Все прошло, как и предполагалось моим сценарием-экспромтом.
Бодро вышагивающий по степи парняга, ожидаемо заинтересовался жалобными девичьими криками и не слишком опасаясь, сунулся прямо в незамысловатую мышеловку.
Уж не знаю, насколько благими или гадкими, были его намерения — ибо проявить он их не успел.
Вернее сказать — это я не предоставил такой возможности.
В результате, «подозреваемый» был вырублен ударом рукоятки «ПМ» прямо через повязку, прикрывающую давно нестриженный затылок, после чего обездвижен с помощью веревки.
Наставлять на него пистолет и вязать руки — показалось мне слишком рискованным. Парень был высок, жилист и достаточно крепок, со здоровым деревенским румянцем на круглом лице.
Реши этот бычок, оказать сопротивление — и у нас с Марго, могли возникнуть проблемы.
А оно нам надо, что ли? Тем более, что калечить пленника и наносить ему серьезные увечья — в мои планы не входит. Он мне нужен не травмированным и способным к самостоятельному и быстрому передвижению.
Во всяком случае — пока.
В общем — уложились в один дубль! Тем более, что второго шанса — нам с королевой никто бы и не предоставил.
Мы, все же, не в павильоне «Мосфильма» находимся, а в дикой степи…
Пока жертва, в отключенном состоянии, загорает на весеннем солнышке, успеваем позавтракать, повнимательнее присмотреться к объекту своего интереса, ну и порыться в его барахле, разумеется.
Парень как парень — без особенных примет. Молодой. Русоволосый. С чистым лицом. Лет двадцати — двадцати пяти, примерно.
В его рюкзаке, также — ничего представляющего интерес, не обнаружилось. Стандартный набор здешнего путешественника или охотника: патроны, еда и снаряжение.
— Чего вам надо? — глядя на меня и напарницу, спрашивает юноша, вернувшись в сознание и этот солнечный мир.
В его лице и голосе больше удивления, чем испуга.
— Ну что ублюдок — хотел её добром поживиться? Или трахнуть? — невежливо отвечаю я вопросом на вопрос.
Чисто — вместо завязки разговора, ну и для того, чтобы еще большее ошарашить жертву и заставить оправдываться.
Парень морщится. Наверное, от боли в голове.
— Я просто помочь хотел. Она ведь просила.
— Помочь, значит? — резиново улыбаясь, киваю, — Что у тебя за повязка?
— Чего тебе надо? — в еще большем изумлении повторяет он.
— Ты тупой, сука?! — я бью его ногой по плечу, — Отвечай на вопросы, урод!
— Да, чё надо-то? Ограбить хотите — так забирайте всё! — он ни черта не понимает.
— Что ты делал в городке? Зачем сюда приходил?
— Я даже не знал о его существовании. Просто осматривал окрестности, да и добрался до этих мест. Встретил охотников из поселка — вот и решил посмотреть, что там, да как, — пленный все не может понять: где и в чем он мог перейти нам дорогу.
— Один шарился по степи? — недоверчиво уточняю я, улыбнувшись внутри себя. Пошел диалог-то!
— Ну, ты тоже не на танке ездишь, — криво ухмыляется он, покосившись на Марго, — Да, на кой мне еще кто-то? Я у себя в деревне с 15 лет один охотился. У нас все мужики с юности в тайгу ходят. Ну, а тут-то чего? — фыркает он, с долей пренебрежения к местной степи.
— А сколько тебе сейчас?
— Двадцать, — пожимает плечами парень, удивляясь, какое это может иметь значение для постороннего человека.
— Как зовут?
— Матвей.
— С кем ты сюда попал?
Тишина. Этот вопрос он решает проигнорировать.
— С кем попал сюда, спрашиваю?
Упрямо сжав губы, пленник молчит, как партизан на допросе.
Не хочет подельников сдавать.
Ладно.
Прошу Марго отойти в сторонку. А то еще снова начнет во мне рептилию видеть.
Девушка корчит недовольную рожицу, но послушно выбирается из оврага и отходит куда-то в сторону.
Негромко обрисовываю потенциальной жертве наше с ней невеселое и близкое будущее:
— Я тебя уговаривать не стану, Матвей. Бить тоже. Просто, прямо сейчас, начну пальцы по фалангам отреза́ть, а в перерывах, член железякой прижигать — и не остановлюсь, пока ты мне все не расскажешь. Ну а потом, извини, он тебе без надобности будет. В двадцать-то лет… Обидно… Разве что поссать сможешь. И то — через мучения.
Замолкаю, предоставив ему время — в полной мере оценить перспективы дальнейшего ущербного существования.
Хмыкнув, добавляю:
— Ну, а если это тебя не проймет, в чем я сомневаюсь — то выколю глаза и брошу здесь связанного. И учти, дружище — я сейчас не шучу. Не до веселья мне. Именно так все и сделаю… Ну, что — мне разводить костер или без пыток поговорим?
Пленник внимательно смотрит мне в лицо, пытаясь понять — насколько серьезны мои намерения и реальны ли озвученные угрозы…
— А как тебя самого-то звать, — с усилием дернув кадыком, спрашивает пленный.
— Кот.
— Лады. Кот, ты скажи просто — чего хочешь? Чего тебе моя повязка и кто со мной?
— Хорошо, — киваю я, — Люди с такими же повязками, как на тебе — пару недель назад заходили к нам в лагерь. Их было двое — мужик и беременная женщина. Чаю попили и дальше пошли. Ничего особенного. А шесть дней назад — они снова объявились. С ними было еще четверо мужчин. Они напали на моих близких и похитили мою женщину… Я желаю знать: кто это и где мне их искать? Теперь понятно?
Я буквально впиваюсь взглядом в лицо парня, стараясь отследить все его эмоции.
Он ненадолго задумывается и после паузы спрашивает:
— Где ваш лагерь?
— На востоке. У озера. В паре дней пути отсюда.
— Дай воды, — просит Матвей и взглядом спросив разрешения, поерзав, относительно комфортно усаживается на траве.
Гуманно даю пленнику напиться и снова возвращаюсь к вопросам:
— Кто вы, вообще, такие? Сколько вас всего? Зачем им понадобилась моя девушка?
В последней фразе я сознательно употребляю: «им», а не «вам», психологически дистанцируя пленного от членов его сообщества. Возможно, так ему проще язык развязать будет.
Добавляю в глаза и голос дополнительного миролюбия:
— Послушай меня, Матвей — жизни твоих товарищей мне не нужны. К счастью, крови они не пролили — мои все целы. Если она жива — я не стану начинать войну. Я просто хочу забрать назад то, что они у меня украли.
«Ну, говори же, по хорошему, сука! — прошу пленника про себя, — Каким бы ты упертым не был, я тебе, один хрен — язык развяжу! Не мытьем, так катаньем.
Ты же мне обо всех тайнах мадридского двора расскажешь! В красках и подробностях! И про то, кто Кеннеди убил — тоже.
Только ведь поздно будет — новые пальцы и яйца у тебя второй раз не отрастут. Думай, сука, думай! И не заставляй меня мясником быть. Не люблю я этого дела. Могу при необходимости исполнить, конечно, но не люблю».
— Я ничего не знаю о твоей женщине! — решается продолжить разговор парень, — Я уже вторую неделю, как в дороге.
— Но ведь — эти люди тебе знакомы, так?
— Да. Это мои братья и сестры, — кивает он.
— Сколько вас здесь?
— Двенадцать, — шумно выдохнув, отвечает Матвей, после еще более очевидной внутренней борьбы
— Двенадцать? — озадаченно чешу заросшую, колючую челюсть, — И все: братья и сестры?
— Не по крови — по вере, — с заметным воодушевлением поясняет пленник, — Мы и на Земле общиной жили… Под Красноярском, — зачем-то уточняет он.
Тьфу ты, гадство какое! Говорил же — сектанутые шизоиды!
— Про вашу веру мы после поговорим, — хмыкаю я. — Сколько там мужиков?
— Семеро. Без меня — шестеро.
Многовато будет, сука! Ну, ничего!
А, вообще — я в шоке! Эти раздварасы-устроители еще и такие, придурошные «ячейки общества» здесь культивировать решили!
Я худею с этого цирка!
— Давай пофантазируем, — предлагаю я, — Если это сделали твои братья — то зачем? На хера им баб к себе насильно тащить? Сперма в уши бьет?
— У нас мало женщин, а парни, в основном, молодые. Они растут и становятся мужчинами. А мужчинам нужны жены…
— Вот прямо: «жены»? Во множественном числе, да? — переспрашиваю я.
— Да. Мужчина может иметь не одну жену, а столько — сколько способен прокормить и защитить, — тоном проповедника, излагает мне основы своей веры Матвей.
— Да вы прямо мормоны* какие-то! — не могу удержаться я.
— Нам нужны женщины. Молодые и здоровые, духовно и физически. Чтобы рожать праведников, которые спасут всех остальных и укажут им путь, когда придет время, — с новыми и явно не своими интонациями, продолжает вещать парень.
— Стоп! Кто там у вас за главного?
— Отец! — торжественно произносит пленный, чуть ли не с придыханием, — Он дал нам пищу, надежду и свет, позво…
— Твой отец? — не сразу просекаю я.
— Он — отец всем нам, — поясняет Матвей, — Почти все мы, когда-то лишились родителей, а Родослав дал нам отцовскую любовь и…
— Ты детдомовский, что ли?
— И я, и многие из братьев и сестер, — кивает он, — Почти все! А Родослав…
— А у отца вашего — сколько жен?
— Три, — с гордостью озвучивает Матвей.
О как! А неплохо устроился их гуру!
Запудрил мозги молодым щенятам из приюта и кайфует себе!
Стопроцентно балдеет на солнышке, пес блудливый, а его пехота в поле рыскает!
К тому же, раз у их духовного отца целых три жены, то рядовым сектантам явно не хватает женской ласки и заботы. А гормоны-то играют. Так что, они вполне могли позариться на Юльку с Янкой. Да вот только не все удалось и Яна осталась на месте…
— Зачем ты в поселок ходил?
— Говорю же, не специально. Ну, а раз уж набрел — зашел осмотреться, что там, да как.
Похоже, что он мне не врет.
— Где ваш лагерь?
— Наша община на востоке отсюда, недалеко от реки.
— Сколько до неё?
— Если быстро идти, завтра к вечеру можно добраться.
— Вот сейчас мы туда и пойдем, — сообщаю ему я, и повозившись с веревкой, набрасываю затяжную петлю на шею пленника, — Познакомимся и все вопросы порешаем. И убедительно прошу тебя, Матвей — не дергайся и не делай глупостей. Смерть легкой не будет…
*Мормоны — религиозное течение, практикующее многоженство.