдут отражение и в наших обзорах.
18 “Не могу удержаться”: в эти дни, когда я пишу обзор, в Архангельске переиздана — усилиями все того же о. Иоанна! — после сорокадвухлетнего перерыва легендарная книга Л. К. Чуковской “В лаборатории редактора”.