519 день после конца отсчёта
Три дня, проведённые в пути подходили к концу. Днём поезд миновал Харибду и теперь прибывал к Термине. Часть пассажиров сошла в восточной столице, но большинство, как и сёстры, держали курс дальше, в отменённые земли.
Вестания не выходила из купе, она долго смотрела в окно на проносящийся город. Вспоминала вчерашнюю встречу с Фриксом в тамбуре поезда. Их прощание. Дорога в никуда всегда приносит только потери.
Они попрощались в Ариадной и Асфоделем, решив путешествовать в одиночку и вскоре, собрав вещи, покинули купе, чтобы присоединиться к очереди пассажиров, толпящихся в коридоре.
Дорога была слишком утомительной, за три дня никто из пассажиров не покидал состав, находится в вечной духоте и тесноте «Восточного Вестника» становилось нестерпимо. Наконец, за окнами показались невысокие строения и ангары, постепенно поезд стал сбавлять скорость, на миг он даже совсем остановился, но затем плавно выплыл к припорошённой снегом платформе. «Термина» — гласила табличка, но надпись была перечёркнута свежей чёрной краской. Термину отменили, вместе со всеми остальными городами на северо-востоке. По спине Вестании пробежал холодок, когда она увидела полицейских в янтарной форме, которые выстроились по всей длине поезда.
— Не беспокойся, — шепнула она Теренее, но скорее даже самой себе. — Мы ничего не сделали.
— Хорошо, — согласилась девочка.
Когда поезд остановился, весь коридор вздрогнул и немедленно ломанул к выходу. Они шли в едином потоке, как стадо овец, которых сгоняют в загон. Ариадну с Асфоделем девочки потеряли из виду тотчас.
Паника охватила Вестанию. В том выборе, который у неё был, она решила полагаться только на самих себя. Можно было объединиться с Ариадной, можно было попросить помощи у Сопротивления. В результате, они остались вдвоём с сестрой. Теперь настала пора проверить правильность этого выбора.
Как бы Тера не раздражала её, она оставалась единственным человеком на многие мили вокруг, которому Вестания могла доверять. И в минуту, когда страх захватывал её, как теперь, её даже успокаивало прижимать младшую к себе, держать её за руку так крепко, насколько это возможно. Ничего, всё наладится, — утешала она себя. — Нужно только дождаться приезда мамы.
Холодный бодрящий воздух ударил в лицо.
— Заполните анкету, проходите на станцию для допроса, — полицейские раздавали какие-то бланки, напечатанные на жёлтой тонкой бумаге, и сгоняли всех сходящих с поезда в несколько очередей, которые тянулись дальше в здание вокзала Термины.
Им в руки тоже вложили по листку и заставили пройти дальше. Интересно, как выберутся Веспер с Фриксом отсюда? Вестания уже поняла, что их новых знакомых можно было приравнять к преступникам, однако они вдвоём вели себя очень уверенно, когда говорили про безопасный спуск с поезда. Что ж, им с сестрой так и не довелось проверить этот вариант.
Она убеждала себя в том, что так было правильно. Иначе был слишком высокий риск нажить себе проблем с полицией.
На входе в вокзал посетителей досматривали, некоторых просили открыть чемодан, обыскивали карманы и ощупывали на предмет взрывных устройств. Внутри станции было прохладно, видимо из-за того, что все двери на вход были открыты для встречи вновь прибывших пассажиров. Напротив каждого входа располагался стол для собеседования, за которым сидели военные или полицейские, и допрашивали вновь прибывших. Она огляделась по сторонам, но вновь не увидела никого из их знакомых поблизости. Вестания взглянула в анкету, которую им с Терой всучили при спуске с поезда. Кроме стандартных форм с именем и датой рождения, здесь также значились графы «причина визита», «родственники в Термине» и «место пребывания».
— Что это, зачем? — спросила Теренея, рассматривая формуляр, пока они толпились в новой очереди к пропускному столу. Первичный досмотр был быстрым, видимо полицейские не увидели угрозы в двух юных девушках.
— Наверное для получения временной регистрации. Мы приехали в очень далёкий город, полиция хочет знать, где мы остановимся.
— Но мы сами ещё не знаем, — резонно заметила Теренея.
Вестания не знала, что ей ответить. Она попыталась спросить у соседей в очереди ручку, но никто ей не помог. Теренея сама откапала два карандаша в своём рюкзаке, и они смогли худо-бедно заполнить анкету, прислонив листы к стене.
Прошло порядка часа, прежде чем подошла их очередь. Допросы путешественников были долгими, полицейские выглядели так, словно намеревались провести за этой работой хоть всю последующую ночь. Девочки за это время уже изрядно устали, тем более что на улице начинало темнеть. Ночь в Термине наступала гораздо раньше привычного, да и за время путешествия они успели сменить немало часовых поясов. Время между Терминой и Сциллой отличалось на семь часов, так что дома была уже глубокая ночь. Теренея практически спала у неё на плече, когда они, наконец, смогли подойти к столу для допроса. Пришлось растормошить её. Нашла время, чтобы потерять бдительность!
— Здравствуйте, — поприветствовала полицейского Вестания, постаравшись собрать все оставшиеся силы для натянутой улыбки. Она протянула ему их с сестрой анкеты.
Полицейский никак не ответил на приветствие, взял бланки и пробежался по ним глазами.
— Вестания и Теренея? — спросил он и взметнул глаза на сестёр, изучая реакцию.
— Да, — кивнула Веста, внутри она молила лишь о том, чтобы не поддаться страху.
Внимание полицейского перекочевало на Теру.
— Она очень устала, — пояснила Вестания, но растрясла сестру, так что та сонно потёрла глаза.
— Кто это девушка с тобой, Теренея? — спросил полицейский с непроницаемым сухим лицом.
— Она моя сестра, — Тера широко зевнула, и чуть приосанилась, заставляя себя проснуться.
— Вы приехали в Термину одни, без родителей? — спросил полицейский, не сводя с них немигающего взгляда. На вид ему было около пятидесяти, гладко выбритое лицо, острый длинный нос и резкие контуры лица, которые бросали на кожу с десяток жутковатых теней.
— Мама тоже приедет скоро, прямо следующим поездом. — Пообещала ему Вестания.
Полицейский стрельнул по ней скучающим взглядом и вновь принялся изучать их анкеты.
— Ваши билеты на поезд, пожалуйста.
Вестания порылась в сумке и протянула билеты.
Полицейский стал изучать их, попутно записывая что-то в книгу на столе. Кажется, вносил данные всех проверяемых в таблицу.
— Над младшей сестрой оформлена опека? — спросил он сухо.
— Что? — Вестания была обескуражена этим вопросом. — Нет, конечно… опека — это если ты остался без родителей, я же сказала, наша мама приедет…
— Следующего поезда не будет. — Сказал полицейский строго, как отрезал. — Поэтому младшая считается беспризорной. Вам есть семнадцать лет, вы можете оформить над ней опеку, но до тех пор мы обязаны помещать всех детей в надлежащее место.
— Это куда? — спросила Вестания ошарашено. — Детский дом?
Слова полицейского огорошили её. Страх разлился чёрным ядом по жилам. Охваченная паникой, она даже почувствовала, как к горлу подкатила тошнота.
— В Термине нет детских домов, так уж вышло. Поэтому беспризорные дети направляются в другие госучреждения. Больницы и тюрьмы. В вашей ситуации возможно три варианта. Либо вы находите другого старшего родственника или родителя, либо вы берёте опеку над сестрой, либо вы будете депортированы обратно в Сциллу ближайшем экспрессом. До разбирательства младшая должна находится под присмотром органов.
Голова кружилась. Она почувствовала, как рука Теренеи сжала её колено. Та заплакала, тихо, без рыданий, до ушей Вестании донёсся лишь тихий стон и всхлипы. Что? Что теперь делать, мама?
— Но… она… она же маленькая… как…
— Таковы законы. — Сухо сказал полицейский, кажется, его совершенно не трогали слёзы Теренеи, он даже не смотрел на неё, разговаривал только с Вестанией. — Вас мы можем пропустить, но не ребёнка, оставленного без попечителя.
— И вы отправите её… в тюрьму?!
Полицейский устало повёл плечами.
— Если разберётесь с бумагами достаточно быстро, сможете её забрать в ближайшую неделю. Хотя из-за притока приезжих бюрократические вопросы могут затянуться.
Что делать? Тера была совсем маленькой. Даже младше своего настоящего возраста. Вестания представила в каком ужасе она будет совсем одна где-то в… в тюрьме.
Но ведь с другой стороны — она всё равно заберёт её. Как только оформит документы, даже если придётся их оформлять, это возможно сделать. Так сказал полицейский. Или приедет мама и они сразу заберут её оттуда. А до тех пор младшая не будет вечно докучать и путаться под ногами. Не будет мешать ей любоваться спиралью…
Перед глазами вдруг возникла спираль. Изящная, совершенная. В воздухе повеяло смертным холодом.
Нет!
— Я не отдам её, я пойду с ней, — сказала Вестания, не ожидая от себя такой смелости. Тошнота отступила. Отступило прочь вообще всё, она будто нырнула в прорубь.
— Как угодно, — повёл плечами служащий равнодушно.
***
Слёзы лились сами собой. Много-много слёз.
— Веста, что нам делать?
Если бы я знала.
— Я хочу к маме!
Если бы мама была здесь…
Но как она доберётся теперь? У неё не хватило денег для второго билета. В поезде их проверяли несколько раз. Сразу после Сциллы, на второй день и на третий, когда они проезжали Харибду.
Она слишком хотела, чтобы дочери попали в Термину. Закрыла глаза на осторожность, забыла напрочь о юридических формальностях. Связалась с Сопротивлением.
Нырнула в прорубь.
Люди делают так иногда. Ставят все деньги за зеро. Отчаявшиеся окончательно, они хватаются за последнюю возможность.
— Я хочу домой!
Мама хотела спасти нас от смерти. Увезти из дома так далеко, как возможно. Все же знали, что Сцилла обречена. Что бы ни говорили власти, но её ждал скорый крах. Спасение было только здесь, в Термине. И где-то дальше, за её пределами.
До Термины-то мы добрались. Но вот как теперь выбраться отсюда?
***
Говорят, что люди не умеют испытывать слишком сильных эмоций дольше определённого времени. В среднем не больше 7 минут, но даже 20 — это не так долго. Так просто работает психика. Истерика неизбежно проходит или, во всяком случае, смягчается.
Девочки прождали в ожидании отправления достаточно, чтобы первичные эмоции улеглись. Да, остались страх и отчаяние, но Вестания приложила все силы, чтобы успокоить и хоть как-то ободрить Теренею. И саму себя тоже.
Сразу после допроса на станции сестёр загнали в автобус, как и остальных «нежелательных» для Термины пассажиров «Восточного Вестника». Все сидячие места были заняты ещё до того, как они только вошли в старенький автобус, пришлось стоять, практически повиснув на поручне. Теренея к тому моменту совсем выбилась из сил от потрясения и страха. Она прижалась к сестре и почти не шевелилась вплоть до отправления.
Автобус поехал лишь после того, когда полиция и военные забили его «нарушителями» до предела. Люди неизбежно ругались, натыкаясь друг на друга, очень скоро стало не хватать воздуха, но окна открыть не удавалось, они были запаяны намертво. Постаравшись оградиться от окружающих, Вестания отвернулась к окну, дышать так было тоже чуть легче. Там снаружи их взгляду предстала Термина. Город не был похож ни на один другой, в котором Вестании доводилось побывать. Ей показалось, что это самая глухая дыра, какая только существовала в Ойкумене. За всю поездку она не заметила ни одного здания, которое можно было бы назвать красивым. Здесь не было статуй или колонн, которыми пестрела Сцилла, не было высоких небоскрёбов Харибды. Стоящие вдоль дорог дома были не выше трёх этажей в высоту, серые и неприметные, и скучные, как коробки, в основном кирпичные, но местами попадались и деревянные постройки, некоторые конструкции вообще напоминали больше гаражи, собранные из шифера. Людей на улицах почти не было, а те редкие прохожие, мимо которых проезжал автобус лишь кутали унылые лица в шарфы и пугливо отводили глаза. И это то место, куда все так отчаянно пытаются попасть? Вестания даже начинала понимать, почему власти ограничивали въезд в город — Термина попросту не была готова принять столько посетителей.
Жилые районы вскоре закончились, и автобус подъехал к небольшому полустанку, где стоял поезд, состоящий всего из трёх вагонов. Из разговоров она поняла, что это челнок, который довезёт их до Акрополя.
На станции их встретил новый конвой солдат с автоматами. Довольно быстро их загнали в поезд. Снова дорога, на этот раз по занесённой снегом бесконечной равнине. Автобус бы точно здесь не прошёл, да и вообще ни один другой транспорт.
Когда они попали в Акрополь, время близилось к ночи, и рассмотреть здание было проблематично, но один только вид этой неприступной крепости посреди вечной белизны повергал в ужас. Высокие бетонные стены окружали немыслимых размеров целый комплекс зданий. Их снова выстроили в очередь и медленно впускали через единственный видимый вход. Брешь в теле чудовища.
— Что это за место? — спросила Теренея, глядя снизу-вверх на жуткого фантасмагорического гиганта.
— Центр мира, — вдруг раздался ответ от шедшего следом за ними старика. — Тюрьма, научный институт, здание правительства. Все Сцилла и Харибда на самом деле здесь.
Но зачем они привезли всех нас сюда? Зачем им столько людей? В мыслях Вестании бушевала гроза страхов.
— Кого сломают, обратят в своих слуг. Остальных пустят в расход, — сказал мужчина, словно прочитав её мысли.
Но нет! Всё не может быть так страшно… Точно не с нами.
Мы же дети! Мы не представляем для них угрозы.
Но Вестания даже самой себе уже не могла поверить.
Внутри Акрополя их допросили ещё раз, затем согнали в новый накопитель уже внутри здания. Обыскали и заставили отдать все личные вещи, даже деньги, которые она всё это время прятала под одеждой. Теренея плакала, расставаясь со своим дневником и прочими безделушками. Вестания чувствовала себя слишком подавленной и сокрушённой для слёз. Хотелось только забыться. Безумно хотелось выпить, но об этом можно и не мечтать.
В следующий накопитель сгоняли только женщин и беспризорных детей, которых было совсем немного. Следующим с чем пришлось расстаться стала одежда. Их провели в душевые с горячей водой, потом выдали жуткого вида серые тюремные робы и тяжёлые неудобные ботинки. Вестании было уже всё равно. За весь день она успела смириться с тем, что они преступники. Ей просто хотелось остаться наконец одной. Пожалуйста! Пусть это уже закончится! Пусть они отстанут от нас…
В конце концов женщина в янтарной форме проводила их в крошечную комнату, где кроме двухъярусной кровати и маленького столика не было больше ничего. К этому моменту Вестания была так истощена эмоционально, что просто легла на нижнюю койку, закрыла глаза и представила, что они всё ещё едут в поезде. Что всё ещё нормально. Хотя бы настолько, насколько возможно.
***
— Вестания! — звала её сестра откуда-то издалека.
Кажется, она пыталась окликнуть её уже не в первый раз, только тщетно. Слишком много всего произошло за последний день, и теперь Вестания не хотела думать о делах, событиях, проблемах.
Она хотела утонуть.
Теренея ничего не сказала, когда она начертила спираль на стене возле кровати. Теперь им предстояло жить в этой крошечной камере. В тюрьме. Вестания не то чтобы возражала, ей просто хотелось, чтобы её оставили одну хоть на какое-то время.
И она уносилась вслед за завитками. Далеко. Очень-очень далеко. Только вот её пугали чёрные пятна на её воспоминаниях, за которыми она не могла рассмотреть отдельные эпизоды своей жизни.
Вестания говорила со многими людьми, она спрашивала у подруг в школе, у мамы и у сестры. Все они с уверенностью заявляли, что помнят своё детство, может, не очень хорошо, но точно помнят. У всех был свой возраст, с которого начинались воспоминания об отдельных сценах из детства. У большинства — очень смутные картинки того, что происходило с ними в возрасте около пяти лет. Некоторые уверенно твердили, что помнят что-то обрывочное с ещё более раннего возраста. Теренея, например, утверждала, что помнит лицо отца, помнит их прогулку в парке, помнит, что было лето и солнце очень-очень ярко слепило ей в глаза. Вестания не верила ей, сестре было три года, когда он их бросил. Сама она, сколько ни пыталась, не могла откопать в голове ни единого образа, связанного с отцом. Все фотографии и личные вещи, все истории ушли из их семьи вместе с ним. Мама никогда не говорила о нём. Ни плохого, ни хорошего, и отказывалась называть его имя, сколько и как бы упорно они не просили об этом. Иногда девочки получали подарки от него, но Вестания понимала, что их отсылает мать. Как-то раз она застала её за этим и очень сильно обиделась. Мама взяла с неё обещание не рассказывать сестре. Она сдержала слово.
Некоторые воспоминания были очень яркими, но сравнительно недавние. Она очень хорошо помнила последнее лето до конца света. Примерно 700 дней назад. Ей тогда было пятнадцать, а Теренее десять. Сложно было поверить, что прошло уже два года. А конец света, который все предвещали, так и не приходил. Вернее, он не заканчивался, он тянулся и длился, монотонно и протяжно, постепенно лишая людей надежды на будущее. Затяжная зима длилась уже 520 дней, а ничего тотального, что могло бы разом подвести нужные итоги, всё не случалось.
То последнее лето было тёплым и не жарким, словно погода хотела дать им насладиться напоследок. Вестания уже тогда понимала, что с ней что-то не то. Наверное, она всегда знала об этом, но в то время не придавала своим ощущениям такое большое значение. Тогда ещё не было спирали, которую она использовала как проводника между собой и своим прошлым. Она помнила, что встречалась с парнем из своей школы. Его звали Эллин, и они были счастливы. Теперь Вестания понимала, какой глупой она тогда была. Они хотели пожениться, когда Вестания станет совершеннолетней и переехать в Сердцевину. Потом он бы устроился на работу, стал бы машинистом «Харона», а Вестания, может быть, была бы кассиршей на вокзале Сциллы. И тогда им бы удалось вместе накопить много денег и переехать в Истому, где они бы счастливо жили до конца своих дней и растили детей. Тогда будущее виделось ей именно таким. Глупые мечты маленькой наивной девочки. На самом деле Вестания всегда понимала, что они не любят друг друга тем высоким чувством, что испытывали персонажи в книгах, которые она читала. Их взаимоотношения больше напоминали игру в дочки-матери. Они начали встречаться, потому что все встречались друг с другом в шестнадцать лет. Они говорили друг другу всякие глупости, строили планы на будущее и целовались, потому что так было принято делать в жизни, что была до конца света. Она отдала Эллину свою невинность, как поступали и другие девушки с другими парнями. И тогда Вестании казалось, что так и должно быть в реальности, а не в книгах, что это и есть любовь между двумя людьми.
Всё разрушилось в первый день после конца отсчёта. Настал конец всему: мечтам, планам, лету, надежде, их любви и её детству. Вестания не помнила ничего лёгкого и светлого после того, как начался конец света. Лишь монотонную пустоту. Родители Эллина и он сам переехали в Харибду в первые дни этой новой роковой эпохи. В день их разлуки не было ни поцелуев, ни слёз, ни клятв в вечной любви, как не осталось в мире больше ни тепла, ни горечи, ни вечности. Они просто пожелали друг другу удачи, оба слишком хорошо понимая, что ни одна удача им уже не сможет помочь.
Вестания помнила, что это и был первый день, когда она серьёзно задумалась о спирали. Она ещё не рисовала её тогда снова и снова, даже на полях школьной тетради. Она просто представила эти ровные плавные дуги, постепенно сужающиеся в крошечную точку, они несли в себе столько неподвластной истины, что заставляли её сердце трепетать.
Потом, пока она ещё ходила в школу, она рисовала их на листе, задумчиво слушая объяснения учителей. Непроизвольно, сама не задумываясь, зачем это делает. Со временем спиралей становилось всё больше. Они появлялись на окнах вагонов «Харона», на запотевшем зеркале в ванной комнате, потом Вестания стала рисовать их специально и разглядывать эти причудливые завитки, пытаясь понять, что они могли обозначать. Один раз в школе она сама не поняла, как это произошло, но она решала пример по математике, поставила цифру 9 и очнулась лишь тогда, когда дуга обвила девятку четыре раза, превратив её в новую спираль. Так она стала зависимой от этих спиралей настолько, что уже не представляла себя без них.
До двенадцати лет ей казалось, что всё ещё впереди, а поиск своего места в мире зачастую занимает у людей полжизни. Потом она стала бояться этой пустоты, и одновременно с этим великое ничто сомкнуло свои воды над её головой. Она ожесточилась против реальности, которая пугала её, замкнувшись в своём сознании, в своём мировоззрении, без друзей и не желая иметь их, потому что не хотела и не могла ни с кем поделиться своими странными путаными мыслями, ибо слишком сильно боялась быть непонятой.
А потом Вестания шагнула в подростковый возраст, и этот опасный фундамент, который она выстроила в двенадцать лет, стал основой для очень непростого переходного возраста. И пусть её одиночество всё же сошло на нет — Вестания познакомилась с Тефией, такой же отрешённой и отчаянной, как и она сама, её новая подруга не могла помочь ей всплыть, выбраться из этой безнадёжной пустоты. Она лишь поспособствовала тому, что обида и слабость сменились цинизмом и гневом, с которыми пришла и сила. Вестания поддалась Тефии и вскоре поняла, что меняется. Не в лучшую сторону, но меняется. Чтобы построить новый дом, нужно сначала снести старый. Чтобы создать шедевр на бумаге, сначала срубаются многовековые деревья. Лишь из хаоса приходит порядок. Счастье не бывает без страданий, как и радуга без дождя. Они вдвоём с Тефией сбегали из дома, иногда проводя всю ночь, скитаясь по старым развалинам на Краю. Они выпивали и курили, когда удавалось найти деньги на алкоголь и сигареты. Они общались со своими сверстниками, теми, кто разделял это стремление сломать свою старую сущность, и они презирали тех, кто не понимал или был против такого желания.
Она отдавала себе отчёт и в том, что ни одно воспоминание о сестре никогда не приносило ей светлой радости. Она не помнила их совместных игр. Самой сильной эмоцией, которую Теренея пробуждала в Вестании, было раздражение, но по большей части — равнодушие. Она читала где-то давно в какой-то книге, что дети, рождённые слишком рано, вырастают самостоятельно, во-вторых же родители вкладывают всё своё свободное время и оставшиеся силы. Она прекрасно сознавала эту мысль, но отказывалась добровольно с ней смиряться. Осадок из прошлых обид, чёрная зависть по отношению к Теренее, маминой любимице, они всегда вызывали в Вестании гнев. Она помнила, как на стенах их крошечной кухни стали появляться детские рисунки сестры. Сначала совсем примитивные: хаотичные формы и линии, потом квадратные домики с солнышком в уголке листа, затем различные звери и птицы, потом и более замысловатые картинки. Теренея любила рисовать, она рисовала много, пусть и очень по-детски. Вестания привыкла думать, что у сестры не было настоящего таланта, да она и сама не хотела заниматься рисованием всерьёз. Тем не менее мама никогда не украшала стены рисунками старшей сестры. Возможно, что их было немного, Вестанию никогда не занимали детские игры, она всегда была слишком серьёзной и задумчивой, хотя так и не нашла занятия, что пришлось бы ей по душе. Ей хотелось вложить свои силы и усидчивость во что-то, но девочка не видела своего очевидного преимущества ни в спортивных играх, ни в творчестве, ни в рукоделии, ни в танцах, ни в музыке… ни в чём.
В школе, даже в младших классах, Вестания всегда была серой мышкой. Она слишком стеснялась поднять руку, если знала ответ, и, как назло, учителя спрашивали её всякий раз, когда тема была ей непонятна. Повзрослев, она и вовсе перестала прикладывать усилия к учёбе, опять же потому что не видела смысла заниматься тем, что у неё не получалось. До той поры, пока она не замкнулась в себе, она могла просить помощи у мамы. Не только по учёбе и школьным проблемам, Вестания хотела разобраться в самой себе и понять, что с ней не так, почему, в отличие от остальных детей, её сверстников, она не переживает счастливое беззаботное детство, а лишь дрейфует в ледяном море. Она была убеждена, что с её сознанием и её внутренним миром что-то не то, то ли какая-то деталь в механизме сломалась, то ли её недоставало. Но даже мать не слушала её, и тогда Вестания перестала спрашивать.
Конечно, Алкиона не хотела просто так закрыть глаза на проблемы дочери, у неё было несколько причин, чтобы не верить девочке или чтобы не принимать её слова всерьёз. Во-первых, детям не чуждо придумывать себе различные болезни. Они не знают, что такое настоящая боль и настоящее сумасшествие, дети любят приумножать и приукрашивать, поэтому во дворах можно услышать каждый день фразы вроде: «Он сломал мне руку!», «Я чуть не умер вчера, когда упал с велосипеда», «Он сумасшедший!», «Я вижу мертвецов», «Я умею разговаривать с животными»… Во-вторых, ни одна мать не признает, что с её ребёнком «что-то не то», если нет видимых причин, а в случае с Вестанией, ничего такого не было, она ничем не отличалась от остальных детей, она не была ни умнее, ни глупее них, с ней не происходило никаких происшествий, она не падала в обмороки, не страдала бессонницей, ей не снились кошмары, она даже не придумывала себе воображаемых друзей. Одним словом, Вестания была здорова. Да, может, она плохо училась, может, у неё не было друзей, она не ладила с сестрой, была задумчивой и серьёзной, но это нормальные вещи, не плохие, пусть и не самые хорошие. К тому же развод родителей не мог не повлиять на состояние девочек, особенно старшей. Мать считала, что так её дочь проходит через потрясение. Она пыталась ей помочь, но не соглашалась принимать различные глупости о том, что с девочкой «что-то не так».
Но только сама Вестания слишком хорошо знала, что она права. Она была потеряна, без ориентира, без цели, что-то не подпускало её к простой жизни, упорно держало на расстоянии. И чем старше она становилась, тем упорнее она пыталась найти причину. Но хуже всего был отец. Потому что она не помнила его, а была уже достаточно взрослой, чтобы запомнить.
Воспоминания Вестании начинались с восьми лет. И сколько она ни пыталась, она не могла заглянуть глубже, словно что-то инородное не давало ей этого сделать.
Скользя за изгибами спирали, погружаясь всё дальше в своё детство, как штопор входит в пробку бутылки, она снова и снова переживала свою жизнь, пыталась вспомнить самые незначительные мелочи. Вестания никогда больше ни в чем не замечала у себя проблем с памятью, но не могла найти причину, почему она не помнит ничего раньше того возраста, на котором память обрывалась.
«Раз-два…»
Детская площадка. И она одна на ней. Нет, там были ещё другие дети, но она почему-то одна, мамы нет рядом, никого из взрослых. И она сидит на качелях и раскачивается, всё продолжает раскачиваться, затем вдруг решает спуститься, но не тормозит ногами по песку. Просто ждёт, когда качели сами остановятся. Почему она одна? Её не отпускали сюда в восемь лет, она это знала точно. Единственная детская площадка, что была в их районе, находилась за парком, далеко, примерно в получасе ходьбы от дома. И уже темнело. И она была одна. Что происходило?
«Раз-два…»
Пустота. Как она ни старалась, у Вестании не получалось углубиться ещё. Там ничего не было, но что-то произошло с ней в тот вечер на детской площадке. Она знала точно. Что-то изменилось, пока она сидела на этих качелях. Только что? Спираль заканчивалась там. «Раз-два…» Вестания пыталась изо всех сил давить на её тугие изгибы, пыталась уплыть по дугам ещё глубже, но тщетно, спираль сужалась и завершалась замкнутым кругом, как та девятка в школьной тетради, и тогда её начинала пугать эта закольцованность. Как будто она не сможет выбраться обратно на спираль и всплыть назад в настоящее.
— Вестания!
— Что тебе? — всё разом пропало. Спираль потускнела. Она всё ещё лежала на койке в их камере. В тюрьме! Теренея стояла напротив и испуганно переводила глаза с сестры на спираль, начерченную побелкой.
— Нас зовут, нужно выйти из камеры.