Врум заплатил с помощью своей кредитной карты, и мы договорились о том, что вернем ему деньги.
— Да им всем на нас наплевать, — заявил Врум, когда мы покидали бар.
«Стерва в дверях» и охранник проводили нас озадаченными взглядами.
Врум увез нас прочь от «Кровати», и скоро мы вновь очутились на шоссе. «Куалис» отклонялся то вправо, то влево от прямого курса.
— Осторожнее, — попросила Эша. — С тобой все в порядке, Врум?
— Все прекрасно. Я люблю водить машину, — как во сне, ответил тот.
— Я могу сесть за руль, если… — начал было я.
— Я же сказал, что все замечательно, — твердо возразил Врум.
Спустя несколько минут мы проехали мимо торгового центра «Сахара» — самого большого торгового центра в Гургаоне. Врум резко затормозил.
— Меня тошнит, — объяснил он. А я подумал, что нам всем должно быть дурно из-за манеры Врума вести автомобиль.
— Нельзя допустить, чтобы тебя вырвало прямо в машине. Водитель тебя убьет, — всполошилась Эша.
Врум положил голову на руль, и машина громко загудела, перепугав уличных собак.
— Давай прогуляемся, Врум. — Я похлопал его по плечу, и мы вышли из «куалиса».
Я заставил Врума пройтись по периметру торгового центра. Мы миновали несколько щитов с рекламой: улыбающаяся семейная пара, только что купившая зубную щетку; друзья, хихикающие над новыми мобильными телефонами; муж и жена, счастливо скармливающие своему ребенку какую-то непотребную еду; прыгающий от радости выпускник учебного заведения с зажатой в руке кредитной карточкой; сияющая девушка с семью пакетами покупок в руках. Общего между этими рекламами было то, что изображенные на них люди выглядели невероятно счастливыми.
— Какого черта они скалятся? — пробормотал Врум. — Посмотри на эту пару с зубной щеткой. Мои мама с папой никогда не были такими счастливыми.
— Дыши глубже и иди по прямой, Врум. Ты напился, — предупредил его я.
— Со мной все в порядке, но мама и папа… Шьям, почему они так ненавидят друг друга?
— У людей старшего возраста все сложнее, чем у нас. Даже не пытайся понять их.
Врум остановился и выпрямился.
— Подумай вот о чем: люди, благодаря которым я появился на свет, не могут перестать ненавидеть друг друга. Что это говорит обо мне? Половина моих генов борется с другой половиной. Ничего удивительного, что все у меня наперекосяк.
— Мы все такие, чувак. Идем! — Я легонько толкнул его в плечо.
Врум пошел быстрее, я следовал за ним на расстоянии нескольких шагов.
Мы прошли мимо «Пиццы хат». Она была закрыта. Врум остановился у входа. Я подумал, что мой друг действительно тронулся: неужели он надеется поесть пиццы в такое время суток?
Мы замешкались у входа. Справа от нас висела огромная реклама компании, производящей кока-колу. Некая болливудская актриса держала в руке бутылку и смотрела на нас зовущим взглядом, словно такой бутылки было достаточно для того, чтобы заманить ее в постель.
Врум подошел к лицу актрисы.
— В чем дело, чувак? — насторожился я.
— Ты видишь ее?
Я кивнул.
— Смотрит так, словно мы ее лучшие друзья. Как ты думаешь, мы ей небезразличны? — Я в ответ только пожал плечами.
— Она просто икона для таких, как мы. Мы должны молиться на эту безмозглую цыпочку. Словно ей известно о жизни абсолютно все и она готова поделиться своими знаниями с нами. Хотя ее волнуют исключительно деньги. Она хочет, чтобы мы покупали эту отраву. — Врум показал на бутылку кока-колы.
— Отраву? — переспросил я и улыбнулся. А затем сел на ступеньки у входа.
— Знаешь, сколько сахара содержится в такой вот бутылке? — не унимался Врум.
Я покачал головой.
— Восемь ложек сахара — и больше ничего. Но нас тем не менее пытаются убедить в том, что эта пакость пойдет нам на пользу. Ничего подобного!
Врум огляделся и увидел груду кирпичей. Он взял один из них и швырнул в рекламу. Бам! Он попал актрисе в лицо, и на щеке у нее появилась ямочка, почти как настоящая. Красотка продолжала улыбаться.
— Поосторожнее, черт тебя побери! Давай вернемся. А не то нас увидят и арестуют.
— А мне все равно. Всем все равно. — Врум, пошатываясь, шел ко мне. Я смотрел на его долговязую фигуру, освещенную уличными огнями. — Правительству все безразлично, — продолжал он. — Даже «специальному молодежному» каналу наплевать на нас. Они называются молодежным, желая заполучить рекламу «Пиццы хат», кока-колы и пепси. И эта реклама утверждает, что если мы будем тратить нашу зарплату на пиццу и кока-колу, то станем счастливыми. Словно у молодых вообще нет мозгов. Скажите нам, какое дерьмо мы должны покупать, и мы его купим.
Врум уселся на ступеньки, ведущие к входу в «Пиццу хат».
— Шьям, — сказал он, — меня сейчас вырвет.
— Только не это, — испугался я и отошел от него подальше. Врума действительно стошнило. Рвотная масса походила на тонкую пиццу с особой начинкой.
— Теперь тебе лучше? — Я осторожно помог ему встать. Врум кивнул.
Он высвободил свои плечи из моих рук и поднял еще один кирпич. Затем сильно размахнулся и бросил его в «Пиццу хат». Осколки стекла устремились вниз, словно прекрасный ледяной фонтан. Включилась сигнализация.
— Черт побери! Врум, ты сбрендил? Надо убираться отсюда! — воскликнул я.
Врум и сам испугался.
— Побежали, мать твою так! — крикнул он, и мы помчались к «куалису».
— А я думал, ты любишь пиццу, — сказал я, когда мы добрались до него.
— Мне нравится пицца. Я люблю джинсы, мобильные телефоны и пиццу. Я зарабатываю, ем, покупаю всякое дерьмо и умираю. Все это дерьмо собачье, чувак! — Врум тяжело дышал и держал руку на животе. Он выглядел не слишком хорошо, но пробежка несколько протрезвила его.
— Знаешь, чувак, давай я поведу машину, — сказал я, когда Врум открыл переднюю дверцу «куалиса». Его дыхание по-прежнему было шумным и тяжелым.
— Без вариантов, чувак, — возразил он и оттолкнул меня.