Учителя и родители плакали от Серёжки Ликина.
Про таких говорят: «в каждой бочке затычка» и «шило в заднице». Если мальчишки затевают каверзу, если выбили окно или залезли в садовый домик, можно быть уверенным — без Серёжки не обошлось. И не сказать, что мальчишка был плох, зол или жуликоват, но как-то так получалось, что он всегда там, где хулиганят. Инспектор по делам несовершеннолетних вздыхала, — ведь пацан, в сущности, неплохой! — но готовилась передавать его дело участковому. Что там осталось лет? Пролетят — и не заметишь.
Так бы и покатился юный Ликин по наклонной, если бы не школьный физкультурник. Причём сам СанСаныч ни на что такое не рассчитывал, мало того, он, когда ставил в школьном дворе стол для тенниса, про непутёвого мальчишку вовсе не думал. Откровенно говоря, именно СанСаныч на него давно махнул рукой; ни волейбол, ни баскетбол, ни даже футбол не интересовал Серёжу. Мимо прошёл, ничего в душе не затронув, но вот поди же ты!..
Знакомая Серёжкина шантрапа собиралась влезть в армейский склад. Не оружие, конечно, и даже не ГСМ, но всё равно, просто так часовых не ставят и колючкой не огораживают. В одном месте, однако, заросли бузины подходили совсем близко к изгороди, и пацаны успели проделать в колючке отверстие, достаточное, чтобы в него мог проникнуть щуплый и невысокий Серёжа Ликин. Остальные в это время должны отвлекать часового.
Таков был план. И сегодня его решили привести в действие, и потому собирались в условленное время и в условленном месте.
Никто не скажет теперь, как бы сложилась Серёжкина судьба, если бы, проходя мимо школьного забора, он не услыхал странный стук. Серёжа остановился.
Там что-то происходило.
Там что-то происходило без него! Что именно — скрывала живая изгородь из снежника. Как Серёжка не пытался, ничего сквозь густые побеги рассмотреть не сумел. Время ещё было, и Серёжа побежал в обход.
Не прошло и минуты, как он оказался внутри.
За зелёным столом его одноклассница Маринка Сергачёва с Эльвирой Карловной, учителкой по рисованию, которую за молодость все за глаза называли просто Эльвирой, перекидывали белый мячик через сетку. Да так ловко, что мальчик засмотрелся!
— Можно, я?.. — спросил он минут через пять.
— Чего это? — ответила вредная Маринка. — Ты, Ликин, не умеешь.
— Почему я вдруг не умею? — возмутился Серёжка. — Чего там уметь-то?
— Ты хоть раз пробовал? — спросила Маринка.
— Нет, но это же просто!
Маринка фыркнула, а Эльвира сказала, протягивая ему ракетку:
— Попробуй. Два раза отобьёшь, будешь молодец.
— Не буду я с ним играть, — заявила Маринка. — Он противный и хулиган к тому же.
И показала Серёжке язык.
— Сама ты противная, — чувствуя, как против воли на глаза наворачиваются слёзы, пробормотал Серёжка.
— Хорошо, — произнесла Эльвира Карловна. — Вставай напротив меня. Марина, дай ему ракетку. Он не испортит.
— Не испортит он, — пробурчала Маринка. — На, мелкотравчатый! Этот палец сюда, а тут хватаешь. У-у-у, бестолочь.
Серёжка засопел. Хотелось дать вредине затрещину, но ещё больше хотелось попробовать странную игру, и он сдержался.
Конечно, мячик он не отбил. И снова не отбил, и снова, и снова!
Заскучала и ушла домой вредина Маринка. Потом надоело и Эльвире, она отобрала у Серёжки ракетку и тоже ушла.
А он пропал.
Разумеется, дружки-злоумышленники его не дождались, полезли на склад без него и попались. Никого из них Серёжка Ликин больше не видел и даже не вспоминал. Теперь каждую свободную минуту он проводил у стола, перекидывал шарик через доску в компании таких же фанатиков. Потом доску спалили в костре, пришлось ставить на стол кирпичи, а потом Серёжа обнаружил спортивный магазин, а в нём — комплект игры для настольного тенниса. Приятели скинулись и назначили Ликина хранителем инвентаря. На базе стола создали «Клуб крутильщиков», каждую встречу у стола объявили заседаниям Клуба, и в специальную тетрадь заносили результаты битв. Хранить «Летопись» доверили тоже Серёже.
Так продолжалось всё лето и осень. Зарядили дожди, упал снег, и играть на улице стало трудно. Заседания в «Клубе крутильщиков» прекратились. Серёжа часами, когда не был занят в школе, стучал мячиком о стену своей комнаты. Десять ударов подряд, сто — результаты росли, как увеличивались и цели. Наконец Серёжа достиг тысячи ударов, не уронив при этом мячик ни разу. Стало скучно, и он начал экспериментировать: бить разными сторонами ракетки попеременно, перекладывать ракетку из руки в руку, отбивать мячик ручкой и торцом…
Родители самоотверженно молчали. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы в истории не попадало! Дитя в истории не попадало, и инспектор по делам несовершеннолетних забыла дорогу в дом Ликиных. А шум можно и перетерпеть.
Время тянулось как засохшая ириска, и до весны было ещё так далеко! Серёжа маялся, не находил себе места. В школе играть не получалось: физкультурник СанСаныч категорически запретил играть в спортзале на переменах, а в классе играть на сдвинутых партах желающих не оказалось.
Но всё когда-то кончается.
Пришла весна, и «Клуб крутильщиков» ожил.
***
— Ну, мам! Ну, пап! Не хочу я туда ехать!
— Мы не были у дяди Лёни уже два года, — пытаясь оставаться спокойной, сказала мама. Её брат Леонид жил в другой области, и они, действительно, не виделись уже два года. — У тебя там двоюродные сёстры, неужели тебе не интересно с ними встретиться? Тем более, сейчас у тебя каникулы, и можно съездить.
— Вот именно, мама! — чуть не плача, выкрикнул Серёжа. — Каникулы! Почему я должен их тратить? Это моё время, мои каникулы! А я… Я… должен потратить их на ерунду!
— Всё, хватит!
Папа треснул ладонью по столу:
— Не смей называть родственников ерундой! Это твои родные люди, они важнее твоих желаний. Ты едешь с нами.
— Нет!
— Ты едешь с нами в любом случае, — решительно произнёс папа. — Я тебя здесь одного не оставлю. Достаточно я Вероники Викторовны наслушался.
Кровь бросилась Серёжке в голову. Очень обидными были эти слова, ведь Вероникой Викторовной звали того самого инспектора по делам несовершеннолетних.
— Я не такой! Я давно не такой! — завопил он. — Не будет никакой Вероники Викторовны!
— Мы за тобой присмотрим, вот её и не будет, — ответил папа. — Здесь ты не останешься. Всё, закончили обсуждение.
Серёжка выскочил из комнаты как ошпаренный, заперся у себя и даже не вышел к ужину. Уезжали завтра рано утром, и, желая отомстить, он до полуночи стучал мячиком о стену. Стучал бы и дольше, только пришли разгневанные соседи, и папа отобрал у него ракетку.
— Будешь безобразничать, выкину на помойку, — сказал он. — Вместе с сеткой.
Утром Серёжа был мрачнее тучи, дулся всю дорогу, и только по приезду, увидев на перроне дядю Лёню и тётю Катю, а также сестричек, оттаял.
В гостях оказалось замечательно! Прямо с вокзала дядя Лёня повёз их за город, в пансионат. Там жарили шашлыки, все вместе ходили собирать первые весенние грибы — сморчки, потом снова жарили шашлыки, уже со сморчками. Много чего было, и даже уезжать не хотелось.
Папа так и сказал:
— Хорошо у вас. Задержались бы, да Серёжке в школу скоро.
И не только в школу, вспомнил Серёжка. В «Клубе…» по нему соскучились, наверное.
— Тут за тобой мужик какой-то приходил, — сообщили ему, едва он объявился у стола.
— Какой мужик? — удивился Серёжка.
— Незнакомый, — ответил Длинный Дима. Он учился на год старше, но не гнушался провести время с «малолетками», за что Серёжка и остальные были ему благодарны. — Пузатый какой-то, в спортивном костюме. Да вот он!
В самом деле, на скамейке, спрятавшейся среди шиповника и снежника, сидел пузатый дядька в красном спортивном костюме с белыми узорами и надписью «Россия». Обнаружив, что его заметили, дядька поднялся и направился к ребятам.
— Здравствуйте, — вежливо поздоровался он, дождался нестройного ответа и спросил, глядя на Серёжу: — Ты Ликин?
— Ну, я, — хмуро ответит тот.
— Меня Владимир Петрович зовут, — сказал дядька. — Давай отойдём, поговорим? Не бойся, недалеко, до той скамейки.
— Понимаешь, — начал Владимир Петрович чуть погодя, — я не хотел говорить при твоих друзьях. Они могут обидеться.
— Почему?
— Скажи, — вместо ответа снова спросил Владимир Петрович, — ты не хотел бы заняться этим делом серьёзно?
— Каким делом? — удивился Серёжка.
— Настольным теннисом, конечно, — ответил Владимир Петрович. — Я работаю в Жогинском центре. Ты слышал про Жогинский центр?
— Нет, — пожал плечами Серёжа, — а что это?
— Удивительно, — посмотрел на него Владимир Петрович. — Есть люди, которые не знают про Жогинский центр! Объясняю. Это большой спортивный комплекс, там развивают разные виды спорты, вот и настольный теннис тоже. Я предлагаю тебе попробовать свои силы там.
— А родители?
— Если родители позволят, — согласно кивнул Владимир Петрович. — Жить будешь прямо там, у нас хорошее общежитие, а на выходные приезжать домой.
— А как же школа?
— Со школой я договорюсь, — улыбнулся Владимир Петрович. — А сейчас пойдём, поговорим с твоими родителями. Покажешь, где ты живёшь?
Родители сомневались недолго. Они знали, что такое Жогинский центр. Ребёнок — как Серёжка ненавидел это слово! — будет под присмотром, накормлен, и школа там своя есть. Тем более, если он сам не против? К тому же бесплатно…
Наутро Серёжка в школу не пошёл. Во дворе дома ждал ярко-жёлтый микроавтобус. Водитель, опустив стекло, приветливо помахал ему рукой:
— Ты, что ли, Ликин будешь?
— Ага.
— Тогда залазь.
Двери гостеприимно распахнулись, и Серёжка забрался внутрь.
Салон был пуст, вкусно пахло кажей, удобные сиденья будто сами предлагали поскорее сесть в них. Вот сюда — или сюда, но главное, к окну.
— Куда мне? — робея, спросил Серёжка.
— Куда хочешь, — улыбнулся водитель. — Ты у меня единственный пассажир.
— А рядом к вам… можно?
— А чего же нельзя? — удивился водитель. — Двенадцать есть? Вот и отлично! Только пристегнуться не забудь.
Звали водителя Виталя.
— Без отчества, — строго сказал он, протягивая широкую ладонь. — Не люблю отчества, чувствуешь себя стариком. А я молодой, тебя всего раза в два старше.
Серёжка подумал про себя, что двадцать уже очень солидный возраст, и ему до него ещё ого-го сколько пилить. Если честно, он даже представить себя не мог двадцатилетним. Взрослая жизнь казалась далёкой и нереальной, наполненной множеством непонятных забот. Если одни заботы, когда жить-то?
С Виталей, несмотря на разницу в возрасте, было хорошо и уютно. Парень сыпал прибаутками, интересно рассказывал про армию и про работу, а потом Серёжа забыл слушать, потому что впереди показался Жогинский центр.
Из леса поднимался к небесам небоскрёб из стекла и стали. Серёжка видел его раньше из окна поезда, но никогда не вблизи, как сейчас. С каждой секундой сияющий многогранник поднимался всё выше, и скоро приходилось задирать голову, чтобы увидеть верх здания. По ближней грани спускалась вниз, горя на солнце огромными золотыми буквами, надпись «Жогинский центр». Когда микроавтобус приблизился, стало заметно широкое крыльцо, и над ним вывеска: «Корпорация «Звезда». Главный корпус».
— Нам туда не надо, — усмехнулся Виталя, — там Управление сидит, нам дальше немного.
Они углубились в лес. Стало понятно, что это не лес, а парк. Было очень чисто, по дорожкам ходили или бегали люди. От главного корпуса во все стороны отходили застеклённые переходы на сваях, как будто внизу были не дорожки, а широкое шоссе.
Потом по правую руку показалось большое поле за низеньким заборчиком.
— Беговой стадион, — объяснил Виталя. — А тебе — вот.
Слева оказалось приземистое двухэтажное здание, у раскрытых дверей которого кучковался народ. В основном это были подростки примерно Серёжиный лет, но попадались и более взрослые парни и девушки, и совсем мелочь. Те были с родителями.
— Приехали, — объявил Виталя. — Выгружайся, покажу, куда тебе.
Поднявшись по широким ступеням, они попали в обширный холл, заполненный народом. Бежала вприпрыжку стайка девчонок в трико; волосы их были собраны на затылке в тугие пучки.
— Гимнастки, — пояснил Виталя. — Художницы.
Прошли чернявые пацаны-борцы вслед за бородатым тренером.
— Их залы здесь, на первом этаже, — сказал Виталя. — Ладно, двинулись, Владимир Петрович ждёт.
Они свернули направо, потом ещё раз направо и остановились у приоткрытых дверей с табличкой «Отделение настольного тенниса. Старший тренер Иванов В.П.».
— Прибыли, Владимир Петрович! — громко сказал Виталя.
— Заходьте.
Вчерашний дядька был не один. Напротив него за длинным столом сидел узкоглазый старичок, одетый совсем по-простому, в джинсы и кофту с длинными рукавами.
— Вот этот мальчик, мистер Чжоу, — произнёс Владимир Петрович. — Посмотрите его.
Старичок Чжоу перевёл взгляд на Серёжку, прищурился, причём, как показалось мальчику, сделал это зря; глаза его почти совсем исчезли в складках век.
— Хорошо, мистер Иванов, — на чистом русском ответил старичок, не отводя взгляда от Серёжки. — Как звать тебя, мальчик?
— Серёжа.
— Виталий тебя проводит в раздевалку, переоденешься. Твой шкафчик номер четыре, вот ключ. Потом иди в зал, он рядом, не перепутаешь. Твой стол тоже номер четыре. Ждёшь меня. Понял?
— Д-да…
— Да не бойся ты, — засмеялся Владимир Петрович. — Тебя не съедят.
— Я и не боюсь, — пробормотал Серёжа, выходя за дверь.
Найти зал не составило труда. Вход был буквально в двух шагах от раздевалки, но, главное, там стучали шарики. Серёжка шагнул внутрь — и замер…
Как они играли!
Шарики мелькали так быстро и так низко, что Серёжка испугался и пожалел, что вообще приехал сегодня сюда. Играть против таких невозможно, он не отобьёт ни одного удара! Потом он заметил пустой стол с номером четыре и отправился к нему.
За спиной он слышал смешки. Что он сделал забавного? Они смеются над тем, как он одет? Ах, так? И плевать, что они там думают. Во что одет, в то и одет!
Встав у стола, Серёжа обернулся. Старичок Чжоу уже шёл к нему через весь зал. Подошёл, требовательно протянул руку за ракеткой. Посмотрел, хмыкнул, царапнул ногтем шипы.
— Хорошо, — сказал, возвращая ракетку. — Силантьев!
Мальчишка с соседнего стола поймал шарик и торопливо подбежал с Чжоу.
— Сыграй с ним, — азиат кивнул на Серёжу, — три партии. Не щадить.
— Да, наставник, — кивнул Силантьев. — Разминаться будешь? — спросил у Серёжки.
— Как?
— Как они.
Ребята за столами, одетые в красивую аккуратную форму, перекидывали шарик через сетку: одни справа направо, другие слева налево.
— Не-а, — пожал плечами Серёжка. — Зачем?
— Дело твоё, — ответил Силантьев и кинул ему шарик. — Подавай.
Серёжка подал с подкруткой, как привык, и сразу получил быстрый удар в левый угол. Подал ещё раз — и получил направо. Очередь подавать перешла к Силантьеву. Он сделал что-то непонятное руками — и на сторону Серёжки прилетел странный шарик, который, казалось, качался в воздухе. Пока Серёжка думал, что с ним делать, шарик упал на пол, и очко было проиграно.
В общем, в первой партии он не набрал ни одного очка. Стало невыносимо обидно, и от обиды Серёжка разозлился. Нет уж, что угодно, как угодно, только не всухую! Всухую никак нельзя. Что он скажет дома? Ладно, дома, что для родителей этот настольный теннис, так, забава, но что он расскажет друзьям по «Клубу крутильщика»? Что его обыграли как маленького?! Не бывать этому!
Во второй партии была его очередь начинать. Серёжка решил схитрить. Отвернувшись налево, он быстро направил шарик в правый от себя угол. Уловка сработала, Силантьев не успел даже дёрнуться. Первое очко! Во второй раз Серёжка сильно размахнулся — и подал слабо — слабо, так, что шарик едва перелетел через сетку на половине Силантьева. Тот успел к нему, но отбил высоко, и шарик стал лёгкой добычей для Серёжки.
2:0!
Теперь подавал Силантьев. Серёжа не стал стараться принять шарик надёжно. Эх, была не была! Он со всей силы ударил на слух и неожиданно попал. Силантьев заволновался, ошибся и подал в сетку.
4:0!
На этом успехи Серёжки Ликина закончились. До конца партии он смог взять всего лишь одно очко. В третьей партии Силантьев успокоился и расслабился, позволил себе пижонить, и поэтому позволил ему взять целых шесть очков.
Не просто так. Серёжка бегал, прыгал, старался изо всех сил, как никогда не старался на школьном дворе. Но всё равно проиграл.
— Хватит!
Старичок Чжоу хлопнул в ладоши.
— Иди, переодевайся, — сказал Ликину. — Потом приходи к тренерской. Мы тебя позовём.
Зато будет что вспомнить, размышлял Серёжа, направляясь в раздевалку. Он славно бился. Жаль, ему больше не придётся играть здесь, в этом красивом светлом зале, на таких замечательных настоящих столах, ну и ладно, зато будет что рассказать друзьям. Интересно, ходит ли здесь автобус? Вряд ли его повезут назад так же, как и утром.
Пока Серёжка переживал поражение и готовился к дороге домой, в тренерской происходил следующий разговор.
— Что скажешь, Чжоу? Как тебе мальчик?
Старший тренер Жогинского центра по настольному теннису Иванов пристально посмотрел на мистера Чжоу.
— Он ничего не знает и не умеет, — ответил мистер Чжоу. Владимир Петрович терпеливо ждал.
— Ему уже двенадцать лет, — продолжил Чжоу. — В настольный теннис нельзя приходить так поздно. В любой спорт нельзя.
— Но? — спросил его Иванов. — Я слышу в твоих словах «но».
— Но у тебя есть чутьё. — слабая улыбка озарила лицо китайца. — Странно увидеть такое чутьё у русского.
— Оставь лирику, старик, — махнул рукой Иванов. — Не напрашивайся на комплименты. Говори по делу.
— Он хитрый, — хихикнул Чжоу. — Он отважный. Он поменял тактику, хотя не знает, что это такое. Он не спрятался и не отказался от борьбы в безнадёжной ситуации.
— Что ты решил?
— Он не станет большим чемпионом, — задумчиво проговорил старый китаец, — но чемпионы будут его бояться. Он станет пить их кровь.
— Да ты поэт, — покачал головой Владимир Петрович.
— Спорт это искусство, — ответил Чжоу. — Как и поэзия. Я буду его учить.
— Вот и ладушки.
Владимир Петрович встал и выглянул в коридор. Понурый Ликин сидел на стуле и обгладывал ногти.
— Э, что за минор? — спросил его Иванов.
— Я… опозорился, — сказал, вставая, Серёжка. — Я уже пойду?
— Куда и зачем ты пойдёшь? — улыбнулся Иванов. — Не надо никуда идти. Ты принят.
— А…
— А жить будешь здесь, в двухместном номере. Пойдём, покажу. Свидетельство о рождении с собой?
Соседом оказался уже знакомый ему Силантьев.
— Максим, — степенно произнёс он, протягивая недавнему сопернику руку.
— Серёжка, ну, то есть Сергей, — представился Ликин.
— Давно играешь? — спросил Силантьев.
— С осени, — ответил Ликин. — Зимой не играл, конечно, негде было.
— Здесь можно весь год, — сказал Силантьев и кинул на Ликина долгий странный взгляд. Только несколько лет спустя Серёжа понял, что значил этот взгляд.
Максим завидовал.