Отступники - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 14

Глава 14. Шаг вперед

«…Та-та-да! Та-ра-та-ра-да-та! Та-ра-а-а! Там-та! Там! Там! Там! Та-ра-та-ра-да-рам! Там! Там!..»

фрагмент крайне динамичной и брутальной симфонии «Чаепитие лиги Чемпионов».

Вилла угнетало странное предчувствие. Он был в сознании уже довольно долго, но ему совершенно не хотелось открывать глаза. Такое обычно бывает с пятилетним Кукси Бояшкинсоном, когда он слышит ночью скрип в коридоре или шорох в шкафу.

Опасность очевидна, но встретить ее, смело вынырнув из-под одеяла, не получается.

Рядом кто-то заперхал. А потом принялся ворочаться, взбрасывая жухлые опахала мертвого папоротника и рыча. Кабинетный варвар решился: напал на окружающее пространство жадным взглядом.

— Ну чего смотришь… вычисляется… помоги мне слезть.

Вилл поднялся и рассек мечом лианы. Ики упал, подпрыгнув на колесах. Накат тут же вскарабкался на него и уселся, мрачно озираясь по сторонам. На него были надеты странные черно-синие доспехи. На грудной пластине белела надпись «Атряд Альфа». Вилл, приподняв руки, оглядел себя. Как оказалось, он тоже входил в «Атряд».

Некоторое время они оба озирались по сторонам.

— Движение, заросли, на два часа, — тихо прохрипел Накат.

Кричащий меч вопросительно пискнул.

— Опасности вроде бы нет, — перевел Вилл.

Из зарослей с шумом вынырнул жнец. Он покружился над Альфой и приземлился на покосивший ствол папоротникового дуба.

— Не делай резких движений, — предупредил Накат.

Вилл не был до конца уверен, кому именно адресовалось это предостережение. Но на всякий случай решил не шевелиться. Появились еще несколько жнецов. Они притащили огромный железный шкаф, который уронили рядом с Накатом. Суровый колясочник даже не моргнул. Он продолжал сверлить взглядом первого жнеца.

— Ну? — Накат подъехал ближе. — Какого змея тебе нужно? Зачем вы перенесли нас сюда и напялили эти тряпки?

Жнец шевельнул щупальцами, поскреб крючьями бок. Потом вынул из внутренних пазух покрытую слизью куклу, изображающую Командора Вероятность, одного из самых значимых членов Лиги Чемпионов.

Жнец потянул за колечко на спине куклы.

— Нужно! Спасти! Мир! — пропищала та.

Варвар и убийца переглянулись.

— Что? — переспросил Вилл.

— Нам! Грозит! Опасность!

— Какая опасность? Кому грозит?

Жнец выбросил куклу. Ее место занял размокший букварь. Сборщик осторожно его пролистал и остановился на букве «С». На бумаге расплывалось изображение светозверя.

Вилл приподнял левую бровь, изо всех сил стараясь понять. Жнец возбужденно затрясся и взлетел. Вместе со своими сородичами он раздвинул ветви.

Накат присвистнул.

Из центра Троегорья закручивалась вверх гигантская призрачная воронка. Клыки планеты содрогались и агонизировали от неизмеримого напряжения. Давление вырывало целые скалы, дробило тела исполинских гряд. Они кружились вокруг Торкена, словно подхваченные вихрем коровы.

— Выглядит хреново, — прокомментировал Накат.

— Ты хочешь, что бы мы отправились туда?

Энтузиазм Вилла в этот момент несся к отрицательному значению. Но воля только пожала плечами и мрачно сплюнула.

Зашелестели листья. Свесились вниз переплетения лиан. Жнецы ушли, так и не ответив.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Вилл.

Накат хрустнул пальцами и поехал в чащу.

— Эй, куда это ты? — окликнул его варвар. — А как же планета?

— Ч… Что? — сварливо донеслось из-за спинки Ики. — Планета?! Только не сходи с ума, парень. Боги шутят, как умеют. Смеяться при этом не обязательно!

— Эта воронка выглядела довольно серьезно! — напомнил Вилл. — Клянусь Марлеем, ничего серьезней я в своей жизни еще не видел!

— А что ты вообще видел? — спросил Накат, остановившись.

— Ну… Немного… того, немного этого.

— Слушай, парень, — киллер повернулся к нему и показал грязную задубевшую пятерню. — Видишь эту руку? Обрати внимание на мизинец. В нем есть целая косточка. Косточка, которую я ни разу еще не ломал в драке с такими уродами, что эта воронка покажется тебе остывшим бульончиком, просто потому, что она далеко и не пытается на тебя напасть. Когда я был инквизитором, я почти каждый змеев месяц сталкивался со зреющим апокалипсисом. Ритуалы на озерах крови, призывание червецов, восстановленный штамм Пенной чумы сопротивляющийся вакцине. Я встречался даже с сыном Хладнокровного. У этого парнишки вместо соплей текла кровь его последней жертвы. Каждый раз мир висел на волоске, но кругом ничего не менялось, даже цена на лук не падала. И знаешь почему? Миру просто наплевать. Ему настолько все равно, что даже у Армагеддона опустились бы руки.

Накат развернулся и принялся раздвигать заросли руками, пытаясь протиснуться меж тугих стеблей.

— Но ведь ничего не менялось именно потому, что ты ломал кости! — не сдавался Вилл.

— Парень… вычисляется… прав.

— Не вмешивайся, Ики.

— Нет уж, я вмешаюсь!

Накат вдруг покатился назад.

— Ики! — он вцепился в колеса. — Мы уезжаем отсюда.

— Нет, мы остаемся!

Заскрипели рессоры.

— Да как ты смеешь? — задохнулся от возмущения Накат.

— Смею! — запальчиво вскрикнул Ики. — Ты совсем озверел от буквы «Я»! Кое-кто… вычисляется… кажется, распространялся о тщетности добрых поступков. Вот! Пожалуйста! Можешь одним махом спасти мир. Это точно не будет каплей виски в бочке воды! На рынке добрых дел «спасение мира» идет вторым местом, сразу после «спасения и превращения мира в рай»! От тебя требуется всего лишь заткнуть эту воронку, чтобы светозверь не спалил твое драгоценное эго!

— Ладно, — еле сдерживаясь, промычал Накат. — Я уйду отсюда на руках. Мерзкий четырехколесный предатель. А ты погибнешь во второй раз из-за своего треклятого идеализма!

— У тебя все, что не касается похлебки на ужин — идеализм!

— Змей подери, ты выводишь меня из себя! По-твоему от полюса до полюса не нашлось кого-то другого кроме нас? Почему мы должны это делать?

Что-то загрохотало, и спорщики отвлеклись. Вил колотил Кричащим мечом по железному шкафу.

— Я думаю… — сказал он твердо. — Если позволите вмешаться…

— Ну! — в один голос рявкнули кресло и седок.

— Я думаю, что в нас есть что-то такое, чего нет у других, — продолжил Вилл, стараясь быть максимально убедительным. Он где-то слышал, что спорщиков можно разнять, просто встав между ними. Но… Это был немного не тот случай. — Если нас выбрали… — Вилл выдержал паузу. — Значит это дело по плечу именно нам. И только нам. Так-то.

Накат поглядел на него, перевалившись через спинку кресла.

— О, ну это совсем меняет дело, — проговорил он одобрительно.

— Правда? — удивился варвар.

— Конечно, — Накат на глазах превращался в желчную бомбу. — Ведь у нас есть моя целая косточка в мизинце. А знаешь, чего у нас нет, малыш?

Кадык подсказал Виллу, что у него есть всего одна возможность перерезать нужный провод.

— Решительности? — рискнул он.

— Оружия, идиот! Там наверху живут Первенцы. Наверняка они имеют отношение к этой постылохреновине. Ты следишь за моей мыслью?

Вилл усердно покивал. На самом деле он уже успел пожалеть, что вообще ввязался в этот спор. Нужно было взять Кричащий меч и отправиться к Троегорью в одиночку. Так было бы спокойнее и привычнее. Он слабо представлял себе, как доберется туда и как, собственно, примется затыкать воронку. Но, судя по тому, что от ужаса его немного подташнивало, это было настоящее дело. То, которое оправдало бы двадцать лет работы пресс-папье.

— …как зубочистку, даже в зубах не ковыряясь, — жестоко закончил Накат.

— Знаешь что, — Вилл вложил меч в ножны. — Я, пожалуй, пойду. От твоего нытья даже мне становиться не по себе. Извини, но ты будешь обузой.

В наступившей тишине послышался негромкий, но подозрительный скрежет. Шкаф медленно накренился вперед. Его створки подались в стороны, и позади варвара с грохотом разъехалась гора оружия на все случаи смерти. Накат, который в этот момент уже сидел на Вилле и собирался переломить ему шейные позвонки, вдруг ослабил хватку. Ровно настолько, чтобы стотри смог втянуть в себя чайную ложку воздуха.

— Эй, Ики, сюда, — позвал убийца заинтересовано.

— Если задушишь парня…

— Нет-нет, ты только погляди. Это… Мне врут глаза, или это сайский струнный разделитель? А это… Паленые яйца Первого. Гвардейский ручной хлопышемет выпущенный ограниченной серией только для Мастеров Оружия охраняющих Автора… А это! Разрешенный только в Церкви Зверя реактивный кислотный слизень!

— И?

— Я в деле, — отпустив Вилла, Накат жадно перебирал инструменты, предназначенные для забивания людей в землю. — Я не уйду отсюда, пока не испробую все это в деле… Рваные уши Первого! Да ведь это же…

Посреди Океана, окруженная лишь горизонтом, покачивалась на мягких волнах подводная лодка.

На ее горбу сидел Реверанс.

Глазами, застывшими под тенью шляпы, он следил за пробковым поплавком, который мог бы испытывать к своему создателю не самые теплые чувства. Будь он чуть кривее и бесформеннее, и он наверняка пошел бы ко дну от маниакально-депрессивного психоза.

Не клевало.

Поддувал бриз, вода плескалась у бортов. Время от времени из-под лодки выныривала медуза или косяк любопытной рыбешки. В такие моменты сгорбленная спина начинала медленно выпрямляться.

До самых сумерек первенец просидел словно изваяние Воскресному Рыбаку с Проблемами на Работе и Неприятностями в Личной Жизни. Когда совсем стемнело, Реверанс вздохнул, убрал пустое ведерко в субмарину и снял с большого костяного крючка кусочек каракатицы. Место этой нехитрой наживки занял стеклянный шар размером с футбольный мяч. Внутри сидело угрюмое заклинание, похожее на потерявшегося в палитре хамелеона. Реверанс понаблюдал за безымянными оттенками, и обмотал шар леской.

Шар упал на воду. Заклинание испуганно заскреблось внутри, но утяжеленное грузило почти сразу утащило его вниз. Зажужжала катушка. Реверанс, прислушиваясь к волнам, выждал, когда леска закончиться и полностью сфокусировался на сплетнях воды. Вода — хороший проводник для многих вещей. Приближающееся могущество наполняло ее как электрический выброс.

В нужный момент Реверанс очнулся от своего сканирующего транса и перерезал леску.

Шар с несчастным заклинанием опускался все ниже и ниже, в холодную безнадежную тьму параллельного измерения. Толстое стекло затрещало в тисках бездны.

Хрусть!

Темнота расколола шар как орех, выплюнув пузырь воздуха.

Над осколками стекла вспыхнула маленькая искорка. Она стала увеличиваться и крепнуть.

Вскоре Реверанс увидел первую вспышку под субмариной, словно кто-то открыл и сразу закрыл холодильник. Потом вторую, третью, в глубине разрастался шар переменчивого сияния, которое выстреливало очереди оттенков. Океан вокруг озарился, свет выныривал из воды, оттеняя лодку. В полной тишине сверкали тысячи разноцветных вспышек, изгоняющих тьму. В конце концов, даже глазам Реверанса стало невмоготу, и он укрылся в субмарине.

Через час он вылез и осмотрелся.

Темнота приходила в себя. Она была еще гуще и мрачнее, чем обычно. Теперь оставалось только ждать.

На заре начались поклевки Марлея. Выглянув из субмарины Реверанс обнаружил рыбу. Она была повсюду. Поверхность воды исчезла под блестящими боками. Кишащая живность испытывала сильный дискомфорт. Отчасти потому, что выше воды подняться было невозможно, отчасти — из-за соседства с существами куда менее безопасными, чем сосед по косяку. То и дело селедочно-медузо-тунцовый пласт прорывали чудовищные кальмары и гигантские скаты. Они не пытались никого сожрать, — у самого опасного головоногого хищника была та же проблема, что и у маленькой рыбешки.

Он поднимался.

И это сводило их с ума, заставляя бежать в том же направлении, в конце концов, упираясь в огромный пузырь неприветливой среды, называемой атмосферой.

Когда в небо попыталась взлететь взрослая самка гидры змейскиглубоководной, Реверанс понял, что Марлей уже близко. Гидра ревела в отдалении и вздымала селедочные волны. Пятнадцать ее голов рвались в одну сторону, четырнадцать — в другую. Еще одна голова, самая слабая, взорвалась от перепада давления.

Реверанса охватило недоброе предчувствие. Примерно такое же бывает у мухи, когда та бьет крыльями по воде над силуэтом карпа. Он мог бы отплыть подальше, но понятья не имел, в какую сторону будет обращена голова Марлея при всплытии. Возможно, пока он будет добираться до нее, легендарное существо устанет ждать и снова накроется тысячетонным одеялом соленой темноты.

Или, того хуже, оскорбиться.

Внутри лодки раздался сигнал. Реверанс бросился в кабину управления и увидел множество красных сигнализаторов. Теряясь в собственных показаниях, они сообщали, что в нескольких сотнях локтей от бортов лодки зарождается гигантский водоворот.

Реверанс попытался отвести лодку подальше, но винты вязли в рыбе. Субмарина вроде бы тронулась с места, но первенец довольно быстро сообразил, что движется она в противоположном направлении. Он выбрался наружу и поднялся в воздух, стараясь держаться подальше от разрядов исполинских медуз.

Воронку он увидел почти сразу. Она расширялась вдалеке, затягивая в неизвестность рыбу, кальмаров и даже гидру змейскиглубоководную. Стоял невыносимый ультразвуковой рев. Обычного человека здесь вывернуло бы наизнанку через уши.

Лодка скрылась в бурлении.

Гидра сопротивлялась довольно долго. По крайней мере, на минуту больше, чем дикохвост неудобный. Когда последняя ее голова напоследок моргнула в пенном безумстве, воронка начала закрываться.

Затаив дыхание Реверанс наблюдал явление Его.

Над водой показалась верхушка настоящего айсберга из темно-синего льда. Он рос, обнажая необозримую массу, в которую вмерзли остовы затонувших кораблей, огромное количество мусора и небольшое селение озадаченных северян в оленьих упряжках и прекрасно сохранившихся юртах.

Через несколько минут непрерывного всплытия ледник сменился голубыми боками. Они поднимались как стены гигантской цитадели. Ревущие водопады скатывались по ним, превращаясь в расходящиеся десятиметровые волны.

Реверанс подлетел ближе и убедился, что оказался в нужном месте. Всего в сотне хвостов от него показался божий зрак. Глубокий, как бездна, которую он привык прозревать.

Хвоста Реверанс не видел, тот появился километром западнее.

— То, что нужно, — донеслось из-под шляпы.

Причина таинственной воронки раскрылась. В буквальном смысле. Если верить легендам этот зев однажды укрыл в себе одну десятую живности Океана. Совсем недавно он сделал то же самое, но… в несколько ином контексте.

Над пятидесятиметровой щелью зеленели водорослевые усы. Расплывалась длинной дорогой зеленая борода, из которой выглядывали диковинные цветы бездны.

Не зная в точности, что предпринять, Реверанс решил подлететь к Правому Глазу Марлея и привлечь к себе внимание.

— Приветствую тебя подобострастно, — изрек он собственному отражению на стеклянистой поверхности. — Мое имя Реверанс, и я не заслуживаю твоего гнева, Перворожденный Марлей, владыка Океана, хранитель Прошлого. Это я осветил для тебя глубины. Я усладил твое существо всеми красками, которыми цветет мир. Я…

Реверанс огляделся по сторонам.

Ледник затрясся. Отколовшиеся глыбы льда скользили по отлогим склонам и обрушивались вниз. Трещали обнажающиеся корабли. Реверанс заметил каменные кудри давно утерянного Эйглядикаковского колосса, затертого в торосах на макушке Марлея.

Колосс, казалось, пытался высвободиться из своего холодного плена. Лед над ним раскалывался и вздыбливался, что-то рвалось оттуда с неуправляемой мощью. Нарастал сдерживаемый гул.

Реверанс решил отступить. И не напрасно.

Напор воды разорвал арктическую шапку Марлея вместе с колоссом. Первенец с некоторым сожалением проводил взглядом величественный таз созданного человечеством титана, который пошел на дно в полукилометре от Марлея.

Фантастический гейзер с ревом бил в небеса. Над местностью начался ливень. Реверанс вымок до нитки, не желая рисковать оставшимися силами.

И тут Марлей еще шире приоткрыл пасть и пошевелил сизым ноздреватым языком. Первенцу хотелось верить, что это приглашение к разговору, а не предложение стать десертом.

Через несколько минут, Реверанс осторожно прыгал по вкусовым сосочкам Марлея. Здесь, на языке царило настоящее болото. В стоячей воде плескалась выжившая рыба. Впереди темнела глотка. Наверху, с ребристой арки нёба, свисали жировые сталактиты. Позади громыхала клеть китового уса.

— Марлей! Так как насчет небольшой услуги за мое представление!

— НЕТ, — прозвенело пространство.

— Нет? — заикнулся Реверанс. — Но почему? Поверь мне, господин, тебе это ничего не будет…

— НЕТ, НЕ ДУМАЮ. Я НЕ ВИЖУ НИКАКИХ ПЛАВУЧИХ КУЛЬТОВ С ОСЬМИНОГАМИ НА ГОЛОВЕ. ПО-МОЕМУ ТУТ ВСЕ ПО-ПРЕЖНЕМУ. ТОЛЬКО СТАЛО НЕМНОГО ЖАРЧЕ. У АЛИОТА СНОВА КАКИЕ-ТО ПРОБЛЕМЫ С ОРБИТОЙ. Я ПЫТАЛСЯ ПОГОВОРИТЬ С НИМ, НО В ОТВЕТ СЛЫШУ ТОЛЬКО РУГАТЕЛЬСТВА И ИНФОРМАЦИЮ ОБ ИКРЕ. ЕСЛИ ПОВТОРИТСЯ ВЕЛИКАЯ ЗВСУХА, Я НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ПОЖИВУ В ТВОЕЙ РАСЩЕЛИНЕ, ТЫ НЕ ПРОТИВ?

— Господин? О чем вы говорите?

— Я… ПОДОЖДИ, УЗЕРГХОТ, У МЕНЯ ЗДЕСЬ ОДИН ЛИШЕНЕЦ НА ЯЗЫКЕ. ПЫТАЕТСЯ ЧТО-ТО ВЫПРОСИТЬ… НЕТ, ВСЕ НЕ ТАК ПРОСТО. ОН В НЕКОТОРОМ РОДЕ СМОГ ВНЕСТИ ДОСТОЙНУЮ ЛЕПТУ, ТАК ЧТО ГЛОТАТЬ ЕГО Я НЕ СТАНУ. МНЕ ХВАТИЛО ТОГО СКАНДАЛА С ПЕРВЕНЦАМИ В ДЕВЯНОСТО ШЕСТОМ… ПОДОЖДИ МИНУТУ…

Реверанс облегченно выдохнул, и чуть не потерял равновесие на бугорке.

— НУ ЧТО ТЕБЕ, ПЕРВЕНЕЦ? Я НЕ РАСКРЫВАЮ ТАЙНЫ МОРСКИХ ГЛУБИН, НЕ ПЕРЕДАЮ ПРОШЕНИЯ СВЕТОЗВЕРЮ, НЕ ДАЮ ПРЕДСКАЗАНИЙ, НЕ КОНСУЛЬТИРУЮ НАСЧЕТ СМЫСЛА ЖИЗНИ. ОДНАКО… ТЫ МЕНЯ УМЕЛО РАЗВЛЕК, ТАК ЧТО Я МОГУ ПОЖАЛОВАТЬ ТЕБЕ ТИТУЛ КНЯЗЯ ГЛУБИН ДО ТЫСЯЧИ ЛЬЕ. ЕСЛИ ОТРАСТИШЬ ЖАБРЫ, ЗАЖИВЕШЬ НА ВСЕМ ГОТОВОМ. ЛУЧШИЕ САМКИ БУДУТ АЛКАТЬ ТВОЕЙ МОЛОКИ…

— Да-а-а, — прервал его впечатленный Реверанс. — Я знаю, что отказываюсь от сказочной жизни среди самой блестящей чешуи и несравнимо изящных плавников, но у меня совершенно иная потребность, мой господин. Невинная. Совсем невинная.

— ЧТО ЖЕ ЭТО?

— Пустяк и безделица. Ударьте хвостом, мой. Вложите в этот удар всю свою несчетную мощь.

— И ВСЕ?

— Да.

— СТРАННАЯ ПРОСЬБА. ЗАЧЕМ ТЕБЕ ЭТО?

— Я всего лишь хочу кое-что доказать. Поверьте, господин, это недостойно вашего внимания. Ничтожная суета, неразличимая в безмерности вашего сознания.

— ВОТ КАК? ДУМАЮ, ТВОЯ УЧТИВОСТЬ ВЕРНА. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ПЕРЕПЕТИИ ВОЗДУХОДЫШАЩИХ — ЭТО ЮРИСДИКЦИЯ АЛИОТА. Я УДАРЮ ХВОСТОМ, ПЕРВЕНЕЦ РЕВЕРАНС. ПОКИНЬ МЕНЯ.

— Благодарю вас, господин.

— ДА, Я ВСЕ УЛАДИЛ… УДАРИТЬ ХВОСТОМ… НЕ ЗНАЮ И ЗНАТЬ НЕ ХОЧУ.

Реверанс, чувствуя мрачное удовлетворение, наблюдал за тем, как взмывает вдалеке нечто похожее на блестящий голубой полуостров. Движение кита было сродни процессам, превращающим гладкую планетку в скопление горных массивов. Планетарному пространству-времени приходилось иметь дело с километром первобытных мускулов, которые видели это самое пространство-время еще в начале их карьерной лестницы.

Поэтому весь процесс, несмотря на простую механику, имел близкое знакомство с вечностью.

Реверанс дрожал от напряжения. Маггия, как злобная пиявка высасывала его силы через затылок.

Когда Марлей погрузился, первенец плавал на спине, экономя силы и стараясь не обращать внимания на болтанку. Кроме этого, в нынешних обстоятельствах его мало что беспокоило. Ничего живого под ним, по-видимому, не осталось, так что быть съеденным он не боялся.

А, кроме того, его острый слух уже различал рев неогня.

— Понимаешь, у Мира есть своя Память. Люди только и делают, что занимают ее примерами своей неустроенности и непоседливости. Они бродят туда-сюда, и каждую секунду заставляют вещи случатся. Жизнь даже самого замордованного раба переполнена решениями. Он может выхлебать свою похлебку на шелухе и обрезках тысячью разных способов, но выбирает, как правило, один и тот же. В этом примере побулькивает суть. Большинство людей начисто лишено воображения. Стоит им только дорваться до повторяемости, — и все, их затягивает с головой, как вола в трясину. Не знаю более сильного наркотика, чем общественно-одобренная манера поведения.

И уныние насаждают не только всякие господа Тугоштансы и Клерковски… Те же Череполомы, Кроводавцы и Дикобои, думаешь они чем-то радуют зевающий Мир? Змея с два! Их личной инициативы едва хватает на то, в какой позе, — извини Чешуйка, — принять благодарность спасенной девы. Бедные, несчастные ублюдки. Бедный Мир! Его Память заполняется костенеющими схемами, трафаретами, шаблонами, клише и стандартами. И ничего ты с этим не поделаешь. Вот мы, например. Престон — главный герой приключения. Я — второстепенный персонаж, оттеняющий своей грубостью его зефирную мягкость. Ты, Чешуйка, логично добавленный в партию представитель прекрасного пола, который обеспечивает возможность романтической линии. И просто радует глаз. К чему я все это говорю? Да к тому, что такое случается сплошь и рядом и Мировая Логика застывает в определенном положении. И вот ту-то понимающие люди, вроде меня, могут вдруг сказать да, вместо нет и шаблоны начинают трещать. Разумеется, это слишком упрощенно. Мой анархизм, это особый дар, с которым нужно родиться и…

Кира что-то неразборчиво спросила. Рем рассмеялся.

— Разумеется, — сказал он, проглатывая смешки. — Это не я придумал. Девы с первой страницы человеческой истории платят за освобождение… известным способом.

— Замолчи, скабрезная обезьяна, — пробормотал я, едва слышно.

И снова заснул.

Мне привиделся Гелберт. Он глядел на меня из-под низкого капюшона, и его усы шевелились как змеи.

— Только не вздумай делать вид, что ты поверил сухолюду, — из его рта показалось острие костяного кинжала. — Ты знаешь, почему Купеческая гильдия так легко согласилась вступить в ложу Леты.

— Хватит, — ответил я угрюмо. — Этим меня больше не купишь.

— Забавно, что ты заговорил об этом, — усмехнулся Магутус. — Может мне стоило переманить тебя от Вельда, бумажной работой? Заполнял бы дела на Короля воров. Эх, жаль, что ты предал нас так решительно, мальчик.

— Я никого не предавал. С самого начала я был не согласен.

— Неужели? — прошептала Вельвет. — И на тепло той ночи тоже я тебя вынудила?

— Нет. Но я уже поплатился за это.

— Нисколько, — тьма под капюшоном сгущалась. В ней мелькали абрисы лиц. Моего отца, старика Вегаса, Дилы. — Возмездие приближается. Оно устроит алтарь сожаления из твоих костей.

Я хотел повернуться к этим каркающим призракам спиной, но вместо этого запутался в гамаке и проснулся. Вокруг томились в мягком сумраке стены из чего-то шелковисто-стального.

— Циф?

Цыпленок стоял в дверном проеме, привалившись правым крылышком к косяку.

— Сколько я спал?

— Циф.

— Правда? — совершив несколько опасных колебаний, я спустил ноги на пол. — Как же хочется есть. Сейчас бы немного плесени и клея.

Цыпленок порхнул крылышками и пропал. День, проникающий в мою спальню, заступила необычная фигура. Сгорбленная, с серповидными когтями из широких рукавов.

В первый раз мне довелось увидеть столько апатии, лени и безразличия, сконцентрированных в одной точке. Прямо над черным болотистым носом.

— Человек… хочет… есть? — делая передышки, спросил ленивец в пурпурном халате. Мне показалось, что после каждого многоточия его день начинался заново. — Может…

— Хочу, — согласился я.

— …

— Господин ленивец?

— …питья…

И тут на меня набросилась жажда. Я не пил уже целую вечность. Моей печени не из чего было производить ртуть, а желудок маялся без ядовитых масел.

У меня чуть не подкосились ноги.

— Да. И побыстрее, умоляю.

— …вам…

— Да!

— …

— Первый побери!

— …подать?

Я понял, что этот облезлый негодяй сведет меня в могилу раньше, чем додумает ответ на все мои предыдущие реплики. Я обратил внимание на его правую… правое скопление серповидных когтей. Оно медленно, преодолевая космические пространства между полом и точкой апатии, поднималось вверх. Очевидно, минут десять назад этот тип задумал почесаться.

— Чего…

Я обогнул его и вышел на освещенный участок. Надо мной был квадрат сетчатого материала, в который заглядывал день. Очевидно, я находился в трюме. Качки не было, стало быть, мы бросили где-то якорь. Нужно было осмотреться.

— …вам…

— Господин Вохрас!

— О, здравствуй Кира.

— …принести?

— Кто это такой? — спросил я, кивнув в сторону ленивца. — Или может быть лучше спросить, когда это такой?

— Это Реакция, — заулыбалась Кира, мягко взяв ленивца за руку. — Она здесь служанка.

— Реакция? — переспросил я, не веря своим ушам. — А что насчет фамилии? Реакция Отсутствующая?

Это была глупая шутка. Кира поглядела на меня разочарованно.

— Ладно, извините меня обе, — капитулировал я.

— Это… — вздохнула Реакция.

Я насторожился.

— …ничего…

Я терпеливо ждал, поглядывая на Киру.

— …не…

Ну же.

— Она заснула, — тихо произнесла Кира.

— Вот змей, теперь я не узнаю, прощен ли я.

— Думаю, что она вас простила, — предположила Кира. — Она очень добрая и тихая.

— Это точно. Мне показалось, что она хотела почесаться. Может оставить ей записку с напоминанием?

— Господин Вохрас!

— Слушай, Кира, нам нужно поговорить, — сказал я совершенно серьезно. — Прислони Реакцию к стенке и пойдем.

Мы нашли укромный уголок где-то в носовой части. Дочь Реверанса выглядела так, словно я предложил ей вышвырнуть ленивицу за борт и поглядеть с какой скоростью та будет тонуть.

— Ну как тебе Первенцы? — спросил я, не справившись с совестью.

— Это не совсем Первенцы, — с готовностью ответила Кира. — Это зункулы. Они немного отстают в развитии от полноценных. Неспособны к сильной маггии и звероукротительству. Но все равно они замечательные товарищи!

— Ты со многими познакомилась? — спросил я, усевшись рядом с ней на бортовую скамью.

— Со всеми. Они очень добры ко мне. Называют муром’у’рам. Это означает «юный хвостик». Трогательно, правда?

— А что с Миумуном? — спросил я. — Он ведь не зункул?

— Нет… — Кира странно взглянула на меня. — Он азох!

— А это означает… — я запнулся. Я знал, что это означает. Это было одно их немногих слов, что способно было само по себе вызывать массовую драку в Смеющейся тени. Даже самые гнусноротые ругатели использовали его только в случае полномасштабного вторжения в чужое достоинство. — Кира! Кто тебя научил этому слову? Хотя… Можешь не отвечать.

— Брат Рем предупредил меня, что оно означает, — быстро уточнила девушка. — Поверьте, господин Престон, лучшего определения для Миумуна… В общем, оно подходит ему как колпак дураку.

— А в чем дело? — не на шутку заинтересовался я.

— Он совершенно безжалостный, циничный, самовлюбленный деспот, — вспыхнула Кира. — Вы бы видели, как этот униженный природой мерзавец измывается над экипажем! Он проходу им не дает! Постоянно цепляется и вмешивается в их разговоры! Лупит наотмашь! Я пыталась с ним поговорить, но он только орет: «я здесь капитан!». И так, пока я не уйду.

— Ух ты… — задумался я. — Униженный природой.

— Он полноценный первенец, — вздохнула Кира. — Но у него проблемы… С размером. Об этом не принято говорить вслух. Это его сильно угнетает, и он отыгрывается на подчиненных.

— Что? — я вздрогнул. — А тебе откуда известно про его… размеры?

— Экипаж об этом знает, — пожала плечами Кира. — Они ведь видели его без…

— Слишком много информации, — предупредил я. — Давай сменим тему.

— Да, конечно, — она вдруг потянулась ко мне. — Я догадываюсь, для чего вы привели меня… Сюда.

— Правда?

— Брат Рем объяснил мне ОСД.

— ОСД?

— Обязанности Спасенной Девы.

— Я оторву ему голову, — констатировал я. — Кира, и что, ты всерьез поверила, что должна отблагодарить меня? Он случайно не дал тебе свой «Сборник рецептов Разврата»?

— Я не смогла смотреть на это, — стыдливо прошептала Кира.

— О, Первый! Я хотел узнать у тебя, где мы встали, — я заходил взад-вперед. — А потом предупредить, что мы с Ремом, скорее всего, сбежим с корабля в ближайшие же часы. Я слишком долго живу от вскрика до вопля, и действую как придется, ничего толком не понимая и не планируя. Вот и сейчас я плыву, змей знает на чем, змей знает куда, змей знает зачем! Я больше не намерен это терпеть! Мне нужна самая малость определенности. А добыть я ее смогу, только оказавшись подальше от всех тех, кто считает меня «интересным». От Реверанса, Твердых Вод, Торкена…

— И меня, — закончила Кира, глядя в сторону.

— Не думай, что я неблагодарен тебе, — я склонился над антрацитовыми волосами. — Но ты сейчас оказалась среди своих. Ты можешь остаться с ними и жить по законам Первенцев, в великом Торкене. Я хочу для себя того же, с поправкой на расу.

— Я дочь предателя, — напомнила Кира. — Я здесь, откровенно говоря, заложник.

Я замер как вкопанный. Какую же стену шкурничества нужно было возвести вокруг себя, чтобы настолько очевидная мысль скрылась из виду.

— Аз-о-ох! Подожди, не значит ли это, что Миумун искал вовсе не меня?

— Именно. Он просто довольно быстро сориентировался. Не ожидал, что я буду с вами.

— Почему ты не начала с этого?!

— Простите.

— И как они собираются тебя использовать?

Кира нервно теребила платье.

— Отца наверняка будут шантажировать.

— Это поможет?

— Он не откажется от своей идеи даже ради меня. Я это знаю, но Торкен нет. Меня бы уже, наверное, держали связанной и избитой, но Миумун не может связаться с кураторами. Он сейчас в незавидном положении. Боится вас как огня. Я сказала ему, что мы стали близкими друзьями и Миумун попытался сделать все, чтобы я не узнала, что меня, оказывается, похитили. Но зункулы все мне рассказали.

Я снова сел рядом, обхватив пальцами череп.

— Тогда, ты должна бежать с нами.

— Вы делаете мне одолжение, господин Вохрас? — мрачно осведомилась Кира. — Послушайте, я и не собиралась отягощать вашу… борьбу с обреченностью. Все получилось так, как получилось. Если б не Миумун, мы вообще не выбрались бы с острова. Я просто хотела… Ах, — она потерла кожу под глазами, — у меня богатое воображение и оно сейчас работает против меня. Столько волнующих перспектив. Но перед тем, как я встречусь с палачами, я хотела провести время с тем, кто украл мое дыхание.

— Кира, я хочу и обязан помочь тебе.

— Почему Престон?

Я заткнулся. Посмотрел на нее своими обмылками.

— Рем мне все рассказал, — девушка навалилась на стену. — О том, кем ты был. И кем стал. Ты не великий и доблестный колдун, который обманул время и рамки дозволенного человеку. Ты ренегат и вор. Отступник и предатель. Тебе не кажется, что ты должен вести себя соответственно?

— Нет, не кажется, — ответил я, удерживая взгляд на ее виске. — Мне хватает денег. Человеческое счастье я не ворую. И об одолжениях ты заговорила рано. Вот когда все это закончиться, и ты попросишь меня забить гвоздь в твоем новом доме, или поймать индюка на день Увещевания, это — да, это будет одолжение. И тогда тебе действительно придется отблагодарить меня.

— И поэтому меня тянет к тебе, — с трудом призналась она. — Даже изолгавшись почти… О, Первый, почти до абсурда! Даже потеряв свое тело, ты умудряешься оставаться самим собой.

Она неуверенно склонилась в мою сторону. Я обнял ее.

— Стало быть, то, что я оказался Престоном ничего не меняет?

— Нет.

— Почему?

— Престон, ты помнишь ту легенду о Допасе и Совести? Совести хватило нескольких секунд, чтобы понять, что следопыт принадлежит ей. Не обижайся, но мы, Первенцы, выбираем пару куда быстрее и надежнее, чем люди. Это все равно, что поиск одинаковых картинок. Доброта, как ни странно, совпадает с добротой, благородство с благородством, забота с заботой. Первенцы сразу переворачивают их и сравнивают.

— Я слышал об этом, — согласился я. — Людям нужно больше времени. Ну знаешь… На ритуалы… И проверку картинок на подлинность. Чувства подделывают довольно искусно.

— Вот как. Престон?

— Да?

— Так тебе нужно больше времени? — с надеждой спросила Кира.

— Похоже на то. По крайне мере мне нужно добраться до своего настоящего тела. Я не хочу, чтобы этот мерзкий старикан трогал тебя. Пускай даже косвенно.

— Я знаю про твою возлюбленную, — печально проговорила Кира. — Корсарку. Мне очень жаль.

— Подожди, что? — я нервно усмехнулся. — Какую еще корсарку?

Кира, путаясь и запинаясь от волнения, объяснила.

— Пошли, — холодно сказал я, давая понять, что тема закрыта. — Найдем Рема и подумаем, что делать дальше. Ты не знаешь, где мы остановились?

— Мы не останавливались, — ответила Кира, поспешая за мной. — Мы плывем, не останавливаясь от самого Торкена. Вот уже четыре дня.

Мы поднялись на палубу. Неуловимый корабль Миумуна шел по волнам так, словно не имел к ним никакого отношения. Клянусь Первым, если бы не взрывающие воду колеса за бортами, я решил бы, что судно село на мель. Я поглядел на пустой горизонт, без единого клочка земли. Очередной побег от очередного похитителя, откладывался на неопределенный срок.

Рема я отыскал по запаху табачного дыма, обрывкам промасленной оберточной бумаги и атмосфере надвигающегося скандала.

— Все просто, — говорил он, гипнотизируя зункула пируэтами курительной трубки. — Я даю тебе банан, Аналог, а ты надеваешь штаны на голову и кричишь: «кто хочет произойти от меня, ну, кто хочет произойти от меня, детка?!».

— Твое предложение оскорбительно, менадинец, — терпеливо отвечал Аналог, перебирая ногами спутанную бухту толстого каната. Руками он одновременно держался за низкую рею и чесал между лопаток. — Я не стану этого делать.

— Но ведь это же банан! — воскликнул Рем. — Кто из обезьяньих предков завещал тебе пренебрегать бананами?

— У меня нет «обезьяньих» предков, — ответил Аналог и по его тону, можно было предположить, что отметка в дюжину повторений преодолена. — Мои родители были зункулами. Родители моих родителей были зункулами. А далекие-далекие предки — высокими Первенцами. Я. Не. Имею. Никакого. Отношения. К. Обезьянам.

— Даже учитывая твою нынешнюю позу? — подмигнул Рем.

— Менадинец Рем, то, что я похож на обезьяну и могу проделывать те же трюки, еще не означает, что я и есть обезьяна.

— А по-моему двусмысленностей здесь быть не может.

— У меня есть разум, — процедил Аналог накаляясь. — И телосложение подобное человеческому.

— Значит ты разумная обезьяна, — согласно кивнул Рем. — Стало быть, ты в полтора раза лучше должен понимать, что от банана нельзя отказываться.

— Я оторву тебе голову, — спокойно сообщил Аналог.

— Позвольте сначала мне, — произнес я, вставая между ними. — Меня он взбесил первым.

— Просто убедитесь, пожалуйста, что он будет еще жив, когда я до него доберусь, — вежливо попросил матрос.

Остальные необезьяны, привлеченные нашим разговором, поддержали его желтыми оскалами и демонстрацией задниц.

— Ну, — пожал плечами Рем, — я даже не знаю. Если они не обезьяны, то я не менадинец.

Я отвел его подальше. Откуда ни возьмись, приковыляла Реакция с подносом.

— Вот…

— Спасибо, — поблагодарил я, забирая плошку и кувшин.

— …ваша…

— Большое спасибо.

— …

— Еда?

— …пища.

— Я почти угадал.

Рем с довольным видом, наблюдал за тем, как я выскребаю голубоватую массу.

— Что это такое? — спросил я, осторожно чавкая. — Такое впечатление, что я съел пюре из фей, смешанное с толчеными детскими зубами. Только из-под подушки.

— Это особая Первенская стряпня, — Рем потушил трубку и вытряхнул остатки табака себе на язык. — Скорее всего, тушеная маггия.

Он почесал нос и решился на активную оборону:

— Слушай, Престон, я должен был рассказать ей. Она — друг. Хороший друг.

— Все отлично, — сказал я, глядя на подозрительные сгустки, перемещающиеся по дну плошки. — Конечно, она должна была узнать. Но эта история с одноногой корсаркой… И попугай!

— О, змей, — Рем сделал вид, что ему срочно нужно испортить настроение кому-нибудь еще. — Ну как же без этого? Девочка сохнет по тебе.

— Знаешь, Престон, — вмешалась Кира, — если бы существовал мировой чемпионат по нетактичности, сушеная непосредственность Рема могла бы считаться сильнейшим допингом.

Спорить я не стал.

— Ты знаешь, что Миумун должен был похитить Киру? — спросил Рем, в ненавязчивой попытке сменить тему.

— И он это сделал, — сказал я, прихлебывая из кувшина. — Правда, все пошло немного не так, как ожидалось.

Я задумался, поглядывая на своих друзей. Разговор с Кирой засеял мой умишко новыми идеями. Действие по обстоятельствам стало для меня каким-то новым, крайне неудобным и стрессовым видом искусства. Я давно оказался перед ненаписанной картиной, которая давала мне оплеуху палитрой за каждый неправильный мазок. Даже не так: она давала мне оплеуху вообще за каждый мазок, просто потому, что была размером с половину мира!

Один фрагмент в этом проклятом полотне я видел совершенно ясно.

Я был уверен, что не хочу, чтобы Гигану разорили, а Гротеск разрушили. Увеличение расстояния между мной и проблемами, больше не работало. Простым бегом по диагонали от Соленых Варваров, я их не остановлю.

— …и это наш шанс повлиять на обстоятельства.

— Что ты задумал? — спросил Рем.

— Я поговорю с Миумуном. Насколько я понимаю, у него сейчас проблемы не только с лишними пассажирами. Пока у него нет связи с Торкеном, нужно внушить ему, что мы должны работать вместе, чтобы… Чтобы предпринять хоть что-то.

— Ты собрался помешать Реверансу? — смекнул Рем.

— Во всяком случае, я постараюсь, чтобы он увидел меня еще раз. Кира?

— Да?

— Ты готова рискнуть? Клянусь, если он хоть попытается обидеть тебя…

— Не надо ничего говорить, — мягко перебила она. — Конечно, я помогу тебе. Просто будь готов наколдовать нам какой-нибудь плот, хорошо?

Покои Миумуна находились в корме. Там был построен настоящий дворец у которого даже был свой подвесной мост над нишей в палубе. Увидев Киру, два зункула-быка сделали вид, что крайне заняты облизыванием носов.

— Упрек, Норов, нам нужно увидеть Миумуна, — сказала та, выходя вперед.

— Он… хрпрх… занят, — сказал Упрек, а может быть и Норов.

— Сильно-сильно, — заметил Норов, хотя, возможно, и Упрек. — Никого… взрымхр… велел не пускать!

— Ну пожа-а-алуйста! — встала на цыпочки, Кира. — Мальчики, пустите нас. Мы никому не будем мешать, просто напомним господину Миумуну какие у него верные и доблестные охранники.

— Это… мумхр… мы что ли? — по-бычьи сурово застеснялись Упрек и Норов.

— Ну конечно, — улыбнулась Кира, и я снова почуял это располагающее тепло, которое способно было расшевелить даже нарисованного мужчину.

Быки крайне сосредоточенно облизнули носы. Создавалось впечатление, что за синхронностью их действий стоит древний бычий традиционализм.

— Это сложно, — без тени сомнения изрек Упрек-или-Норов. — Если… хмумр… мы вас пустим, то Миумун все равно оторвет нам яйца. Но потом похвалит…

— И в этом… храпхр… есть свой плюс, — уверенно добавил Норов-или-Упрек.

— Но все ж таки… — начал новый виток общей мысли Упрек-или-Норов.

Кира помахала у них перед носами своим носовым платком, который успел побывать очень близко к телу хозяйки. Темп облизывания наблюдаемо возрос.

— Я просто оставлю его здесь, — чувственно проговорила она.

Быки, в действительности, не являющиеся быками, не моргая глядели на опадающий фетиш.

— Пойдемте, — шепнула нам Кира.

И мы действительно смогли проникнуть в капитанские покои. За нами послышалась тяжелая возня и крещендо «мумырхов» и «храпырхов».

— И часто ты в этом практиковалась? — спросил Рем, оглядываясь назад.

— Не очень, — ответила Кира, не оборачиваясь. — Это нечестно. Унижает мужчину. Все равно, что разрезать сухожилия. Опасная травма для личности.

— А тебе не кажется, что это может и для тебя окончиться травмами? — осведомился я. — Причем не только моральными.

— Нет, — был ответ. — Важно на что именно обратить внимание. Можно заставить цель воспылать страстью к чему угодно. К платку, в данном случае.

— Кира, а тогда, в Порту, с Крикушей… — начал я.

— Виновна, — призналась Кира. — Хоть на тебя это не подействовало, я торжественно прошу прощения. Можно?

— Чего уж там.

Половину внутреннего зала занимал огромный яшмовый трон, обжитый существами достаточно маленькими, чтобы их можно было раздавить, но не настолько, чтобы ты этого не заметил. При нашем приближении они ревниво запищали.

Миумун сидел между резных подлокотников. На коленях его стояла прозрачная амфора. В ней что-то активно плесневело. Над этим гадким процессом нависла голова Миумуна, накрытая шелковым платком. После каждого вдоха первенец раздувался как кузнечные меха.

Мы недоуменно переглянулись.

— Что он делает? — завистливо спросил Рем. — Это какая-то дурь?

Под свирепое фырканье хомяков и настороженные скрипы крыс, я подошел ближе.

— Миумун? Эй, Миумун…

— Великое Оно, это ты? — с надеждой донеслось из-под покрывала.

— Нет, это Вохрас.

Я едва успел увернуться от амфоры. Раздался звон. Миумун грузно вскинулся, взобрался на трон и заорал, путаясь в шелке.

— Что ты здесь делаешь?!

Его гвардия ощетинилась и тактически обгадилась.

— Я просто…

— Убирайся!

— Я хотел…

— Это мой корабль!

— Я не…

— Мой, мой, мой!

— Он может повторять это бесконечно, — предупредила Кира.

— Мой, мой, мой, мой…

— Циф.

— Это ему не навредит?

— Циф-циф.

Миумун тем временем отбросил скомканное покрывало в сторону. Забрало его шлема было открыто словно печная заслонка.

— Не смотрите на меня! — завизжал он.

И в этот же момент его рот заполнился пчелиным воском.

— Сядь! — крикнул я. — Прижми свой зад к трону и послушай меня!

Это сработало.

Миумун умоляюще глядел на меня кровавыми выпученными пузырями. Он был… Судя по внешности, он был тигром, который в действительности таковым не являлся.

Рем притащил мне кресло, и я сел напротив хозяина корабля.

— Все очень просто, Миумун, — сказал я доверительно. — Я был у Реверанса, и я знаю, чего он хочет. Меня, как и Торкен, не устраивают его методы. Мы сейчас хотим одного и того же. И нам вместе нужно придумать, как остановить резню. Я знаю, зачем Первенцам Кира: так вот, этот вариант отпадает. Отчасти потому, что я испепелю любого, кто посмеет навредить ей, отчасти потому, что Реверанс фанатик, готовый пожертвовать всем ради своей цели.

Миумун сжал кулаки и закатил глаза. Потом показал пальцем на забитую пасть.

Я кивнул и заставил воск рассосаться. Первенец долго отплевывался и перхал.

— Неужели я не имею право на личную информацию? — спросил Миумун ядовито. — Самая малость конфиденциальности была бы как нельзя кстати. И что еще тебе известно из «секретов» Миумуна?

Он сделал странный жест двум пальцами.

— Насчет проблем со связью, — добавил я.

— Ну да, ну да… Ты мог хотя бы попытаться не использовать свои силы так гнусно и ожидаемо, — ехидно проговорил Миумун. — Неужели даже за триста нерестов человек не может стать честнее?

— Сосредоточься на том, что я сказал в самом начале, — дипломатично напомнил я.

— Тут нечего обсуждать, — крякнул Миумун. Из его рукава показалась коническая головка черной змеи. Первенец дал ей выползти на свою грудь и погладил вдоль тела. — Во-первых, без указаний Торкена я не могу действовать самостоятельно. Это запрещено и… вообще немыслимо! Во-вторых… Змей подери, я что должен тебе объяснять, что с моими ресурсами мы не сможем остановить армию? На моем корабле восемьдесят воинов и пятьдесят слуг. По сравнению с армией Реверанса ощущается некая… несбалансированность, правда же?

Я подался вперед.

— А что, если я скажу, что у меня есть план?

Плана у меня не было. Но я надеялся, что он вот-вот подоспеет.

— Вероятно, это воистину гениальная схема, — желчно откликнулся Миумун. — Давай-ка я еще раз пройдусь по ключевым числам. Многотысячная армия и восемь десятков. По-моему, к твоему плану должны прилагаться неизвестные мне резервы. Это так?

— Не совсем.

Миумун всхрапнул и откинулся на спинку трона.

— У людей есть свои армии, — сказал он. — Они задержат варваров. К этому времени Торкен даже без моих донесений сообразит, что к чему.

— Задержат? — переспросил я. — Ты имеешь в виду, загородят им путь собственными телами?

— Хорошая формулировка, — одобрил первенец. — Лучше и не скажешь.

— Так не пойдет, — я встал и подошел к нему вплотную.

— Змея, — предупредил капитан.

— Да, будет нехорошо, если она мной отравиться, — согласился я.

Под маской нервно облизнулись.

— Слушай, — сказал Миумун убирая гадину в рукав. — Это ты, по какой-то причине стремишься «остановить резню». Торкену нужна лишь стабильность и порядок.

— Но не те «стабильность и порядок» при которых не погибнут миллионы людей, — уточнил я, повторив его жест с двумя пальцами.

— Так, а об этом тебе что известно? — устало осведомился Миумун.

— По поводу подсадной религии?

— А вот это не слишком удачное определение. Реверанс пытался обратить тебя в свою бредовую традукцию про «тюрьму народов»? Как насчет загнивающего в соломенных дырах человечества? Некогда великого и могучего? До этого он не дошел?

— Он говорил об этом. И, в общем, я с ним согласен…

Тут Злоба Миумуна ударила его же Трусость мордой об покерный стол и гаркнула мне в лицо:

— С чем ты согласен, вяленый колдунишка?! С тем, что злобные Первенцы силой вытащили счастливое человечество из эпохи кровавой грызни, зверств, интриг и коварства?! С тем, что мы вероломно и нечувствительно вторглись в ваши владения, оставляя после себя садистские ловушки вроде централизованного обеспечения и единого для всех закона?! Да как ты смеешь?! Мы подарили вам самый крепкий государственный институт, до которого вы, убогие нищедухи не догадались бы даже под угрозой полного уничтожения!

— Я не собираюсь сейчас об этом спорить.

— И правильно делаешь, потому что скорее море займет место неба, чем я стану сотрудничать с тем, кто поддерживает абсурдный экстремизм Реверанса!

За моей спиной послышались шаги.

— Доминант Миумун, — нервно позвал кто-то.

— Чего тебе, Расчет?

— Боюсь…

Я обернулся и увидел опоссума, который в действительности ни в коем случае не мог считаться опоссумом. Да, этот парень действительно боялся. Настолько, что его голый хвост пытался спастись отдельно от хозяина.

— Боюсь, что мы столкнулись с непредвиденными осложнениями, — едва слышно пролепетал он.

Миумун вскочил, оттеснив меня.

— Что такое? — процедил он презрительно, словно бедняга Расчет лично попустительствовал развитию этих самых осложнений.

— Там…

Расчет, кажется, задыхался от ужаса. Заметно было, как он страдает от того, что нельзя донести волнующую его новость одним нечленораздельным воплем.

— Там…

— Ну что?! — взорвался Миумун.

— Дай ему сказать, бродячее брюхо! — воскликнула Кира.

— Не смей повышать на меня голос, бедовка! — взревел Миумун. — Это мой корабль!

— Конечно, его наверняка снабдили противовесами для твоей спеси!

— Это не спесь, а гордость за свой народ!

— Там огромная волна…

— Если Торкен населен такими же засранцами как ты… Что?

— Что?

— Какая еще волна?

— Огромная… — просипел Расчет и брякнулся на пол.

Потянуло чем-то невероятно гадким. Если бы я не знал, что в действительности рядом не было никаких опоссумов, то решил бы, что один из них только что притворился мертвым.

— Закрой глаза, закрой глаза, и зло не увидит тебя, — пропела бессмертная душа Расчета.

Все крысы вокруг трона вдруг поднялись и организованно потрусили к выходу.

— Что за змей, — ошарашено проговорил Миумун. — А ну назад!

Последняя крыса оглянулась и покачала мордочкой.

— Инстинкты. С ними не совладать.

Под разнобойное топотание, мы выскочили из дворца Миумуна. Палуба была заполнена зункулами. Все они, за исключением участников Платочного конфликта, глядели в одну сторону. Воины приклонили колена перед неминуемой смертью. Матросы сгрудились в вороньем гнезде главной мачты. Визг там стоял такой, словно в джунглях вдруг кончились все лианы.

— Чаю?

— Нет, спасибо, Реакция, — вежливо отказался я.

Волна.

Это была не совсем волна. Что-то настолько огромное, скорее всего, заслуживает собственного наименования. Океан словно взяли за один край и принялись сворачивать как блинчик. С корабельно-островным джемом. Этот Край приближался к нам со странной, почти потусторонней медлительностью. В действительности очень сложно оценивать расстояние и время, когда в твою сторону направляется треть Океана.

Бегущая впереди тень, накрыла нас мгновенно. Стало темно и зябко. Посыпались холодные капли.

— Откуда она взялась?! — заорал Миумун. — Еще утром горизонт был чист! Да что там, мы бы за неделю ее увидели! Проклятье, почему все просто не может идти так, как должно?!

— Престон? — Рем шмыгнул носом. — Я как то видел парня, который забирался в бочку. Ну, знаешь, в дубовую бочку и спускался в ней с водопада.

— Спускался?

Я поглядел на крыс. Они разместились на поручнях и печально смотрели куда-то вдаль, изредка попискивая и обнимая друг друга хвостами.

— Скорее падал, — исправился Рем.

— И он выжил? — с надеждой спросила Кира.

— Ну, он немного дергался, когда его вытащили из бочки.

Рем подумал и добавил.

— Точнее, бочку из него.

— Нет, не пойдет, — сказал я. — Цыпленок!

— Циф? Ку-ка-ре-ку-у-у?!

Оглушающий грохот триллионов тонн воды несся следом за тенью.

Миумун метался по палубе, расписывая зункулов. «Сделайте что-нибудь, идиоты!», — орал он.

Волна настигала нас. Корабль начал крениться на нос. Его поволокло вверх по вздымающейся воде.

— Цыплено, о на елать?! — спросил я.

— Ци! Иф-ци! И!

— Но нель-я же бро их!

— Иф?!

— Да-ай са-е сил-е!

Кира схватила меня за руку. Такелаж сыпался вниз, Миумун визжа вцепился в зункула, цепляющегося за перила и принялся карабкаться вверх по перекладинам. За дворцом Миумуна заклубилось нечто призрачно-неясное. Это облако мгновенно вобрала в себя волна.

Я поглядел вверх. Кира держала меня. Рем, обвязавшись веревкой — ее.

— Ме нуж- обе ру-и! — крикнул я изо всех сил.

Кира сосредоточенно выслушала и покачала головой.

— Я не см-у ере-а-ить те-я!

— От-и ме-я!

— О!?

Не теряя времени на споры, я разжал пальцы и выскользнул из ее хватки.

Шлеп!

На мачте было полно бесшумно визжащих зункулов. Я кое-как уселся и…

— Иф! И!

— Как?

— Иф! И!

Тепло. Я стал ядром теплоты. Маленьким орешком в скорлупе нестерпимого жара. Маггия озверело хватала меня за руки, разрывая комбинезон в клочья. Выше, по предплечью и плечу, стремясь добраться до горла. Засвистели крохотные льдинки, вокруг судна намерзала ледяная кромка. Он начал замедлятся. Я почувствовал, что съезжаю вперед.

Алый корабль Первенцев становился на дыбы.

То есть горизонтально.

Удивительно, как много интересных штук можно проделать с кораблем, имея в своем распоряжении край Океана и колдуна.

Еще секунда и волна проглотит нас.

Маггия в бешенстве начала грызть и разрывать пространство.

Сейчас!

.

.

.

.

?

!!!

С: Они уже там?

ДМ: Еще нет, господин.

С: А теперь?

ДМ: Нет, господин.

С: Ну а сейчас?

ДМ: И снова нет, господин.

Несмотря на то, что по космическим меркам Алиот вел себя как ребенок в телеге, плетущейся на ярмарку, любому человеку он показался бы образцом выдержки. После каждого его вопроса проходило не меньше трех суток.

В действительности он готов был провалиться сквозь риманово пространство. Во всем мире нашлось всего ДВА человека, способных в теории подобраться к Великому Оно. Из них всего ОДИН мог в теории одолеть носителя.

Как можно всерьёз играть двумя фишками на доске с миллионом ячеек?

Комета!

Жнецы роились вокруг, в бешеном темпе сооружая пищевые пузыри. Столь… загадочных пищевых пузырей Алиоту еще пробовать не доводилось. Жнецы наполняли их дикой смесью из угля, огромных животных, древесины, нефти и всего того, что могло бы помочь светозверю удержать орбиту. От него до земли непрерывно работала конвейерная цепочка.

Алиот сознательно давился этими тошнотворными пузырями, и пытался вырабатывать из угольно-мясной каши оптимизм. Получались в основном ядреные протуберанцы. Ближе к хвосту.

Если отправить армаду жнецов… Да что там армаду, даже стаю в пятьдесят особей Великое Оно сразу же заметит их и уничтожит.

Две фишки.

Что-то настолько ничтожное посреди миллиона незанятых клеток.

Настолько ничтожное, что рок даже не сможет заметить это.

Алиот проглотил очередной пузырь и крепко сжал плавники.

У Сэнди-Бэнди определенно выдался удачный день.

Удачливость Сэнди легко вычислялась по количеству выделенной слюны, поделенного на величину сожранной горы растительного мусора. Такие горы сооружали доисторические птицы с облысевшими задами, которые испытывали проблемы с: а) температурным балансом, б) запоминанием места, куда были отложены яйца.

Птицы были большие и по-старчески злобные. Не летали, не пели и не занимались прочей романтичной ерундой. Сварливо клекоча, они сгребали голенастыми ногами все, что попадалась на глаза в одно место, создавая большое, легко узнаваемое гнездо.

По этому клекоту Сэнди-Бэнди определял, где ему вскоре придется отобедать.

Прячась в зарослях, он неделями дожидался момента истины. Птица не выдерживала поста, начинала свирепо клокотать и возиться. В конце концов, она поднималась и уходила, предварительно забросав яйцо мусором.

Это было время Сэнди. Точнее минут двадцать, пока птица гонялась за одышливыми саблезубыми тиграми. Сэнди вылезал из болота собственных слюней и торопился к гнезду. В жаркой гниющей каше встречалось великое множество насекомых, мягкой клетчатки, грызунов и ящериц. Иногда попадались убитые во время создания гнезда кондилартры.

И, конечно же, Яйцо!

Яйцо было для Сэнди своего рода откровением. Он был из тех немногих разумных существ, кто точно знал ответ на Великий Вопрос.

В яйце.

Ну, смысл жизни, понимаете? Он там, чтобы вы себе не думали.

Сэнди мгновенно объедался, а потом долго спал где-нибудь далеко-далеко от места преступления. И, несмотря на… подробности своего происхождения, он знал, что не при каких обстоятельствах туда не вернется.

Да и зачем?

Прислушиваясь к таинственным песням живота, Сэнди убредал от очередной несчастной мамаши и высматривал место для ночлега. Не слишком тщательно. Его мог выследить любой хищник. Даже не имеющий к себе уважения. Просто потому, что Сэнди постоянно «звучал». Опуская подробности этого «звучания», отметим еще одну причину, которая уже упоминалась.

Слюни.

Бывали драконы огненные. Бывали ледяные. Медные-молниеносные. Черные-ядовитые.

Так вот Сэнди был слюнявым драконом.

Он выделял эту жидкость в таких количествах, что мог бы всерьёз занимать орошением небольших полей. При этом от его слюны воняло тем, что он ел. Переваренным вариантом того, что он ел. Даже смердящие за тысячу хвостов энтелодоны, предпочитали не иметь с ним дела.

Итак.

У Сэнди определенно выдался удачный день. Он сожрал большую кучу перегноя, и в очередной раз испытал священный экстаз от поглощения яйца. В его несложной программе остался третий и заключительный пункт: поспать.

И он непременно занялся бы этим прямо сейчас, если бы не… Ощущение. Злое. Плохое. Гадкое ощущение. Что это?

— Ры-а-агр! — выразился он.

Он бы обязательно понял, что его мучала подозрительность и острая драконья интуиция, если бы не тот факт, что в семье Сэнди практиковалась «родственная взаимозаменяемость». Практически это означало, что отец Сэнди был одновременно его дядей. А мать — бабушкой. В целом проблема усугублялась еще и тем, что отец-дядя был далеко не первым отцом-дядей, и мать-бабушка, тоже не вчера изобрела это… деликатное положение.

В результате многие присущие драконам родовые силы пострадали. Редуцировались. Отмерли. Затерялись в безумном геновороте. Вплоть до мелочей. Так, например, Имя Третьей Степени Величия И Уважения Сэндифактумрадогат, превратилось в Сэнди. А Фамильный Титул Крови Мэндигаратухамду — в Мэнди.

Однако, Сэнди был чуть ли не единственным драконом во всех джунглях, у кого были…

— Крылья, — проговорил Накат сосредоточено. Его щетина обдирала засохшие чешуи с папоротника-великана. — Это первая тварь, у которой есть крылья. Понимаете, что это значит?

Снизу Вилл сливался с трещинами в камне. Он поднял покрытый прозрачной порослью подбородок и кивнул.

— Времени у нас не остается, — говорил Накат, сползая вниз по стволу на одних руках. — Ики, сколько мы здесь?

— Двадцать четыре полных дня, — ответило кресло без всяких вычислений.

За это время светозверь успел опуститься так низко, что находиться на открытых участках стало практически невыносимо. Да и под шипящими днем кронами, духота стояла змейская. Теперь даже Накат не отрицал, что на этот раз цена на лук определенно снизиться. Зато крем от загара станет дороже специй.

— И какой у нас план? — осведомился Вилл, пытаясь определить реакцию Кричащего меча на дракона.

Внутри ноздреватой стали что-то поскуливало и побулькивало. Меч то ли не знал, как реагировать, то ли искренне сострадал.

— Говорят, драконы разумны, — сообщил Ики. — Может нам попытаться просто договорится с ним?

— Шантаж, — согласился Накат.

— Нет! — возразило кресло. — Мы просто вежливо его попросим.

— Слушай, Ики — вмешался Вилл, который успел неплохо изучить диаду Наката, за эти двадцать дизентерийных, обезвоженных, москито-кусательных дней, — давай мы вежливо с ним поговорим, но у Наката в руках будет дипломатический атрибут.

Накат изогнул брови.

— Большая пушка, — уточнил стотри.

— А ты чему-то да учишься, парень, — ровным голосом признал Накат.

Сэнди тем временем удобно устроился на хвосте, и не на шутку задумался над своими впечатлениями. Со стороны он напоминал реалистичный фонтан со слабым водяным напором в трубах.

Он настолько погрузился в свои размышления, что даже не обратил внимания на выскочивший из кустов плод дизентерийника стопроцентного. Здоровенный пятнистый апельсин скакнул перед ним и завертелся вокруг собственной оси.

В мозгу Сэнди ворочался сверхразум, вывернутый наизнанку веками инцеста.

— Кто-то… преследует…

Сверхразум закипел.

— Миня?

Инсайт был такой силы, что «звучание» дракона стало почти оглушительным.

— Мы не причиним тебе зла! — завопил Ики. — Мы пришли с миром!

— И с пушкой, — добавил Накат непреклонно. — Нам надо поговорить, дракон.

— Гэ-э-э? — изумился Сэнди. — Што вы такие? Я же не кушал ваши яйца! Нет-нет, не кушал, клянусь-обещаю.

— Не слишком-то он разумный, — шепнул Накат.

— Я буду говорить, — отрезало кресло. — Здравствуй друг, дракон. Позволь нам узнать твое громоподобное имя, о, владыка неба.

— Г-э-э-э? — беспомощно переспросил Сэнди.

— Как тебя зовут? — прямо вступил кабинетный варвар. — Вот меня зовут Вилл, его — Накат, а кресло — Ики. Как твое имя?

— Сэнди, Сэнди завут все, — поспешно информировал дракон. — Но яйца не крал.

— Мы тебе верим, — добродушно сказал Вилл. — Не волнуйся, мы друзья.

— Что это? — не понял Сэнди. — Вы семейная пара?

Накат затрещал, но выдержал. Его опыт запечатлел убийство множества идиотов. Но то были не набравшиеся ума идиоты. К генетическим он относился с нехарактерным для него пониманием.

— Нет, — сказал Вилл. — Это значит, что мы помогаем друг другу.

— Я-а-айца, — понимающе протянул Сэнди. — Так удобнее, да?

— Вот именно, — подтвердил варвар. — И не только они. Имея друзей, можно добыть вещи куда более ценные.

Это было сильным ударом для дракона. Вселенная сверхразума содрогнулась от чудовищного катаклизма. Все ее маленькие спутанные галактики зазвенели как елочные игрушки.

Что-то ценнее яйца?

— Так же быть не бывает! — воскликнул Сэнди.

— Бывает, — проникновенно повторил Вилл. — Такие вкусности тебе и не снились. Это… Это яйца в яйце, залитые другими яйцами.

Два желтых шарика со сбитыми в разные стороны горизонтальными зрачками, вылезли из орбит.

— Змей возьми, да откуда же в нем столько воды! — рявкнул Накат. — Не останавливайся, парень, дави на него.

— Мы тоже хотим добыть эти яйца, — Вилл стряхнул пот, и сделал шаг назад от наползающей лужи.

Сэнди направил на него оба глаза одновременно. Двигались они как бильярдные шары в переполненной лузе.

— Мы можем помочь друг другу, — напомнил Вилл. — Ты — нам, мы — тебе. Дележка.

— Глагл, — восторженно булькнул дракон. — Гля глосасен! А гло глелать-ло?

— Ты ведь умеешь летать?

Это был контрольный вопрос Вилла. И, как это ни странно, внятного ответа он получить не смог.

Для начала ему пришлось объяснить Сэнди, что такое «полет». Сэнди выразил сомнение, что кто-то сможет запустить его в небо как демонстрационный камушек. Тут выяснилось, что дракон не видит прямой связи между его крыльями и способностями запущенных камней.

— Просто попробуй помахать ими, — советовал Вилл.

— Ни хачу-у-у, — хныкал Сэнди. — Тижало!

Терпение Наката лопнуло.

После этого на притихшего в ужасе дракона еще долго сыпался обгорелый папоротник.

— Видел, что случилось с тем деревом? — спросил Накат поглаживая ручной хлопышемет.

— Ик!

— Хочешь, чтобы с твоей головой произошло тоже самое?

— Инк!

— Тогда маши крыльями, подкормка для сказок!

!!!

.

.

.

.

— …все умрем!

— …сти меня Разворот!

— …и-и-и-и-изг!

Падаем, — успело пронестись у меня в голове.

— Держитесь! — заорал я, не особо надеясь найти слушателей. — Изо всех…

И первый сорвался вниз при ударе.

Корабль упал на бок, расплющив оседающий берег. Я рухнул в грязь и забарахтался. Дно было скользкое, на меня перли мрачные буруны изломанных ветвей и мелких деревьев. Разгребая руками селевую жижу, я выкарабкался на оплывающий берег и поглядел на судно. Оно уперлось мачтой в середину потока и жалобно завывало своей неведомой конструкцией. Зункулы-не-обезьяны уже успели взобраться на левый борт и теперь ошарашенно озирались по сторонам, что-то прикидывая емкими «у-ка-ка-ка» и «хук-ки-ки».

Я посмотрел на пустую правую ладонь. Посох вынырнул из грязи ниже по течению и помчался ко мне.

— Кира! Рем!

— Мы здесь!

Я прошлепал под стонущей палубой, наблюдая, как выбираются из грязи воины: пантеры и леопарды. Они взрезывали и разбрызгивали грязь отрывистыми движениями ног.

Рем висел вниз головой на той самой веревке и курил перевёрнутую трубку.

— Стой, — сказал он, когда я попытался развязать узел. Он с шипением втянул остатки тлеющего табака. — Вот теперь можно.

Я прицелился из посоха.

— Оп! — сказал Рем, приземляясь на ноги. — Знаешь, каждый раз эта маггия дается тебе все легче и легче.

Я кивнул.

— А где Кира?

— Там, за камнями, — указал Рем. — Переодевается. Когда ты выскользнул, она начала вырываться как кошка. А ведь я не знал, чего ждать. В общем, тянул до последнего, — он загоготал через нос. — Но в грязь она знатно шлепнулась.

— Я все слышу! — крикнула Кира из-за своего убежища. — В конце я не столько вырывалась, сколько пыталась защитить свою грудь!

— За все нужно платить! — философски откликнулся сухолюд и принялся грызть добытое из параллельного измерения яблоко.

— Ты в порядке, Кира? — на всякий случай спросил я.

— Да! Пытаюсь спасти хотя бы часть платья! Отличная работа, Престон! Но если ты еще хоть раз отпустишь мою руку без разрешения, эта волна покажется тебе весенним ручейком!

Я не решился парировать.

— Эй! — вместо этого зашел в грязь по колено. — Аналог, ты там?!

— У-хи-хи… То есть, да!

— Что видно?! Где мы оказались?

— Погляди сам! У-ху!

— Пойду, осмотрюсь, — сказал я Рему. — А ты… Можешь пока поискать Миумуна?

— Не слишком пристально, — предположил Рем, обсасывая черенок яблока.

— Не увлекаясь, — согласился я.

— Заметано.

Интуитивно взлетев на верхний борт, я попал в сообщество экспертов по географии Зрачкового континента. Зункулы, уже успевшие начать новую жизнь, сделали первый шаг к переосмыслению бытия с драки. Предметом спора оказался… Гротеск.

Я помотал головой и протер глаза.

Было змейски жарко. Вокруг расстилались покрытые засыхающей грязью поля. Защищая глаза, я взглянул на светозверя. Небо терялось в его сиянии.

Ефврат, на берегу, которого мы оказались, раздулся и превратился в ленту жирной грязи. Очевидно, что он уже успел покинуть свои берега и вернуться обратно. В самой Гигане наверняка царил инфраструктурный хаос. Все канализационные проспекты затопило, срединные улицы превратились в реки нечистот, а крыши переживали пик посещаемости.

Я поднял свой комбинезон выше и накинул воротник на плешь.

Виднелась шкура Живущего леса. Две великих реки шли прямо через него, размывая вековые наслоения сухостоя, листьев и дерна. Где-то далеко он, вероятно, был изломан и попран вторжением третьей стихии.

Черная точка Гротеска сидела на западе. Я знал, что мне необходимо туда пойти, но понятья не имел, что я смогу сказать Магутусу. Я не успел забрать собранные мной образцы варварских технологий. И не вернул на родину тело Вельвет. Все что я смог, — поглядеть на то, как его сжигают с отданием воинских почестей. И сколько я не просил, сколько не умолял Цыпленка…

В общем, мы находились в глубоком пригороде Гиганы.

Вокруг столицы собиралась армия гвардии Зверя. Перед северными воротами вырос второй город, состоящий из полевых шатров и звериных клеток. Этим ребятам уже что-то сообщили.

— Цыпленок.

— Циф?

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Циф!

— А конкретнее?

— Циф-циф.

— И сколько же маггия могла «раздумывать» над нашим перемещением?

— Циф.

Это было похоже на правду. Минуло недели три. Интересно, флот Реверанса уже проделал хотя бы четверть пути?

Облизнув губы, я посмотрел на север.

И увидел его.

Флот Реверанса.

— Быть того не может… Кира!

— Я здесь.

Она не дала мне свалиться от неожиданности.

— Ты сама сюда забралась? — спросил я, глядя на нее. Почему-то смотреть получилось только под определенным углом. Наверное, все дело было в том, что она превратила свой пышный многослойный наряд в нечто крайне… функциональное.

— Немного размялась, — скромно сказала она. — Престон.

— Что?

— Выше.

— Да?

— Мое лицо. Оно немного выше.

Маленький Рациональный Престон поволок мое внимание за шиворот и бросил его к недавнему снимку памяти с размашистой подписью: «вот теперь нам точно конец!».

— Напомни-ка мне: твоему отцу удалось добыть достаточно энергии, чтобы запустить Исток?

— Не думаю, — ответила Кира, закрываясь руками от светозверя. — Насколько я понимаю, он сам должен был отключить экстрактор. А почему ты спрашиваешь?

Я молча направил ее взгляд, взяв за подбородок.

— Перегрязь!

— Да.

— Куда ты идешь?

— Вниз, — сказал я, не оборачиваясь.

— Вниз? А что потом?

— О, Первый! — я присел и свесил ноги с борта. — Кира. Я не знаю. Понятия не имею! Я только и слышу: «что теперь?», «что потом?», что будем делать, Престон?» Что я, по-твоему, могу сделать с летящим Истоком? Я действительно хотел помешать Реверансу, но твой отец слишком крут для меня.

Я принялся сползать вниз. Сорвался и медленно опал как увядший лист.

— И теперь ты намерен, вернутся к тому, с чего начал? — Кира помогла мне подняться и усадила на ящик.

— Как ты это делаешь? — спросил я.

— Мне часто становилось скучно, и я исследовала Исток, — ответила девушка, присев передо мной на корточки. — А там маловато лестниц. Ну, так что, Престон?

— О, Первый, ты сейчас вылитый Рем. Не хватает только трубки.

— Не уходи от темы. Ты снова собираешься бежать? Пока мой отец наводит свой порядок в твоем доме?

Я сжал десны и вышел из-под корабля так, чтобы видеть Исток. Он приближался, но, видимо, гораздо медленнее, чем раньше. Учитывая сроки его экспансии, в данный момент он реял из последних сил. Его кратеры натужно выдували вниз сияющие конусы, которые мигали и задыхались, то пропадая, то появляясь вновь. Его здорово тянул назад флот Соленых варваров. Сложной системой цепей, корабли были связаны в широкую колонну, которую Исток волок за собой на стальной привязи. Крепкие крытые капсулы бороздили Евфрат.

Я почувствовал пятками нарастающую дрожь.

Все было ясно, как божий день.

Авторитет был слишком большим для классического вторжения. Реверанс понял это в первый раз и окончательно убедился в этом во второй. И вот он элементарно, и в то же время неповторимо, решил доволочь свою армию до цитадели зла без лишних потерь. План его был прост как устройство кирпича. И продиктован незамысловатой же человеческой натурой. Стоит разрушить централизованной управление, в особенности же его символ, Гротеск, и весь континент превратиться в лоскутное одеяло. Даже самые закоснелые провинции не устоят перед новым развлечением под названием «Настольные Суверенитет и Независимость».

А тех, кто до конца будет предан Автору, армия стотри изолирует за считанные месяцы. Они выстроят огромные стены вокруг лоялистских резерваций и расскажут всему Новому миру, что в этих заповедниках глупости и злобы обитают враги человечества.

— Ну чего же ты ждешь? — спросил я у светозверя.

А еще подумал: как же Реверанс намеревается разрушить Гротеск?

В этот момент Исток тряхнуло, огонь захлебнулся, и дворец Основного Терминала, начал снижаться. Кира сдавленно вскрикнула. Но вот под огромными раструбами снова показались конусы неведомой силы, и величественное сооружение медленно пошло вверх. Так и не сумев, однако набрать прежнюю высоту.

Неужели он собирается…

— Я нашел Миумуна, — сказал Рем, появляясь справа от меня.

Несколько зункулов притащили тело в тигровом балахоне, заляпанном грязью.

— Он скатился в низину перед носом корабля — продолжал Рем. — Свернул себе шею, наверное. Кто-нибудь хочет произнести эпитафию? Хорошо, тогда я. Жил один такой Миумун. Пошла заварушка и он помер. Бывает же такое, правда? Первый, сделай так, чтобы в загробной жизни, он не бродил, постоянно глядя на свою задницу. Саминь.

— Я еще жив!

Все вздрогнули.

Голова Миумуна, неестественно вывернутая, вдруг заскрипела, дернулась. Послышалось едва уловимое «чпок». Отчаянно орудуя маленькими железными лапками, шлем выполз из капюшона. И уставился на меня пустыми глазницами. Его вытянутая макушка зазвенела и вдруг откинулась в сторону.

— Не смотрите на меня! — тонко заверещал Миумун. — Это все ваша вина! Ваша-ваша-ваша! Это из-за вас погиб мой трудяга! Где я сейчас найду такого же здорового и легко внушаемого овоща? Дохлых идиотов пруд пруди, а этого не брали даже самые жуткие болезни! А-а-а-а, как же я вас всех ненавижу! Ненавижу самой черной ненавистью!

— Так вот, что ты имела в виду под размерами, — протянул я, поглядев на Киру.

— Ну да, — хмыкнула та. — А ты что подумал… Ох, Престон.

— Кстати, за Истоком тянется кораблей триста, — невзначай сказал Рем. — На самый общий взгляд.

— Ну что, ты гордишься своим отцом, дрянь?! — подскочил шлем.

— И всегда гордилась!

Зункулы собирались вокруг, неуверенно рыча и поглядывая на нас.

— Что нам делать, господин?

— У-ху-хах!

— Мумхр!

— …какая большая… волна.

— Вы испортили мою гениальную операцию! — взвизгнул Миумун.

— Престон спас тебе жизнь! — сурово напомнила Кира. — А ты жалуешься, мелкий негодяй.

— Что ты сказала про мой размер?!

— Я сказала, что встречала грецкие орехи больше, чем твоя честь.

Загрохотал посох.

— У меня есть небольшое объявление, — сказал я вполголоса. — Всем, кто не собирается рисковать жизнью, я рекомендую убраться подальше.

И вернулся на свой ящик.

Зункулы переглянулись и, не сговариваясь, окружили шлем.

— Ну чего вы уставились, парии? — пропищал Миумун. — Поднимите меня!

Один из воинов взял шлем на сгиб руки.

— Просто признайте, что у меня нормальные размеры! — в запале Миумун почти полностью вылез и шлема, сверкнув зеркальной раковиной, но почти сразу же заполз обратно. — И мы поговорим.

— Я уверен, что среди своих сородичей, ты настоящий гигант, — предположил я.

— Вот именно! — с жаром согласился Миумун. — Поглядели бы вы на остальных! Да я могу уместить половину нашей Доминаты на своей спине! Никому и в голову не приходит, что все дело в пропорциях!

— Это все? — спросил я.

— И пусть она извиниться! — взвизгнул Миумун, указывая гневными рожками на Киру.

— Ну, вот еще, — фыркнула та.

— Я не могу просить ее об этом, — предупредил я. — Во-первых, она мне не подчиняется, во-вторых, мы собираемся обсуждать, как одолеть ее ближайшего родственника.

— Тогда почему ты ее защищаешь? — запальчиво донеслось из шлема.

— Она спасла меня, я — спас тебя. По-моему, она заслужила свободу и неприкосновенность. Согласен?

Шлем заворчал.

— В конце концов, каждое ее слово — ложь, — решил Миумун. — И извинения ее были бы ядом. Выкладывай свой план, колдун.

— Нет никакого плана, — я откинулся назад, прислонившись спиной к палубе.

— Что? — хлюпнул Миумун. — Ты смеешься надо мной?

— Нет. С чего ты вообще взял, что у меня есть план?

— Ты сам мне это сказал! — возмутился первенец.

— Я солгал, — безразлично ответил я. — Ни змея тут не придумаешь. Тебе и твоей команде сейчас лучше всего уйти в леса и добраться до Торкена.

Миумун тоненько засвистел.

— Поверить не могу, — услышал я. — Солгал. Да если бы дело было в Торкене, я приказал бы заморозить тебя и поставить рядом со скунсами. Слуги! Готовьтесь ставить корабль на воду. Сооружайте какие-нибудь рычаги, плетите веревки из травы, мне плевать! После того как Исток пройдет мимо, мы должны будем уплыть отсюда! Эй ты, пятнистый, давай сюда свою голову!

Один из леопардов склонился перед шлемом и посадил Миумуна себе между ушей. Тот присосался как клещ, и принялся командовать чужим телом. Я глядел на землю, парящую от жары, и старался ни о чем не думать. Всего одна мысль и меня разнесет на кусочки.

Справа потянуло табачным дымом.

— Мне кажется, — проговорил Рем вдумчиво, — что если я сейчас спрошу у тебя «что дальше, Престон» ты меня во что-нибудь превратишь. Давай сразу договоримся: если меня во что-то и трансформировать, то только в колоду карт.

— Кира меня уже спрашивала, — глухо пробормотал я. — Я не знаю. Реверанс умеет произвести впечатление.

Слева запахло персиками.

— Можно уехать куда-нибудь, — несмело предложила девушка. — На край континента. Чтобы не знать.

Я ничего не ответил на это. Помедлил и спросил:

— Зачем ты сказала мне это?

— Что?

— По поводу порядков в моем городе. Разве ты не согласна с отцом?

Кира мрачно засопела.

— Я многого не понимала.

— Так.

— И ничего, как следует, не разложила по полочкам.

— Думаю, да.

— Тебе было легче в свое время?

Я внимательно посмотрел на нее, не сразу сообразив, что она имеет в виду.

— Я часто жалел о том, что ушел, если ты об этом. Я жалел, даже рассчитывал сдаться.

— Но не сдался.

— Нет.

— Почему?

— Потому что приходил Рем, и в его хищных глазах мерцала вера в меня. Я был малодушен, Кира, меня постоянно мучили сомнения. Многие говорят, что достаточно верить самому. Но когда у твоей идеи есть еще хоть кто-то понимающий, о чем идет речь — все несравнимо легче.

— Ой, да ладно тебе, — демонстративно застеснялся Рем.

— Значит, все дело в друзьях? — спросил аромат персиков.

— Если хочешь, можешь верить в это вместе со мной, — я достал медальон Дилы. — А я ведь так и не сказал тебе спасибо, Рем. Спасибо.

— Ой, да ну что ты.

— Престон? — позвала Кира.

— Да?

— А ты… ты не мог бы допустить, что я в теории могу иметь свой взгляд на все происходящее вокруг моего отца. Поверить вместе со мной, как ты это называешь. И ты, брат Рем.

— И что же это за взгляд? — спросил брат Рем.

Кира вздохнула и запустила пальцы в антрацитовые волосы.

— Отец немного не в себе. Я часто пыталась дискутировать с ним на тему Авторитета. Он враг сомнений, может объяснить и прояснить все, что угодно. Но когда речь заходила о континенте, он превращался в фанатика. В такие моменты он чрезвычайно многословен, и каждое его слово отполировано веками повторений. Но это не светлая идея, это одержимость, которая высасывает из него силы. Его гонят вперед жертвы предыдущих походов. Он пуще смерти боится, что они окажутся напрасными. Ты кстати заговорил о друзьях и единомышленниках. Сколько я его помню, он всегда был один. Всегда. Он никогда не рассказывал мне о своих соратниках, и теперь я понимаю: это потому, что у него никогда их не было. Стотри обмануты и они не в счет. Маширо — слуга. Он верит в силу, а не в идеи. Сайцы — просто бизнесмены, их устроит любой исход. Остаются только наемники, но об этом даже говорить не стоит. Престон, я больше всего на свете хотела бы, чтоб он излечился, успокоился, но не ценой же таких социальных катаклизмов, — голос Киры начал крепнуть, становился все громче и острее. — Нельзя рисковать миллионами ради его спокойствия. Да, возможно меня потом сживет со свету слово «предательница», но еще хуже будет образ покорного сокровища, вечно немого, вечно скромного, дожевывающего остатки самостоятельности на заднем плане!

Она не выдержала, сорвалась на крик. Я испугался было, что она по женской традиции удариться в слезы, но Кира только угрюмо прокашлялась и требовательно посмотрела на меня.

— Недурно, — Рем толкнул меня локтем в бок.

— В самый раз, — согласился я. — Знаешь, Кира такую позицию многие бы одобрили.

— Меня интересуете вы двое.

— Добро пожаловать в клуб моральной взаимопомощи, — я пожал ее руку.

— Членские взносы принимаю я, — предупредил Рем. — Форма и расписание оплаты не регламентированы. Время от времени я просто буду щипать тебя за ляжки. Этого будет вполне достаточно.

— Пожалуй, я буду приплачивать оплеухами, — не растерялась Кира.

Рем захихикал, я тоже улыбнулся, но веселье довольно быстро скисло. Мы глядели на Исток, который рывками преодолевал лиги.

— Спасибо вам, — произнесла Кира. — Действительно, спасибо.

Исток снова дернулся и зарычал. Мы встали, глядя на грандиозное основание, покрытое стекломассой и обрывками щупалец. Дворец Соленых варваров задрожал, и сверху посыпались осколки Твердых Вод. Зункулы, шныряющие по округе, в ужасе забрались под корабль. Несмотря на то, что кратеры выдували свое пламя почти бесшумно, что-то под медным гигантом раздражало уши и мешало сосредоточиться.

Я вышел наружу, бессильно перетирая десны.

Он был прямо над нами. И я ничего не мог с этим поделать.

— Циф.

— Что?

— Ц-и-ф.

— Хорошо, но зачем…

Я сделал шаг в сторону и чуть не проглотил язык от неожиданности. Если б не Цыпленок, моя хандра разломилась бы напополам под огромным куском какой-то конструкции. После падения он тяжело подскочил и увяз в грязи.

— Эй! — позвал я, не веря собственным глазам.

От этого обломка Истока не было никакого толка.

— Эй, все сюда, быстрее!

А вот то, что было к нему привязано, давало некоторый простор для тактических приемов. Например, для такого: хватайся и держись покрепче.

— Harama teq! — вымолвил подоспевший Рем. — Я совсем забыл про эту сволочь.

— А он про нас нет, как видишь, — сказал я, наполняясь новой надеждой.

— Как думаешь, скольких выдержит? — спросил Рем, уже распутывая связку.

— Смотря где он засел, — сказал я, глядя на узел. Кто-то же его завязал. — Слушай, Олечуч ведь остался там, верно?

— Думаешь, он держит его?

— Стоит на это рассчитывать, — кивнул я. — Думаю, нас двоих он вытянет без труда.

— Нас троих! — вмешалась Кира.

— Что это вы тут задумали? — прорычал Миумун голосом носителя. — И что это за мерзость? Это что… Язык?

— Нет времени объяснять, — бросил я, лихорадочно соображая. — Слушайте, план такой: мы поднимаемся наверх и проникаем в Исток. Там мы находим… Нет Кира, ты не пойдешь!.. Там мы находим Основного Терминала и отдаем с помощью него команду отступать. После этого мы просто развернем эту штуку назад и дело в шляпе.

— Развернем? — ядовито переспросил Миумун. — Это что тебе, конь на колесах?

— Вызнаем способ у Реверанса! — гаркнул я, не собираясь спорить с ним. — Клянусь, я заставлю его говорить!

— Вот именно поэтому я и должна пойти! — Кира схватила меня за плечо. — Отец ни за что не выдаст вам такую информацию. Принудить его никто не сможет, даже я.

— Тогда зачем ты нужна там? — злобно спросил Миумун. — Хочешь предупредить его!

Клянусь Первым, если бы сволочи светились, Миумун мог бы подменять светозверя на время тьмы.

— Говори с ней учтиво, — прорычал я, ткнув навершием посоха в улитку. — Кира, продолжай.

— Я знаю, как с помощью Терминала Советника дать команду к отступлению, — сказала та сквозь зубы. — Знаю, что сказать и как сказать. Отец научил меня, предупреждая смерть от рук наемных убийц. К тому же никто из вас толком не знает планировки Гротеска. Я покажу кратчайший путь!

Я молчал, поглядывая наверх. В любой момент Исток мог снова рвануться вперед.

— Престон, пожалуйста, — умоляюще говорила Кира. — Я просто хочу проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Я люблю отца. Я сделаю все, что скажете, при условии, что вы не убьете его.

— Вздор, ты хоть понимаешь, о чем просишь? — встрял Миумун. — Ты сама только что сказала, что он не остановиться ни перед чем! Стоит нам дать ему возможность сбежать, и он воспользуется ей как никто другой!

— Он клялся мне, что это его последняя попытка!

— И мир должен ему поверить?!

— Я ему верю! — отрезала Кира. — Я знаю его. Отец не лжет. Он очень устал, вина снедает его. Если он проиграет, то уйдет. Навсегда.

— О, только не дайте мне расплакаться! — ядовито парировала улитка. — Клянусь, из-за вас обо мне пойдет дурная молва: Миумун, дескать, идет на уступки врагу. Ладно, девчонка, на месте посмотрим, что делать с твоим папашей! Эй, колдун, скольких выдержит эта штуковина? Я отправляюсь с вами. Никому из вас не доверил бы даже слизь за собой подтирать!

— Миумун, ты любишь лимонный сок? — вдруг спросил Рем.

— Я не потерплю таких намеков! — заявил Миумун бледнея. — Я гражданин Торкена и имею право на свое мнение.

— Держи, — сказал я, подавая ему конец языка. — Обвяжись, как следует. И поторопись, потому что мы это уже сделали.

Миумун ворча и раздражаясь, плотно обмотал себя и завязал не меньше пяти узлов.

— Все готовы? — спросил я. — На счет три вместе дергаем за язык. Раз! Два!..

..! — подумал Проглот.

Пытаясь оседлать дракона, в первую очередь понимаешь, что Первый создавал их вовсе не для этого. Откровенно говоря, с практической точки зрения, драконы совершенно бесполезные твари. Приручить для войны их невозможно. Навоз не удобряет землю, а выжигает ее. В симбиоз драконы ни с кем не вступают. После смерти их тела мгновенно сгорают, так что из двухтонной туши получается пузырь пепла и примерно ноль грамм полезных ископаемых.

Единственное их предназначение, это сохранение сказочности. Для всякого мира в бессчетных параллелях существования, они являются своеобразным фетишем, декоративной шишечкой на решетке камина.

В общем, драконы — отстой.

А теперь конкретно о полетах.

Чешуя у этих ящеров скользкая. Взмахи крыльев чудовищно сильны. Теоретически, удержаться на нем могут только могучие богатыри человеческой расы. И то лишь вонзив в бесчувственную чешую два кинжала, чтобы крепко держаться за их тесненные рукояти.

Это была единственная известная Накату инструкция, подчерпнутая им из популярной оперы. Называлась она, как ни странно, «Полет на драконе».

Сэнди-Бэнди летел так, как и полагается любому представителю благородной расы, с тем только отличием, что его аэродинамические характеристики без подгонки подошли бы двугорбому слону. Это означало, что он летел примерно так же, как скатывался бы с холма.

Не один богатырь не смог бы удержаться на нем за теснённые рукояти. Он был бы слишком увлечен симптомами морской болезни. Поэтому Атряду Альфа очень повезло, что между горбами Сэнди нашлась прекрасная ложбина, защищенная от ветра и брызг слюны.

— Долго еще? — с трудом проговорил Вилл.

Накат перестал выкрикивать проклятья и ответил:

— Если этот доходяга продолжит в том же духе, то мы никогда туда не доберемся.

И снова принялся орать, напоминая Сэнди, что бывает с драконами, которые рассчитывают выжить после такой ослиной скачки. Ики только сокрушенно вздыхал, лежа на боку.

Воронка, тем временем, захватывала все обозримое пространство впереди. Она гудела и скрежетала, вздыбливая и кроша скалы. Таинственные всполохи и яростные тени подземных демонов бесновались в ней. Клубились маггические слепни, жадно высасывающее тепло из окружающего пространства. Сэнди, хныча и причитая в свистящих потоках ледяного ветра, подлетал к Торкену и Накат смог разглядеть, откуда выходит маггия. Бедствие, словно хвост торнадо, сужалось к центру, и терялось в панцире Торкена.

— Эй, дракон! — прокричал он. — Как только я скажу, ныряй вниз! И заклинаю тебя, не снижай скорость, иначе мы заледенеем до того, как проникнем внутрь! И тогда никаких больше яиц, понял?!

Сэнди завыл от страха.

Накат, глядя на обледеневшее стекло, был уверен, что посадка будет та еще. Через некоторое время он щелкнул предохранителем хлопышемета и прицелился.

Шпумк! Шпумк! Шпумк!

— Давай! — взревел Накат. — Прямо в пролом!

Сэнди послушно сорвался в пике. Обрастая на лету сосульками, он несся вниз, мыча сквозь обледеневшие слюни.

— Держитесь! — крикнул Накат, не в силах заглушить вой демонов.

— За что?! — откликнулся Вилл.

— За свое сраное благородство и доблесть, вот за что! Надеюсь, отзывчивость и альтруизм сделали ваши кости неразрушимыми!

— Ты зря иронизируешь! — оскорблённо выступил Ики. — Весь мир надеется на нас. Мы — …вычисляется… неизвестные герои, которые рискнули не животом, но верой в порядок!

— По-моему, все-таки животом, — вставил Вилл.

— Не смерти боимся, — продолжал Ики, вдохновленно вращая колесами, — бесчестия!

Варвар посмотрел на убийцу.

— Если бы я знал, где у него находиться штука, которой он говорит, — прокричал Накат, — я бы давно уже ее вырвал!

— Перед Светлым Ликом Императора, перед народом Империи, коя составляет пятьсот двадцать четыре острова, перед родичами ушедшими и нынешними даю клятву, я… вычисляется…вычисляется…вычисляется…

Ики так и не успел вспомнить свое имя, — Сэнди рухнул в дыру, устроенную накатом.

На минуту положение из угрожающе нестабильного, превратилось в смертельно опасное. За столь незначительное время, Накат успел несколько раз пожелать миру сгинуть по назначенному адресу и отрывочно оценить обстановку. Он ухватился за основание крыла, дождался удара и быстро перебрался на завалившийся бок Сэнди. Там он снял со спины сайский разделитель.

Вилл сдержанно сорвался с дракона, флегматично шлепнулся на белозем и бесстрастно откатился в сторону. Ики мастерски приземлился на колеса. Он покатился вперед, и занял оборонительную позицию у головы Сэнди.

Накат пристально всматривался в сумрак раскинувшейся над ними чащи. Жутко воняло прелью, потемневшие деревья тянули к ним осклизлые ветви. В чаще урчала и посвистывала неизвестность.

— Что-то есть, — проговорил Ики. — На десять часов.

— При контакте огонь на поражение, — приказал Накат.

— Есть.

В ушах у притаившегося на земле Вилла зазвенело от сосредоточенности.

Из темноты показался враг.

— Бе-е-а-как?

— Это всего лишь козел, — Накат опустил разделитель. — Вилл, Ики, в поход. Направляемся к центру этой дыры. Ики, что с драконом?

— Дракон без сознания, — констатировало кресло.

Накат ловко соскользнул в него, и поглядел на ящера. Бедняга Сэнди вывалил язык, пуская пузыри меж заиндевевших челюстей.

— Очень надеюсь, что к нашему возвращению он очухается, — проговорил Накат. — Выходим. Двигаемся быстро и скрытно. Что бы там ни было, оно не должно увидеть нас до того, как я прицелюсь.

Подняв над собой кричащий меч, словно антенну, Вилл поспешал за поскрипывающими колесами. Вокруг них кренились к земле прекрасные некогда древа, гнили в прошлом пышные кустарники, и задыхались в палой листве заболоченные озера. Слепые облезлые птицы кричали им вслед, а уродливые истощенные звери принюхивались мозолистыми носами из смердящих берлог. Время от времени, Торкен начинал дрожать и голосить, и тогда на Атряд Альфа падал ледяной дождь, пахнущий плесенью. Запустение и беда. Гостей принимала чахлая гробница, тлеющая, безумная. Бурое, жирное, вспухшее — вот, что освещал приглушенный свет фары.

Накат приказал выключить фару. Глаза атряда привыкли к другому источнику освещения: полянам мерцающей плесени. Их споры носились на сквозняке фиолетовыми оспинами, разбавляя тьму. Планировали сверху как снег и вспархивали с земли под ногами и колесами.

— Так я и думал, — прошептал Накат. — И тут обман. Никогда не верь официальным версиям, Вилл. Первенцы чистые, светлые, нарядные, всегда-всегда-всегда. Змей, да это место похоже на задницу бродяги.

— Думаю, здесь просто что-то случилось, — высказался Вилл. — Видишь эти обломки? Красота здесь была. Но очень давно…

Накат вдруг остановился и поднял вверх сжатый кулак. Вилл укрылся за спинкой Ики и посмотрел вперед.

На пути отряда покачивался некто одетый в заплесневевшее рубище. У его ног догнивали останки какого-то животного. Незнакомец вздрагивал и хрипел, совершая отрывистые движения руками.

Накат нацелил разделитель.

— Вилл?

— Меч молчит.

— Это просто местный, — сказал Ики. — Давайте разузнаем у него, что происходит.

Заплесневелый тип тем временем пошатнулся влево и задрал вверх голову. Послышалось влажное хлюпанье и сиплый вздох. Зункул принюхивался.

— Меч начинает пищать, — предупредил Вилл.

Из сумрака появился второй зункул. Он полз на четвереньках, морды его не было видно. Припав к остаткам мяса, он принялся загребать себе в рот скользкие обрывки плоти.

— Да, очень давно, — прошептал Накат, отвечая на прошлую реплику Вилла. — Так давно, что лучше бы нам после этой заварухи помыть руки с мылом…

— …и-и-и-и…

— Что такое, Вилл?

— Вокруг становится все опаснее.

Первый зункул, продолжая принюхиваться и клокотать, повернулся.

— Гр-лк…

Морда его целиком заросла плесневым ворсом, вместо глаз набухли черные ульи. Эта уродливая маска приглушенно светилась. Зункул качнулся вперед. Подволакивая правую ногу, он пошел на Атряд.

Вздрогнул один раз.

Второй.

— Да что за змейщина! — прохрипел Накат. — Умирай же.

Зункул вздрогнул в третий раз. Пощупал руками сюрикены, засевшие во лбу и осел, застывая на каменеющих сухожилиях.

Его трапезничающий собрат резко вскинул морду. Он тоже зарос гроздьями споровых камер, и горой стоял за тот факт, что Торкен миновал период расцвета кущ райских.

Теперь его разлагали кущи кошмарные.

Зункул заухал, прижав к груди высохшие руки. От этого странного сигнала фиолетовые проталины зашевелились. Плесень вспучилась, ее лохмотья потянулись вслед за встающими мертвецами. Их мерцание заполняло гниющий лес. Тощие призраки мелькали за деревьями, множась, неожиданно быстро захватывая периметр.

— …и-и-и-а-а-а-А-а-А! Ой! Ик! Ох…

— Вилл?

— Кажется, меч зашкалило, — озадаченно сказал варвар. — Думаю, нам грозит очень большая опасность.

— Ты уверен? — спросил Накат, мысленно переходя с десятков на сотни.

— Да, вполне, меч должен… А. Это был сарказм.

— Ты хорошо бегаешь, Вилл? Отвечать нужно честно.

— Вообще-то не очень, — признался стотри. — В моем офисе весь пол был занят бумагами. Иногда мне, правда, удавалось прокатиться на кресле от стола до двери.

— О, ну надо же, — проворчал Ики, который уже понял к чему ведет признание Вилла. — Это же потрясающее совпадение, что рядом оказалось… вычисляется… подходящее кресло.

— Вставай сзади, там есть ступенька для пассажиров, — сказал Накат, выдвигая передние противовесы. — Насчет оружия спрашивать не буду. Вот, хватай этого слизня. Чешешь ему в курковой зоне, и он плюется кислотой, понял? Эй, не направляй его на меня!

— А где эта курковая зона? — попытался уточнить Вилл, разглядывая железный каркас, в котором нехотя шевелилось что-то зеленовато-бурое.

— Парень, — Накат застегнул завязки на шлеме. — Курковая зона у него там же, где и у тебя. Чуть ниже поясного хряща. Там есть специальное отверстие в ложе с подписью «курковая зона». Специально для бухгалтеров. Вот корм для него! Скармливай ему по мешочку каждые десять выстрелов. Понял?

— Да. Я справлюсь. Отверстие. Все просто.

Накат покопался в подсумке с оружием.

— А я, пожалуй, возьму… — неразборчиво рычал он. — Три сюрикена в голову… Нет, это не разговор… А вот это. Да. Это подойдет. Вилл, ты держишься?

— Держусь.

— Ики, целься на два часа, там их меньше всего.

— Понял.

— Ну, джентльмены, — проговорил Накат, передернув гребень пятнистой огнедышащей саламандры, — помните, что наш наниматель — сам светозверь. Никто не хочет подвести его, не так ли? Ики, полный вперед!

Кресло взревело двигателем, мощно забуксовало, разбрасывая землю, и рванулось вперед, подскакивая на корнях и сминая кусты. Зункулы смешались, на мгновенье потеряв координацию и застыли на месте. К несчастью для Атряда Альфа, это был тот случай замешательства злой силы, когда она выбирает всего из двух вариантов: уничтожить тебя сразу после поимки или сначала изучить.

С другой стороны, Накат дожил до сего дня именно потому, что не часто напоминал себе, что его могут нагнать. Это вредило боевому духу.

Три нарушителя удирали от светящихся заплесневелых зункулов. Вторые бежали так быстро, что оставляли за собой тускнеющие трассеры. Некоторые из них загорались, ноги их вспыхивали от трения, другие падали и разбивались о деревья, но остановить всех было невозможно.

— Вон там какая-то дорога! — крикнул Вилл. — Свернем туда! На пересеченной местности они нагонят нас в два счета!

— Ики, давай налево, держись обочины! — Накат перезарядил хлопышемет и снова выстрелил назад.

Ики вошел в занос, подпрыгнул на глыбе стекла и припустил еще быстрее.

Торкен вдруг тряхнуло, что-то громко заскрипело и город начал крениться на бок: похоже дробление скал привело к тому, что крюки начали выскакивать из Троегорья. Ики едва смог выровняться, Вилл помогал ему ногой. Тут оставшиеся цепи натянулись, и троицу подбросило вверх.

— Проклятье! — стукнул челюстями Вилл.

— Дальше будет только хуже, — предрек Накат.

У него было особое чутье на «хуже».

Едва Ики набрал скорость, как Исток накренился еще ниже и снова Ики в конце подбросило как мячик, он едва не перевернулся.

— Хуже… — сказал накат почти удовлетворенно. — Ну же, давай, еще хуже!

— Пожалуй хватит! — рявкнул Ики.

Впереди маячила домината изъеденная обширными пятнами плесени. Их пульсирующее свечение словно перемещалось по чертогу.

— Ви-и-и-и… — пробудился Кричащий меч.

Его крохотной душе было доподлинно известно, что несколько секунд назад от Цота откололся особенно большой массив гранита. Его подхватил было вихрь маггии, но обломок встетился со своим товарищем, который оттолкнул его вниз.

Купол над доминатой потемнел.

— Ой-ой-ой-ой-и-и-и-и!

— Ики поднажми!

— Делаю, что могу! Вас двое, плюс оружие!

Стекло лопнуло, как мыльная пленка.

Грохоча, разражаясь молниями и фейерверками, гранитный гигант ухнул вниз, в ауре сверкающих осколков. И сокрушил каменным лбом основание доминаты. Она подломилась, теряя равновесие, и устремилась к земле. Торкен уже раскачивался как люлька.

— Это и есть то самое «хуже»? — предположил Вилл, оглянувшись назад.

Зункулы сливались в одну фиолетовую дугу.

— Более или менее, — ответил Накат.

— Надо сворачивать, — предупредил Ики. — Это здание перегородит нам путь.

Домината согласно нависла над дорогой.

— Нет, — сказал Накат.

— Нет?! — воскликнул Ики.

— Это безумие! — подхватил стотри.

— Безумие? — мрачно переспросил бывший инквизитор. — Нет! Это приключение! Сожмите зубы и вперед, дамские пояски! Я, змей, знаю, что делаю!

Домината зарылась вершиной в сад, перебив дорожное полотно. Осколки стекла разлетелись в разные стороны, фрагменты купола сеялись сверху. Лязг, скрежет, звон и грохот, объединились, наполняя Торкен до краев.

Накат несся сквозь него, не отвлекаясь от своей цели — большого обзорного окна упавшей доминаты.

— Левее! — командовал он. — Еще левее. Так. Держи прямо, Ики!

— Чтоб я еще хоть раз… — бормотал Ики неслышно. — Лучше развозить рыбу на рынке.

Он подскочил на вздыбившемся обломке дороги, скользнул по нему вверх и полетел, словно… словно летящее инвалидное кресло. Вилл пригнулся, Накат приподнял стабилизаторы.

Шкварк!

Объезжая настенные канделябры и трясясь на лепнине, Ики освещал фарой пустынный коридор. Накат выстрелил вперед, что-то фигурное, переплетенное шелком и бусами, разнесло на части. Развеяв дым, они чудом проскочили над боковым коридором и вылетели из противоположного окна.

Ики скатился по отставшей золотой пластине и вернулся на дорогу.

— Кажется, оторвались! — оптимистично выкрикнул Вилл.

Когда радуешься чему-то раньше времени, судьба чаще всего расценивает это как вызов ее циничной сущности и подлой изобретательности.

Навстречу Атряду выплыло странное существо, сферической формы и неясного наполнения. Не представляясь, оно выстрелило в Ики сильнейшей волной пафоса. Ики резко рванулся влево, и упругий кулак высокомерия, прошел мимо, кроша дорогу как печенье.

Справа и слева показались зункулы.

Вилл вскинул своего слизня и решительно почесал его курковую зону. Ближайший преследователь оплавился как свеча, и попал под ноги остальным. Зункулы оскальзывались на этой луже и обжигали лапы. Вилл выстрелил еще раз, и чуть не свалился с подножки, когда второй залп надменности задел правую сторону Ики.

— Колесо! — взвыл Ики. — Мое колесо!

Сферическое чудовище, бывшее некогда Первенцем, вспыхнуло и взревело. Горящие клочья плесени, сползали с него, обнажая жирное изъеденное тело. Накат не отпускал лапу саламандры, пока первенец не превратился в гору бурлящего сала, растекающуюся по дороге.

Вилл скормил слизню пакетик корма.

— Их тут сотни! — крикнул он, стреляя в преследователей. — Половина из них разваливаются на ходу, но их все равно слишком много!

Засыпая серу в пасть саламандры, Накат глядел, как сверху опускаются замшелые сферы.

— Значит, — сказал вдруг Ики, — нам нужно ускориться.

— Что это ты задумал? — спросил Накат.

— Черный абсент, — выдавил Ики, превозмогая страх. — Я знаю, что у тебя есть доза. Ты всегда носишь ее при себе на случай. Именно на такой случай!

— Ики, у тебя повреждено колесо. На такой скорости…

— Просто сделай это!

— Я… — Накат скривил губы. — Хорошо.

В его руках появилась маленькая мензурка, заткнутая пробкой. В ней таилось нечто угольно-черное. Одного взгляда на это алхимическое вещество обычно хватало, чтобы почувствовать симптомы алкогольного отравления.

— Держи ровнее, — предупредил он.

— Лей!

Накат отвинтил крышку алкобака и вылил в него Черный абсент.

— Ох, — ухнул Ики. — Х-ы-ы! О-о-о-о! Пошла, пошла родимая…

— Держись, — Накат повернулся назад.

— Да, держусь, — кивнул Вилл.

— Ты не понял, парень! Держись так, словно от этого зависит твоя жизнь! Потому что так оно и есть! Лучше привяжи себя чем-нибудь!

В механических недрах Ики нарастала какая-то драма. Нечленораздельно вопя, он задребезжал, и уже через секунду мчался вперед так, что не справлялись противовесы, — передняя часть кресла задралась. Накат накренился вперед.

За свою недолгую приключенческую практику, Вилл еще не успел узнать, что такое настоящая скорость. Теперь он мог бы поддержать разговор с клоуном-ветераном, которым двадцать нерестов подряд заряжали пушку. Мир, и без того недостаточно устойчивый, пропал. Стотри словно выпал из него. Единственное, что он мог различить, так это влагу на глазах. Широко улыбаясь и хлопая щеками, он несся в неизвестность.

• «
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• »