- А где там жили?
- В Соломбале.
- Знаю, знаю. Бывал в вашей Соломбале... Остров моряков и судоремонтников. Даже по речке Соломбалке катался.
- Это точно, что остров моряков да судоремонтников. Только из меня, как видите, ни того, ни другого не получилось, - словно оправдываясь, сказал Круковский.
- Почему не получилось? Как-никак морскую выучку прошли. Ну, а кто ваши родители, Николай Александрович?
- Отец был механиком на лесовозе, мать - домохозяйка.
- Живы?
- Нет.
- А что в Архангельске не остались?
- Пытался, но, к сожалению, ситуация оказалась неподходящей.
- Почему? Правда, кафедрой невропатологии с курсом нейрохирургии там заведует доцент, но человек очень грамотный и толковый. У него есть чему поучиться.
- Согласен с вами. Охотно поучился бы, но не удалось.
- Не понимаю, - удивился Пескишев. - Что-нибудь произошло?
- Ничего особенного. Для его сынишки климат оказался неподходящий. Переехал в Крым. А меня туда не тянет.
- Ну ладно, - вздохнул Пескишев. - Займемся своими делами. Прописка у вас есть?
- Будет!
- Должность ординатора инсультного отделения устроит?
- Вполне.
- Вот мы и договорились. Рад, что наше давнее знакомство не оборвалось.
- И я тоже.
Пескишев встал, протянул Николаю руку. Круковский ушел, а он вновь попытался связаться с Ленинградом и вновь безуспешно: домашний телефон не отвечал, а на работе жены не было.
21
Поездка в Ленинград оставила у Пескишева двоякое чувство. До жены он так и не дозвонился, и дома ее не застал. Квартира оказалась пропитана какими-то чужими запахами. В пепельнице на столе было полно окурков. На вешалке висела чужая одежда.
Пескишев поморщился, но отнесся к этому спокойно. Приведя себя в порядок, он решил позвонить Люсе. Уж она, видимо, знает, где Галина Викторовна. И он не ошибся. Люся сказала, что она уехала на рыбалку.
Это крайне удивило Пескишева: жена прежде никогда не увлекалась рыбной ловлей. Оказывается, Галина Викторовна пристрастилась к этому занятию с год назад, после смерти отца, и не пропускает случая, чтобы в хорошую погоду съездить на Ладожское озеро.
- Рыболовецкая бригада у них, - шутливо говорила Люся. - Неделю готовятся, а в пятницу вечером уезжают до понедельника... А ты один? поинтересовалась она.
- К сожалению, да!
- Если дома неуютно, приезжай ко мне. Накормлю, напою, согрею. Галина не обидится. Ей теперь не до нас.
Пескишев уловил в Люсиных словах недомолвку и сочувствие. Но от приглашения отказался, ссылаясь на занятость.
- Чем это ты занят? Сегодня суббота, завтра воскресенье. Везде все закрыто, а ты говоришь, занят.
- Кое над чем подумать надо, - оправдывался Пескишев.
- Подумать тебе действительно надо. Приедешь ко мне, послушаешь, что скажу, вот тогда и подумаешь.
Она, не прощаясь, положила трубку.
"Что бы это могло быть?" - недоумевал Пескишев, но так и не нашел ответа на этот вопрос.
Предложение Люси заинтриговало и породило беспокойство. В конце концов он поехал к ней, прихватив с собой букет цветов и коробку шоколадных конфет.
Люся жила на Петроградской стороне в маленькой двухкомнатной квартире, оставшейся ей от покойных родителей. Окончив институт иностранных языков, она работала переводчицей в "Интуристе". Романтичная по натуре, Люся всю жизнь искала героя своего романа, но так и не нашла. Жила, все чаще уединяясь от окружающих ее людей, находя радость в музыке, чтении. Много внимания уделяла своему туалету. Даже по воскресеньям, оставаясь дома одна, обязательно делала прическу, нередко причудливую, но элегантную. Она хотела всегда быть красивой.
Пескишев об этом знал, а потому не удивился, что Люся встретила его в "полной парадной форме". Она немножко пополнела, но для женщины в тридцать шесть лет выглядела отлично. Это была встреча старых друзей, которые давно не виделись и которым есть что сказать друг другу.
Усадив гостя в глубокое кресло, в котором он чуть не утонул, Люся подкатила к нему накрытый столик, села напротив.
- Ну, что же, Люся, выпьем за нашу встречу, - предложил Пескишев.
- Выпьем, Федор. Я давно ждала ее.
Они выпили шампанского, поглядели друг другу в глаза, улыбнулись и, словно сговорившись, сказали в одно слово:
- Да, время бежит!
И рассмеялись. Смех развеял легкую натянутость, и они стали непринужденно обсуждать различные житейские пустяки, сознавая, что основной разговор впереди. Оба готовились к нему, но говорили совсем о другом, словно выжидая: кто начнет первым.
Пескишеву было приятно у Люси. Уютная комнатка, обставленная со вкусом, полумрак, легкая приглушенная музыка, не мешавшая беседе. Они вспомнили прошлое. О чем-то взгрустнули. Над чем-то посмеялись. Незаметно бежало время. Выпитое вино сделало обоих разговорчивее, немного возбудило. Это особенно было заметно по Люсе, по ее неустойчивому настроению. Она то включала какую-нибудь грустную мелодию и замолкала, то смеялась.
- Что с тобой, Люся? - наконец спросил Федор Николаевич, когда она смахнула с глаз набежавшую слезу. - Что, милая? - нежно повторил он.
Вместо того, чтобы ответить на его вопрос, Люся заплакала. Федор Николаевич усадил ее рядом с собой на диване, обнял и, гладя волосы, стал утешать. Немного успокоившись, Люся слегка отстранилась. Волнуясь, она попросила не сердиться на нее за минутную слабость и за то, что лежит у нее тяжким грузом на душе.
- Возможно, это должен был сделать кто-то другой. Но этого другого нет. Я хочу тебе сказать... - Люся взглянула на Пескишева и замолчала.
- Ну, пожалуйста. Я весь внимание, - сказал он, не представляя, что особенного может она сообщить ему.
- Федор, тебя ожидают большие неприятности, - начала Люся, вытерев слезы.