Это была ее каждодневная работа, и она истово выполняла ее, не замечая никаких трудностей.
Эта новая жизнь, что проходила среди кроватей, будто одарила ее новыми качествами. Одарила неведомо для нее самой. Все существо ее охватило необычайное буйство. Со дня приезда, как в сказке, она взрослела не по дням, а по часам. Столь же стремительно обновлялись ее мысли и чувства. Теперь она была обладательницей удивительного сокровища - ощущения любви ко всем этим людям. Когда она с коробкой лекарств в руках, продвигалась между кроватями раненых, каждый из них для нее был родным человеком. Но когда и отчего родилась эта новая любовь - она не знала.
* * *
Проходили дни, кольцо блокады хоть и не сжималось, но становилось плотнее и суровее. Искендер чувствовал, как постепенно этот холод заползал ему в душу, суровость переходила в его огрубевшие, как камень, руки. Неподвижность этого ледяного кольца больше всего отражалась в черных беспокойных глазах Гюльназ.
Быстро менялся и облик города. Ленинград походил на дерево, с которого при малейшем ветерке облетают листья.
Именно теперь Искендер должен был больше заботиться о Гюльназ, но не мог этого сделать. Дел у него стало вдвое больше. Неожиданно сделалось холодно. Передвигаться по городу с каждым днем становилось все трудней. Был единственный путь приблизить к себе Гюльназ: поменять жилье, найти его поближе к общежитию Гюльназ.
Он так и сделал. Переселился в удобную однокомнатную квартиру на первом этаже огромного девятиэтажного дома. Комната была хоть и небольшой, но светлой и приятной. В ней было два окна, выходящих в скверик у дома.
В первый же день вечером он показал Гюльназ свое новое пристанище. А она, как только вошла, радостно бросилась ему на шею:
- Значит, теперь эта комната будет нашей, да?
- Конечно, нашей, только нас двоих... - полусерьезно-полушутливо проговорил Искендер и, вынув из кармана второй ключ, протянул девушке. Возьми, держи у себя, когда захочешь, будешь приходить.
- Правда? Значит, я становлюсь хозяйкой этой квартиры?
- Только с одним условием... - Искендер поднял вверх указательный палец.
- Не надо, условие мне и без того известно. - И, оглядевшись по сторонам, с кокетством, которое было так по душе Искендеру, добавила: - Я все равно буду жить в общежитии, с девушками, я привыкла.
- Разумеется, до нашей свадьбы... - Искендер будто просил у Гюльназ прощения.
- До нашей свадьбы? - сдвинула брови Гюльназ, удивленно посмотрела на него и вдруг громко расхохоталась. - Знаешь, что я вспомнила? В этот день, когда ты не захотел остаться у нас в общежитии и сбежал, Зина тебе вслед сказала...
- Какая Зина? - и сам удивился своему вопросу, так как отлично помнил, кто такая эта Зина.
- Блондинка, та, что разговаривала с тобой в тот день в коридоре.
- А, понял... кажется, она была больна?
- Почему больна? Просто светловолосая смуглянка, красивая девушка.
- Пусть будет так, зачем же обижаться? Так что она говорила мне вслед?
- Сказала, будто ты темный... да нет, как бы это выразиться, отсталый... элемент, погоди, дай вспомнить - консерватор.
- Консерватор... Ясно.
- А я ее хорошенько отругала.
- Напрасно.
- Почему? Нет, правильно сделала, а что она тебя так обозвала?
- Ругать было ни к чему, просто надо было объяснить ей, что я за человек.
- А как я могла объяснить ей, когда я...
- Я тебя понял, Гюльназ, - добавил Искендер с легкой иронией, видя растерянность Гюльназ. - Теперь я понимаю, что ты поступила и вовсе неправильно. Потому что сама с ней согласна. И считаешь меня устарелым, консерватором. Особенно в любви...
Внезапно с Гюльназ произошла какая-то перемена. Из глаз посыпались переливающиеся угольки-искорки. Искендер понял: вот сейчас полуоткрытые губы ее шевельнутся, и его окутает розовое пламя.
А Гюльназ, прижав обе ладони к груди, взволнованно заговорила:
- Не говори так, родной!.. Ты в моих глазах не только не устарелый, не только не консерватор, я бы даже сказала - хранитель канонов любви. Ты ухитрился даже раскрыть секрет чувств первой любви, что зарождается в сердцах людей. Проследил его законы на протяжении веков, выведал все его тайны. Сберег секреты, дополнил своими и создал собственные обычаи и традиции любви. Первое свидание, клятва верности... обручальное кольцо, свадьба... семья, дети и прочее. Все это первым открыл ты. Хватит или продолжить?..
Она перевела дух, помолчала и опустила руки вдоль тела, задумалась. Казалось, будто она сама устремилась в те неведомые, первобытные века, где зародилось это чувство первой любви, устремилась и успела вернуться.
Когда эта чарующая волна понемногу спала, Искендер вдруг произнес:
- Ты знаешь, на кого ты сейчас похожа?
- На кого? Не на тебя ли?
- Нет, на своего отца, дядю Алмардана...
Рука Гюльназ снова прошлась мотыльком по его волосам.
- Благодарю тебя, мой родной, да буду я жертвой твоего языка, произнесшего в такие благие минуты имя моего отца.
Теперь настал момент внимательно оглядеть комнату. Здесь было все необходимое для жизни: шкаф, стол, кровать, посуда, даже цветочные горшки на подоконнике... Они напомнили ей собственное "окошко с горшочками". Но окна не были заделаны черной бумагой: это означало, что хозяева уехали давно. Или кто знает...
Но об этом она думать не хотела. Торопливо взглянув на окна, решила: "Надо сегодня же вечером сделать черные шторы на окнах. Я одна могу с этим справиться. Искендер и так устает".
Теперь Гюльназ старалась после работы каждый раз забежать на квартиру Искендера. Если Искендер видел ее сидевшей у окна в ожидании его, когда бы он ни пришел, он радовался, был очень доволен. А как счастлива бывала Гюльназ...
Однажды вечером, когда она дожидалась Искендера, кто-то постучал в дверь. Интересно, кто бы это мог быть, заволновалась Гюльназ. Уж конечно не Искендер, он открывал дверь своим ключом.
Она побежала к двери. Это был Искендер, а рядом с ним человек в военной форме, средних лет. Согласно знакам различия - капитан.
- Познакомься, Гюльназ! Данилов Сергей Маркович. Сотрудник Восточного отдела Эрмитажа.
Данилов оглядел девушку, пожал ей руку:
- Вернее, бывший сотрудник. В настоящее время - офицер. - Сказано это было на чистом азербайджанском языке.
Сначала Гюльназ растерялась, потом засуетилась: уважаемого гостя следовало принять по всем правилам. Сначала угостить чаем. В первые дни, как только Искендер перебрался сюда, она принесла несколько шоколадных конфет и настоящий азербайджанский чай и запрятала в таком потайном месте, что даже Искендер не догадывался. Сегодня все пригодилось, все можно было выставить на стол. Что еще она могла сделать? Ведь Сергей Маркович и так все понимал.
Искендер усадил гостя за стол, на почетное место, сам сел рядом. И Гюльназ, поставив в кухне чайник на плиту, присела к ним. Выяснилось, что Данилов - один из видных востоковедов, исследующих литературное наследие Низами. Начал писать большую книгу о жизни и творчестве поэта. Но вот помешала война, ушел на фронт, вынужден был оставить свою научную работу.
И именно сейчас, когда идут такие тяжелые бои, он оказался в городе потому, что на днях в Ленинграде будет отмечаться 800-летний юбилей Низами, а Данилову предстоит выступить с докладом о великом поэте. Именно для этого его и отозвали с фронта.