«От излишнего загара кожи, или, пуще, обгорания той, хорошо помогает топленый жир дьявольского хомяка (ДХ). Возьмите понемногу жира ДХ и еще воска (можно нечистого). Смешайте в пропорциях два к одному и быстро нанесите на голую кожу, пока не раздумали. Смесь зело вонюча и подобна тухлеце».
Из брошюры «Советы отдыхающим на курортах Песчаного Солнца».
Рем Тан’Тарен вздрогнул и приоткрыл правый глаз. Посол Менады стояла над ним, выражая неодобрение нижней губой. Ее шея, вытянутая от постоянного ношения тугих колец, сгорбилась.
Заметив, что Рем проснулся, но мешкает, она еще раз пнула его под ребра.
Рем вскочил со своей подстилки, скрученной из занавеси, сорванной в Лагуне Лилий. Почти четыре дня Рем внюхивался в этот запах, стараясь… фантазировать. С фантазией у него было туговато, поэтому сейчас он был болен и слаб, но не от последней степени воздержания, а от половодья воспоминаний, которое не смогли остановить рубиново-ляжечные грезы.
— Ты не уйдешь, да? — спросила Ирита.
Рем выразительно молчал.
Грандиозный праздник за стенами Истока продолжался уже трое суток. За это время Рем не сделал ровным счетом ничего, что могло бы считаться содомией или хотя бы излишеством. Если не считать одного-единственного печеного моржа и двух-трех пробных лилий, конечно. Высокомерно убедив всех, что намерен развлекаться без «свиты», Рем узнал у вождя Рики где находятся покои посла Менады. После этого он поселился под указанной дверью, украшенной тотемами Пятнистой касты.
— Только из уважения к твоей семье, — посол встала боком.
Рем скользнул внутрь помещения.
— Семье, к которой ты…
Рем со слабой улыбкой глядел на развернувшуюся перед ним шамму. Медово-желтую с черными пятнами пиктограмм. Посол заметила его улыбку и опустила картинно разведенные руки.
— Тебе ведь наплевать, — вздохнула Ирита, сокрушенно.
Взгремев бусами, посол поковыляла к маленькой самодельной кухоньке. Там было все, что необходимо менадинцу, чтобы приготовить пищу в полевых условиях. Несколько банок с порошком для изгнания поносного духа, набор кислотоустойчивых чашек, самонагревающийся котелок, молоток, пила, клещи и маленький аппарат для перегонки пота и мочи в нечто похожее на воду.
Разумеется, посла здесь обильно угощали. Но воин редко расстается с мечом, а колдун болезненно привязан к разного рода палкам. Можно весь день объедаться черной икрой и маринованными кальмарами, но если уж к вечеру пристанет погрызть копыто гураха, так хоть вой, хоть кляни. Рем по себе это знал.
Менадинцы обладали талантом поедать большую часть материального мира не от хорошей жизни. Сила земли изгнала с архипелага множество животных, которые свободно обитали на материке и Капиллярных островах. То, что осталось, выживало так решительно и яростно, что со временем мясо животных Менады стало крайне похожим на то, что на большой земле называлось гранитом. Это же касалось всей съедобной растительности. Так, например, большой менадинский редис, если правильно его выдолбить и закалить, становился прекрасным огнеупорным котелком.
— На ритуалы, возможно, — сухо согласился Рем, усаживаясь на треугольный половик. Обстановка вокруг ублажала его. Он даже почувствовал менадинский эквивалент ностальгии: тошноту и желание поковыряться в зубах. Он с симпатией осматривал грубые полотнища, изрезанные линиями замысловатых узоров. Что они означали, знало лишь коллективное бессознательное всех менадинцев. То есть, никто.
Между ними висели сушеные гурахьи вымя, наполненные бродящими настойками. Смотанные в бухты коренья долговязого хрена. Пробки, минералы, ягоды, похожие на булыжники, сухари в черепах. Ловец Сновидений из связанных жилами рогов. Образцы того-другого. Плетеная мебель, кожаные свитки, волосяное лежбище. Засушенная, скобленная, полированная природа Менады.
Все это ради запахов.
Желтокожий народ ценил их за напоминание о жизни, ее приятном гастрономическом разнообразии. Во всяком случае, они пытались себя в этом убедить.
— Ритуалы… — фыркнула Ирита, щипая пальцами травы из желто-красного клубка. — Ты ерничаешь, мелкий ублюдок?
— Что вы, тетушка, как можно? — возмутился Рем.
— Да, лучше бы тебе этого не делать, — согласилась посол, прислушиваясь к бурлениям внутри котелка. Бурлило именно так, как нужно. Ирита добавила в варево травы. — Мы до сих пор скорбим по Рому. Он занял место, которое «ритуалы» определили именно тебе.
— По-моему, он был готов к этому куда больше, чем я, — доброжелательно заметил Рем. — Кроме того, я был у мамаши восьмым. Я с детства жил уверенный, что не стану последним. Она объявила о своем бесплодии за год до «ритуалов». У меня не было времени этому нарадоваться, клянусь Первым.
— Аш! — вскинулись плечи под шаммой. — Не смей поминать тут демона с большой земли! У тебя есть свои боги!
— О, сколько угодно, — согласился Рем. — Этих ребят столько, что хоть себя не помни. И каждый за что-нибудь отвечает, — захочешь сморкнуться и тут остерегайся ошибки в молитве. А Первый — он один. Все просто и понятно.
— И что же?! — охнула Ирита. — Что толку от одного идола, который должен за всем следить. Не сможет никогда. Да и развращает такая власть! Недалеко ему до демона.
— Возможно, — согласился Рем. — Я лишь хочу сказать, что память у меня вся забита хитростями. Нет места для Божества Сгибания Руки В Локте.
— А, что с тобой говорить о верности традициям, — снова сгорбилась Ирита. — Порченый. Одеваешься как…
— Не надо об этом, — попросил Рем сквозь зубы. — Это нечестно.
— Красть у петуха наряд, — вот уж нечестно, — хрипло засмеялась посол. — Убегать от родни, оставляя старшего брата в жертву Галифу вместо себя — и это нечестно. И приходить потом за помощью к человеку, который твоей семье почти родня — тоже, пожалуй, чести нет.
— Мы с совестью это давно обговорили, — подозрительно спокойно отвечал Рем. — Если целый народ предпочитает скармливать своих детишек проклятому чудищу, рассуждая, что последние — самые плохонькие, глупенькие да нездоровенькие… Это вместо того, чтобы истребить монстра навсегда, сохранив жизнь десяткам тысяч. К змею! И вас, и вашего Галифа, и ваше понятье о чести!
Ирита, вопреки его ожиданиям, промолчала. Толкла что-то в маленькой ступе, да постукивала время от времени молотком.
— Вот, значит, как ты все это себе вообразил, — проговорила она, наконец. — Галиф — чудище? Сколько раз он помогал нам советом. Показывал источники воды. Выбирал хорошие места для городов…
— Надо же ему что-нибудь да жрать, — прервал ее Рем. — А с такой тушей попробуй-ка поохоться хотя бы и на гурахов. Но не будем больше об этом. Стыдить у тебя не получается, уж извини. Ведь даже прошу-то вовсе не для себя. Для друга. Хорошего друга.
Лучшего друга, — подумал Рем. Мы с ним два сапога пара. Трусливые беженцы.
— Это, однако, не значит, что я должна помогать незнакомому долговязому, — хмыкнула Ирита, распиливая скорлупу какого-то яйца. — Наверняка такому же вору и лиходею, как ты!
— Нет, — возразил Рем задумчиво. — Он не лиходей. Он дурак, романтик и шут гороховый. Добряк. Слушай, тетушка, я о многом не прошу. Немного твоего шаманского колдовства. Я могу сидеть тут еще три дня.
Желтая шамма вздохнула.
— Что-нибудь, что поможет ему закрепить полочку для проблем.
— Что? — переспросила Ирита удивленно.
— Не обращая внимания.
— На вот, выпей! Это Мудрый Суп. Через него говорит с нами Дух мира. Он решит, стоит ли помогать твоему другу.
Оглаживая ножом мрачную зеленоватую пену, Ирита передала пододвинувшемуся Рему готовую смесь в кислотоустойчивой плошке. Сухолюд, улыбнувшись до ушей, принял угощение и поднес его к лицу. Пахнуло родным, несъедобным, ядовитым, щелочным.
— Но сначала! — предупредила его Ирита. — Но сначала. Брось туда что-нибудь принадлежащее твоему… шуту гороховому.
Рем рассеянно похлопал себя по кармашкам свободной рукой. В пальцы попалась какая-то мелочевка: хрустальная коронка, которую Рем выбил Престону в самом начале их знакомства.
Он наклонил раскрытую ладонь в сторону плошки. Коронка держалась словно приклеенная. Рем перевернул ладонь ребром вниз, и зуб упал прямо в свежую пену.
Сухолюд едва удержался, не выронил зеленое пламя из рук. Ирита изумленно воскликнула, закрываясь желтой тканью. Рем терпел, щуря глаза, левую ладонь то обжигало, то холодило. Он отдернул ее, удерживая плошку железной правой.
— Ну! — прикрикнул он. — Уймись ты!
Зелье притихло, словно соглашаясь. Потом громко булькнуло и облегченно вздохнуло. Пена осела, обнажив молочную-белую жидкость. Рем посмотрел на Ириту. Та, выкатив белки, глядела на плошку поверх ткани.
— Тетушка, — позвал Рем.
Ему показалось, что он остался один.
— Тетушка Ирита!
Медные зрачки уставились на него.
— Мне уже можно пить?
— Не знаю, — был ответ. — Никогда такого не видела. За всю-то жизнь! И цвет странный. На свой страх и риск. Больше ничего не скажу.
Рем вздохнул. Семь бед — один ответ. Глотай и не думай. Призвав все силы своего анархизма, он приник к плошке. На вкус — обыкновенное топленое молоко. Рем удивился, потом что-то твердое скользнуло ему на язык. Он вздохнул и чуть не поперхнулся, перепугав Ириту.
Его обхватили жилистые руки, выбили воздух и легких. Железяка выскочила как снаряд и покатилась по полу. Рем прокашлялся и подобрал ее.
— Эге, да это мне знакомо, — сказал он довольно. — Престон ромашками прорастет, когда увидит. Спасибо тетушка, запишите на свой счет еще одно чудо.
Ирита отползла от него как от чумного, и загасила таинство, все еще тлеющее в кухоньке.
— Убирайся прочь, — беззлобно ответила она. — От тебя одни проблемы, гиблое ты семя. Кто твой друг, если Мудрый Суп так себя повел?
— Я уже сказал.
— Значит не договорил! Дурак, романтик, шут гороховый и добряк… Кто еще? Чем владеет и что определяет, когда Дух мира так вступился за него?
— Тетушка, я его знаю как облупленного, — Рем поднялся. — Он даже свой пол с уверенностью определить не может. Не понимаю я, о чем вы говорите, и за Духа ответить не могу. На вкус ваше зелье было как обычное молоко.
Ирита внимательно смотрела на него. Проницала до самых пят.
— Ты не знаешь, — согласилась она, наконец. — Ладно. Не по тебе эти вопросы. Иди по добру, племяш.
Рем подошел к двери. Обернулся. Ирита уже успела разложить на ковре костяшки с гадальными рунами.
— Последний вопрос.
— Ну? — тетка перемешивала серые кругляши.
— Нейтралитет?
— Я тебе еще в Карантине сказала. Все сказала. Не прибавить, не убавить.
— До свиданья, тетушка.
— Проваливай. И приглядывай за своим другом!
Щелкнули створки.
Рем шел по коридору, намереваясь спуститься на уровень вниз. На пути ему встречались скорбные стражи. Рем заговаривал с ними, невзначай упоминая праздник и демонстративно отпивая из своей фляги с надписью «досуха!» на боку. Стражи глядели на него стекленеющими глазами, но Рем этого, казалось, не замечал. Во фляге у него четыре дня ничего не было, но на душе все равно, почему-то, становилось легче и веселее.
По пути он так же успел сползать в какое-то темное помещение, вырвал несколько светящихся угольков из таинственной панели. Покачался на кабеле, поменял местами пару штепселей, пальцем нарисовал на мерцающем экране свой профиль.
Придирчиво оценив гармонию светящихся линий, он покинул помещение. Справил малую нужду за каким-то гудящим обелиском, украшенным костями и бутонами подводных нарциссов.
Потом встретил блока Хтонида в компании пяти наложниц и дезориентированного Вилла, который делал вид, что стоит без помощи девушек. Блок был серьезен и трезв, но не настолько, чтобы отказать в просьбе показать Марлея. У Рем дух захватило, когда широкая ладонь подняла его на три хвоста и слегка подбросила.
— Вижу! — хохотал Рем, подлетая еще на полтора хвоста и трогая пальцами холодный потолок. — Вижу Марлея!
Наглядевшись вдоволь, он похвалил праздник и уважительно отметил, что великий блок знает толк в военных советниках. Имея ввиду, конечно, обнаженных лилий и застрявшего в них Вилла. Хтонид поблагодарил его, сохраняя невозмутимость железорудной жилы. Рем криво улыбался, пока не понял, что ловить тут нечего. Лицо лидера Красных Касаток не взял бы и таран, не то что хилая шуточка.
Спускаясь вниз, он встретил процессию свежих лилий с кушаньями, которые направлялись в пиршественную залу. Сохраняя концентрацию, став другом воздушной стихии, Рем принялся их лапать. Молниеносными движениями, словно атакующая кобра. Пока вдруг звонко не получил по морде.
— А, Чешуйка, это ты, прелесть моя? — искренне обрадовался он.
Кира, глядя в пол, оправляла тогу в районе правого бедра.
— Такие синячки полезны, — утешил ее Рем.
— Я везде искала вас, господин Рем, — мрачно поведала Кира.
— Так бывает, — покивал тот. — Я не могу понять, где, но на моем теле точно есть надпись «сокровище». Подожди меня здесь, принцесса, я забегу к Вохрасу, а потом мы с тобой сходим куда-нибудь, где можно пить и есть, не вставая с мягкого. Ладушки?
— Вы знаете, где господин Вохрас?
Рем почувствовал, что его оттесняют к борту без абордажной сабли. Кира тяжело дышала ему в лоб.
— Скажите где он? Что с ним случилось? Ему плохо? Я могу что-нибудь сделать?
— Это что, Олечуч там только что выглянул из вентиляции? — озадаченно спросил Рем, выглядывая из-за плеча пахнущего персиком.
— Господин Рем!
— Он в секретном месте. Потерял кое-кого.
— Но как же… — Кира отошла и села прямо на пол цветастой сопкой. — Позвольте мне пойти с вами. Я хочу увидеть его. Я должна увидеть его!
Рем хихикнул.
— Меня послал отец, — смутилась Кира. — Он хочет видеть господина Вохраса.
— Вот оно как, — Рем подбрил кинжалом щетину на подбородке и внимательно оглядел лезвие. — Тогда пойдем. Один я его вряд ли растолкаю. Надо бы Олечуча найти.
Он повел Киру за собой. Та шла то справа, то слева, вздыхая и томясь. Рем, почувствовав наживу, принялся отпускать замечания вроде: «бедняга Вохрас», или «да, хрустнул старик», а то «шутит судьба, как палач с топорищем».
— Ух, и зараза же вы, господин Рем! — не выдержала Кира.
— Да, — самодовольно подтвердил сухолюд.
И тут же, без всякого перехода, пустился в туманные объяснения. Недоговаривая и сочиняя на ходу, однако, сберегая трагедию.
Рем, хоть и был хорошим рассказчиком, но чуткости и тонкой эмпатии ему не доставало. Он мог живо и красочно описать поножовщину в полутемном переулке или с чувством передать хроники своих сексуальных одиссей. Слушали его всегда жадно и одобрительно. Как бы то ни было, три дня назад Престона не пытались зарезать или изнасиловать. Кроме того, та история, что Тан-Тарен рассказал Кире, по понятным причинам, сильно перевирала правду. Поэтому мы взглянем на личную трагедию Престона самостоятельно, незаметно, словно призраки.
— Что это с водой? Он что, кипит?
— Не волнуйтесь, почтенный Вохрас. Садитесь. Это всего лишь воздух.
— Так я не сварюсь?
— Ну что вы…
Престон недоверчиво склонился над бурлящим котлом. На дне, в толще бирюзового нестекла, он разглядел маленькие отверстия.
— Ага. Ну, хорошо.
Спуская ноги как багаж, Престон залез в котел и сразу же понял, что затея не удалась. Он всплывал и неуклюже ворочался, скользя мокрыми пальцами по бортику. Вода выбрасывала его как пробку.
— О, Первый… Вы не могли бы…
Лилия обняла его и прижала ко дну.
— Так лучше? — заботливо спросила она.
И сняла с себя последний лоскут тюленьей шкуры. Лоскут всплыл перед Престоном и отправился в сторону блюда с напитками и набором каких-то вытянутых предметов, вытесанных из кости.
Престон сообразил, зачем они нужны, и поплескал себе на лицо горячей водичкой.
— Вы уверены, что меня одной будет достаточно? — жарко спросили над ухом. — Может позвать еще двоих? Или троих? Мы крайне преуспели в групповых стилях. Проверьте, не пожалеете.
— Не стоит, — вяло улыбнулся Престон. — Спасибо, конечно, но не стоит. Кости и групповые занятия, это очень вежливо с вашей стороны. Я понимаю, что вы беспокоитесь на счет того, что я древний старик и… Могу быть не в форме. Это действительно так. Но знаете что? Я не расстраиваюсь, мне очень приятно ваше общество, и я намереваюсь просто посидеть тут. Тут спокойно и нет безумных тренировочных чучел, жрущих вселенную монстров, зацикленных на папаше принцесс, которые ищут кого-нибудь похожего на него. Здесь нет убийц на колесиках. Кого же еще? Ах да, кое-что новенькое. Жнецов-шпионов! Хотите сделать мне приятное?
— Все что прикажете, почтенный Вохрас, — сочувственно прошептала лилия.
— Тогда просто подержите меня у дна, чтобы я не всплывал, минут пятнадцать, а потом я пойду на массаж. И можете еще послушать о том, что я думаю о несовершенстве мира. Например, мне кажется, что мир мог бы быть ко мне чуточку доброжелательнее. Вот как вы, например. Я хочу сказать… Помните ту поговорку: то, что не убивает — делает нас сильнее? По-моему, все немного не так. То, что не убивает — калечит нас. Все больше и больше и…
Престон догадывался, что она не понимает ни слова, но был рад тому, как внимательно лилия выслушивает его неясные жалобы. Ему, пожалуй, стоило просто выговориться. Именно в таком положении: имея постороннего, но чуткого слушателя. Это было для него в новинку. Рем к этому времени давно бы уже бренчал на мелоде и напевал что-нибудь кабацкое, в десять куплетов. Или стрелял по бутылкам. В общем, избегал бы интимного общения.
Из-за пачули Престону нельзя было пить вино. Поднос с продолговатыми костями и напитками оставался нетронутым, но Престон, как ни странно, производил впечатление пьяного. Его взгляд стал всеобъемлющим, а ораторские жесты обмякли. Возможно, на него так подействовала исповедь, но Лилия забеспокоилась и вытащила его из котла. Ужаснулась. Вверенный ей колдун разбух чуть ли не вдвое, кожа его побелела. Престон напоминал разварившуюся клецку.
Это вызвало некоторые волнения в банном отсеке. Никому не хотелось навлечь на себя гнев Жреца.
Бедняге помог суровый лечащий массаж. От каждого прикосновения стотри-массажиста тело колдуна брызгало водой. Он выжал его досуха…
— Спасибо, — сказал Престон.
…и положил сушиться на полок.
Когда Имара оклемался, лекари порекомендовали ему отправиться в покои и отдохнуть. Но в покои Престон идти не пожелал. Вместо этого он сдался Кире. Она не застала его сушку, но была взволнована в два раза больше, чем все остальные, вместе взятые. Престон устал объяснять ей, что все обошлось благополучно, просто он положился на свое старое тело и прогадал.
— Простите меня, — лепетала она. — Я не могу найти в себе сил войти в банные комнаты, когда там так много людей. Много нагих… мужчин. Я бы обязательно помогла вам первой.
Престона это начало забавлять.
— Вот так просто ворвалась бы в мою котловую и принялась меня выжимать? Нагого мужчину?
— Ах! Вы другое!
— Ну да, ну да.
— Вы — часть наших надежд, яркий символ! Вы выше моих странностей!
— Я понял. Спасибо. Не волнуйся так. Покажешь мне Исток?
— Я так надеялась, что вы спросите об этом. Пойдемте.
Престон почувствовал, что его робко взяли за руку. Возражать не стал. Это было приятно.
Пока Кира удивляет Престона искусственной природой, и тихонько млеет в его компании, мы, как и причитается призракам — рванем сквозь стены. Заглянем в воздушные трубы Истока, в хитросплетения его вентиляционной системы.
Олечуч ловко развернулся в широком стыке, скользнул вниз и замер.
Повиснув на переборке, вниз головой, как летучая кошка, он глядел нарисованными глазами вниз, в пропасть вертикальной кишки. Из нее, освещенной до самого дна сумрачной краснотой, поднимался знакомый запах. Олечуч почувствовал его почти сразу, как попал в вентиляцию. Хищно клекоча, он полз, угловато расставляя конечности, навстречу флюидам силы и уверенности, которые однажды не успел загасить.
Это был достойный противник (в молодости — бывалый мучитель манекенов), и Олечуч нетерпеливо клекотал. От злости и мрачной истерии его мучили припадки. Разум кишел воспоминаниями: одно отчаянье да страхи, тупая боль и беспомощность. Они прели, язвились и затвердевали ненавистью. Наводя страх на жителей Истока, внезапными нападениями из решетчатых отдушин, он немного успокаивал себя.
Но этого было мало!
Мало!
Все так же вися вниз головой, Олечуч издал глубокий низкочастотный вой. Стены вентиляции завибрировали. Враг должен знать.
Кыкл-кыкл-кыкл…
Он обязан приготовиться!
Манекен, бешено хрипя, рванулся вниз — в свободный полет. Кроме перчаток, доспехов на нем не было, он упрятал их в надежном месте, сняв все, чтобы они не мешали и не гремели. Его тело покрывала кровавая лаковая роспись. Каша была надежно пришита к плечу. Набитая опилками Крикуша — к спине, с расправленными крыльями и обнаженным черепом.
У самого дна он резко вонзил черные когти в стены и почти сразу затормозил. Спрыгнул вниз и пополз дальше, напевая нескладно и отрывисто:
Режь ножом, проткни копьем,
Махни булавой, а после ногой!
Щелкни плетью, лязгни клетью,
Смени мне голову, за день — третью!
Славно измучено, все стерпит чучело.
Делай что хочешь, рви и терзай,
Шестом и мечом, главное знай:
Делай что хочешь, ударь — отойди,
Но никогда нам в глаза не смотри!
Кое-кому вскоре не поздоровиться. Поглядев на эту маленькую, но важную вставку, вернемся к Престону и более его не покинем.
Два дня Престон слонялся по Истоку со своей тетрадью, делая рисунки и что-то записывая в ней сутулыми каракулями. Он копировал планы, хитро выпытывал у стражей важную информацию вроде «ага», «нет» и «по той анфиладе, прямо и налево». Умело прячась от Киры в пальмовых рощицах и обманывая патрули незаинтересованным видом, он тщательно собирал информацию о внутреннем устройстве Истока, чтобы потом передать ее силам Авторитета.
Пригодилась отточенные навыки разведчика. И, иногда, вора. Престон скромно гордился тем, что даже в такой неподходящей физической форме, смог стащить десяток образцов варварских технологий. Это были, в основном, обломки плат и обрывки проводов, но Престону они казались столь же непостижимыми как «послезавтра» для бабочки. Престон прятал их в своих покоях, делая на каждом образце бирку с пометкой. Там он записывал, где был найден образец, и при каких обстоятельствах. Чаще всего там значилось «больш. неохр. ящ; прогулив».
На самых ценных его экземплярах, планшете для связи с Ревернасом и странной штуковине, выдувающей теплый воздух, он написал: «мои покои. предм. роск; обыск».
Так он скоротал время до самого начала празднества, рассчитанного на четыре дня беспрерывного кутежа и бражничества в понимании Соленых варваров. Это означало, что рабочий день будет урезан до четырех часов, а дощечки, дающие право на управление всеми видами моржей, станут временно недействительны.
Ну и, разумеется: поэтические вечера, спортивные многоборья, театральные зрелища, охота на глубинных монстров, моря водорослевого пива и горы полусырого мяса.
Перед началом пира к Престону заявился Рем в какой-то черной хламиде. Хламида была покрыта устрашающими рисунками черепов и отмечена некой надписью, похожей на нагромождение сучьев.
— На площади уже гуляют! — сообщил Рем чуть громче, чем погорелец, зажатый между огнем и высотой девятого этажа.
— Чего ж ты орешь-то так? — удивился Престон. — Гуляют и хорошо.
— Я тебя плохо слышу! — ответил Рем, не сбавляя тон. — Там жарят почище, чем в Громовой Лютне, клянусь Первым!
— Кто жарит? Что это на тебе за тряпки? Кто-то умер?
— Навалом! — отвечал Рем. — Бери любую на плечо и волоки куда хочешь! Они сейчас ничего не соображают! Группа называется «Медузьи черепа», они с нее текут как весенние реки!
— Это те самые Вольные Шторма?!
— Бесполезно! Едва удалось добраться до сцены по головам! Мне солист в перерыве подарил этот балахон и дал покричать в раковину! Вот тут написано «МедузьичерепА». Здорово, да?
— Еще бы.
Робко постучавшись, вошла Кира.
— Вот! — радостно заорал Рем. — Вот она не даст соврать! Все так и было! Варвары беснуются, толкучка — искры летят, мембраны грохочут, струнные доски дымятся! Везде что-то светится и фыркает огнем, Исток светиться до самого венца! Везде палатки с пивом и жратвой, какие-то лицедеи в костюмах с щупальцами. Энергии столько, что хоть Авторитет всю Тьму отапливай!
— Ты тоже там была? — спросил Престон у Киры.
— Я наблюдала с балкона, — объяснила та. — Господин Рем нисколько не преувеличивает. Нынешний праздник — первый, когда стотри решили так безудержно веселиться прямо на Твердых Водах!
— Вохрас, пойдем наружу!
— Да, господин Вохрас, пойдемте, пожалуйста.
— Меня же там растопчут.
— Ци-ик-ф!
— Где ты был?
Цыпленок вместо ответа козырнул крылышком и снова исчез.
— Что он сказал?! — спросил Рем.
— Ладно, змей с вами, — пробормотал Престон. — Пойдемте.
Вообще-то ему нравилась громкая музыка. Но Имара не рассчитывал на то, что ему придется пережить гром падающего неба. Это происходило с ним не каждый день, и он был слегка ошеломлен:
— И это они называют музыкой?! — проорал он Кире на ухо.
— Здорово, правда?! — пищала она едва слышно. — Это направление называется «твердая скала»! А переборы: «рифами»!
Небо вспыхивало и разрывалась брызгами фейерверков. Престон никогда такого не видел, и первое время пытался залечь после каждого разрыва. Крутились то так, то этак, диковинные карусели. На большой открытой сцене группа из пяти варваров раскалывала мироздание струнными досками и примитивной системой барабанов. Он исполняли песнь про то, как один дельфин решил послать все к Узергхоту, бросил стаю, набрал мускульный вес и принялся гулять по всем течениям Океана, попутно вышвыривая из него всякую пакость вроде акул. Усиливающие звук мембраны сирены скалистой, подпрыгивали на своих распорках. То там, то тут поднимались волны пива, и странно одетые варвары взбалтывали поднятыми кулаками духоту ночи.
Престону казалось, что даже мир появлялся из небытия куда тише и скромнее. А он-то настраивался посетить поэтический вечер и немного насладиться красотой зарифмованной души свободного народа.
— Это все завтра! — сообщили Кира. — Когда Дельфины будут готовы! Сейчас стотри выпускают накопившуюся энергию! Это очень важно, чтобы внимать тонкому искусству Дельфинов с максимальной чуткостью!
— Понятно!
— Что?!
— Понятно!
— Жаль, ничего не видно отсюда! — посетовала Кира. — Как бы мне хотелось посмотреть на Меузьи Черепа вблизи!
Престон расценил это как намек. В хотельных домах он давно разучился ухаживать за девушками, но рудиментарное благородство и отсыхающее воспитание все еще напоминали о себе.
— Цыпленок! Я знаю, что ты где-то здесь!
— Ци-ик-ф?
— Мне нужно подняться над толпой!
— …Циф-к!
— Держитесь за меня, леди Кира! — хмуро предложил Престон.
— Что?
— Держись за меня!
— Хорошо!
Престон сосредоточился. Варвары вокруг охнули, и пали на колени, отчаянно сопротивляясь смещенному притяжению. Престон же медленно поднялся вверх. Кира вцепилась в него как коала. На третьем хвосте Престон решил остановиться и поплыл вперед.
— Так лучше?!
— Да! Спасибо!
В тот вечер Престон пересмотрел свое отношение к странно выглядящим людям, громким звукам и пению. Он понял, что «Громовая лютня» сделала из него, как меломана, тепличное растение. На этот раз, то, что его не убило, действительно сделало Престона сильнее. Оставалось только вытереть кровь, идущую из ушей.
Наглядевшись вдоволь, Кира предложила вернуться в Исток к началу Пира организованного для лучших воинов, изобретателей и поэтов. Престон долго не мог понять, что от него хотят, но охотно покинул площадь. На входе их нагнал тяжело отдувающийся Рем. По нему было заметно, что изобилие даже его чуть не доконало.
— Я немного переел, — признался он.
Это означало, что у него все-таки лопнул поясной ремень.
Пир проходил в большой овальной зале, где на стенах билась странная радужная муть. Она, то мерцала, то изгибалась волной, расщеплялась сотнями разноцветных хлыстов и стегала потолок и пол. В свое время небезызвестный Эрволл Горген, удостоившийся чести побывать здесь, был отмечен «благословлением Истока». Его свалил сильный эпилептический припадок.
Стол был широченный, круглый, с углублением в центре. К этому углублению вели положенные крест-накрест ковровые дорожки. Престону это показалось странным, но варвары не видели ничего плохого в том, чтобы срезать пространство зала по этим тропкам. К столу без всяких фанфар, пафоса и герольдов подходили и садились видные варвары. Кто-то, чуть поодаль, отдыхал на больших ложах с томными лилиями.
Дельфины пришли в масках и ярких нарядах, Красные Касатки в доспехах. Мрачно озирались по сторонам жилистые Аспиды в черных комбинезонах. Всего приглашенных было не больше сотни, Престона это порадовало. Он занял место, указанное Кирой, рядом прыгнул Рем.
В центре стола уже довольно давно шла какая-то эмоциональная театральная постановка. Она подходила к концу: злобный солдат авторитета в латаном трофейном мундире бил и пытал связанного молодого варвара. При этом пытал вроде бы по-настоящему. Во всяком случае, раны у пленника кровоточили. Вокруг лежали бездыханные тела других стотри, позади солдата злобно хохотал хор мужчин. Потом избиваемый воин освободился и сбросил солдата в огромный чан с водой. На стол брызнула соленая пена.
— Вот судьба континентального зла! — продекламировал кровоточащий стотри. Его поддержал вступивший хор женщин. — Не сломить жиру Большой Земли верный мускул Твердой Воды. Жестокость — проиграет доблести!
Он говорил так довольно долго. Все это время вода в чане стояла спокойно. Когда декламация окончилась, остальные актеры выбрались из ниши, а зал благодарно зааплодировал, — солдат все-таки вынырнул из чана и раскланялся вместе со всеми. Престон утерся полотенчиком и тоже похлопал. Сдержанно. Очень сдержанно.
Рядом свистел и неистово бил в ладоши Рем.
— Браво! Так его, изверга! Долой Авторитет!
— Хватит поясничать, — одернул его Престон.
— Пойду, подарю яблоко таланту, — сказал Рем, взобрался на стол и побежал между блюд к актерам.
Там он действительно достал из кармана яблоко и подарил его израненному. Актер благодарно поклонился, но тут же отскочил, потому что Рем проверил подлинность раны на его плече. Сухолюд примирительно помахал руками, и вдруг проголосил, обращаясь к залу:
— Отличный вечер, бомонд! Честное слово, я сначала подумал, что вы даже поминки родной бабушки отгулять не сможете! Такие все были серьезные, что хоть ножи об морды точи! Но теперь я вижу, что вам только повод дай — пьяная рыба повсплывает! Клянусь Марлеем, вы меня порадовали! Эй, кто здесь отвечает за снабжение?! Этому парню нужно отдать весь мир и тогда мы получим два на выходе!
— Я! — гаркнул довольный похвалой Керан. — И весь мой отсек!
— Отлично! Я тебя еще найду и лично пожму лапу! Так вот ты, и весь твой отсек должны мне новый пояс и несколько нерестов здоровой жизни, которые я здесь спустил за один вечер! Нет, я шучу, конечно! Спасибо тебе за труды! По твоему лицу видно, что крабы сопротивляются, когда их ловишь!
Зал засмеялся.
— Ладно, хватит о разном, вспомним о главном! — не унимался Рем. — Как вам, наверное, уже известно, свободный народ, я на побегушках при достойном человеке, который сейчас присутствует на этом пиру. Держу пари, каждый о нем слышал, но не все еще видели! Без лишнего смущения представляю вам Великого и Ужасного Вохраса! Сильнейшего колдуна Авторитета, родом из проклятой башни, что пугает весь континент! Ближайшего товарища вашего Жреца и верного его идее союзника. Престон отнял ладони от лица, встал и сдержано раскланялся, покачиваясь от волн одобрения и приветственных оваций.
— Речь! Речь! Речь, великий Вохрас!
Престон не успел опомниться, его подняли вместе со стулом и вынесли в центр стола.
— Речь! Расскажи нам что-нибудь, колдун!
Престон устало взглянул на Рема ожидая увидеть озорное предвкушение, но тот был суров и сосредоточен. Поймав взгляд Престона, он произнес:
— Расскажи им про Авторитет, Престон. То, чего они еще не слышали.
Это был неожиданный и очень нехарактерный для Рема поворот. Никогда еще его шалости не заканчивались чем-то серьезным. Если не считать серьезных травм.
Но Престону эта идея понравилась. Да, он расскажет варварам про Авторитет.
Он начал с описания его красивейших мест, памятников архитектуры, мрачного благородства столичных дворцов, и высоких домов, соединенных мостами. Рассказал о верности и доблести гвардии Зверя. Хороших людях и Лиге Чемпионов. Давних традициях и богатом наследии Древних королевств. Зал мрачнел лицами, не это стотри рассчитывали услышать. Рем внутренне ликовал. День его определенно удался: он заполучил много вкусной еды, развлечений и, на десерт, целый зал скрипящих зубами стотри.
— …все это Авторитет, — подбил итоги Престон и победоносно откинулся в кресле.
— И именно поэтому врага не стоит недооценивать, друзья мои!
Стотри почтительно расступались перед Реверансом. Он шел, сложив руки под белой мантией, глядя на Престона узкими зрачками. За ним следовали Маширо и Кира. Ревернас взобрался на стол и дошел до его центра.
— Мы все должны поблагодарить Великого Вохраса за беспристрастность и хитрость, — сказал он, подняв вверх руки. — Вы знаете, что нужно ненавидеть в Авторитете. Но Вохрас поведал вам чего стоит остерегаться! А кроме того напомнил: врагу есть чем гордиться! Есть, что защищать! То, что понимаем мы, им — неведомо. Они будут охранять свой дом свирепо и уверенно. Выразим же нашу благодарность мудрости Вохраса!
Стотри взревели.
Реверанс произнес еще одну речь, воспевающую значимость всех собравшихся и объявил пир открытым. Начали разносить блюда. Перед Престоном двое стотри бухнули блюдо с целым зажаренным быком.
— Это специально для тебя, мой друг, — произнес подошедший Реверанс. — Ребята Керана сделали все возможное, что бы вы не чувствовали себя ущемленным посреди традиционных яств.
— Спасибо, — поблагодарил Престон. — Думаю, я начну с одной из тех индюшек, что запрятаны у него внутри.
— Как хочешь. Внутри индюшек ты найдешь маленькие пирожки с предсказаниями. Этой шутке мы научились у Сайцев. Они вообще-то, неплохие союзники, если не считать странного отношения к осьминогам. И вообще к щупальцам. Но у всех ведь свои тараканы в голове, не так ли?
— Не говори мне, — согласился Престон.
Истинная внешность Реверанса не слишком поразила его. Он просто пытался представить себе, насколько Кира похожа на своего отца.
— Если что-нибудь понадобиться, просто скажи Кире, она все организует.
Реверанс похлопал его по плечу и удалился.
Рем уже натачивал ножи, стоя над бычьей тушей.
— Тебе откуда снять? — спросил он. — Ребрышко, грудь, огузок?
— Просто вынь у него из брюха индюка и дай мне, — ответил Престон.
Рядом села Кира.
— Не хотите ли индюка с пирожком с предсказанием? — спросил Престон, потирая руки.
Рем вывернул в подставленное блюдо обещанную птицу.
— Нет, спасибо, — покачала головой Кира. — Не обижайтесь, но я бы не отказалась от хорошего куска говядины. Очень ее люблю, а она здесь редка как чернозем. Знали бы вы, друзья, как надоели мне океанические дары… Это ничего, что я называю вас друзьями?
— Милая, после того, что ты сказала про говядину, можешь называть меня хоть братом родным, — сказал Рем серьезно. — Давай тарелку.
Шмяк.
— Спасибо. Я сниму паранджу, вы не возражаете?
— Не надо постоянно спрашивать у нас разрешения, — фыркнул Рем, выпиливая себе кусок килограммов на десять. — В нашей дружественной зоне каждый делает то, что захочет.
— Лишь бы у остальных из-за этого проблем не было, — заметил Престон, обсасывая ножку. Мясо было нежнейшее, жевать почти не приходилось.
Кира обнажила голову. Престон едва не подавился костью. Он глядел на шелковистые антрацитовые волосы, собранные в узел и голубоватую кожу на узких скулах. Розовые губы. Нежный подбородок. Вполне человеческие черты. Лишь маленькие аккуратные чешуйки, которые поблескивали холодным узором на лбу и щеках выдавали происхождение. И глаза. Но теперь, когда они стали частью лица, а не бесполым взглядом из матерчатой амбразуры, общая картина показалась ему намного интереснее.
Кира моргнула и перестала жевать.
— Что-то не так? — спросила она, проглотив. — Вас раздражает мой вид? Только скажите, я…
— Кира, — улыбнулся Престон. — Хватит. Ты очень красива. Мне вспомнилась одна легенда. Она называется «О Допасе и Совести». Допас был отважным путешественником и лучшим следопытом одного из Древних королевств. Однажды, проходя знакомыми тропами, он заметил, что местность вокруг изменилась. Да как! Раньше шипела там на всякого путника злобная пустошь, бросала в лицо кусачую пыль из трещин мертвых холмов. Не было там ни зверья дикого, ни птицы летучей, ни букашки ползучей. А теперь млел Допас посреди зеленого оазиса, сверкающего изумрудами листвы, да лазуритами ручьев. Пахло цветением и жизнью, а непуганые зверюшки доверчиво склонялись к его сапогам, надеясь на ласку.
Изумленный следопыт подошел к озеру, чтобы напиться, да проверить, не врут ли ему глаза, не морок ли заманивает его в безумие. Он склонился над водой и вдруг увидел рядом со своим отражением еще одно. Столь прекрасное, что человек окончательно разуверился в том, что окружало его. Обернулся он и увидел Совесть. Одну из красивейших дев Торкена. Она смотрела на человека без обычного презрения, наоборот, ее взгляд теплел. А сердце Допаса цвело. Пусть даже не верил он в происходящее, столь сладкая греза радовала его. Совесть присела рядом с ним и коснулась заросшей щеки сияющими пальцами. Потом прижала к себе и вовлекла следопыта в страсть, неутолимое обожание и похоть.
Он проснулся обнаженный и растерянный, на берегу озера. Его одежда, чистая, пахнущая лугом и весенними ветрами, лежала рядом. Увидев, что Совесть покинула его, Допас горько, впервые в жизни возрыдал. Долго он глядел на свое отражение, надеясь увидеть еще одно. Следопыт провел там почти цикл, ожидая ее, и понял, что сюда Совесть уже не вернется. Она облагородила пустошь и вернулась в Торкен.
Допас решился проникнуть в Долину Первенцев, чтобы попытаться найти ее там. Но встал перед ним Гранитный лес.
Долго испытывал следопыт свою смекалку, не зная, как выжить в каменной чаще. Никто еще не возвращался из нее, некому было помочь ему советом. Тогда Допас решил, что преграду нужно преодолеть по воздуху. Но как это сделать? Легче было сказать. Неожиданно, он услышал жалобный вой и поспешил посмотреть, кто попал в беду. Нашел он раненого жнеца. Священный сборщик поранился о скалы. Допас вылечил его раны и накормил дичью. Жнец встал на крыло, но не хотел улетать от человека. Допас понял, что достоин благодарности и попросил жнеца перенести его над лесом, в долину Первенцев. Жнец подставил ему спину и переправил в зеленое царство диковинных зверей и последних драконов.
Поблагодарил его Допас и расстались они.
Следопыт увидел Корону Мира и, восхищенный, отправился в путь, презрев опасности и не помня усталость. Сильно измучила его дорога. В джунглях нападали на него злобные ящеры, от местных плодов — началась диз… Лихорадка, быть может, не помню точно. Он намеревался карабкаться по горам, взойти до самого Торкена, чтобы позвать Советь. Изнемогая от жажды и голода, взбирался он все выше и выше, ни живой, ни мертвый от скудного высотного воздуха. Являлись ему жуткие призраки и ужасные тени. Сам камень охотился за дерзким человеком…
Престон замолчал и принялся за остывающую индейку.
— Ну? — Рем вынырнул из быка. — И что дальше-то было?
— Они встретились, — ответила Кира. — Отец рассказывал мне эту легенду. Когда Допас был на последнем издыхании, в его остывающих глазах мелькнуло заветное отражение. Совесть изгнали за связь с человеком. Она успела найти своего возлюбленного вовремя и спасти его. Вместе они отправились в свой заповедный рай. Эта легенда учит тому, что за счастье нужно бороться, невзирая на запреты. Особенно чужие.
— Забавно, — сказал на это Престон. — Потому что в интерпретации Поздней расы она не успела его спасти, и покончила с собой: прыгнула на скалы, увлекая за собой тело Допаса. У нас, людей, эта легенда красиво намекает на то, что всяк сверчок должен знать свой шесток. А, впрочем, я хотел отметить другое. Раньше я думал, что Допас был просто извращенцем. А теперь, глядя на тебя, Кира, понимаю, что взбираться стоило.
Дочь Реверанса тихонько зашипела от смущения.
— Это благодаря отцу, — сказала она. — У Первенцев нашего вида волосы никогда не росли, и кожа была жесткой и чешуйчатой. А еще раздвоенный язык, холодная кровь, и… море других анатомических особенностей. Отец понимал, что среди стотри я буду чувствовать себя уродливой. Он вынашивал меня так, чтобы я была похожа на тех, с кем мне придется жить.
— Вынашивал? — Рем снова вынырнул из быка, как какой-то жуткий паразит.
— Ешь быка, Рем, я потом тебе все объясню, — пообещал Престон. — О! А вот и пирожок с предсказанием.
Он разломил тесто и достал маленькую щепочку с резьбой.
— «Все могло быть и хуже», — прочитал Престон. — Это вряд ли.
Когда блюда заметно опустели, Реверанс обратил на себя внимание и сказал:
— Я обещал вам сегодня необычный десерт, свободный народ. Время подходящее, люди на улице горячи и взбудоражены. Они готовы принять все очень близко к сердцу. В этот момент мы продемонстрируем им слабость Авторитета. Но сначала взглянем сами. Ввести шпиона!
В дверях показались шестеро стражей, которые сопровождали подвижную установку, на которой был распят пленник. Его завешали цепями как десятерых каторжников. К стальному каркасу не приковали только голову. Глазницы глухого шлема плыли слева направо, оглядывая зал.
Повозку не стали водружать на стол. Остановили у стены и развернули к зрителям.
— Это, — остановился рядом Реверанс, — представитель элиты так называемого Акта Незримых. Оплота шпионов, убийц и диверсантов. Их иерархия проста и умещается в три шага. Рядовые агенты, прошедшие обучение, могут выслужиться и стать корректорами. Проще изъясняясь — руководителями небольших групп. Если они успешно справляются с этой задачей, их принимают в ложу Леты. Ложа Леты — особое подразделение Акта Незримых, которое состоит из матерых профессионалов, прошедших психологическую обработку. Они — механизмы, ходячие живые орудия. Это достойно сожаления, и я прошу вас, хотя бы вас, проявить к этому несчастному существу сострадание. Оно никогда не знало, что такое свобода воли. Сейчас я сниму с него поганую маску, что бы вы могли поглядеть на него и сделать необходимые выводы.
Он надел рукавицу на правую руку и, чуть помедлив, сломал замок на шлеме силой маггии. Подошел и сорвал его, брезгливо откинув в сторону.
Престон некоторое время не двигался. С пустым выражением лица он глядел на то, как Вельвет размяла затекшую челюсть, и вдруг плюнула в Реверанса. Стотри охнули.
Первенец двумя пальцами держал пойманную иглу.
— Любопытно, правда? Она прятала эту вещь… Наверное в гортани. Почти цикл! Ела и пила с ней. Наш достопочтенный Вохрас говорил вам как раз об этом. Ничего не выйдет, если мы будем бороться не в полную силу, так словно у нас есть хоть какое-то преимущество и повод для тщеславия… Вохрас, друг мой, что с тобой?
Престон неверными шагами приближался к Вельвет, вытянув перед собой левую руку. Он напоминал измученного солнцем вурдалака. Вельвет смотрела на него как на жертву, широко раздувая ноздри. Престон подошел к ней вплотную и раззявил до ушей беззубую улыбку.
Он очнулся через несколько часов в своих покоях. Болела переносица и саднил зад.
— Где она?!
Рем увернулся от компресса.
— Думаю, ее снова заперли. Реверанс говорил что-то про «усыпление». Они хотели закрыть тебя в лазарете, но я наврал с три короба, дескать, только я могу тебя лечить. И Киру я отвадил. Надо же тебе было…
Престон ринулся к выходу, Рем загородил ему дорогу.
— Я должен спасти ее, поговорить с ней, извинится, исправить!
— Да что там исправлять?
— Все! Все исправить! Мы вернемся в Авторитет сегодня же ночью, Рем. Я спасу ее, и мы уплывем отсюда на первом же попавшемся корабле!
Престон был явно не в себе. Он неясно бормотал, паниковал и мучился так, словно его препарировали большим кристаллом соли. Он, то свирепел, то впадал в прострацию. Хляби его памяти разверзлись, престарелые претензии к своему прошлому — обрели вторую молодость. Престона распирало эмоциональными газами той самой браги из плодов стыда и самоуничижения, которая зрела в нем пять нерестов отступничества. Рем взволновался.
— Что на тебя нашло, tuo jemene?! — прикрикнул он.
— Ты что, не понял? — прошептал Престон с нездоровой интонацией. Он схватил сухолюда за плечи. — Это же Вельвет. Из-за кого, по-твоему, все это началось? Почему я решил побывать в Мирконе?! Из-за сокровищ? Да я бы отдал в два раза больше того, что там могло бы оказаться за снятие проклятья!
— Какое еще проклятье?!
— Которое она на меня наложила! Я пять нерестов засыпал и просыпался, повторяя себе одно и тоже: я поступил правильно, правильно! Правильно? Низмея подобного! Посмотри на меня! Посмотри, во что я превратился из-за своей трусости! Верная расплата! Я должен был быть с ней, все это время, я должен был оберегать ее! Она бы не попала в плен, если б не я. А буде попала, я бы ее спас! И сейчас спасу! Братец Рем, если ты не станешь мне помогать — уйди с дороги. Немедленно.
— Ты страшен как десять уродов одновременно.
— Я знаю.
— Причем один из этих уродов лизнул лимон и морщиться.
— Рем!
— А все остальные за ним повторяют.
— Зачем сейчас об этом говорить?!
— Просто напоминаю. Вельвет врезала тебе не просто так.
— Она узнает меня! Вот увидишь, узнает. На пиру все произошло слишком быстро. Я полез к ней, не подумав, просто потерял себя, глупая скотина…
— О, ради Первого, хватит ныть, — предложил Рем. — Я помогу тебе спасти Вельвет, лишь бы ты начал трахать хоть что-нибудь кроме моих мозгов.
Престон выдохнул. И слабо улыбнулся.
Он знал дорогу к отсекам сдерживания. За время своей хитрейшей разведывательной компании, Имара плотно изучил планировку Истока. Насколько ему позволяли считать наивность и невежество, конечно. Друзья добрались до пропускной комнаты и остановились. Рем заглянул внутрь. Там дежурило четыре стража. Один спал, трое других, стараясь ему не мешать, соревновались в тройной армрестлинг.
Престон позвал Цыпленка. Тщетно.
Требовалось всего ничего: усыпить охрану. Престон решил, что сможет сделать это самостоятельно. После нескольких неудачных попыток он добился того, что спящий варвар проснулся и посетовал, что во сне его преследовало чье-то раздражающее кряхтение.
— Дай-ка место моей маггии, — сказал Рем и вошел в комнату, втащив за собой Престона.
Стотри уставились на них.
— Привет троим, здорово четвертому, — произнес сухолюд, пробуя пальцем костяной меч, на стойке. — Слушайте. Мы с другом на самом деле не те, за кого себя выдаем. Знаете кто мы? Мы двое уголовников из Авторитета, один из которых выдает себя за Вохраса. На самом деле его зовут Престон. Он понятья не имеет во что ввязался, но пытается шпионить в пользу Авторитета. Сейчас вы откроете нам дверь в залы сдерживания, и мы пойдем выручать его бывшую, потому что так уж принято в хороших историях. Вы, конечно же, дадите нам ключи от ее камеры, а когда мы будем ее уводить, не помешаете нам и станцуете «присядь-встань-присядь». Все ясно?
Варвары молчали. Ошеломленный Престон готовился к новому нокауту. Рем мило улыбался.
— Все ясно, — ответили Стотри, жутко гримасничая. — Все ясно. Все ясно. Все. Ясно.
Один бросился за ключами, второй принялся рассказывать сухолюду как пройти к камере Вельвет, третий встал на стреме, четвертый снова лег спать.
— Знаешь, — сказал Престон серьезно, — если б не обстоятельства, я бы заставил тебя все исправить. Ты должен завязать с этой змейщиной. Кто знает, как здравый смысл отомстит тебе. Есть вещи, которые нельзя игнорировать. Например, причинно-следственную связь.
— Это безопаснее, чем ты думаешь, — безмятежно ответил Рем.
— Может быть, — бросил Престон, и поковылял вперед, в коридор.
Рем озадаченно посмотрел ему вслед. Потом нагнал его и пошел рядом:
— И это все? — спросил он почти обижено.
— Что, все?
— А как же вопросы, вроде «как тебе удалось?». Или «сколько тебе должна логика?». Не лишай меня удовольствия не ответить!
Престон промолчал. Он заглядывал в попадающиеся по пути камеры. Многие были пустыми, но встречались экранированные. За колеблющейся пустотой голубого цвета, томились пленники варваров. Исключительно гости с большой земли. Те, кто понаглее, пытались привлечь к себе внимание Имары, но тот тащился вперед как карась за крючком.
Вельвет сидела в углу своей камеры, похожая на затаившуюся черную вдову. В данный момент в мире существовало всего несколько форм разумной жизни, которые решились бы потревожить ее. Одним из этих безрассудных организмов был Престон.
— Вот она, — он припал к экрану.
— Открывать? — спросил Рем.
— Конечно, что за вопрос?!
— Обоснованный, — не смутился Рем. — Престон, мне кажется, ты не совсем понимаешь, что тебя может там ждать. Прошло пять нерестов, она уже не та, да и ты…
— Просто убери змееву заслонку!
— Ладно, ладно, — Рем вставил отпорный брусок в замочный паз. — Сначала он рассуждает о важности здравого смысла, а потом…
— Закрой за мной, когда я войду, — предупредил Престон. — Сразу же! Ты слышишь?
— Слышу.
Преграда померкла. Престон ступил внутрь. Рем вынул ключ, и экран снова появился.
Вельвет не шелохнулась. Она смотрела на Имару так, словно кожа его была прозрачна, а сам он доверху был наполнен воздухом. Престон, не зная, что предпринять, подошел и присел на край койки.
— Вельвет, — позвал он, облизнув губы.
Нет ответа. Престон всматривался в усталое лицо и понимал, что многого не узнает. Даже глаза, которые горели в его воспоминаниях как центр всего хорошего, что ему перепало в жизни, и те выцвели. Голубизна облетела, стала бледно-желтой, как у старого хищника. И пропали волосы. Их не обрили, было видно, что они просто вылезли.
— Вельвет, — он хотел протянуть руку, погладить ее по щеке, но пересилил себя. Рано. — Я не знаю с чего начать. Как представлю, сколько мне придется всего рассказать. Может попробовать поступить как Рем? Э-э-э… Знаешь Вельвет, хочешь верь, хочешь не верь, но я… Я Престон.
Молчание. Рядом стоял поднос с нетронутой едой и набор чистой одежды. Престон был уверен, что Вельвет даже не взглянула на все это.
Она вдруг подвинула к себе еду, и начала быстро и аккуратно есть. Это было довольно неожиданно, но Имара не обратил на это внимания.
— Ясно, — он постучал пальцами по коленям. — Рассказывать историю целиком будет сложно, но я попытаюсь. Ты, главное, выслушай, Сирень.
Она надеялся, что после того, как он назовет ее тайное прозвище, Вельвет вздрогнет и взглянет на него по новому, но ошибся.
— Ладно, вот как все начиналось…
Он говорил недолго. Ему казалось, что важнее всего обратить ее внимание на то, что он вынес все эти приключения только ради нее. Так он попытался это представить.
— А теперь, мы здесь. Ты и я. Вот так ирония, правда? Мне кажется, это судьба. Она дает нам второй шанс. Ты устала, и я тоже. Давай вернемся в Авторитет, расскажем все, что узнали и заживем вместе. Найдем Вохраса, я заставлю его вернуть мое тело… У нас все получиться, вот увидишь! Это было наше испытание, испытание разлукой, и мы прошли его. Мы снова встретились там, где сейчас затаилась судьба мира. И важнее всего то, что я все еще люблю тебя…
Он замолчал. Сейчас он особенно остро понял, что она может ответить отрицательно. Или вовсе не поверить. И кто бы поверил?
Вельвет давно все подчистила и сейчас сидела с закрытыми глазами, словно сосредоточено переваривала, перегоняя пищу в энергию.
— Любящее сердце должно поверить, — сказал Престон и всхлипнул.
Ну что тут сказать? Он многое пропустил, сбежав в самом начале своей карьеры. А еще он оставлял слишком много закладок в книгах с розовыми страницами.
Имара задохнулся и чуть не потерял сознание от боли. Вельвет ударила его затылком о стену и схватила за горло, пока секунда делилась пополам.
— Агхк!
Вельвет молча глядела сквозь экран.
— С тобой кто-то есть, — прошептала она. Этот шепот почему-то ассоциировался с воздухом, выходящим из пробитого легкого. — Скажи ему убрать эту странную преграду.
Ее хватка на мгновение ослабла, и она пошатнулась.
— Вельвет, — успел прохрипеть Престон.
— Тихо. Попроси убрать преграду или я убью тебя.
Это не вызывало сомнений.
— Я Престон!
— Не знаю я никакого Престона, и никогда прежде не слышала этого имени, — проговорила она быстро. — Ты чокнутый пердун, делай, что я сказала!
— Хорошо, слушай… Ты можешь не верить мне…
— Я. Не знаю. Кто. Такой. Престон.
— Цыпленок, покажи ей хотя бы на секунду.
— Циф.
— Плевать. Я хочу, чтобы она увидела.
Имара почувствовал обжигающую боль. Кожа плавилась и стекала в сапоги. Он увидел в глазах хищницы свое отражение и возликовал. Это был он, таким она должна была его запомнить.
— Зачем ты мне это показал? Кто этот человек?
Спросила Вельвет.
Престон закрыл глаза.
— Хорошо, — сказал он покорно. — Тогда так. Я помогу тебе бежать. Просто так. За этим ничего не стоит. Ты ведь умеешь отличать ложь от правды. Я говорю правду, я помогу тебе уйти. Просто покинь остров и отправляйся в Авторитет. Расскажи там все.
— Нет, — возразила Вельвет. — Ты откроешь камеру. А дальше я сама.
— Ты уйдешь?
— Не твое дело.
— Если не пообещаешь… Я лучше издохну тут от твоих рук!
— Я не шучу.
— Я тоже! Уходи с острова!
В этот момент погас свет. Престон почувствовал, как камера сдвинулась назад, и налетел лбом на противоположную стену.
— Вельвет! — заорал он. — Рем, держи ее, держи!
— Что такое?
Его нащупали руки сухолюда. Мягко засветился фосфор.
— Она хочет убить Реверанса! — Престон ворочался на полу, пытаясь встать. — Или провернуть что-нибудь еще более идиотское! Змей подери, почему погас свет?
В ответ где-то загремел неметалл, и послышались крики заключенных. Судя по воплям, их что-то преследовало. Рем помог Престону подняться, и они вместе выскочили в коридор. Крики во тьме обрывались один за другим.
— Первый, сила его святая защитит меня, — рыдал кто-то в отдалении. — Первый, сила его святая защитит меня! Первый, сила его…
Плач захлебнулся. Послышался глухой удар и все стихло.
Друзья по памяти возвращались назад, то и дело запинаясь на бегу об распростертые тела.
— Это Вельвет себе дорогу расчистила? — одобрительно спросил Рем.
— Нет, Незримые так не поступают, — борясь с отдышкой, прохрипел Престон. — Она бы просто обошла их. Да и силы ее на исходе.
— Тогда кто же?
В этот момент в них ударил свет мощного фонаря. Ики моргнул фарой и сфокусировал ее на ослепшем Престоне.
— Ты, — процедил Накат. — Я рассчитывал на Жреца, но и ты сгодишься.
— Послушай, у меня нет на это времени! — вскипел Престон. — Мне нужно спешить! Умоляю тебя, дай мне время, мы разберемся потом! Я извинюсь за волосы, и мы вместе посмеемся над этим нелепым происшествием! Ты и так уже перебил всех узников, тебе мало?!
— О чем ты говоришь, змей подери? — злобно оскалился Накат. — Я тут и пальцем никого не тронул. Пока. Но через секунду все начнет крутиться как адские вертела, колдун.
— Так ты никого не трогал? — уточнил Рем.
— Сказал же! Ладно, вот вам по пульке.
Кулак навис над гашеткой и… исчез. Вместе с Накатом. Фара Ики полоснула светом, и кресло завалилось на бок. Вернулось основное освещение. Олечуч, хрипя и взмыкивая, утаскивал Наката в вентиляционную отдушину.
— Я вернусь, — пообещал киллер, цепляясь пальцами за края квадрата. — Ики, код «Пустое гнез…»!
И сгинул.
— У меня есть идея, — нашелся Рем. Он подбежал к Ики. — Эй, кресло, хочешь снова увидеться со своим хозяином?
— Это было бы… вычисляется… неплохо, — признался тот.
— Тогда помоги нам! Нужно быстро догнать кое-кого.
— Это все так… вычисляется… неожиданно.
— Да или нет?! — напал на него Престон. — Мы разберем тебя на кусочки!
— Ладно, поднимите меня.
Рем поставил его на оба колеса:
— Садись, Престон.
— Как управлять этой штукой?
— Я все сделаю сам, — пообещал Ики. — Вы будете должны мне… вычисляется… бочонок виски. Просто скажи куда ехать, колдун.
— Давай к выходу! — скомандовал Престон. — А потом поглядим.
Рем сразу остался где-то далеко позади. Ики мчался вперед, головокружительными виражами минуя повороты. Блестящие трубы изрыгали спиртовое пламя.
Она не могла далеко уйти.
Она где-то здесь.
Нужно.
Немедленно.
Ее.
Догнать.
Он миновал комнату охраны и выскочил под арки Истока. Огляделся по сторонам.
— Куда теперь? — спросил Ики.
— О, если б я знал!
Справа послышались крики. Престон, не раздумывая, скомандовал ехать туда. За следующим поворотом ему стали попадаться побитые Стотри. Они вели его вперед как пунктирная линия. Имара поднимался по ней все выше и выше, пока, наконец, не увидел настоящую свалку: два десятка стражей пытались сомкнуться кольцом вокруг Вельвет. Она фехтовала трофейным оружием и пыталась пробиться дальше, к Реверансу.
Повернув в ее сторону плоскую морду, он стоял спиной к входу в свои покои и наблюдал.
— Быстрей, — крикнул Престон. — Туда!
Секундная стрелка мировых часов цокнула и остановилась. Выждала ровно восемь мгновений и цокнула снова.
Престон вопил: «сто-о-о-о-о-ой!!!» Вельвет замерла над Реверансом с клинками в обеих руках. Жрец все так же безучастно глядел на нее снизу вверх.
Секундная стрелка отсчитала еще несколько мгновений.
— …ой!
Престон до хруста вытянул руки
Шварк!
Вельвет упала на пол, кувыркнулась назад и замерла, выронив оружие. Стражи бросились на нее. Шпионка успела дотянуться до кинжала и занесла его над своей грудью.
Цок!
Взвизгнули каучуковые шины. В воздухе похолодало, и крохотные снежинки закружились над пятнистой головой Имары.
— Однобокое совершенство, — промолвил Жрец. — Спасибо Вохрас, все под контролем. Благодарю тебя за заботу. Ты все еще бледен, мой друг, не хочешь…
Так Престон потерял смысл жизни.
А запасного у него не было.
Вопреки распространенному мнению прожить можно и без смысла. Миллионы людей делают это ежедневно и сахар им сладок, а светозверь лучист.
Однако у них есть фора: со смыслом они не сталкивались с рождения. А Престон бы уверен, что прощение Вельвет — это то, что превратит его из скрывающегося труса обратно в человека.
Каждый имеет право заблуждаться по-своему.
Как бы то ни было, он оказался в неподходящих условиях для продолжительной кататонии. Судьба отмерила ему на смирение всего два дня.
— Значит он был влюблен в одноногую корсарку с попугаем вместо левой руки? — Кира остановилась и загородила сухолюду дорогу.
— Да, — чувственно покивал Рем. — Это была странная любовь. Любовь оставляющая много вопросов… И предположений.
— И два дня назад господин Вохрас почувствовал, что она погибла во время еженерестового торжественного Бунта-На-Корабле?
— О, да, — Рем вскарабкался на проходящего мимо стража и продолжил реплику с него, — мой хозяин остановился, заплакал ртутью и закричал молниями. Столь сильное чувство, что мне и не понять. Никому не понять, Чешуйка.
— Он чудесный человек, — прошептала Кира. — Я сделаю все, чтобы утешить его.
— Конечно, — Рем потрепал стража за щеку и спрыгнул. — Ты, главное, не дави на него. Когда я видел его в последний раз, он был похож на семь казней Клоаковых.
Они спустились в полузаброшенные помещения, в которых редко появлялись даже стражи. А после того, как там поселился горюющий Престон, оттуда выветрился сам запах обжитого места. Сейчас тут тянуло серой, окалиной и смертью. Под невысоким потолком клубился ворчащий туман. «Уходите, уходите прочь», — роптал он.
Посетители остановились напротив мрачных врат, сочащихся черной патокой. На пористой поверхности, покрытой язвами коррозии, мерцали выдавленные внутрь силуэты облетающих цветов и голых деревьев. Было что-то смутно напоминающее стихи, от которых, вероятно, могли бы произойти все детские считалочки в мире. Неумело выведенный скелет наполовину выпирал из центра, держа в челюстях веточку сирени. Она курилась и потрескивала, создавая одновременно и туман и противоречивые запахи.
— Ох, — вздохнула Кира. — Как же он мучается!
— С ним всегда так, — подтвердил Рем. — Чувствительный как рак без ракушки. Помню, однажды он опалил ресницы и челку о ловушку. Когда они еще у него были. Вот беда была, kus jamal.
— Как же нам войти к нему? — Кира коснулась шершавой черноты и одернула руку. — Жжется!
— Я рассчитывал, что ты мне в этом поможешь, — Рем смерил ворота взглядом зашедшего в тупик специалиста. — Твой отец ничему тебя не учил? Нам не помешал бы маггический прием, если ты понимаешь, о чем я.
— Он научил меня только управлять цветением и энергией природы, — Кира вздохнула и взъерошила тонкими пальцами вихор Рема. — Он хочет, чтобы я взяла на себя священную борьбу Первенцев против запустения, когда мне минет сотый нерест… Так и не осмелился спросить чего хочу я.
— А чего хочешь ты? — заинтересовался сухолюд.
— Прямо сейчас? — улыбнулась Кира. — Помочь господину Вохрасу. Давайте…
— На ты, Кира.
— Давай для начала вызволим его из печали. Мне кажется, эта веточка сирени нам пригодиться.
Кира посветлела и вроде бы исчезла, во все стороны прыснули клочки света, запахло цветами. Рем готов был поклясться, что почувствовал пятками молодую травку внутри своих сапог. В волосах запутался теплый ветерок. Ветка сирени, потемневшая, вялая, вдруг посвежела и пустила побеги. Те расползались по вратам, срывали отслаивающиеся чешуи и пролезали в угрюмые трещины. Ворота затрещали, побеги разрывали их.
Рем отошел от рухнувших вниз обломков и поклонился появившейся Кире. Та тяжело дышала и часто моргала, облизывая губы. Потом довольно несдержанно сплюнула и выругалась, используя слова вроде «гадюшство» и «перегрязь».
— Как-как? — рассмеялся Рем. — Перегрязь? Ты серьезно?
— Ненавижу это, — призналась Кира. — Это отвратительно. Природа врывается нагло, как дикарь. Пролезает куда только возможно и пользуется всем, чем захочет! После каждого контакта с ней я чувствую себя так, словно меня…
— Да-а-а? — поощрительно закивал Рем.
— Словно она меня использовала, а не я ее, — сдержанно вымолвила Кира. — А папа хочет, чтобы я занималась этим всю оставшуюся жизнь. Я могу прожить тысячу нерестов в рабстве у зеленых щупалец.
— Звучит жутковато, — признал сухолюд.
— А на деле все еще хуже! Ох. Я не против того, что бы превратить какое-нибудь мерзкое болото в поляну райских соцветий. Но я хотела бы делать это в определенном настроении. Понимаешь, Рем? Весной, например. Или… когда будет одиноко.
Кира покраснела.
Рем понимал. На его понимании в этот момент можно было бы вывезти с планеты все грехи человеческие.
— Знаешь, Чешуйка, ты нравишься мне все больше и больше.
— Ты мне тоже, брат Рем.
— Ты запомнила, а? Ты запомнила!
Девушка прошептала «конечно», приложила палец к губам и заглянула внутрь помещения. Посреди черно-белого поля сидели две чудовищные жабы, неуловимо похожие на Престона. На черном поле сидела жаба с белой шерстью, на белом — с черной. Над ними вились бабочки всевозможных оттенков. Жабы вяло спорили.
— Правильно, — говорила Черная.
— Неправильно, — после паузы откликалась Белая.
Видно было, что они обе ужасно утомлены.
— Правильно…
Они вдруг нехотя сцепились и принялись ворочать поле вместе со своими тушами, скребя лапами, и косо перехватывая друг друга зевами. В этот момент поле начинало резко менять оттенки, бабочки бесновались и клубились над сражающимися мировоззрениями.
На картонном небе плавал светозверь с лицом Вельвет. Вместо звезд были блеклые воспоминания и старые фантазии. Они плавали за Вельвет как стая голодной сельди. Это движение было бесконечным и бессмысленным.
Вдалеке вспарывало пространство стрельчатое окно, к которому выстроилась очередь темных фигур. Они взбирались на него и прыгали куда-то в неизвестность, тут же вылетая из другого окна, находящегося в конце вереницы. Некоторые отказывались прыгать и тоже уходили, пристраивались к хвосту.
Кира и Рем переглянулись.
Не сговариваясь, они шагнули внутрь и пространство дрогнуло. В нем появились случайные элементы и всем, начиная от жаб и кончая самой маленькой мыслишкой о Вельвет, это не понравилось. Поля исказились и перебросили непрошенных гостей глубже в отчаянье Престона.
- Убира-а-а-айтесь!
У мира вдруг выросли руки, и в правой был зажат кинжал из китовьей кости. Гигантское острие нависло над источником нестабильности.
— Престон, хватит валять дурака, — протянул Рем. — Убирай все это горе луковое и пойдем. У нас дел невпроворот.
Они едва успели отпрыгнуть. Клинок ахнул в полотно, из прокола ударили бордовые фонтаны.
— Престон, ты сам все видел! — заорал Рем. — Ты видел, что с ней сделал Акт Незримых! Она даже имя твое не вспомнила! Вот от чего ты убегал! А не от нее! Думаешь, вам позволили бы любить друг друга, если б ты остался?! Змеев романтичный идиот, рассветный лучик, reham toma чтоб тебя! Пора забыть о поступках и принять последствия! Ты отказался от ошейника, она — нет! И погибла из-за этого! Все, конец для нее, новый период для тебя! Самое время начать думать заново! Без Вельвет в конце каждого предложения!
Кинжал несся к нему.
— Беги, Рем! — воскликнула Кира.
— Змеев невротик, — проговорил Рем сквозь зубы. — Любишь повспоминать да? Тогда вспомни это!
Он выбросил вверх руку с зажатым в пальцах медальоном.
Оружие застыло, едва коснувшись кончика его носа. В этот момент Кира сбила сухолюда с ног.
— Отлично сработано, Чешуйка, — похвалил Рем, выбираясь из-под нее. — Но в следующий раз сделай это на секунду раньше.
- Откуда это у тебя?
— Лучше вспомни, как он у тебя оказался, — сухолюд подбросил медальон как монету, и его поймала бледная небесная ладонь. — Ты в свое время рассказал мне об этом с чувством гордости за себя, — тогда я и сам поверил, что поступил правильно!
- О чем ты говоришь?
- О выборе. О том, чего у меня, казалось, не было. Как и у тебя. Но вот мы здесь, каждый поступивший по-своему, навлекшие на себя гнев и проклятия родни. И что? Ты жалеешь? Я — нет. Я за десять нерестов успел повидать больше, чем все населения нашего архипелага. Вспомни, что ты говорил Диле тогда, возле башни. Ты верил в это. И сейчас веришь. Вельвет связывала тебя с прошлым. Она был последним мостом между тобой и законностью. Да, ты, наверное, любил ее. Пять нерестов назад. А потом ушел и она исчезла. Та Вельвет, которую ты знал, пропала тогда! Как и Престон Имара от’Крипп… Просто признай, что ты видел смерть совсем другого человека.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, но это помогает, — тихонько проговорила Кира.
Иллюзия вокруг распадалась, жабы высохли и исчезли, погасли воспоминания и рассеялись тени. Пространство скукожилось и потянулось к невидимому ядру.
— Циф! Циф-циф!
Цыпленок ухватил мое правое веко и потянул вверх.
— Циф!
Рем снаружи пробил скорлупу кулаком и принялся разламывать ее, расширяя брешь.
— Циф!
— Цыпленок, это ты? — спросил Рем, заглядывая в пролом. — Как там Престон?
— Почему ты называешь господина Вохраса Престоном? — спросила Кира.
— Это его старое прозвище.
— Циф!
— Отлично, — Рем сорвал верхушку яйца и сбросил ее вниз. — Ого, — добавил он впечатлено.
Я сидел на троне из застывшей браги, покрытый бурыми сосульками и гроздьями сирени.
— Господин Вохрас, скажите что-нибудь, — взмолилась Кира.
— Пач-ч…
— Что?
— Пач-чуля… давно… ох, моя голова… издохла.
Вилл бродил из угла в угол своих покоев. Лилии звали его возлечь с ними, но он только отмахивался и вздыхал. Ему было крайне неловко перед Жрецом. Он надеялся, что с его помощью стотри завладеют невиданными реликвиями Истока и победа над Авторитетом станет частью его судьбы.
Виллу снова не повезло.
На этот раз вместе с ним остались ни с чем и все варвары.
Хранилища Истока были забиты маленькими черными кубиками с Памятью. Основной Терминал мог разглядеть там утраченную живопись, скульптуру, архитектуру и много чего еще… Никак не связанного с войной. И ни одного чертежа.
Реверанс велел раздать их как охранные амулеты всем воинам.
Чтобы оправдать свое нынешнее положение приближенного лица, этого явно было недостаточно. Вил сжал кулаки и решил безотлагательно влиться в армейские будни тренирующегося воинства, чтобы как все покрываться солевой коростой, перенимать мудрость инструкторов и мастеров, или, хотя бы, набивать броню на грудь десантных кораблей.
Он схватил Кричащий меч. Праздник еще не кончился. Ну и что? Он пойдет наружу, и будет следить за общественным порядком. Вот так-то… «Прижмите своего моржа к обочине, свободный человек, покажите дощечку и сумку с лечебными водорослями»… И так далее.
Вилл решительно экипировался, поблагодарил лилий и вышел в коридор. Он спокойно шествовал навстречу своим моральным убеждениям, пока его не привлек шум, доносящийся из решеток на стене.
Вилл замер.
Он подошел к широким прутьям и вгляделся в слабо подсвеченный мрак.
Как уже упоминалось, Проглот никогда не щелкал языком зазря. Особенно, если это касалось таких небезынтересных личностей как Вилл. Пока бурая лента втаскивала его внутрь через выдавленные прутья, Вилл успел подумать о том, что жизнь его определенно подчинена Третьему закону Конрада Наблюдателя-За-Тем-Что-Обычно-Бывает. «А как будет все у тебя удачно и благое, и вроде бы увидишь ты в жизни порядок, как жди: беда придет, немедленно или послезавтра».
— Почему ты делаешь это со мной?! — прокричал Вилл в пустоту.
Проглот не ответил. Он в это время уже находился совсем в другом месте. На песчаном берегу одной из отдаленных колоний стотри. Отнимал у какой-то девчушки корзину с раковинами.
А Вилл стремительно несся вниз по кишке. Во время такого падения не стыдно вопить благим матом, однако кабинетный варвар сложил руки на груди и молча ждал удара.
Нет. Это было бы слишком просто.
Его перехватили жилистые руки и втащил внутрь горизонтальной ветки.
— Ой, — мрачно сказал Вилл.
Над ним нависло черное от маскировочных мазков лицо.
— Ты кто? — шепотом спросил Накат, сжимая челюсть Вилла. — Постой, я тебя узнаю…
— Я В…
— Тихо. — Накат схватил варвара за челюсть. — Эта тварь где-то рядом.
Он подцепил двумя пальцами пот, выступивший на лбу. И отряхнул его в сторону. Тут же, где-то за поворотом, раздался свирепый клекот и верещание.
— Любишь пожить, Вилл? — спросил бывший инквизитор, тяжело дыша.
— В дзанний момэнт…
— Болтовня, — Накат обернулся на приближающееся ворчание. — Не знаю, как ты здесь оказался, но тебе крупно не повезло. У нас с тобой, — он подтянул ноги и уперся спиной в стенку, — сейчас вариантов немного. Нам нужно окружить эту тварь.
— Н-м?
— Думаешь, в одиночку у тебя больше шансов?
Накат отпустил челюсть Вилла.
— Нет, не думаю.
— Окружить…
— Да постой ты. С чем мы вообще имеем дело?
Накат выкатил блеснувшие адреналином глаза и осклабился как череп, охраняющий гиблое место.
— С воплощенной местью. Какой я был когда-то.
С момента выступления Вольных Ветров прошло два дня. На потрепанной площади вновь собирались стотри. Теперь они были молчаливы, сосредоточены и необыкновенно… соленоварварны. Соленоварварность как состояние можно было охарактеризовать зашкаливающим чувством долга, суровостью и почитанием мудрости Основного Терминала.
Особенно почитанием мудрости Основного Терминала.
Все они были так охвачены предвкушением, что никто не обратил внимание на инвалидное кресло, ютящееся у стен Истока, рядом с разобранной сценой. На спинку кресла была натянута черная хламида с черепами и нечитаемой надписью. На сиденье кто-то вывел черным «Дражайшему Накату от Тан’Тарена. Старик, продолжай радовать нас новыми убийствами!». И роспись менадинской пиктограммой. Послание на заказ писала Кира. А вот бочонок крепчайшей крабовой браги к баку прикрутила явно не она. Судя по тому, как бочонок постукивал, он давно опустел.
Звуки приближающихся стотри странным образом влияли на скрипучие колеса. Они начали неуверенно прокручиваться в разные стороны.
— Где… вычисляется… вычисляется… вычисляется… я? — простонал Ики.
Заметив надвигающиеся толпы варваров, он подскочил и снова заныл:
— Бедные мои… вычисляется… шарики.
Кресло повернулось вокруг своей оси.
— Где же Эскельд?
Ики смутно припоминал, что его хозяина куда-то уволокли. Потом был ледяной старик. Серый менадинец. Много стотри. Чрезвычайно много крабьей настойки.
— Какой код? Спокойно… Мне нужно… вычисляется… вспомнить код. Гнездо. А какое гнездо? Журавлиное или соколиное?.. Вычисляется… Проклятье!
Узелки в катушке памяти Ики совсем перепутались. Половина распустилась, вторая — свалялась в бессмысленный комок, в котором можно было угадать множество маневров по охмурению прелестных шатровых скамеечек и брутальных стычек с наглыми балаганными табуретами.
Ики взял себя в метафизические руки и тряхнул метафизической головой. Он на улице. Так. Недалеко от Истока. Верно. Значит, Накат хотел, чтобы Ики ждал здесь. Стало быть, код четыре: «пустое гнездо».
Тем лучше.
Почему-то совершенно не хотелось никуда ехать.
Когда мы вошли Храм Великого Терминала Реверанс стоял у циклопического зеркала, целой прорвы нестекла, который светился ярким, голубоватым прямоугольником. Реверанс был почти не виден, словно приведение.
— Отец, — Кира приблизилась к нему и тоже исчезла. Что-то зашептала ему на ухо. — Пожалуйста, — расслышал я в конце.
Высокий силуэт некоторое время безмолвствовал.
— Ты не могла поговорить со мной раньше? — проговорил Реверанс сурово. — Это же просто нелепо. Ты не представляешь, насколько там будет опасно!
— Отец! — вытянулась Кира. — Я должна там присутствовать. Пересчитай все мои просьбы. Много ли их было?
— Я не понимаю, зачем тебе это нужно.
— Хочу быть рядом с тобой, когда все начнется.
— Это не будет началом нападения, чешуйка, — Реверанс склонился над дочерью. — Пройдет еще не меньше цикла до наступления Тьмы.
Кира стояла на своем. В конце концов, послышалось:
— Ах. Хорошо. Но ты будешь стоять так далеко, как только возможно.
Они вместе вышли из слепящий пустоты.
— Что-то странное происходит со светозверем, — сказал первенецзадумчиво. — Он словно и не собирается улетать. За последнюю неделю температура поднялась на три градуса. Неожиданно. Что задумало наше светило, Вохрас? Как ты считаешь?
— Возможно, ему не нравиться эта идея с очищением континента, — проговорил я равнодушно. — Ты не боишься, что он может обрушить на Твердые Воды армады жнецов и затопить их вместе с Истоком?
— Нет, на это он не пойдет, — первенец прошел мимо меня и встал к левому ответвлению массива кнопочек, переключателей и клавиш. — Он не может вмешиваться в дела мировых народов. Во всяком случае, он никогда раньше этого не делал.
Я промолчал.
— Кстати, позволь мне представить тебе Основной Терминал, — произнес первенец между делом. Тот самый всеобъемлющий сверхмеханизм, которому стотри вверяют расчеты своих судеб.
Я огляделся по сторонам. Кругом высились какие-то хрипящие монолиты и гудящие башни из серых плит.
— Он спит? — спросил я.
— Нет. Он бодрствует.
— И я могу с ним поговорить?
— Не думаю.
По нам ползли отражения символов, заполняющих экран.
— Понятно, — сказал я и призвал для себя кресло. — Он разговаривает только с тобой?
Реверанс обернулся, и я различил приоткрытую змеиную пасть с острыми клыками.
— Он не с кем не разговаривает. Если начистоту, то я не уверен, что этот механизм умеет говорить, так же как и мы… Кира.
— Да?
— Пожалуйста, подожди снаружи. Не волнуйся, без твоего ведома мы никуда отсюда не уйдем.
Я скрестил свои правые пятки и машинально кивнул, когда Кира, уходя, подмигнула мне.
— Почему у меня такое чувство, что я сейчас узнаю что-нибудь невероятно гадкое? — спросил я сам себя, сделав ударение на последнем слове.
— Действительно, почему? — поддержал меня Реверанс.
— Ну… — я причмокнул. — Наверное, потому, что для бунтаря ты кажешься слишком правильным. Я слушал твои выступления перед стотри на том обеде. Ты действительно собираешься освобождать континент. Не калечить и убивать миллионы людей, отжимая их территорию. А именно освобождать. И ты в это веришь, как я в то, что вода мокрая. Ты добр, справедлив и решителен. Могуч и доблестен. И все это одновременно. Так не бывает. Пока люди лгут, а хищники жрут сырое мясо, такая благодетель невозможна. Ты должен на чем-то попасться.
Сгорбившаяся фигура перемещалась вдоль пульта, туда и обратно. Исчезала в сиянии и появлялась снова.
— Привет Ики, — бодро сказал Рем.
— Э-э-э… — протянуло кресло.
— Рем. Тот серый парень с крабьей настойкой.
— Точно.
— Ждешь кого-то?
— Накат должен найти меня здесь, — доброжелательно ответил Ики. — А ты?
— Моего Престона куда-то забрали, — поведал Рем. — Наверняка его ждут крупные неприятности. Но кое-кто намекнул мне, что нужно подождать здесь и все может разрешиться само собой.
Они помолчали. Рем ковырял носком сапога стекломассу. Ики поскрипывал и перебирал математические шарики.
— Волнуешься? — спросил Рем, и уселся на туго набитый рюкзак.
— О, знаешь, Накат постоянно бодриться, — охотно заговорил Ики, — делает вид, что ни в чем не стеснен. Как же! У него ведь совершенно не действуют… вычисляется… такие полезные навыки как самоконтроль и осторожность. Он готов ввязаться во что угодно, лишь бы там можно было умереть… вычисляется… Так что, да. Я волнуюсь. А ты?
— Последние пять нерестов я стал есть в два раза больше, — сообщил Рем. — И бухать столько же. А знаешь почему? Нервы и ответственность. Я словно привязан к большому младенцу, который вместо гуканья одолевает тебя рассуждениями о кружках.
— Кружках?
— Да. Все началось с того, что он сказал мне: дескать, вот, Рем, кружка, в которой пива наполовину. А потом спрашивает: кружка наполовину полна или пуста?
— Странный вопрос, — заметил Ики. — Конечно полна.
— Вот, — Рем наставил на кресло указательный палец. — Это значит, что ты оптимист.
Ики погремел шариками. Потом перепроверил всю катушку с узелками.
— Я не знаю такого слова.
— Ну, это когда тебе на ногу наступают, а ты радуешься: эвон какой узор получился на ботинке. Или кошелек сперли, а у тебя праздник: не согрешу на эти деньги, да и вору сделал вечер.
— Это верно, — согласился Ики. — Так ведь гораздо проще.
— Быть дураком, — добавил Рем. — Сам Престон сказал, что кружка наполовину пуста. И он — пессимист. Это как оптимист, только наоборот. Ноешь постоянно: на свету тебе слишком светло, а в темноте слишком темно.
— Ну а ты что ответил?
— Я просто долил пива, и кружка стала полной. Я — активный реалист.
Ики уважительно поскрипел колесами.
— Таких задачек у него пруд пруди, — вздохнул Рем. — И от каждой он становиться все глупее…
Он отвлекся на шум. Стотри низко мычали что-то, подхватывая ритуальные завывания ряд за рядом, словно поднималась волна пчелиного бешенства.
— Ты знаешь, зачем сюда вернулись стотри? — спросил Ики встревожено.
В ответ ему что-то пронзительно взвизгнуло. Протяжный скулящий звук сорвался с вершины Истока и разнесся во все стороны. Стотри замолкли. Послышалось шуршание и щелчки, словно кто-то быстро нажимал на клавиши.
Варвары припали на одно колено и задрали подбородки.
— ПРОТОКОЛ ДВАДЦАТЬ ДВА «А». АКТИВИРОВАТЬ? АКТИВРОВАТЬ.
Произнес могучий механический голос.
В толпе объявился Маширо и множество младших жрецов. Они ходили между склонившимися стотри с логарифмическими линейками и осеняли ими всех, до кого могли дотянуться. После каждого удара по лбу атмосфера торжественности и сакрального таинства только усиливалась.
— И активировал он протокол двадцать два… — бубнили жрецы нараспев.
Над Истоком вспыхнуло объемное изображение исполинской головы. Она напоминала одновременно родственника Олечуча и победителя выставки «Уморительные репы и прочие корнеплоды».
— ВСЕМУ ПЕРСОНАЛУ. ВНИМАНИЕ. ВСЕМУ ПЕРСОНАЛУ. УГРОЗА ЗАРАЖЕНИЯ ПЯТОГО УРОВНЯ. АВТОРИЗИРОВАН ПРОТОКОЛ ДВАДЦАТЬ ДВА «А». СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ. ВСЕМ СПЕЦИАЛИСТАМ ПРОСЛЕДОВАТЬ В ОЧАГ ЗАРАЖЕНИЯ ДЛЯ УСТРАНЕНИЯ УГРОЗЫ. ЭТО НЕ УЧЕНИЯ. ЭТО НЕ УЧЕНИЯ.
Стотри поднялись и затрепетали. Выглядело это так, словно гимназисткам явили десятиметровое полотно с портретом Гжастина Сладоуста. Проблема была в том, что у этих гимназисток на груди можно было ковать оружие. Странно было видеть, как жильно-мускульные породы пробивает восторженная трясучка.
— ДОЛОЖИТЬ О ГОТОВНОСТИ.
— Мы готовы! — взревели стотри.
— ДОЛОЖИТЬ О ГОТОВНОСТИ.
— Готовы, Основной Терминал!
— ПЛАН.
— Очистить континент! Разрушить Гротеск!
— ПОКАЗАТЕЛИ В НОРМЕ.
— Благодарим тебя! Благодарим!
Восторг варваров достиг своего пика. Теперь они напоминали выпущенных на газон мопсов. От медитативной сдержанности и мрачной серьезности остались только парящие в невесомости космы.
Рем неслышно храпел, забравшись на Ики.
Реверанс нажал последнюю клавишу.
И вдруг яростно ударил по панели кулаками, выдрал какие-то провода и зашипел от отчаянья. Я смотрел на сгорбленную спину ящера и гладил двумя пальцами пригревшегося у меня на коленке Цыпленка.
— Я попался? — первенец повернулся ко мне.
— Еще как, — подтвердил я.
Реверанс ждал продолжения. Он нуждался в нем.
— Я не сразу к этому пришел, — заговорил он, не заметив моей реакции. — Когда я наткнулся на это славное племя, у меня и в мыслях не было лгать им. Я пытался убедить вождей помочь мне с Гротеском. Они ведь тоже не любили Авторитет. Но не настолько, чтобы устраивать полномасштабные вторжения. Я убеждал их почти целое поколение. В конце концов, мне пришлось искать поддержку того, чьим словам они поверят безоговорочно. Этой машины. Это просто машина. Невероятно сложная, но управляемая. И управляющая. Целым народом.
Я перестал его слушать. Гладил Цыпленка и глубоко дышал. Глубоко дышал и гладил Цыпленка. Лучшего занятия не придумаешь. Если б реверанс не был так увлечен исповедью, он без труда разглядел бы на моем лице отчетливую аббревиатуру ХМЭД. Хватит с Меня Этого Дерьма. Я час назад появился на свет после двухдневных мучительных родов. С меня сошло столько разнообразных жидкостей, что хватило бы на расширенный каталог ядов и щелочей. И не успел я привыкнуть к огромному рубцу на месте отдельных воспоминаний, как на меня снова сбрасывают стальной ящик с маркировкой: «Осторожно, нравственная проблема, от которой зависит судьба двух миров. Не переворачивать вверх ногами. Хрупкий груз. Не кантовать».
— Что? — улыбнулся я. — Не расслышал.
— Я спрашиваю, что ты об этом думаешь, — повторил Реверанс. — Авторитет погряз, врос по горло в чужую политику. Его нужно спасать. Оправдывает ли цель средства? Я знаю ответ, но… Что это? Что ты делаешь?
— Высказываю свое мнение, — я поднял вторую руку и соорудил еще одну фигуру, состоящую из сжатого кулака, с оттопыренным средним пальцем. — Какого змея ты спрашиваешь, если знаешь ответ? Первенцы решают за людей, ты решаешь за стотри. Наверное, у вас в хвостах сосредоточено удивительное знание о том, что действительно правильно, а что — нет. Знаешь в чем проблема? Настоящая проблема. Не в том, что Авторитет находиться под игом Первенцев, а в том, что ты из лучших побуждений поведешь на него непобедимую армаду. При этом создавая новую ложь. Как стотри связаны с твоими амбициями? Какое им дело до Авторитета? Свою волю они изъявили давным-давно. А дальше началось что-то подозрительно похожее на происходящее сейчас у меня дома. Только вместо Автора — нестеклянный квадрат. Ты показал мне все это, надеясь, что я тебя оправдаю. А вот и нет. Я покажу тебе вот это, — я потряс фигурами. — У Рема это лучше получается, но мы ведь друг друга поняли?
Реверанс был неподвижен как застывшая во льду деревяшка.
— Не ново, — сказал он, слегка повысив голос. — У вас так говориться: клин клином вышибают. Что мне еще оставалось делать? Оставить все как есть? Авторитет просто вымрет. Сто нерестов, двести, мерзкое гниение в котле невежества, и все выкипит. Останутся пустые халупы и темные дворцы. А стотри горды и могучи. Они не бояться смерти, они идеально подходят… — он вдруг подскочил ко мне и схватил за плечи. Я увидел ртутные блики яда. — Да ты хоть представляешь, чего мне все это стоит? Я страдаю, — зашептал он. — Таю как свеча. Если б не Кира, вина давно бы уже раздавила меня. Этот поход последний. Если и на этот раз не получиться, Авторитет захлебнется в мире и спокойствии.
Я пересадил Цыпленка на плечо и выпрямился перед Реверансом. Он сделал шаг назад, продолжая жечь меня своей рассеченной желтизной.
— Мы справились со Зверьми и чумой. Справились бы и с Авторитетом. Так зачем ты в действительности меня позвал?
РУ-МРУ-У-У!!!
Светозверь понял, что дела его плохи.
РУ-МУРУ!!!
То есть он давно уже заподозрил, что пора вызывать кавалерию, но абсурдность происходящего удерживала его в состоянии карася внезапно разглядевшего голубое небо поверх железного жала. Безымянная сила, могучая как сотня планетарных тяг, крепко держала его за хвост и влекла вниз. Светозверь не чувствовал плавников, от напряжения его раздуло как колюшку, и раскаленные струи вырывались в пустоту под самыми разными углами.
Жнецы горестно вились вокруг него как пчелы вокруг разоренного улья. Светоч все еще мог вращаться вокруг планеты, но с каждым витком опускался все ниже и ниже.
Происходила какая-то чернодырственная разметеоритная астероидность! Комета! Комета и еще раз комета!
РУМР-УМР!!!
Мир под ним едва слышно откликнулся на призыв. К светилу протянулась незримая сущность, похожая на призрачный шелк, струящийся внутри всей планетарной жизни.
Далее произошел метафизический диалог на повышенных квазитонах. Если максимально упростить его, оскорбив оригинальные излияния сверхразумов Духа и Светила, можно донести до смертного читателя следующий набор реплик:
Светозверь (далее С): Что происходит? Почему я опускаюсь вниз?
Дух Мира (далее ДМ): Потому что между вами и миром сокращается расстояние, господин.
С: Кобальтовый астероид. А почему между мной и миром сокращается расстояние?
ДМ: Потому что вы опускаетесь вниз, господин.
С: Ладно. Ладно. Хорошо (3 раза). То, что я опускаюсь вниз, это нормально?
ДМ: В нынешних условиях, это объяснимо.
С: А каковы эти условия?
ДМ: Сильное возмущение энергии ядра, господин.
С: Откуда это возмущение?
ДМ: (начинает объяснять законы энергообмена поверхностных и глубинных слоев планеты, смысловая адаптация невозможна).
С: Отлично (4 раза). Что послужило причиной возмущения?
ДМ: (продолжает объяснять).
С: Растрикометная планетеземаль! Само по себе такое произойти не могло! Кто-то контролирует этот процесс? Кто-то же должен! Кто-то обладающий разумом!
ДМ: Плесень.
С: Плесень?!
ДМ: Все верно, господин. Плесень.
С: Первенцы! Почему эти (адаптация невозможна) не сберегли канал? Неужели так сложно сидя на величайшем источнике сил, охранять его? Как это произошло?
ДМ: Думаю, Плесень состряпала интригу, господин.
С: Неужели?! Это мне и в голову не пришло!
ДМ: Позвольте заметить, господин.
С: Что?!
ДМ: Суть не в том, как именно Плесень обманула Первенцев. Важно другое. Вы поджариваете планету, господин. Вторую Великую Засуху переживут только различные мелкие насекомые. Насколько я могу судить, их не хватит, чтобы вас прокормить, господин.
С: Что же делать (3 раза). Что бы в этой ситуации сделал старик Фуруд? Вот уж кто бы даже не нагрелся. Кажется, у Алькора было что-то подобное… Нашествие какого-то Темного Властелина. Что он сделал? Комета! Он же весь прошлый нерест только об этом и болтал! Мне надо научиться слушать других. Эврика! Герои!
ДМ: Господин?
С: Нам нужны какие-нибудь отпетые людишки, способные все исправить. Так это обычно происходит. Кто-то из них делает шаг вперед и спасает положение. Во время войны зверей и людей их было полно. Найди кого-нибудь немедленно!
ДМ: У меня есть на примете несколько сильных личностей, господин!
С: Покажи.
Пауза.
С: Ты смеешься, Дух? Скажи сразу, потому что мне еще нужно успеть испепелить свой мир. Комета! Сначала эта война, потом еще плесень! А в брюхе у меня яиц столько, что хватит на новое скопление!
ДМ: Господин, я полагаю, вы находитесь в плену известных предрассудков. Видите ли, время рычажных героев, которые пользовались только мускулами и отвагой, давно кануло в лету. Постоянно обеспечивать их тупыми неуклюжими врагами слишком затратно. Сейчас в ходу прием «нужного человека в нужном месте». Это сложная, но крайне эффективная техника.
С: Прекрасно (5 раз). Просто найди кого-нибудь, кто сможет нам помочь! И быстрее!
ДМ: Уже, господин. Уже нашел.
Я глядел на Экстрактор Маггического Топлива, и прел каплями люизита. На мой взгляд, эта установка должна была появиться в этом мире ближе к Ужасному Выползу Хладнокровного. Она была бы гвоздем программы и самым посещаемым аттракционом. Особенно среди швей.
Слишком много игл, понимаете?
— А почему ты сам туда не полезешь? — спросил я у Реверанса. — Твоей маггии тоже должно хватить.
— Твое тело постоянно восстанавливается и приспосабливается к любым условиям, — первенец настраивал машину. По вогнутым реле скользили подвижные детали, мерзкая конструкция раскрылась как Венерина мухоловка и принялась перестраиваться под мою фигуру. — Я не продержусь и пяти минут. Исток не успеет зарядиться. Кроме того, моя смерть сильно ударит по боевому духу стотри. Не волнуйся, ты почти сразу же потеряешь сознание. Боль будет мучительной, но короткой.
Это обнадеживало. Особенно то, как ласково и смущенно позвякивали зажимы для конечностей. Угадайте, дети, что покрывало их внутреннюю поверхность? Правильно, иглы!
— Скажи честно, если б ты не сидел в моей голове, я мог бы рассчитывать на подобную учтивость? — спросил я злобно.
— Мне не доставляет никакого удовольствия тобой манипулировать, — мрачно отозвался Реверанс. — Просто есть вещи, которые должны быть сделаны. Во что бы то ни стало. Экстрактор — хороший тому пример. Я проектировал эту машину сотню нерестов. По крупицам добывал из памяти Основного Терминала информацию и расшифровывал ее. Сложно выразить словами, сколько сил это отняло. Тысячи догадок, проб и компромиссов. Не хочу хвастать, но это вряд ли удалось бы кому-нибудь еще. — Он смягчился и заговорил ласковее. — Я очень рад тому, что действительно верю в то, что делаю.
— А маггам, на которых ты его испытывал, ты тоже это говорил? — ядовито спросил я.
— Да, — просто сказал Реверанс. — Жаль, что человеческая натура ограничена в эмпатии и безгранична в эгоизме. Они реагировали много хуже тебя. Грязно бранились, пачкались, молили о пощаде… О пощаде! Можно подумать, я собирался карать их.
— Да, мы люди, бываем такими неостроумными сволочами, — согласился я, внутренне поражаясь тому, что сам еще не бранюсь и не пачкаю.
Я посмотрел на Киру, которая следила за нами, стоя в защитном маггическом пузыре у самой стены. Она сжала кулачки и дрожала как выкипающий чайник. Я подмигнул ей и развел руками, мол: кто бы там из твоих родственников ни собирался выжать из меня всю маггию до смерти, ты-то в этом не виновата.
— Мы друзья, Кира! — крикнул я, чтобы у нее не осталось сомнений.
Занятно, но это подействовало ровно с противоположным эффектом. Чуть не плача, Кира закрылась руками. Похоже, она решила, что я обвиняю ее в косвенном предательстве.
— Прошу тебя зайти внутрь, — тепло предложил Реверанс.
И указал раскрытой ладонью в центр утробы с настропаленными фиксаторами, перемычками, сочленениями и, конечно, иглами! Самыми разнообразными!
Я почувствовал, что не могу ослушаться. Морда первенца горела в моем сознании как сарай с лампадным маслом. Единственное, что я мог противопоставить ей — это сжать покрепче новообретенный медальон.
Двигаясь как сбитый гвоздями болван, я встал в центр Экстрактора и приготовился к… Вообще-то у меня была слабая надежда на то, что меня спасет Рем. В конце концов, он довольно сообразительный и преданный коротышка. Он определенно должен заподозрить неладное в том, что ему не позволили последовать за мной. Незаинтересованным взглядом я обшаривал пространство, прикидывая, откуда он может появиться.
На моих запястьях тем временем сомкнулись челюсти кандалов, и я почувствовал, слабо, но все же аванс обещанной мне мучительной боли.
Щелк!
А теперь и в ногах.
Младшие жрецы делали все возможное, чтобы меня ненароком не зашвырнуло спазмой в непредсказуемом направлении. Широкий ремень туго перетянул мою ломкую талию.
Ну, где же этот сухолюд?
Не то чтобы я слишком перетрусил. Я был невероятно зол и все еще немного обескуражен. Мне нужно было время, и немного покоя, чтобы сообразить, во что я теперь верю. Я понял, что испытываю к Реверансу чистую, ни с чем несравнимую ненависть. Такой у меня под ребрами еще не было. Он меня достал. Действительно достал. Его двойственная природа, его неотличимая от правды ложь, его сила, его белая одежда и необъяснимая для этакого урода харизма.
А еще он не дал Вельвет убить его.
Он одолел ее простым взмахом руки.
Он убил ее. Ну конечно! Если бы не его опытные прислужники, она бы не попалась…
Я одернул себя и понял, что снова пытаюсь обрести под ногами почву. Все равно какую. Ненависть к Реверансу вполне подходила. Нужно только тщательно отделить ее… от определенного участка памяти, который пересекал свежий рубец.
Рем был прав.
Он довольно плотно изучил всю мою стратегию и тактику самооправданий за то время, пока я бормотал, мучаясь во мраке убежищ. Я знал, что он следил за мной. Сухолюд подозревал, что я могу в любой момент перекинуться и пойти сдаться арбитрам. А потом орать с последней ступени плахи какую-нибудь пафосную чушь улюлюкающей толпе.
Да, Рем был прав.
Боль осталась, но теперь она была безотносительна. И должна быть такой, пока не исчезнет. И лучше всего пустить ее течение в русло ненависти.
— Ты готов? — спросил Реверанс, заботливо проверяя мои оковы.
— Тебе кто-нибудь уже говорил, что тебе это все просто так с рук не сойдет? — спросил я, почти не шамкая.
— Я сам делал это много раз.
— А можно мне сказать тоже самое?
— Если хочешь.
— Змея с два то, что ты делаешь, принесет радость и свободу хоть кому-то! Ты оболгался настолько, что хочешь теперь столкнуть лбами две одинаковые мерзости. Это только в маггических формулах минус на минус дает плюс. А ты получишь кровавую кучу-малу из которой не выйдут герои и освободители! Только мертвецы и изувеченные.
— Я приму твою точку зрения к сведению, — участливо заверил меня Реверанс.
— Этот тон! — вскричал я, окончательно рассвирепев. — Прекрати строить из себя святую овцу! Дай мне только выбраться отсюда, змеиная рожа! Мы с тобой померяемся силами!
— Запускайте Экстрактор.
Младшие жрецы с готовностью подчинились. На моем плече вдруг появился Цыпленок. Он хитро подмигнул мне и покрепче перехватил клювиком маленький пальмовый росток.
— Иф, — предупредил он.
— Что? — я попытался повернуть к нему голову, но ее плотно держал ошейник. — Что ты задумал?
Он спорхнул с моего плеча и исчез.
— Экстрактор готов, — почтительно шепнули Реверансу.
Он кивнул и положил руку на переключатель.
— Прошу прощения, — сказал он, искоса взглянув на меня.
И сдвинул его вниз…
Я орал и брыкался. Не теряя сознания. Говорят, в такие моменты время растягивается. Ни змея подобного. Оно просто исчезает. Становиться слишком сложным понятием. На время не хватает времени. Маггия шкварча и посвистывая, выходила из меня голубыми потоками. Экстрактор низко загрохотал, распределяя выкаченную силу по кабелям. Все во мне съежилось в ожидании подступающего конца. Непрерывная перестройка организма замедлилась, странные жидкости, неизвестные металлы прекратили свои метаморфозы и начали разлагаться…
И тут переключатель лязгнул во второй раз.
Я с трудом открыл глаза и обнаружил, что на меня несутся зеленые пальмовые лохмы. Зелень ударила мне в живот, и я закачался как марионетка. Вокруг бушевало пальмовое безумие. Взрывались шапки листьев, выстреливали коричневые стволы, мохнатые орехи скакали по полу, на глазах погребая под собой жрецов. Стволам не хватало места, они спутывались и переплетались как лоза. В одном из таких клубков застрял Реверанс. Наружу торчал только его извивающийся хвост
Через минуту все замерло.
Кто-то подошел ко мне сбоку и принялся, пыхтя и постанывая, снимать захваты.
— Кира? — изумился я.
Она на секунду остановилась передо мной, а потом, молча принялась за следующую сторону. Я помогал ей левой рукой.
— С вами все в порядке? — спросила она, стаскивая с моей лодыжки последнюю железяку.
Меня повело в сторону, но она подставила плечо.
— Я жив. А это значит, что могло быть и хуже
— Все эти шипы…
Она выпрямилась, и наши взгляды встретились. Я вдруг представил, что она сейчас видит. Резиновую перчатку, натянутую на большую шишку. И два разных глаза. А еще я широко улыбался, так что на пустые десны она тоже насмотрелась.
Что здесь может нравиться?
— Нам нужно уходить, — Кира встрепенулась и потащила меня за собой.
— Это вряд ли, — затормозил я. — У меня с твоим отцом одна воля на двоих. Причем купчая у него. Понимаешь?
— Он должен быть в беспамятстве, — Кира разрыла кокосовый курган и осторожно провела рукой по чешуйчатому рылу. — О, Первый, надеюсь, я не слишком сильно тебя ударила.
— Пока он без сознания, я могу уйти? — догадался я.
— Да, нужно просто уйти как можно дальше, — Кира поцеловала отца в нос и что-то прошептала ему в барабанную перепонку на виске. Посмотрела на меня.
— Ой-ой-ой, — попятился я. — Не надо так на меня смотреть. Я не собираюсь это комментировать. Ты сделала то, что сделала. Спасибо, конечно, но мне нужно выбираться отсюда.
— Я пойду с вами.
— Ты проводишь меня?
— Нет. Я хочу уехать с вами с острова.
— Что? А как же твой отец?
— А вот теперь вы перестаньте так смотреть на меня, — надвинулась Кира. — Он знал, что рано или поздно это случиться. Мы оба знали. Он как-то раз сказал мне, что, если я пожелаю покинуть остров, он даст мне фору. В один цикл. Я была тут в заключении, как и вы. Но не с корсарами же мне было убегать! Я знаю, чем они берут плату с девушек. И тут появляется Вохрас. Он же Престон. Сильный и благородный. И совершенно другой. Я никогда еще не видела таких людей как вы. И дело не только во внешности… Я подумала: вот он. Тот, кто поможет мне уйти.
— И давно ты это спланировала? — проговорил я, все больше теряясь.
— После того как вы потушили постоялый двор. И это был не совсем план… Скорее порыв. До последнего момента я не была уверена, что смогу сделать это. Меня поддерживала… поддерживали чувства к вам и уверенность в том, что вы здесь не по свой воле.
— Но с чего ты вообще взяла, что я собираюсь убежать? — я не успевал хвататься за мысли. — Реверанс представил меня как добровольца и союзника.
— Я же сказала, ваша неординарность заключается не только в двух правых ногах, — Кира уложила голову отца на кокосы и подошла ко мне. — В вас есть какое-то коренное противоречие, словно вы собраны из чуждых половин. Ваш дух не подходит вашему телу.
— Неужели?
— Да. Я постоянно чувствовала, что вы здесь не в своей тарелке. В каждом вашем движении была неуверенность. Вы не хотели здесь находиться и явно не представляли, что вас ждет. Иначе отец не стыдился бы так все то время, пока подготавливал вас… К этой машине.
— Это на него похоже, — согласился я, не зная, что сказать на все предыдущие откровения. — Так… Ты хочешь отпустить нас в обмен на компанию? Несмотря на то, что войско твоего отца лишается такой поддержки.
— Исток должен был стать грандиозным штандартом. Отец сам говорил, что вооружения на борту нет. Стотри обойдутся без него. И без вас. Вам так не кажется, господин Вохрас?
— С тобой действительно трудно спорить.
— Тогда уходим не мешкая! — объявила Кира непререкаемо.
В глубине вентиляции послышался дробный лязг. Что-то неслось к Накату, как электричка. С той же уверенностью и грохотом.
Бывший инквизитор перехватил нож острием вниз и с трудом различил еще один звук.
Кряхтение. Натужное, словно в доме престарелых после бобового понедельника. Это Вилл старался не вывалиться из вертикальной шахты, отверстие которой виднелось чуть впереди.
В русле кровавого полусвета замаячил бешено двигающийся силуэт.
— Ну, дава-а-ай, ты восставшая кукла, подойди и возьми меня-а-а-а! — заорал Накат, занося нож.
Через минуту он уже катился вниз на выбитом листе, который со скрежетом высекал искры из внешней обшивки Истока. Накат вынужденно наблюдал приближающийся остров и пытался сбить со своего горла клешни Олечуча.
— Уд-рь и-хо м-чм, — прокашлял он Виллу.
Кабинетный варвар, обеими руками вцепившись в талию Олечуча, глядел с мрачной иронией, которую вполне можно было перевести на все языки мира, как вопрос: да ты, должно быть, шутишь?
Щит подскочил на особенно крутом выступе. Земное притяжение принялось за работу. Накат всхрипел. Лицо Вилла приобрело выражение обгоревшей спичечной головки. Олечуч, в последний момент успевший зацепиться за выступ, провожал их взглядом нарисованных глаз.
Яростный свист ветра.
Визг Кричащего меча.
«Нужный человек, в нужном месте».
— Пресвятые Звери!
Рем всхрапнул и подскочил на месте.
Кресла под ним уже не было. Сухолюд осоловело огляделся по сторонам. Он успел заметить спешно удаляющуюся стаю жнецов.
Тут что-то потянуло его вперед, словно гигантская ноздря втягивала воздух перед не менее грандиозным чихом. Рем вцепился в рюкзак, но их поволокло вместе. Прямо в узел искажающейся реальности.
Чих-кр!
Кира накрыла меня персиковым запахом и шелковыми одеждами. Получив несколько занимательных впечатлений от ее скрытых форм, я переключился на свой желудок. Я подождал пока девушка встанет и выплюнул в сторону большой бесформенный кристалл бурого цвета.
— Циф? — цинично поинтересовался Цыпленок.
— Вроде бы да, — ответил я и поднялся, опираясь на посох. — Кира, у тебя все на месте? Ничего не исчезло?
— По-моему нет, — озабочено ответила та.
— Престон?!
— О, а вот и Ред.
— Змей подери! — он заскакал вокруг с огромным сидором на закорках. — Я места себе не находил! Так какой у нас план?
— Выйти отсюда, сохраняя спокойствие, — не раздумывая ответила Кира. — Воспользуемся быстроногами. Отец проводил все свои эксперименты с Истоком в строжайшей секретности. Пока его найдут, мы уже будем в Порту. Там мы возьмем отцовский шлюп «Стремительный». Им можно управлять вчетвером, там много механики, он крепкий и всегда загружен припасами и такелажем.
— А кто четвертый? — спросил Рем. — Олечуч?
— Змеево чучело, — проговорил я с досадой. — У нас нет времени искать его.
— Он сам найдет нас, — сказал Рем. — Пошли. Где нужны четверо, — трое будут работать, а один командовать. Навалимся все вместе и выведем этот корабль.
На воротах нас пропустили без задержек. Уж не знаю, что сказала Кира, но вопросов у околотников не возникло. Мы довольно быстро приближались к причалам.
Жара снаружи стояла удушающая. Палило так, словно светозверь решил подсесть на жаренное. Смотреть на него было почти невозможно. Он явно увеличился в размерах. Светоч либо переусердствовал со сбором урожая, либо решил обнять нас всех перед отлетом.
Если он затеял какую-то божественную игру, то, как раз вовремя. Лучше всего было бы просто развести армии по разным углам и послать им предупреждение, которое даже у их правнуков будет в голове греметь.
— Тревога! Тревога! Всем и каждому! Кордун Вохрас предар нашего Верикого Терминара и Его Жреца! Он Бежар! Повторяю, бежар! Всем к оружию! Каждому на поиски! Поймать! Пренить! Доставить обратно в Исток! Немедренно!
Примерно вот так.
— Проклятый Маширо, — простонала Кира. — Я совсем забыла про него.
Я буквально почувствовал, как пространство вокруг щелкнуло и переключилось с равнодушного на враждебное. Меня изрешетило пронзительными взглядами.
Мы спешились.
— Рем, как насчет чего-нибудь вроде «эй, ребята, смотрите, я снимаю штаны, а вы сразу делаете вид, что нас здесь нет»? — проговорил я сквозь десны.
— Думаешь это так просто? — огрызнулся тот, быстро пыхая трубкой. — У всего есть предел. Особенно у допущений в сверхлогике. Их слишком много.
Кира прижалась к моей спине и стиснула правую руку. Это, по-видимому, означало, что добраться до «Стремительного» мы не успеем. Варвары, хватая сети и двузубцы, окружали нас.
— Есть идеи, Цып? — спросил я с надеждой.
— Циф, — мрачно напомнил тот. — Циф! Циф-циф.
— Что?! — подпрыгнул я. — И сколько нужно ждать?
— Циф.
Стотри притормозили. Они увидели, как Великий и Ужасный Вохрас воздел сухие руки к небу и принялся хрипло и яростно что-то выкрикивать. На их взгляд колдун готов был разразиться чудовищным маггическим выбросом, от которого твердые воды встанут на ребро. Варвары не были знакомы с грязной руганью подпольных общин Авторитета, берущих свои жизни взаймы у закона.
Краснокожие остановились.
Я понял, что, оказывается, удачно блефую. Рем обещал что-нибудь придумать и просил меня не останавливаться. Кира предлагала биться до конца, до самой смерти.
Змей знает что.
Потом раздался первый вопль. Стотри обернулись. В их тылах что-то происходило. Что-то крайне неожиданное, судя по тому, как вытягивались их лица.
— Крабы!
— Змеи!
— Рыбоноги!
— О, Великий Терминал, что это?
На моих глазах за спинами стотри вырос гигант состоящий из бешено мельтешащих крабов. Он ударил ногой. Пилигримы взгорбились. Из трещащих разломов вверх ударили гейзеры из сельди. Крабовый голем поднял правую руку, которая грубо трансформировалась в пушку.
Стотри попадали под залпом морских ежей.
Почти сразу в чудовище ударили радуги, и оно засвистело, скукоживаясь. Запахло жареным крабовым мясом. Рем хохотал и облизывался.
Монстр сложился напополам и рассыпался. Разрозненные крабы при поддержке кавалерии рыбоногов нападали на стотри, давя числом. Слышались задыхающиеся крики и мычание. Вырастали новые големы. Один за другим они распрямлялись и шли в бой, сея смерть, разрушение и боль своими ежеметами. Воины стотри в сайских доспехах нападали на них, но что они могли сделать этой аморфной массе постоянно перестраивающихся врагов?
В наступившей неразберихе, шуме, треске и криках, я понимал только одно: крабы расчистили нам коридор к отступлению. Только совсем не туда, где был пришвартован «Стремительный».
— Кира! — позвал я, с трудом перекрикивая гам. — Что происходит?
— Понятья не имею!
— Так это не ты?
— Нет! Такое мне не по зубам! Я думала, это ваша работа!
— Змея с два. Все, что осталось после Экстрактора пошло на трансгрессию из дворца!
— Нужно валить, пока есть место! — встрял Рем. — Нет времени думать, надо реагировать!
Мы побежали, разбрызгивая суп из перемешавшейся морской воды и печеных клешней.
Впереди послышались взрывы, и небо над корабельными пристанями расчертили дымные обломки разнообразных «Превозмогающих черепах», «Быстрых дельфинов» и даже «Кораллушек». Взревело пламя, жадно набрасывающееся на парусину, оснастку и пропитанные жиром борта.
На погрузочных механизмах кишели крабы и чайки. Они трепали тросы, которые с хлопками и свистом разбегались в разные стороны, натягиваясь под опадающими секциями и суставами.
Обезумившие от страха моржи вырвались из своих загонов и ринулись в толчею.
И вот тут-то начался настоящий хаос.
— Может быть Авторитет атакует?! — предположил Рем.
Он увернулся от какого-то особенно настырного стотри и пробил ему кинжалом коленный сустав.
— Крабами? — уточнил я, удерживая варваров на расстоянии искрящим посохом. — Звероукротители на такие мелочи не размениваются!
— Это не мелочи, — прорычал кто-то.
— Ну, вообще-то, крабы довольно маленькие, — парировал Рем, не оборачиваясь.
— Они не очень большие!
— Гораздо проще сказать «маленькие», — не сдавался сухолюд.
— Да как ты смеешь так говорить, когда они разбивают…
— Стоп, — опомнился я. — А ты еще кто такой?
Громила в тигровом балахоне, короткими жестами перенаправил несколько хвостатых воинов на подбирающихся к нам стотри, и сказал:
— Вохрас не помнит меня! Ну, конечно. А ведь это именно я пытался помочь, когда Реверанс только похитил тебя.
— Крысы? — заподозрил я. — Ежи?
— Да, мы не успели встретиться лично, — подтвердил незнакомец. — Я Миумун, верный слуга Торкена. Меня послали, чтобы найти тебя и обезопасить. Но ты не пытался сопротивляться Реверансу. Возможно, ты даже симпатизировал ему. Он манипулирует людьми как собственными пальцами! Однако, судя по тому, что ты бежишь мне навстречу, у тебя уже сложилось впечатление о нашем общем враге. Теперь, главное, не глупи и ступай за мной. Я вывезу тебя с острова.
— А что потом? — спросил я широкую спину.
— Я могу с уверенностью сказать тебе, что будет потом, если ты не проявишь благоразумие, человечишка! — рыкнул Миумун. — Ты и сам это знаешь.
— Эй, полегче, — разозлился я, решив поднять ставки с вынужденного блефа до бескомпромиссного. — Я сильнейший колдун этого мира. Давить на меня опаснее, чем на мышей. Или говори, зачем ты мне помогаешь или… — я поднял посох. — Я задержу тебя достаточно, для того чтобы они разделались и с твоими крабами, и с охранниками. И с тобой. А когда выдохнешься и помрешь, я доберусь до материка на твоем трупе! Но готов поверить, что ты совершенно случайно возомнил, что мне действительно нужна твоя помощь. Ты, повелитель начинки для пирогов!
Миумун фыркнул. И сделал почти незаметный шаг назад. Почти.
— Не нервничай, колдун, — заговорил он хмуро. — Последним моим приказом было шпионить за происходящим и при возможности выкрасть тебя. Выкрасть и увезти обратно на материк. Ты интересен Торкену.
Материк. Это слово мне нравилось. Пока оно фигурирует в плане, можно действовать по обстоятельствам.
Я кивнул в сторону своих спутников.
— Они со мной.
Миумун невнятно пробормотал что-то. Потом оценил обстановку и дал своим воинам знак уходить. Стотри успели перегруппироваться, из тренировочных лагерей прибежали фаланги закованных по макушку штурмовиков. От запаха паленых панцирей было невозможно дышать.
— Ну же, Миумун, — я схватил его за плечо.
— Быстрее, — проворчал тот. — Корабль отходит.
Щелк-щелк…
Щелк-щелк…
Щелк-щелк…
— Реверанс-семпай?
Щелк…
— Корабри отправренные в погоню вернурись ни с чем. Хтонид сообщает, что неизвестный враг растворирся в воздухе. Букварьно. Так он говорит. Этому можно верить, младшие жрецы говорят, что Око тоже ничего не увидеро. Этот акт подрой агрессии был нанесен с помощью срожных идей.
Щелк…
— Вы намерены что-нибудь приказать? Что угодно. Стотри ждут вашей реакции. Нужно убедить их, что вы в ярости, мой Жрец.
Щелк…
— Я в ярости, Маширо.
— Они не знают об этом, — саец обошел кресло Реверанса и встал справа, уставившись на его колени. — Я сказар отсекам, что с вами все в порядке, но они не верят. Мой Жрец, вы ведь понимаете, их мышрение состоит из прямых угров. Они могут решить, что вы растеряны. Вам нужно появиться на рюдях. Немного покричать. Пообещать Авторитету возмездие…
Первенец посмотрел на своего помощника. Потом опустил взгляд ниже. Маширо, заметив это, поспешно убрал руку с подлокотника. Его мочки затрепетали. Ощущение было такое, словно давно изученный задний двор вдруг покрылся капканами, волчьими ямами и магматическими гейзерами. Саец не смел шевельнуться. Над ним, тяжело переливаясь и ворочая тонны невидимой тяжести, осязаемо томилась маггия. Она могла чуть дрогнуть, и от Маширо осталось бы только трудно выводимое пятно.
— Вроде того… — всхлипнул он, чувствуя себя крайне несчастливой фарфоровой тарелкой, оказавшейся в центре землетрясения.
Щелк…
— Да, — сказал Реверанс, не размыкая челюстей. — Ты прав. Нужно показать им, что я в ярости. Иди к вождям Маширо. Скажи, что время пришло. Великий Терминал приказывает атаковать немедленно.
— Но…
Маширо вдруг понял, что это «но» подняло его за шкирку над пропастью.
— Но? — переспросил Реверанс.
— Это не совсем то, что я имер ввиду, — прохрипел Маширо, чуть не плача от собственной безрассудности. — Мы хотели дождаться Тьмы…
— Тьмы не будет. Что-то происходит со Светозверем. Он наверняка хочет нам помешать… М-м-м-м… Ах-с-с-ш-ш! Мы даже не вышли из Порта, а все уже начинает трещать по швам! Светозверь, Вохрас! Даже… Кира! Если этот никчемный выродок не сбережет ее, если она хоть палец занозит, я…
Раньше у Маширо была проседь в черной косе. Теперь в белой косе можно было с трудом разглядеть темные волосинки. Он стоял в тазике. Этот тазик каким-то чудом держался на плаву посреди десятибалльного шторма. Закрыв глаза, саец скользил по сорокаметровым волнам.
— Я выплываю немедленно, — гремела гроза. — Армия должна выйти из порта не позже, чем через неделю.
На этот раз Маширо не смог даже объединить «н» и «о» в одно целое.
— За это время я успею найти и договориться с Марлеем. Наемниками придется пренебречь. За это время они даже штаны одеть не успеют. Пойдут во второй волне с остальными.
Вспышки молний пробивались сквозь черные тучи.
— А тебе я оставляю великолепную возможность и высокую честь.
Океан вдруг застыл закручивающимися горами льда. Но опасность еще не миновала.
— Ты должен будешь поднять Исток.
После этого мысли Маширо стало отрывочными, словно измельченный буклет. Он понимал, что шторм все еще говорит с ним, но что именно стихия хотела от него, саец расшифровать не мог.
Он очнулся на троне Реверанса. Озябший от ледяного пота, и вялый как помидорный куст, застрявший посреди двух засух. В голове вместе с болью билось словосочетание «в один конец».
В один конец?
Маширо посмотрел на панель управления.
В самом центре маняще мерцала большая закрытая нестеклом клавиша. На прозрачном материале мелкими буквами была выжжен приказ.
«Нажми меня».