— Что это значит? — спросил его Савойский, когда Вадим положил перед ним свежую распечатку.
— Эта программа… — Вадим запнулся, подбирая слова. — Это моя программа, это я писал для «Горизонта»! Так, без комментариев, сходу и не поймёшь, а с комментариями… Это мои комментарии! Это я их писал. Я тогда сильно старался, как же, первая самостоятельная работа, вот и мусорил словами, чтобы ничего не забыть. А вдруг спросят: «А это что, парень? А что ты имел в виду?» А я и отвечу: это и вот это, и какие ещё вопросы?
Когда Вадим закончил свою тираду, Савойский, прищурившись, посмотрел сначала на него, а потом на висевшие на стене часы.
— Обед, — сказал он. — Пойдём-ка, просто Вадим, покушаем. Ты не против перекусить в компании начальника?
Есть Вадим не хотел, не привык в это время, но Савойский так произнёс слово «просто», так выделил его интонацией, что Вадим молча кивнул.
— Вот и славно, — кивнул Савойский. — Вот и двинулись.
Против ожиданий, Игорь Всеволодович повёл Вадима не в столовую, а в сторону лифтов. Пока поднимались, Савойский позвонил Трепникову.
— Перекусить не желаешь? — вместо приветствия спросил он. — Тогда мы ждём. Кто мы? Я и ещё один человек. Ага, именно.
Хитро улыбнувшись Вадиму, Савойский подтолкнут его к открывшимся дверям лифта:
— Тут, понимаешь, такой разговор пойдёт, особенный, его в столовой вести нельзя.
— Я уж было подумал, что Трепников в общей столовой… — начал Вадим.
— Нет, — прервал его Савойский. — Никита парень хороший и от коллектива не отрывается. Но то, о чём мы будем говорить, не для всехних ушей. Понял?
— Ага, — ответил Вадим, решительно ничего пока не понимая.
Помещение, куда Савойский привёл Вадима, мало чем отличалось от общей столовой. Те же мягкие стулья, те же столы, застеленный скатертями в цветочек, тот же сенсорный экран с меню.
Только было оно куда меньше, и стояли в нём всего два столика, а вдоль стены располагался длинный кожаный диван. Когда Вадим подошёл к экрану, он понял, что различий куда больше…
Меню состояло из двух частей. Сверху были перечислены те же блюда, что и в общей столовой, и так же, как и внизу, они ничего не стоили. Зато список снизу пестрил незнакомыми Вадиму названиями, иногда на иностранном языке. Кроме того, в нижней части меню присутствовал алкоголь. Всё это было уже не бесплатно, а обозначенные рядом цены заставили Вадима присвистнуть.
— Интересно? — раздался от дверей голос Трепникова.
— Ага, — ответил Вадим и слабо улыбнулся.
— Это столовая для директората, — пояснил Никита Николаевич. — Мы можем себе позволить немного больше, согласен?
— Да, конечно, — сказал Вадим, — но…
— Угощаю, — отозвался Савойский. — Выбирай что хочешь, но, — он усмехнулся, — в меру.
— А вы?
— А я — салатик. Худею, сам знаешь.
Салатик оказался сложной смесью из десятка ингредиентов, обильно политой оливковым маслом. Сгружая свой заказ напротив Савойского, Вадим произнёс:
— Смотрю, Игорь Всеволодович, авокадо у вас.
— Угум, — наворачивая зелень, кивнул Савойский.
— Я как-то пробовал, мне не понравилось.
— Зато полезно. Говорят.
— Ага… Так я что хотел сказать… — начал Вадим.
— После, — отмахнулся Савойский. — Время принятия пищи священно.
Он многозначительно показал вилкой в потолок:
— Там не одобряют деловых разговоров во время еды.
Кого начальник имел в виду, Вадим не понял, но возражать, что бывают и деловые обеды, не стал, занялся стейком, и на время выпал из действительности.
Мясо было замечательным! Сочным, в меру упругим; на срезе выступал вкуснейший сок. Вкупе с подливой и гарниром из каких-то овощей всё это было истинным праздником для желудка. Во всяком случае, в общей столовой такого не предлагали.
Нельзя сказать, что Вадим не мог позволить себе хорошего стейка. Но… как-то всё не получалось. Жил — и жевал — второпях, между делами, а приходя домой ел даже без особого желания, и уж тем более, без удовольствия. Да и какая радость в магазинных пельменях, пусть и недешёвых? Вот была бы жена… Но жены не было по тем же примерно причинам.
Надо, думал он, отрезая по маленькому кусочку мяса, надо себя баловать. В этом тоже есть смысл, а не только в зарабатывании денег. Деньги что? Вода! Пришли и ушли, а память о хорошей еде останется навсегда. И о хорошем отдыхе, и о путешествии, и даже о хорошем спектакле, а он, смешно сказать, театр в последний раз посещал ещё в школе, по программе! Что они смотрели? Не то Островского, не то ещё кого, уже из современных. И если из Островского запомнилось хоть что-то, то современные не оставили в памяти ничего, кроме недоумения. Или же он ретроград? Не рано ли, в его-то годы? Сорока нет.
На десерт Вадим взял себе большую кружку чая с круассанами, и только тут заметил, что Савойский разобрался уже с салатом, и теперь терпеливо ждёт.
— Ой, извините, — смутился Вадим. — Я как-то…
— Мелочи, — улыбнулся Игорь Всеволодович. — Слушать не грех. Так вот…
Вадим слушал, и сердце его замирало от ужаса и восторга. Не так просто осознать, что причастен к развитию целой цивилизации. И не просто причастен, как любой человек, сделавший в жизни хоть что-то: посадивший дерево, построивший дом или вырастивший сына, или просто честно трудившийся на своём месте. Или нечестно, или сидевший сиднем, ведь любой действие или бездействие отражается на мире. Нет, причастен по большому счёту, как великий учёный из тех, что определяют развитие науки на годы и столетия!
— «Горизонт» работал, — рассказывал Савойский, — и твой парсер работал, а я был связан по роду деятельности с конторой, где его, «Горизонт» создавали. У меня были тексты, и мы их скинули внутрь Пузыря. Почему, ты думаешь, понять и адаптировать Полиглот оказалось так просто? Ну, относительно просто? Там наша вычислительная архитектура, и наши алгоритмы, и поэтому…
Вадим сидел напротив двери, и когда она открылась, он сперва не поверил глазам. В столовую для директората вошёл Сам! Илья Витальевич Жогин. Долларовый триллионер, владелец заводов, газет и пароходов. Первооткрыватель Пузыря. Человек, знакомством с которым гордились президенты и премьер-министры, не говоря уже о королях. Конечный работодатель Вадима, которого он видел только издали на праздновании Нового Года, которое Корпорация проводила для сотрудников каждую последнюю пятницу года.
Титан, стоик, финансист. Живая легенда. Утёс, попирающий своими стопами…
Кляня себя за недогадливость, Вадим, неотрывно глядя на Жогина, стал подниматься со стула. Жогин недовольно дёрнул углом рта, и Вадим плюхнулся обратно. Он сидит здесь не просто так, его пригласили, и Жогин, конечно же, мгновенно срисовал ситуацию. А если человек здесь, значит, так тому и быть.
— О, кто нас почтил! — помахал рукой молчавший до этой секунды Трепников. — Привет, привет! Как добрался?
— Быстро, — ответил Жогин и сел за стол к Трепникову. Тотчас из неприметной двери в стене появилась официантка. В руках её был поднос с тарелками. Скорость реакции говорила о том, что вкусы Самого здесь знают, и о том ещё, что Жогин консервативен и не любит экспериментов.
В кулинарии уж точно.
Жогин улыбнулся и кивком поблагодарил официантку. Когда та ушла, Жогин завёл с Трепниковым тихий разговор. Минуту спустя к ним присоединился Савойский. Говорили о каком-то господине Мо, который то ли прилетел, но запаздывал из аэропорта, то ли должен прилететь с минуты на минуту, то ли вообще отложил визит.
Про Вадима забыли. Он понял, что должен идти, но как это сделать? Перебивать Самого? Что он скажет? Как на него посмотрят? Поэтому Вадим сидел на месте и тянул маленькими глотками чай, благо он ещё оставался. Но пройдёт минута или две, и чай кончится, и тогда надо решаться…
Рассказ Савойского напомнил Вадиму прошлое. Первый парсер, он же практически единственный, и вот такая судьба! Разве мог Вадим представить?.. К первому своему самостоятельному проекту он относился как к ребёнку, и даже когда уволился, продолжал какое-то время править текст, и даже нашёл там несколько неточностей. Они не влияли на логику, но замедляли работу, а Вадим, как и всякий нормальный программист, был перфекционистом.
Так вот почему запинается Полиглот!
— Теряем темп.
Илья Витальевич закинул в рот оливку, прожевал сделал глоток апельсинового сока. Трепникова передёрнуло: он так до сих пор и не привык к этой странной привычке шефа запивать масляно-солёное кисло-сладким. Не вязались эти вкусы с его представлением о мире, пробивали шаблон. Но… ничего не поделаешь — кто платит, тот и заказывает музыку. И не такое это преступление, можно и перетерпеть. Сам-то тоже хорош! Запросто селёдку запивает чаем.
— Мо согласен брать больше, — продолжил тем временем Жогин. — Мо хочет, Мо настаивает. Что у нас с «Гуру кулинарии»?
— Переводим, Илья Витальевич, — доложил Савойский.
— Быстрее надо, — поморщился Жогин.
— Мы готовы, люди готовы, но очень много нюансов, — сказал Савойский. — Полиглот крутится на четырёх серверах одновременно, в режиме 24х7, но всё равно не успевает.
— Так поставьте пятый сервер! — нахмурился Жогин. — Шестой, седьмой! Какие проблемы?
— Это не поможет, — сказал Трепников. — Очень сложный текст, множество перекрёстных связей. Четыре потока — это максимум, который мы можем себе позволить без потери смысла. Извини, но ускориться невозможно.
— Надо, Никита, надо, — с нажимом произнёс Жогин. — Пилотные тома «Рыцаря в ржавой кольчуге» прошли «на ура». Мо требует ещё, это деньги, Никита, наши общие деньги!
— Мы постараемся, — без особой убеждённости в голосе ответил Савойский.
— Постараются они, — процедил Жогин, вставая. — За что я вас, иждивенцев, держу?
— Это несправедливо… — начал Трепников, но тут Вадим, который последние минуты сидел, словно окаменев, погрузив стеклянный взгляд внутрь себя, вдруг встрепенулся:
— Игорь Всеволодович, какую версию…
Жогин, который уже открывал двери, остановился, обернулся и с интересом посмотрел Вадима.
Вадим замер. Занятый мыслями, он совсем забыл про Жогина! Перебил Жогина, навлёк на себя его гнев! В животе неприятно — и, как показалось Вадиму — очень громко и неприлично заурчало. Жогин вскинул одну бровь и глянул на Трепникова.
— Кто это, Никита? Что он здесь делает?
— Вадим Коробченко, — вместо Трепникова заговорил Савойский. — Мы использовали одну из его программ.
— Для посева? — быстро спросил Жогин.
Савойский кивнул.
— Что же вы замолчали, Вадим? — Жогин обернулся к программисту. — Что вы хотите спросить у Игоря?
— Я… я… — Вадим закашлялся, сглотнул, но быстро взял себя в руки. — Я хотел спросить… у Игоря Всеволодовича, какую версию моего парсера…
— Парсера? — переспросил Жогин.
— Д-да, — подтвердил Вадим. — То есть, простите, какую версию «Горизонта», а парсер был частью «Горизонта», он, как это вы выразились… посеял в Пузыре?
— Игорь? — Жогин снова посмотрел на Савойского.
— Я помню?! — возмутился тот. — У вас версии менялись каждую неделю! Самую последнюю, наверное.
— Это ведь было уже после моего увольнения?
Вадим, обнаружив, что Сам не гневается, что он, наоборот, заинтересовался, почувствовал себя уверенней.
— Это было… — Савойский прикрыл глаза, вспоминая. — Ну да, конечно! Мы, вообще, взяли текст из архива, а какое это имеет значение? «Горизонт» работал, просто обстоятельства сложились так, что…
— То есть, простите, это не важно! — с жаром заговорил Вадим. — Я потом нашёл там ошибки…
— Что значит ошибки? — удивился Савойский. — То есть твой парсер врёт?
— Работает, работает! — замахал руками Вадим. — Всё он работает, но я потом уже, чисто для себя, гонял его дома и нашёл несколько неточностей. У меня есть исправленный текст. Дома.
— Что даст это исправление? — спросил Жогин.
— Парсер будет работать быстрее.
— Насколько?
— Ну, — Вадим пожал плечами, — так сходу не скажешь, на разных задачах по-разному, но раза в полтора где-то. Это минимум.
— Та-ак, — протянул Жогин. — Кто-то говорил мне, что ничего ускорить нельзя? Кто это был? Директор департамента?
Трепников потупился.
— Или начальник отдела автоматического перевода?
Теперь пришла очередь краснеть Савойского, только как-то себе на уме краснеть, с фигой в кармане. Такое появилось у Вадима неожиданное ощущение…
— Знаете, Илья Витальевич, это ещё проверить надо, — сказал он.
— Так проверяйте! — приказал Жогин. — Я вместо вас этим заниматься буду?
И вышел, хлопнув дверью.
Тишина сгустилась. Если бы в контору залетел комар, то его полёт был бы подобен полёту реактивного лайнера. Пусть это преувеличение, но не большое. Вот только комарам нечего было делать в главном офисе, равно как прочим тараканам или мокрицам. Их вывели давным-давно. Средство от насекомых стало одним из первых подарков Пузыря. Подарков, о котором его обитатели не имели ни малейшего представления.
— Я, — не выдержал тишины Вадим, — я не думал… Я прошу прощения, что так получилось. Игорь Всеволодович! Никита Николаевич!
Савойский отложил вилку, отодвинул тарелку с салатом, который так и не доел, и спросил:
— Где у тебя этот текст?
— Дома.
— Неси.
— Но он на дискете, — развёл руками Вадим.
— Пяти- или трёхдюймовой? — поинтересовался Трепников.
— А? — не сразу сообразали Вадим. — А! Трёх!
— Это проще, — проворчал Савойский. — Дисковод на пять дюймов сейчас и не найдёшь, наверное. Значит так. Дуй сейчас домой за дискетой. Как вернёшься, иди к железячникам, пускай сделают копию на флэшку и… нет, сразу на сервер!
Через два часа, стоя перед Трепниковым, разводил руками и оправдывался начальник вычислительной лаборатории Звонников. Вадим скромно сидел в сторонке и не вмешивался.
— Нету, Никита Николаевич, — говорил Звонников. — Всё обыскали. Откуда было знать, что такое старьё понадобится? Лет пятнадцать никто их не ставит.
— Вообще не достать? — скучно поинтересовался Трепников.
— Нет, если полистать форумы, запрос сделать в сети, может, у кого и отыщется, — сказал Звонников. — Потом съездим, заберём.
— Это дней пять, а то и неделя, — констатировал Трепников.
— Или больше, — буркнул Звонников. — Такое если только у гиков осталось. Или где в госконторе, если железо не поменяли. Только у них обычно некому по железячным форумам шариться. Не до этого.
— А если найдём, то может не заработать, — осторожно добавил со своего места Вадим.
— Да, возможно, — кивнул Трепников.
— А когда надо-то? — спросил Звонников.
— Сейчас.
— Что?!
— Сейчас, — повторил Никита Николаевич. — Или к вечеру, не позже. Край — к утру.
— Но это же…
— Жогин приказал, — отрезал Трепников, и Звонников заткнулся.
— Ладно, — сказал после паузы Трепников. — Ладно… Дело — это святое, не откажет.
— Кто не откажет, — не понял Вадим, — что?
— Сам, — коротко ответил Трепников и поднял трубку телефона. Набрал короткий номер, дождался ответа и сказал:
— Здесь Трепников. Нужен самолёт, Илья Витальевич. В Китай. Да. Да. Спасибо, Илья Витальевич.
Через двадцать минут они приехали на аэродром. Всего корпорации «Звезда» принадлежало двенадцать самолётов, кроме того, тремя владел лично Жогин. Все они стояли в крытых ангарах, в том числе пассажирский гигант, на котором сотрудники главного офиса летали на совместные мероприятия. Когда перед Звонниковым и Коробченко разъехались ворота ангара, у Вадима закружилась голова. Снаружи ангар выглядел не так… монументально, что ли? Только изнутри стало возможно оценить его истинные размеры. И самолёты. Самолёты!
Самолёты и океанские корабли — это самые, наверное, красивые вещи, созданные человеком. Да и можно ли называть их вещами? Произведения искусства, в которых соединились мощь, элегантность, целесообразность и высокая промышленная эстетика! Есть и другие вершины, кому, как не Вадиму, было об этом знать? Элементарный, всем привычный ноутбук и тем более телефон. В них вложена бездна труда миллионов людей и десятилетия развития науки, но большой самолёт это нечто особенное. Ракета-носитель, отправляющая миссию на Марс, и больше, и мощнее, но мы видим их изредка и чаще всего не в живую. Настоящий большой самолёт вблизи видел каждый, кроме затворников и дикарей, но сколько тех дикарей осталось?
— На чём мы? — спросил Вадим у сопровождавшего их Трепникова. — «Боинг»? «Айрбас»? Никогда не летал на «Боинге». Или, — он завертел головой, — «Бомбардье»?
— Сам распорядился подготовить личный джет, — сказал Никита Николаевич. — Сейчас его поднимут.
Поднимут? Откуда?
Через минуту всё стало ясно. Загудели невидимые моторы, и пустую площадку посередине ангара прорезала тонкая трещина. Края разошлись, и лифт вознёс на поверхность маленький самолётик со сложенными крыльями. На двойном, как ласточкиный хвост, киле сверкали золотые звёзды на небесно-голубом фоне — фирменная эмблема «Звезды».
— Личный джет Самого, — с гордостью повторил Трепников. — Гордитесь, черти, мало кому удалось побывать внутри, а уж полетать… По пальцам двух рук сосчитать можно. Ладно, — на лице Трепникова появилось деловое выражение, словно лампу, горевшую внутри, пока Никита Николаевич говорил о джете, пригасили, — вот ваши паспорта. На месте вас встретят.
Джет тем временем развернул крылья и выкатился к воротам. В открывшемся люке появился стюард.
— Заходите! — приветливо улыбнувшись, он приложил руку к козырьку фуражки. На кокарде фуражке тоже ярко сиятала фирменная золотая звезда.
— Да. Двигайте, — напутствовал путешественников Трепников. Развернулся, и зашагал к выходу из ангара.
Конечно, Вадим летал на самолётах, и понимал, что бизнес-класс отличается от эконом-класса так же сильно, как и VIP отличается от простого бизнес-класса. Внутри джета было… нет, не богато, богатство не бросалось в глаза, в нём было уютно. Спокойные бежевые тона, лёгкий аромат натуральной кожи, строгая отделка. Салон сообщал, что хозяин самолёта не нуворишь, быстро разбогатевший и стремящийся прямо сейчас урвать от жизни всё; не нефтяной шейх, пресыщенный роскошью; просто человек с тонким вкусом, уважающий себя и окружающих. Наличие средств… Тем, кто может позволить себе такой самолёт, подобных вопросов не задают.
— Присаживайтесь, — видя, что Вадим застрял на входе в салон, произнёс стюард. — Вы как хотите сидеть, по ходу полёта или против? Кресла можно расположить любым способом.
— По ходу, — сказал Звонников. Вадим просто пожал плечами. Разумеется, по ходу, какой смысл смотреть на хвост самолёта?
— Бывают оригиналы, — снова сверкнул белозубой улыбкой стюард. — Пожалуйста, располагайтесь. Взлёт через две минуты.
Короткий разбег — и джет оторвался от бетонной полосы. Он стремительно набрал высоту, при этом, почему-то, Вадим почти не почувствовал ускорения. Оно никуда не делось, но словно размазалось тонким слоем по секундам. Мелькнула туманная стена туч, — и машина вырвалась под яркое солнце. Клубы облаков, ослепительно белые, сначала огромные как горы, как айсберги для моторной лодочки, отдалились, превратились в ровный снежный ковёр. Небо, выцветшее до блёклости, налилось синевой, ушло в тёмный аквамарин; на нём зажглись звёзды.
— Уважаемые пассажиры! — ожила громкая связь. — Приветствую вас на борту. Наше воздушное судно совершает рейс по маршруту…
Вадим ненадолго отвлёкся. Это обращение капитана, зачем оно нужно? Каждый, кто купил билет на самолёт, знает, куда летит и откуда. Его больше интересует, будут ли в полёте кормить, и если будут, то чем. А высота и скорость полёта — это никому неинтересные мелочи. Какая разница, восемь километров воздуха под крыльями или одиннадцать? Самое важное — время в пути; сколько придётся сидеть, подогнув ноги под себя и обоняя амбре, распространяющееся от поддатого соседа. Ему-то всё равно, он нагрузился и спит, а ты…
— Простите, сколько?
Вадим подумал, что ослышался, и зачем-то задал этот вопрос вслух. Как ни странно, рядом тут же показался стюард.
— Двадцать семь минут, — подтвердил он. — Полёт проходит в стратосфере, сопротивление воздуха невелико, это позволяет сэкономить время.
— Но… — удивлённо проговорил Вадим. — До Гуанчжоу обычно лететь четыре часа! Самолёт не может…
Он перевёл взгляд на Звонникова и осёкся. Главный над железячниками откровенно скалился, забавляясь. Вадим на миг почувствовал себя деревенщиной, приехавшей из глухого таёжного села в столицу. Здесь его, уж неизвестно, за какие заслуги, заселили в номер класса «Люкс». И вот он ходит, отвесив челюсть, и дивится на чудеса технологий. А может быть, номер был обычный, это зимогору он показался невиданным и волшебным, а обычный горожанин станет крутить носом: «этого, де, нету, и этого, и вообще, что за убожество!»
— Вы совершенно правы, — неожиданно поддержал его стюард. — Самолёты на такой высоте не летают…
— На какой? — спросил Звонников.
— Сорок пять километров, — ответил стюард.
— Ого!
Улыбка на лице Звонникова пропала. Он откинулся на спинку кресла и нахмурился.
— Но наш «Стриж» не самолёт, — продолжил стюард. — Вернее, не совсем самолёт. Обратите внимание на крылья…
Вадим глянул в окно. Сначала ему показалось, что крылья исчезли, потом, присмотревшись, он понял, что они укоротились и развернулись вперёд, по ходу движения.
— Крыло обратной стреловидности, — объяснил стюард. — Мы сейчас не самолёт, а крылатая ракета.
Вадим мог бы сказать, что таких крылатых ракет тоже не бывает. Он интересовался в своё время, читал специальную литературу. Мог бы, но промолчал. Жизнь — и работа в «Звезде» — показали, что вещей, о которых он не имеет ни малейшего представления, куда больше, чем он думал раньше.
Скоро «Стриж» клюнул носом и начал снижение. Полёт заканчивался, не успев толком начаться.
Гуанчжоу встретил их духотой и запахами субтропической зелени и выхлопных газов. Вадим сразу взмок в своей и без того лёгкой рубашке. Звонников выглядел не лучше. Хорошо, жара мучила их недолго, ровно до тех пор, пока к ним, стоявшим на взлётном поле, не подъехал крытый лимузин. Из лимузина быстро, но и без лишней суетливости, показался сухощавый китаец неопределённого возраста.
— Можете называть меня господин Сяо, — заявил он на чистейшем русском языке, потрясая руки Вадима и Звонникова. — Или товарищ Сяо, или просто Сяо, как вам угодно. Господин Мо поручил мне быть вашим сопровождающим. Предпочитаете сначала пообедать, а потом на рынок или наоборот?
Вадим посмотрел на Звонникова.
— Сначала дело, — подумал, решил тот.
— Отлично! — обрадовался Сяо. — Наша электроника — самая электронная электроника в мире, у нас найдётся всё, абсолютно всё! Что конкретно вам нужно?
Это вопрос он задал уже тогда, когда они разместились в благословенной прохладе салона.
— Дисковод для трёхдюймовых дискет.
— О, как интересно! — восхитился Сяо. — А для чего вам такая древность? Или это секрет?
— Никаких секретов, — сказал Звонников. — Возможно, Полиглот станет быстрее и лучше.
— О, Полиглот! — воскликнул Сяо. — Моя беда и несчастье.
— Почему? — не понял Вадим.
— Ваш Полиглот лишит меня куска хлеба, — скорчил скорбную мину Сяо. — Это покушение, это, как это сказать по-русски? — он ненадолго задумался. — А, вспомнил! Это диверсия против племени переводчиков! Шутка! — рассмеялся он, глядя на вытянувшиеся лица гостей. — Это будет не скоро, на мой век хватит!
Между тем лимузин выскочил на эстакаду, понёсся над рекой и углубился в район небоскрёбов. Вадим, чтобы не быть смешным, старался не крутить головой, но Гуанчжоу всё равно потрясал. Не Нью-Йорк, конечно, хотя… уж точно не меньше Большого Яблока. Потом они выскочили на набережную.
— А вот, — с хитрой миной проговорил Сяо, — знаменитый гиперболический небоскрёб!
Действительно, знаменитый, и действительно, небоскрёб. Конечно, это внушительное сооружение и подвиг инженерной мысли, но по телевидению часто крутили научпоп о том, как его проектировали и как строили, и поэтому Вадим впечатлился не сильно. Так, покивал головой. Господин Сяо пожал плечами:
— Впрочем, мы же почти на месте.
Рынок электроники, напротив, Вадима ошеломил.
Здесь были десятки и сотни магазинов, лавок и лавчонок, и все предлагали гаджеты и разнообразное железо, от древних, ещё чёрно-белых мониторов до плоских экранов во всю стену, от первых ламповых компьютеров для коллекционеров до самых современных, не вышедших ещё на международный рынок ноутбуков и планшетов. Телефоны сотен модификаций, материнские платы, кабели, диски, всё, что только придумала инженерная мысль и смогли реализовать трудолюбивые китайцы.
От блестящих серебристых, солнечно-медных и глянцево-чёрных поверхностей рябило в глазах. Кричащая упаковка, лепестки радиаторов систем охлаждения, открытые стенды с процессорами, экраны, на которых крутились бесчисленные тестовые ролики… Здесь можно было провести не один день, и всё равно не обойти и сотой части мест, не изучить и тысячной доли выставленного на прилавки богатства.
У одной из витрин Вадим завис надолго. Здесь торговали фотоаппаратами и всем, что нужно придирчивому фотохудожнику. Вадим не был фотолюбителем. Максимум, на что хватали его терпения — сделать селфи, но оптика завораживала его с детства. Огромные объективы манили пурпуром просветлённых стёкол. В них можно было смотреть вечно, прикипев взглядом к пустоте между лепестками раскрытой диафрагмы. Что скрывалось там, в недоступной воображению черноте? Умом Вадим понимал, что любой объектив — просто прибор, при этом не слишком сложный, хотя и очень точно исполненный, но бездна в глубине стекла действовала на него помимо рассудка. Какие существа таились там, какие тайны ждали исследователя?..
— Не пора перекусить?
— А?
Вадим выплыл из грёз. Рядом с ним стоял господин Сяо и улыбался.
— Господин Мо приказал мне хорошенько вас накормить, — сказал Сяо. — «Пусть запомнят наше гостеприимство», так он сказал.
— А как же дисковод? — смутился Вадим. — Я тут застрял, задерживаю вас.
— Всё давно куплено, — сказал из-за спины Звонников. — Куплено и скопировано.
Он похлопал ладонью по ноутбуку, зажатому под мышкой.
— И всё видно?
Конечно! — Звонников возмущённо фыркнул. — Есть три копии, каждая проверена, и ещё отдельно для тебя на флэшке. Вот, получай!
Он протянул Вадиму USB-брелок на цепочке.
— Теперь, господа, мы можем перекусить? — осведомился Сяо.
— Да-да… — неловко ответил Вадим.
Ему было не до еды. Сейчас, когда он получил в свои руки давно забытые программы, ему не терпелось скорее внести изменения в текст Полиглота. У программистов всё не как у людей: загораясь очередной идеей, они забывают об окружающем мире, готовы не есть и не спать, лишь бы увидеть результат, а если он не устроит, то править, править и править. Это сродни наркотику. Наркомана тянет к дозе, а кодера — к запуску компилятора, чтобы, получив список ошибок или не тот результат, на который рассчитывал, править снова. И потом, оторвавшись от экрана с красными от недосыпа глазами, почувствовать себя человеком, ибо — смог!
Так и сейчас. Едва они заняли места за столиком в ресторане, Вадим раскрыл ноут, подключил флэшку и погрузился в любимую работу. Приносили какие-то блюда — он поглощал их автоматически, не замечая вкуса. Наливали напитки — выпивал как воду. Кажется, он серьёзно обидел господина Сяо, хотя тот не показал виду.
Знай он, насколько ускорилась работа Полиглота, то обиделся бы ещё больше.