- Значит, нравится?
- Ничего. Только староват.
Непосредственность и искренность Маниного ответа вызвала смех. А она, глядя на присутствующих, добавила, что это для нее он староват, а вот для Галины Викторовны - в самый раз.
- Что за чудо природы? - поинтересовался Пескишев. - И откуда оно взялось?
- Это наша будущая сотрудница, - пояснил Рябинин.
- Кем же она будет работать?
- Пока препаратором, а там видно будет. Возможно, со временем нас с вами заменит, но сейчас на большее не претендует.
- Наконец-то свершилось. Вот до чего дожили: профессорами хоть пруд пруди, а техничек да санитарок днем с огнем не сыщешь. Уникальный случай: одна все-таки нашлась, - обрадовался Пескишев.
- А что? Я работу люблю. Не то что некоторые. Если хотите, так я вам и по дому могу помочь. Полы помыть, в магазин сходить. Уж очень мне у вас нравится.
- Вот и хорошо, - похвалила ее Галина Викторовна и предложила пойти на кухню заняться посудой, чтобы предоставить мужчинам возможность побеседовать наедине.
После ухода женщин Рябинин рассказал Пескишеву, что ему стало известно об отрицательной оценке их статьи по восстановлению сердечно-сосудистой деятельности при мозговых инсультах. Знакомый под большим секретом сообщил ему, что рецензию писал академик Добронравов. Он заявил, что предлагаемый метод научно не обоснован. С таким авторитетом редакция не может не считаться, статью не напечатают.
Конечно, Рябинин мог бы и не спешить рассказывать Пескишеву об этом, не портить ему настроение в предпраздничный день, но что с него возьмешь!
Пескишев хорошо знал Добронравова - человека весьма почтенного. Хотя ему за семьдесят, он еще достаточно активен и пока поспевает всюду. Более того, он нередко бывает там, где, казалось бы, ему и делать-то нечего.
Чтобы понять сущность нового метода, Добронравову нужно время, которого у него, увы, нет. Возможно, он вообще рукописи не читал, а сделал это кто-нибудь из его сотрудников.
Конечно, Добронравов заслуживает уважения: сделал он в своей жизни немало. Пусть его превозносят, от старых заслуг не отмахнешься. Худо то, что такой человек еще продолжает возглавлять крупный научный коллектив, который при другом руководителе был бы куда более продуктивным.
- Кстати, Сергей, надо подготовить аналогичную статью в центральный журнал. Возможно, там ее оценят по достоинству.
- Я это сделаю сразу же после праздников. Если не возражаете, я ее дополню новыми данными.
- Не возражаю.
Уходя, Сергей позвал с собой Маню. Прощаясь с Галиной Викторовной и Федором Николаевичем, она пообещала, что, как только оформится на работу, обязательно придет к ним, чтобы помочь по хозяйству.
- У тебя неприятности? - мягко спросила Галина Викторовна, когда они остались одни.
- Почему ты так думаешь?
- Не думаю, а знаю. - Галина Викторовна рассказала, как Маня позвонила по телефону и представилась его любовницей.
- Что за чушь!
- Вот тебе и чушь. Она сказала, что беременна от тебя. Вместо того, чтобы устроить тебе сцену ревности, я пригласила ее к нам. Оказалось, что преподнести мне всю эту чепуху по телефону ее попросил Цибулько, ее бывший односельчанин.
- Вот ведь ерунда какая, - рассмеялся Пескишев.
- Возможно. И все-таки послушай меня, будь осторожен. Ты уже не юноша. Скоро пятьдесят, а ведешь себя, как младенец.
Пескишев поморщился: Галина Викторовна села на своего любимого конька и теперь не скоро с него слезет, а ему придется выслушать все до конца, если он не хочет с нею поссориться. Спорить и оправдываться было бесполезно, поэтому он сел и, набравшись терпения, решил слушать ее, пока она не выговорится.
Галина Викторовна советовала ему прекратить ненужные выступления на ученом совете и открытых партийных собраниях, не высказывать критических замечаний в адрес администрации института.
- Но почему же я должен молчать, если вижу неполадки, которые следует устранить? - возмутился Пескишев.
- Какое тебе до этого дело? Если руководство терпит эти неполадки, значит они кому-то нужны. Пусть они тебя не волнуют, тем более что они не на твоей кафедре. Тебя не трогают, и ты никого не трогай. Ты ведь отлично знаешь, как не нравится начальству, когда ему делают замечания. Такие выступления пользы не приносят, а определенный вред причиняют.
- Но кому-то надо о них говорить!
- Пусть те и говорят, кому это надо. Разве ты не знаешь, что люди о тебе говорят?
- Догадываюсь.
- Трудно не догадаться. Говорят, что Пескишев хоть и умница, а дурак.
Подобные нравоучения жены всегда раздражали Пескишева. Вот и теперь он начал выходить из себя.
- Как же это так? Умница, а дурак? Это же какая-то абракадабра.
- Да очень просто: в вопросах теории тебя признают умницей, а в житейских делах дураком. Дождешься, что пришлют пристрастную комиссию для проверки твоей работы. А в недалеком будущем состоится твое переизбрание. Вот так...
- Зря ты сгущаешь краски.
- Нет, не зря. Зачем ты поссорился с Цибулько?
- Да не ссорился я с ним. Просто наши мнения об одном больном разошлись.
- Мнения разошлись? А я уже наслышана, что ты был с ним груб. Обозвал его каким-то неприличным словом, а в заключение написал какую-то чушь, над которой потешается вся кафедра психиатрии.
- Хватит! - оборвал жену Пескишев. - Надоело!
- Вот, вот! Ты только на это и способен. Вместо того, чтобы признать свои ошибки и исправить их, ты кричишь, обрываешь. Люди-то говорят. Попробуй докажи, что это не так.
- Ничего я доказывать не собираюсь.
- А зря. Вот посмотри, Цибулько...
- Хватит о Цибулько! - Федор Николаевич уже не мог сдержаться. - Я не Цибулько, а Пескишев! Запомни! И никогда Цибулько не буду! Ясно?
Галина Викторовна взглянула на мужа и, ничего не сказав, вышла из гостиной. Он выключил телевизор, принял снотворное и пошел в спальню. А Галина Викторовна долго смотрела в кухонное окно на гирлянды праздничных огней. На душе у нее было пусто и тоскливо. Временами ей казалось, что она слышит какие-то голоса, назойливо повторяющие одно и то же: уезжай, ты здесь никому не нужна.
11
Через несколько дней после праздников Пескишева пригласил к себе ректор и сказал, что на него поступила жалоба.