313 день после конца отчета
Ника отчётливо видела, как силы Эльпис подходят к концу. Они играли уже пятый концерт без перерыва, а впереди их ждало лишь больше и больше выступлений, которые добавлял им в программу Пигмалион. Она и сама уже не помнила, когда в последний раз высыпалась, не только из-за репетиций. На фоне общего напряжения у Ники развилась бессонница и она не понимала, как только держится Эльпис. В последние дни они не разговаривали по душам, по возвращению в номер Эльпис принимала душ и сразу ложилась спать. Ника пыталась сморить себя чтением нудного романтического романа, который недавно подвернулся ей на прилавке, но даже это средство не помогало. Каждую ночь у неё уходило не меньше трёх часов на то, чтобы всё-таки заснуть, но сон всё равно был нервным, горячим, заставлявшим её то и дело просыпаться. Две ночи назад в этом душном ночном бреду ей привиделась Эли с перерезанным горлом. Вырвавшись из лап кошмара, вся в холодном поту, она принялась ощупывать тело подруги рядом с собой, тем самым разбудив и её. Уснуть в ту ночь у обеих больше не получилось.
Вот гримерша ругалась на неё сегодня:
— Твои мешки будут видны даже под слоем белил! Полуночничайте вместе, раз на то пошло, иначе я и второй такие синячищи подрисую!
Можно было лишь догадываться, как тяжело приходилось Эльпис в эти дни. Она упорно отказывалась поменяться с Никой, как всегда, брала всё самое тяжелое на себя. И потом она ещё будет притворяться эгоисткой. Ника всё также смотрела на свою любовь из-за кулис, скрытая от всего зала темнотой сцены. Лишь одна из них была удостоена софитов. Самая яркая в её жизни звезда, голос которой сладко пел:
В царствии теней
На белых лепестках
Уснула мирным сном
Царевна.
Эту песню написала сама Ника. Она была о смерти, спящей на асфоделевом лугу где-то в Аиде. Эту легенду передавали уже много лет из поколения в поколение. Не исключено, что и конец света начался из-за того, что смерть оставила свои дела, предоставив людей самим себе. Ника назвала песню «Гранатовые зёрна», с чем Эльпис всегда спорила. «При чём вообще тут зёрна? Песня же о безответной любви. Прекрасная девушка спит и грезит о своём герое, которого и вовсе не существует». Ника пыталась её убедить тем, что гранат — один из символов загробного мира, плод самой смерти, но Эли с ней не соглашалась, поэтому официально песня называлась «В плену сна».
Что шепчет ей Морфей,
Всыпая в глаза прах?
Лишь только об одном
Способна грезить —
О том, кто когда-то,
Лишь о нём, без конца…
Горсть зёрен граната
Отделяют нас ото сна,
Ото сна,
Ото сна,
От вечного сна…
Вдруг Ника почувствовала, как в её груди что-то оборвалось. Эли уже переходила к припеву, но её голос дрогнул. Только теперь она заметила, что лицо подруги залито потом, тушь размазалась по векам. Она плачет! Музыканты уже исполняли припев, но Эльпис опустила микрофон и склонила голову, пряча слёзы от зала. Руки потянулись к ушам, словно желая оградиться от чего-то. Ещё секунда и её ноги подкосились. Микрофон с треском и воем упал на пол. Ника забыла всё на свете и рванулась на сцену, но тут её локоть сжали стальной хваткой. В отчаянье Ника принялась вырываться, её мир сузился до Эли, лежавшей на сцене без сознания.
— Занавес! — раздался голос Леды, и плотная чёрная штора отрезала сцену от обеспокоенно перешёптывающейся публики. Музыка смолкла в тот же миг.
Ника добежала до Эльпис вперёд медиков и служащих сцены. К её облегчению, глаза подруги чуть приоткрылись.
— Что с тобой? Как ты? — запричитала девушка.
Эльпис не ответила. Её взгляд казался потерянным. Она тяжело дышала и не шевелилась.
— За кулисы, живо! — приказала Леда грозным шёпотом и двое работников подхватили тело солистки. Оно показалось Нике обмякшим, безвольным, словно неживым.
Она попыталась пойти за ними, но Леда накинулась, словно коршун, схватила за запястье и грубо уволокла со сцены в другом направлении.
— Я хочу пойти с ней! — выговорила Ника, как тут же получила острую пощёчину.
— Ты с ума сошла?! Чуть всё не угробила! Какого чёрта дёрнулась на сцену?
— Это вы сошли с ума! — набросилась на неё Ника. — Вы и Пигмалион с его дополнительными концертами! Пустите меня к ней, я должна…
Леда отвесила ей вторую затрещину.
— Ты должна сейчас выйти на сцену, сказать, что ты в порядке и продолжать петь. Ты здесь за этим, девочка. — Она тыкала Нике в грудь длинным как коготь пальцем, чуть изогнутый нос напоминал клюв хищной птицы.
Гнев переполнял сердце Ники. Она чувствовала, как ладонь наливается силой, превращаясь в медвежью лапу, больше всего она хотела ударить в ответ, а потом броситься к Эльпис.
Когда она была почти готова это сделать, Леда чуть смягчилась, выдохнула, опустила руку, голос слегка потеплел:
— Там полторы тысячи человек в зале. Они заплатили деньги за концерт своей любимой певицы. Выйди и спой для них. Об Эльпис позаботятся врачи, ты там всё равно ничем не поможешь, но сделаешь пользу для всех нас, если её заменишь. Ей это сейчас тоже нужно от тебя.
Ника глубоко вздохнула. Ничто так не прочищает голову, как воздух.
— Хорошо. — Сдалась она.
— Давай на сцену, живо. — Больше эта женщина не собиралась с ней нянчиться. Если она и была способна на мягкость, то эти проявления длились не дольше вспышки молнии. — Всем приготовиться. Играйте с того же места, — раздавала она распоряжения музыкантам и работникам сцены. — Всё, Эльпиника наготове. Проигрыш перед припевом. Начали! Занавес!
Музыка почти утонула в аплодисментах. Сколько прошло с момента падения Эли? Минута? Пять? Ника потерялась во времени. Что ж, она наверняка выглядела достаточно растерянной и взъерошенной, чтобы публика поверила в то, что Эльпиника только что потеряла сознание. Но как истинный артист продолжила выступать и провела отличный концерт. Может, они простят и голос Ники, который хоть и был похож на пение Эльпис, всё-таки не дотягивал до такой величины.
Руки дрожали, так что микрофон чуть заметно трясся. С первых рядов наверняка могли это заметить. Она натянула на лицо улыбку. Зал сочувствовал ей.
Ей.
Нам.
Они переживали за свою музу, были рады видеть, что та в порядке. Это тронуло Нику даже сейчас.
Хоть они и не знают, в порядке ли она. И я тоже не знаю.
Она собрала всю волю и запела припев:
Однажды ты оживёшь,
Хотя бы на половину
Однажды ты изорвёшь
Терновник и паутину.
Ты разобьёшь
Все выходы и все входы,
Будешь кружиться
До восхода
Нового дня.
Музыка постепенно наполняла её, стирая волнение и дрожь. Мысли всё ещё витали где-то далеко, за сценой, рядом с её любовью, но песня вытесняла и их. Чувства и переживания перерастали в слова и голос, отдавали им свою инерцию. Творчество всегда работало именно так. Истинный шедевр мог родиться только из страданий и боли, гениальное исполнение песни могло получится, только путем перенесения мук на себя. Возможно, Ника ещё никогда не пела так превосходно, как этим вечером.
Царевне нужен герой,
Что сам шагнёт за край
И зарядит ружьё
Гранатом.
Разгонит чудищ рой,
И сотни хищных стай,
Чтоб пробудить её
Из мрака.
Зал аплодировал и подпевал ей. Она видела, как в толпе вспыхивают огоньки спичек и зажигалок. Это тронуло сердце Ники: Это для тебя, Эли, они показывают тебе путь из мрака ночи. Пожалуйста, найди его. Часть Ники, которая не до конца сдалась приливу вдохновения всё ещё переживала, но уже стала более подконтрольной, как будто отчуждённой от происходящего, не способной повлиять на реальность. Что случилось с Эли? Обморок? Кажется, она ничего не ела вчера вечером, а возможно, что и сегодня перед концертом. Если бы только обморок от переутомления и ничего действительно серьёзного. Мать Ники умерла пару лет назад от оторвавшегося тромба. Быстрая и внезапная смерть. С тех пор Ника ни разу не посетила её могилу. Они были в ссоре и не общались в последние годы жизни матери. Кирие Паллада, как она всегда требовала себя называть, отличалась очень сварливым нравом, не удивительно, что отец оставил их, когда Нике было десять лет. Мать очень негативно восприняла решение дочери «распевать глупые песенки со сцены», она любила музыку, но исключительно оркестровую, другой для неё не существовало в принципе. Ещё она не любила Эльпис, считая, что та плохо влияет на её дочь, а когда во время одной из ссор, Ника заявила, что они состоят в отношениях, Кирие Паллада признала, что дочери у неё больше нет. Ника переживала тогда, но не сильно. За своё детство она слишком устала от гнёта материнского авторитета, поэтому с головой окунулась в работу, творчество и Эльпис.
Но кому же под силу
Оживить вновь её?
Чтоб она пробудилась —
Не поможет никто…
Никогда
И никто
Не поможет никто.
Финальный припев зал полностью пропел вместе с ней. Ника стала чуть увереннее на сцене, она танцевала, стараясь почувствовать себя Эльпис и двигаться в точности, как та, повторяя её плавные божественные движения. На последних строчках, когда музыка пошла на спад, она подошла к краю сцены и взглянула в зрительный зал. Обычно она старалась этого не делать, её слишком пугали люди и их пристальные взоры, устремлённые на неё. Но только не в этот вечер. Если Эльпис не боялась смотреть своей публике в глаза, то и она не испугается. Она пропела им:
…будешь кружиться
До восхода
Нового дня.
Зал рукоплескал. Она видела их лица. Это действительно были люди, каждый со своей судьбой и историей. И они все не пожалели денег в эти тяжёлые времена на заре конца света, они пришли сегодня сюда, чтобы ненадолго забыть о проблемах. Музыка — это терапия. Когда бы не начался закат мира, музыка всё равно должна играть. Иначе зачем вообще жить, если кругом слышны только вопли ужаса?
— Спасибо за вашу поддержку, — сказала Ника. — Со мной всё уже хорошо, мы продолжаем этот вечер.
Она сыграла весь оставшийся концерт до конца. Исполнила ещё шесть песен Эльпиники. Волнение накатывало всякий раз в перерывах между композициями. Взглядом она всякий раз пыталась поймать Леду за кулисами, но та ни жестом, ни взглядом так и не дала понять, что с Эли всё в порядке. Это порождало новую бурю тревог. Ведь если той плохо, Леда точно не даст ей об этом знать до конца концерта. Но Ника же видела лицо Эли, открытые глаза. Кажется, она очнулась. Или ей показалось? Почему тогда Эли ничего ей не сказала? С другой стороны, молчание было привычной реакцией Эльпис на стресс. Она не относилась к той породе людей, что любят делиться своими проблемами с другими, даже с самыми близкими. Если ей было плохо, она просто молчала, в лучшем случае, отмахивалась одной-двумя фразами.
Ника точно знала, что должна отыграть концерт хорошо. В одном Леда была права, Эльпис это тоже было нужно. Они ведь сами придумали всю историю с Эльпиникой, решили, что будут меняться в случае чего. И вот этот случай действительно настал. Но сердцем Ника чувствовала, что должна сделать ради Эли большее. Идея пришла в голову в самом конце концерта. Ника даже не успела её как следует обдумать, она просто сразу поняла, что это будет единственно правильным решением.
И никакого «биса» сегодня, Леда. Пусть Пигмалион идёт к чёрту.
После последнего номера Ника махнула рукой служащим, чтобы оставили занавес. Она подошла к краю сцены и взглянула на зал, уже освещённым потолочными люстрами. Люди аплодировали ей стоя.
— Спасибо вам за замечательный вечер и вашу любовь. Ради неё мы все и стараемся, создавая нашу музыку, — Ника указала рукой на музыкантов у себя за спиной, чтобы публика могла почтить и их овациями. — Я понимаю, как сильно вы любите нашу команду и ждёте новых концертов. Однако, в последнее время их было очень много. — Зал погрузился в тишину, поглощая каждое её слово. Ника не могла этого видеть, но почувствовала спиной пристальный и испепеляющий её взгляд Леды. — И как вы могли заметить по сегодняшнему вечеру, иногда у наших сил бывает предел. К глубокому сожалению, я вынуждена объявить, что Эльпиника берёт небольшой перерыв. — В зале поднялся ропот. — Все заявленные концерты будут отменены. Разумеется, вы сможете получить свои деньги назад в кассах концертных залов. Мне действительно нужно немного восстановить здоровье, и мы с вами обязательно встретимся в следующем сезоне всего через несколько месяцев. Я очень надеюсь на вашу поддержку и понимание. Спасибо вам. — С этими словами Ника поклонилась и устремилась со сцены. В спину ей раздавались ободряющие крики и аплодисменты, но уже далеко не такие бурные, как прежде. Настроение у публики заметно увяло.
Настоящие фанаты точно смогут это принять, — решила она уверенно. — А с «Оморфией» я справлюсь. Теперь она точно знала, что выстоит любой ураган Леды, выдержит десяток её пощечин. Сможет противостоять даже самому Пигмалиону. Если речь шла о здоровье Эльпис, она готова была выдержать всё.
К её удивлению, организаторша не набросилась на неё, напротив, она не проронила ни звука. Просто стояла и таким взглядом смотрела на Нику, словно с той давно уже всё кончено. Девушка не собиралась с ней припираться теперь.
— Где она? — это было единственное, что буравило мозг Ники.
Леда молча указала ей на гримерку раскрытой рукой. Видимо, серьёзный разговор состоится позже. Ника бросилась бежать по коридору, расталкивая суетящихся рабочих закулисья. Наконец, она распахнула дверь.
Пигмалион уже был здесь. Сидел на табуретке возле кушетки, держа Эльпис за руку. Та лежала неподвижно, глаза чуть приоткрыты. Не пошевелилась, никак не отреагировала на появление Ники.
— Что с ней? — выкрикнула Ника, прерывая любые возможные реплики Пигмалиона.
— Врач осмотрел её. Давление очень низкое, потеряла сознание. Но почему-то не разговаривает. В остальном всё хорошо. Просто утомилась.
Ника сдержалась от того, чтобы наброситься на Пигмалиона и обвинить его в переутомлении Эли. Она села на край кушетки и постаралась заглянуть в глаза подруги. Её глубокие синие озёра, в которых плескались серебристые рыбки. Ответа в них не было, зрачки упрямо смотрели в пустоту, а сама Эли, кажется — в бездну космоса. Ника дотронулась до её щеки, погладила бархатную кожу под слоем грима. Затылком она чувствовала, как внимательно Пигмалион следил за ней, но она слишком много вытерпела за вечер, чтобы придавать этому значение.
— Эли? Слышишь меня? Эли? — зашептала Ника. Ей показалось, что зрачки девушки чуть дрогнули, когда она назвала её имя. Слезы в уголках глаз подёрнулись и заскользили по щекам крошечными ручейками.
— Пускай отдохнёт одна, — сказал Пигмалион, отпустив руку Эльпис и поднялся с табуретки. — Пойдём поговорим с тобой о том, что ты наговорила на сцене.
Он всё слышал. Конечно слышал, гримерка находилась совсем близко от зала. Ника готова была выдержать любой натиск.
Леда ждала их сразу за дверью. Эти двое не обменялись ни единым словом, но Нике показалось, что они оба точно знают, что хотят сказать ей сейчас. Словно они могли читать мысли друг друга.
Они зашли в один из небольших офисов. Пигмалион занял место за столом, пригласив Нику жестом сесть в кресло напротив. Леда осталась стоять возле владельца «Оморфии», словно проглотила штык.
— Ника, ты, как и Эльпис внимательно читала наш договор? — спросил Пигмалион совершенно спокойным голосом.
— Да, кириос. — девушка из всех сил боролась с желанием высказать всё, что думала. К счастью для неё, она умела держать себя в рамках. Привычка, воспитанная матерью.
— Я не припомню там строчки о том, что ты имеешь право выдвигать какие-либо заявления от лица компании. — Пигмалион сохранял на удивление ровный тон, но Ника про себя отсчитывала секунды до того момента, когда бомба взорвётся. — Объясни, пожалуйста, в чём дело?
— Эльпис не справляется. Вы сами видели в каком она состоянии. Моя ответственность в том, чтобы заботиться о ней.
— Я тоже забочусь о ней. И о тебе. Об Эльпинике в целом, — темп речи Пигмалиона заметно ускорился. — И вашим успехом и благосостоянием, всем что вы имеете — вы обязаны мне. Ты думаешь, вы незаменимы? Леда, подскажите, мы можем обойтись без Эльпиники?
— Конечно, кириос, — ответила та механично.
— А знаешь, что ещё мы можем сделать? — Пигмалион треснул кулаком по столу и указал пальцем на Нику. — Засудить вас двоих и сдернуть с вас три шкуры за концерты, которые ты отменила! — От переходил на крик. — А ещё мы можем отобрать у вас права на все ваши песни, потому что по закону бренд Эльпиники принадлежит нам! И до самого конца света, если тот случится, вы будете выступать в борделе, прося подачки!
Ника держалась изо всех сил, старалась пропускать все нападки мимо себя.
— Звёзды зажигаются и гаснут, Ники, деньги остаются. — Заявил Пигмалион чуть спокойнее и ровнее. — Завтра Эльпис выступит в эфире на радио и объявит, что концерты состояться. Придумаем какую-нибудь легенду, пока не поздно и будем успокаивать людей до тех пор, пока они не ломанули требовать деньги назад. Ты меня услышала?
— Да, кириос.
— До свидания.
Ника вернулась в гримёрку Эльпис и была удивлена обнаружить ту сидящей за туалетным столиком.
— Эли, как ты? — спросила Ника. Она прошла вглубь помещения и поймала себя на мысли, что помимо цветов слышит в воздухе и смрадный запах гнили. Наверное, часть букетов уже давно пора выбросить.
Лицо в отражении было отсутствующим. И всё же она смыла с себя грим. Совсем как ребёнок, который притворяется спящим только в присутствии взрослых.
Ника взяла её за руку и прижала к своей щеке.
— Ты поговоришь хотя бы со мной? Я правда переживала, Эли!
— Я хочу домой, — обронила Эльпис небрежно.
Дом… какое хорошее слово, жаль, что у нас его нет.
— Поехали. Я попрошу водителя…
— Нет. — Прервала она. — Не на машине.
Через час они добрались до канатной дороги и сели в один из вагончиков. Вечер был поздним, контролёр торопил их садиться побыстрее:
— Закрывается! Я уж думал всё, но езжайте-езжайте!
Внутри кабины было, пожалуй, ещё холоднее, чем снаружи. Железные стенки покрывала едва заметная корка льда. Они уселись на одной стороне, Эльпис приникла головой к плечу Ники и девушки смотрели в заиндевелое окно на скованные льдом воды реки Итаки.
— Мне жаль, Эли, — Ника поцеловала её в макушку. — Я пыталась их остановить.
— Угу, — равнодушно выдавила Эльпис. Казалось, что даже попытка заговорить причиняла ей мучения.
— Ты ведь не злишься на меня? — Ника решилась задать вопрос, который мучал её всё время до того, как они сели в вагончик.
Эльпис не ответила. Вместо этого стянула с Ники перчатку и сцепила их пальцы вместе. Этого Нике было даже более чем достаточно. Просто смотрела на реку, держа свою девушку за руку.
В середине реки лёд был не таким толстым, и бурное течение умудрялось дробить его. Эти отколотые льдины натыкались друг на друга и топорщились словно клыки страшного чудовища, а между их острых краёв неслась неугомонная Итака. Её чёрные воды были едва различимы в такой темноте, но снег на льду белел, отчерчивая ровные контуры. Словно разбитое зеркало, — думала Ника.
Уважая желание Эльпис молчать, она больше не заговаривала с ней первой. Когда они спустились с канатной дороги, та сама подала голос:
— Сначала в магазин зайдём.
Ника шла следом за ней по ночным улицам. Что удивительно, даже находясь на эмоциональном пределе своих возможностей, Эли выглядела невероятно красивой. Пышные светлые локоны выбивались из-под капюшона, и в них отражались отблеском неоновые вывески прилавков. Улица была вымазана в них, со всех сторон на девушек сыпались призывы купить что-нибудь прямо сейчас, хотя половина магазинов уже закрылась. Они проходили мимо ларьков с гиросом, откуда исходил сладчайший запах жареного мяса, когда Ника вспомнила, что они обе не ели уже очень давно. Даже думала окрикнуть Эли, но ту было не остановить. Она быстро шагала по улице, чеканя каблуками по асфальту ритм Харибды, и белый шарф, перекинутый вокруг шеи, развивался на ветру. Она проигнорировала двух мужчин сомнительной наружности, которые с задумчивым видом курили возле магазина и присвистнули, завидев Эльпис. Певица взбежала по ступенькам в желтое пятно магазина. Ника последовала за ней.
— Закрываемся! — предупредил старый скорченный продавец.
— Мы быстро, — пообещала Ника.
Эльпис действительно не собиралась тянуть время. Она точно знала, зачем сюда пришла. Когда Ника прошла сквозь ряды несвежих овощей и морозильники с прошлогодними куриными голенями до соседнего зала, Эльпис уже возвращалась на кассу. В каждой руке она держала по две бутылки красного вина.
— Ещё пачку «Касетины», — добавила Эльпис, выложив деньги на прилавок.
Ника не стала комментировать её выбор. Эльпис сама прекрасно понимала, что курить ей нельзя, иначе посадит голос. Но порой соблазн оказывался выше и брал над ней верх, особенно когда она находилась в состоянии стресса, как сейчас.
Старик-продавец долго перебирал в смуглых сморщенных руках деньги, которые высыпала Эльпис. Та не выдержала:
— Сдачу не надо. — Схватила бутылки и ломанула на выход.
— Эли, подожди! — Окрикнула её Ника, бросившись вслед.
На улице Эльпис вновь встретили оценивающие смешки.
— Пошли на хер! — Крикнула она им, и, не останавливаясь, поспешила к гостинице с четырьмя бутылками в руках.
— Эли, подожди! — Ника едва догнала её. Хотела забрать одну из бутылок, уже схватилась за горлышко, но бутылка выскользнула из их рук и разбилась об асфальт. Алые брызги расплескались вокруг, забрызгав ноги девушек, несколько капель попало на белый полушубок Эльпис. — Прости… — выдавила Ника.
Взгляд Эли опять стал таким же заворожённым, как когда она смотрела на разбивающуюся об стену вазу. Брызги вина на снегу, бордовые, почти кровавые пятна, тёмно-зелёное стекло — крупные осколки вперемешку с совсем мелкими. Картина, сотворённая безумным художником.
— Ничего. Это красиво, — оценила Эльпис. — Трёх достаточно. Пойдём.
Когда они добрались до двадцатого этажа «Резиденции», время перевалило за полночь. Эльпис вальяжно сбросила с себя верхнюю одежду и завалилась на диван. Из ящика на журнальном столике она достала штопор и откупорила первую бутылку.
Ника сходила на кухню, принесла один бокал и поставила его на столик. Эльпис перевела вопросительный взгляд с бокала на неё.
— Я не буду, если что, — пояснила Ника. Голова и так болела, ей ужасно хотелось спать, пусть она и знала, что не сомкнёт глаз.
Эльпис проигнорировала её слова, налила половину бокала, стукнула о него краешком бутылки, издав тонкий стеклянный звук и жадно глотнула из горлышка. Ника глубоко вздохнула и взяла бокал, лишь слегка пригубив вино. Вкус у него был паршивым. В свои винные ночи Эльпис всегда выбирала самое дешёвое пойло.
И всё-таки, не смотря на усталость и весь этот мерзкий день, они были вместе. И пили вместе. Молча и опустошённо. И Ника могла долго рассматривать Эли, то, как постепенно её синие глаза застилает туман, как багровеют губы и наливается кровью лицо. Они не разговаривали, но при этом между ними всё равно происходил диалог. Она считывала жесты Эли, то, как та отпивала из горла, то, как менялось её лицо с каждым новым залпом. Как в глазах зарождались слёзы. Как она плакала и рыдала, утирая лицо руками. Курила, прямо в люксе «Резиденции», сбрасывая окурки в первую опустевшую бутылку. И всё это происходило в абсолютной тишине, и не было ничего более правильного, чем этот вечер.
Напряжение, исходящее от Эльпис, постепенно нарастало, заполняя всю комнату вместе с винными парами и дымом. Последние полчаса она плакала без всхлипов и рыданий, слёзы просто катились из опухших ярко-синих глаз. Ника почти физически ощущала на себе её боль.
— Эли, если ты захочешь поделиться, я выслушаю, — напомнила она на всякий случай.
Девушка медленно повернула голову на её голос. Даже в таком виде — вся зарёванная, опустошённая и бессильная, она оставалась невероятно красивой. Всем своим сердцем Ника любила её и хотела утешить в эту тяжёлую для них минуту, но не могла этого сделать до тех пор, пока Эли не позволит этого.
— Я не могу больше выступать, — сказала Эльпис. Последняя бутылка уже подходила к концу, да и пачка сигарет заметно опустела.
— Может, расскажешь? — предложила Ника.
Эльпис опять отпила.
— Я слышу шум. Он похож на дребезг. Или скрежет. Придумаешь из этого песню?
— Ты говорила про шум на сцене. Это о нём? — Ника и сама заметно опьянела, слова тяжело давались ей.
— Нет, уже не на сцене. Я слышу его всегда. Всегда, понимаешь? Раньше он был тихим и пропадал надолго. А теперь вообще всегда. Ники, я не могу больше, — она опять заплакала, потянулась к ней, и Ника приняла её в свои объятья.
— Тише, тише, — успокаивала её Ника. — Тебе просто надо отдохнуть… надо… нам всем. Я пыталась сегодня, Эли. Ты же слышала? Я пыталась как могла… — вся боль за любимую вылилась из сердца. Ника не могла больше с собой справиться и тоже разрыдалась.
— Но он не позволил, так? — Она оторвала голову от её груди. — Что он хочет? Чтобы я выступила с опровержением?
Ника покивала.
— Но я не могу. Не могу выступать больше… О-о-о, Ника! — Эльпис резко села, зажав уши руками. — Это невыносимо! Не говори только, что музыка в Океании звучит именно так!
— Тебе нужно поспать, Эли, пойдём…
После долгих уговоров, Эльпис, наконец, удалось затащить в кровать. Она уснула прямо в одежде. Ника заведомо готовилась к очередной бессонной ночи, но, к своему удивлению, вырубилась без памяти и не просыпалась до самого утра.
Ей снилась далёкая жемчужная страна, а ещё нежные переливы арфы.