В этой главе откроется тайна.
Как и просила наставница, Мия выпила полный стакан воды с лимоном за час до четвёртой по счёту тренировки. Эстер говорила, что пусть напиток и простой, а энергии способен дать столько, что хоть стены ломай. Такое вот чудо — вроде на виду у всех, а многие лишь махнут рукой и не послушают. Мия выдавила чуть ли не пол-лимона и выпила через силу — результат должен был себя оправдать. В конце концов гадкий лимонный вкус не только неприятно щипал губы в течение всей тренировки, а и усилил тошноту во время таяния.
— Ну, такие мелочи тоже узнаются методом проб и ошибок. — Наставница склонилась над Мией и протянула руку, но пока не было сил ни встать, ни даже протянуть руку в ответ. — А может мало лимона было? Его нужно хорошенько так.
— Его было много. Даже слишком много. Я выпила почти стакан лимонного сока. В жизни теперь к этой жёлтой дряни не притронусь.
— Ты знаешь, а ведь это может быть аномалия[1]. Редкая и такая… Знаешь, неприятная гадость, но если уж угораздило быть носителем, то приходится терпеть. Бывает, что потратишь амарантин, а кроме таяния ещё какая причуда проявляется. Кровотечение, там, внутреннее, или вроде того. Но-но-но! — поспешила успокоить Эстер, замахав руками. — Это всё индивидуально, не бойся. У кого кровотечение, а у кого-то просто немного температура поднимется, вот и всё. Но есть и постоянные, сама понимаешь! Они от применения амарантина не зависят, и если уж ты стала соней, например, то ты теперь по жизни соня. И вот я боюсь, что после нашей первой тренировки ты разлюбила вкус лимона. И всё, это же навсегда. Как тогда?
— Или я просто никогда его не любила.
— Да ну, разве ж такое бывает? Лимон, и не любить…? — Эстер оценочно посмотрела на собеседницу, но ответить ей таким же ясным взглядом не получилось. — Ладно-ладно, я не люблю перегибать палку. На сегодня всё, можешь вставать.
— Ещё немного полежу, пока тошнота не пройдёт. А ещё мне нравится лежать на траве. Тепло так. И приятно.
— Уже не такая ранняя осень, можно и простудиться. Поэтому ты, конечно, приходи в себя, но долго лежать не вздумай. Ты сегодня умница.
Эстер ушла. Это её слово, “умница” — оно словно было брошено от жалости. Уже в четвёртый раз снова ничего, ни намёка на рождение аромата. Мысли никак не собирались в один клубок потому, что она нервничала с самого утра. Хотелось расслабиться и успокоиться, но как ни злись на себя, как себя ни осуждай, приснившееся не покидало голову.
Путешествие, о котором говорил Эйдан, произошло. Не сразу после их разговора, а через пару дней. К такому перед сном не подготовиться, как ни старайся. В голове роились десятки мыслей и ощущений, столько же новых вопросов, догадок и образов. Вся Мия была в них, и важность тренировки, как бы ни хотелось, не вытеснила ураган внутри. Она нервничала и злилась на себя. Хотела избавиться от тошноты и от чувства стыда. От дрожи в конечностях, от сонливости, которая мешала встать и бежать. Бежать, чтобы небрежно открыть дверь и заикаясь рассказать Эйдану обо всём, что видела во сне. Сейчас сил хватало только на то, чтобы ещё раз заснуть.
Кто-то аккуратно коснулся её мокрого лба.
— Никак не получается, да?
В ответ получилось лишь промычать и открыла глаза. Тесс сидела на корточках и касалась ладонью лба Мии, будто что-то из раза в раз могло поменяться.
— Страдания — это путь к совершенству, — выдала на выдохе Тесс. — Это так Морти говорит.
— К…то? — та вздохнула, едва сопротивляясь накатываемому сну.
— Ну Морти, Мортимер. Эй, — девушка её легонько ткнула в бок, — нельзя тут засыпать, иначе всякие жучки в уши поналезают!
Мия привстала почти мгновенно, автоматически притрагиваясь к ушам и проверяя их на наличие инородных тел. Тесс лишь издала смешок и поднялась.
— У меня есть идея куда получше, чем становиться убежищем для насекомых. — Мию передёрнуло от этих слов. — Как насчёт того, чтобы наконец покинуть материнское гнездо и отправиться в свободный полёт?
Тесс резко выпрямилась и потянула её за собой.
— Помедленнее, помедленнее. Пожалуйста, мне сложно. — Мия едва переставляла ноги, мысли путались из-за непонятного предложения собеседницы, а тошнота после тренировки ещё никуда не делась.
Её спутница вмиг остановилась — весь её вид выдавал растерянность и смущение.
— Кейтлин. Про гнездо и полёт. Онa часто так говорит. И часто спешит, и рвётся куда-то, — мечтательно лепетала та. — Я подумала, что смогу тебя отвлечь и развеселить после тяжёлой тренировки. Я знаю, какими они бывают. Хочется отступить и просто провести флатию, не вылезая из кровати. Даже трава кажется райским местом для сна. Но ты только не сдавайся. Всегда после трудностей есть приятный отдых. Ну, или обед. Я больше люблю есть, чем просто отдыхать.
— Это не ты тот человек, который после тренировки не прочь перекусить? Ещё и жареным.
— Ага. Всегда очень голодная после занятий. А у меня, если честно, и таяния нет, потому не тошнит никогда.
— Чт-т…
— Но я вынуждена страдать иначе, — опередила та все возмущения. — Аппетит — это тоже мука, поверь мне.
Стало не на шутку завидно. Тошнота только-только начинала проходить, но представить только, что кто-то её и вовсе не испытывал после тренировок.
— Как бы самой хотелось отпраздновать удачную тренировку вкусным обедом, а не приступами тошноты и прочим.
— Так пошли с нами. Мы с Кейтлин и Доксом собираемся в одном интересном месте пообедать. Пройдёшься, и вся гадость уляжется. А место, ну замечательное!
— Я бы с радостью, но мне к Эйдану нужно. Есть важный разговор.
— Ага, мы с Кейтлин сами его искали, Эйдана сейчас нет. Придётся подождать. Но можешь сама, хоть это уныло и скучно, — Тесс шепётом прокомментировала первый вариант и уже нормальным голосом предложила второй. — А можешь с нами.
— А что, Эйдан куда-то ушёл?
— Да нет, не ушёл, — собеседница мотала головой, будто ей сложно было просто спокойно стоять на месте. — Просто пропал, у него это бывает. Он как хороший таракан — его не видно, но он же где-то там, под половицами. Ползает и делает свои дела. Но не переживай, он рано или поздно появится.
— Хорошо. Тогда пойду с вами. Только не удивляйтесь, если я там засну. Сил совсем нет, но и проспать весь день тоже не хочется.
— Ух ты, значит я смогла тебя уговорить. — В глазах девушки вспыхнул огонёк энтузиазма. — Только сначала… Хочу показать тебе кое-что. Это может быть полезно, — заключила Тесс и устремила свой взгляд прямиком Мие за спину.
Собеседница пару раз дёрнула её за рукав, а потом потащила за собой.
— Я люблю Эстер, но она, наверно, что-то проглядела. У всех разные способы выйти на контакт с ароматом, а вы всё пробуете один и тот же. Вот смотри, это же совсем… оно совсем по-другому!
Венди находилась у дерева, повёрнутая к ним спиной, не обращая никакого внимания на шаги. Вплотную подходить они не стали.
— Чуть наклонись и тоже послушай, это забавно, — прошептала спутница. — Только не издавай громких звуков, иначе она может испугаться.
Венди стояла на коленях, глаза были закрыты, а голова чуть наклонена вниз. Её тело было практически неподвижно. Только рука, которая держала очень длинную тонкую трубку, едва заметно покачивалась. Губы девушки прикоснулись к кончику мундштука, она беззвучно вдохнула дым, задержала дыхание и очень медленно выдохнула его.
— Она что, нас не слышит?
— Пока нет. Послушай-послушай, потом поговорим.
Венди говорила ещё тише Тесс. Она не шептала, просто говорила настолько спокойно, что даже слабый порыв воздуха помешал бы её расслышать.
— И светлая вода. И пагубные горы. Жуки и птицы. Звенья в цепи. Цепи на перьях. Под красным рассветом. Создают смысл. Где постоянно находится верх. Где никогда не теряется низ. Не подкрадывайся сзади. Стой на виду. Расскажи мне историю. Как я стала водой. Как я стала паром. Как я стала небом. Как я стала историей.
Весь этот монолог из сумбурных фраз затянулся чуть ли не на целую минуту. Мие показалось, что она так бы и слушала эту непонятную речь, если бы Тесс не махнула ей ладонью.
— Вот такие вот у неё тренировки…
— Я совершенно ничего не поняла из того, что она сказала! — взбудоражено призналась Мия, как только они отошли.
— Венди сейчас где-то далеко. Она называет это состоянием помрачения и очень редко кого-то берёт с собой. А вообще мне сложно залезть к ней в голову и… Ну, как бы это сказать… Наверняка описать, что она делает. Но так она тренирует аромат.
— Она тебе описывала что там? Что она видит?
— Ну… — Тэсс замешкалась, но не перестала идти. — Если я тебе скажу, это можно воспринять по-разному. Оно вполне может прозвучать очень глупо. У Венди бы это лучше получилось описать.
— Ты боишься, что я не так это восприму?
Собеседница на удивление уверенно кивнула.
— Понимаю. Не хочу тебя смущать, я лучше спрошу у неё и…
— В общем! Она общается с природой вокруг себя и разными богами, вот так вот! — Тесс словно лопнула от желания наконец сказать об этом. — Вот скажи, ты следуешь какому-то из них? Не просто так спрашиваю, мне важно знать.
— Я же знаю о них совсем ничего. Наверно только то, что многие упоминают имя богини, которую называют Предвечной. Кейтлин, например, так часто делает.
— Ага, потому что сейчас её сезон. Это её осень, поэтому много кто и произносит её имя. Но осень пройдёт, и будет звучать имя кого-то ещё. Только лучше говорить Вездесущие, чем боги. Я не знаю почему, но мне так сказал Сандер, и я ему верю. А Сандер — это ворона, ты с ней пока не знакома. Но Кейтлин, знаешь, скорее просто произносит имя, чем чувствует Предвечную сердцем. А вот Венди и Сандеру это куда важнее. Называется “Трезамика”, если интересно.
— Трезамика — это… Что так называется?
— Вера в Вездесущих. Венди и Сандер мне рассказывают об этом, а я слушаю их и запоминаю. Но сама не знаю, что чувствовать. Вездесущих целых восемь, и это такая ответственность, по-настоящему верить и молиться даже одному из них. Зачем ему мысли маленького человека-пылинки? А всем восьми, чтоб искренне, так совсем невозможно. Так мне говорил Скай. Я люблю их всех, но не знаю, кому верить окончательно. А на твоей земле нет такого, что там обитают божественные сущности?
Тесс держала руки за спиной и, как бы ни было забавно, иногда крутилась, когда шла. Просто раз, и крутанулась по оси, будто просто идти вперёд — вовсе непосильная задача.
— Если честно, я и не знаю, где моя земля. У меня странно всё и… Как бы сказать…
— Понимаю. Тогда и не подбирай слова, а то язык отсохнет. У нас вот Вездесущие. Такие замечательные. Много чего в нашей Эмиронии завязано на Вездесущих. Вот они сменяют друг друга и вместе с этим меняются времена года. А я люблю и ливни, и весенний ветерок. Значит, люблю всех их. А до более сакральных вещей я ещё не дошла. Всегда слушаю, наблюдаю, но не решаюсь что-то сказать.
— Могу тебя понять. Но в этом же тоже прячется настоящее искусство, — произнесла Мия и словила себя на мысли, что на самом деле верит в эти слова. — В том, чтобы наблюдать и слушать. Некоторые и этого не умеют.
* * *
Впервые уйдя так далеко от замка, Мия словила себя на мысли, что вся окружающая её природа живёт по совершенно другим законам, нежели в Мейярфе. Они с Тесс шли по каменным дорогам мимо разных домиков. Какой-то напоминал мельницу, другой колодец, а некоторые и вовсе походили на шкатулки — казалось, стоит только открыть дверь, как изнутри послышится музыка. И проходя даже мимо самих дверей слышался шелест листьев, а не чьи-то голоса. Будто природа сама соблаговолила, чтобы эти дома с их жителями находились здесь, под широко раскинувшимися ветками. Мия не переставала идти и любоваться, но была уверена, что стоит только остановиться, задержать дыхание и закрыть глаза, как щебет птиц станет её родным языком, а ветер окутает тело и украдёт сознание. Уверенность появилась и в том, что эта сила, которая, без сомнения, тут жила, наблюдала за ними и наполняла собой каждый камень, сопутствовала и им. Но рано было оборачиваться, всматриваться меж деревьев и пытаться уловить её в чистом воздухе. Пока рано.
Длинная каменная дорога в конечном счёте привела их к небольшой площади — уголку, где присутствие людей ощущалось куда сильнее. Стоя посередине, запросто можно было увидеть каждое из нескольких невысоких зданий. Всё здесь выглядело куда более скромным и меньшим, чем в Мейярфе. Библиотека на углу, средних размеров заведение с вывесками, цирюльня, что-то напоминающее хлев и совсем крошечное, похожее на святилище, здание. Об остальных двух постройках сложно было что-то сказать, не заходя внутрь. Стоят, да и стоят — красивые и маленькие, но что там, внутри, совершенно непонятно.
— Странно. А где люди покупают еду или одежду? Неужели здесь её не продают?
— Думаешь, есть населённое место в мире, где не продают еду или одежду?
— Я представляла, что это делают на улице или в больших лавках. А здесь всё такое компактное…
Тесс указала пальцем в сторону зелёного луга.
— Среди травы?
— Да нет же, вон там, на другом острове! — она прикрыла глаза от солнца и всмотрелась. — Вон, за лугом. Видишь?
Мия встала на цыпочки и сделала то же самое. За зелёной гранью виднелись верхушки зданий и крутящаяся мельница. Издалека это напоминало такую же небольшую площадь, что и эта.
— Вон там продают еду с одеждой и ещё много чего. А здесь кушают, болтают, читают книги и всё в таком духе. Одним словом, отдыхают. Стеокс, он разделён на вот такие маленькие площади, но здесь их называют “островами”. На каждом из островов есть что-то своё. Потому и сам Стеокс — это совсем не один сплошной город, как бывает обычно. Если задуматься, то это и не город вовсе.
— Интересно. А мы, получается, — Мия указала пальцем на забегаловку, — направляемся сюда, да?
— Совершенно точно. В лучшую закусочную во всём Стеоксе.
— Правда лучшая?
— Кейтлин говорит, что лучшая.
— А ты как считаешь?
— Я думаю, что… — девушка неуверенно повторила фразу несколько раз подряд, после чего заключила: — Я думаю, что не бывает самого лучшего. Тут вкусные блюда, но я и нашего Луноеда люблю. А, может, в других заведениях ещё вкуснее? Не люблю я чему-то отдавать первое место. Но вот в Амбре, куда мы идём, очень пахнет ягодами.
— У-а-а, это же отлично.
— Ну-ну. Это, знаешь, — неоднозначно покачала головой Тесс, — как посмотреть.
* * *
И правда, в Амбре стоял такой запах, будто стены были сделаны из свежего ягодного джема, вкус которого не вызывал сомнений. Запах был мягким и не резал нюх, но оставался достаточно ярким, чтобы щекотать нервы и вызвать неимоверный аппетит. От такого аромата любая тошнота отступит, потому даже пришла мысль — тренироваться где-то поблизости, чтобы только начнётся таяние, а она раз, и сюда. Тогда точно станет не до тошноты и покалываний в теле.
Мия прикусила губу, чтобы хоть как-то сдержаться. Она не поняла, что это за куча картонных кругляшков, на которых написаны название блюда и цифры напротив, а просто мечтала об одной-единственной свежеиспечённой булочке, политой малиновым вареньем. Тесс, судя по поджатым губам, тоже хотелось побыстрее определиться.
— Что за странные названия? И почему этих кругов так много? Я не понимаю, что написано.
Собеседница подсела ближе и довольно сумбурно начала описывать каждую строчку. Мия старалась запомнить все специфические слова, которых здесь было хоть отбавляй.
— И я тебя лучше сразу предупрежу. Когда придут Кейтлин и Докс, то они обязательно, просто обязательно предложат тебе попробовать вот это, — девушка ткнула пальцем в последний пункт меню. — Они попросили меня ничего не говорить тебе, но это неправильно.
— Мясо, обжаренное в амбре?
— Да. Заведение же называется «Амбра», а это их фирменное блюдо.
— Невкусное?
— Вкусное, — скривилась Тесс. — Если не знать, из чего оно сделано. Тогда и правда не очень аппетитно. Мортимер говорит, что очень вкусно, если есть с закрытым носом и зажмуренными глазами. А Докс и Кейтлин бы тебе сказали обо всём после, поэтому я тебя предостерегаю. Это блюдо…
Она на несколько секунд замялась и отвела взгляд, видимо, не зная какие лучше подобрать слова и стоит ли вообще об этом говорить. Когда решимость вернулась и собеседница даже сделала вдох, чтобы начать рассказывать, женская ладонь коснулась её головы.
— О, и Мия с нами, круть! Снова-здорова, а почему у самой стенки? — удивилась Кейтлин, осматривая помещение. — Хоть не в углу, и то хорошо. Ждали-заждались небось, да?
— Мы думали о еде, а не о вас.
— Еда — это да, — довольно протянул Докс, хлопнув подруг по ладошке в знак приветствия. — Это вот прямо да, жить без неё не могу. Выбрали что-то?
Палец сразу ткнул в пункт меню, подальше от последней строчки.
— Это!
— О-о-о, вкусная вещица. Но, Мия, ты же здесь впервые, разве нет? Если так, то попробуй эту вкуснятину, а? Вот, смотри. Фирменное блюдо. Очень вкусное.
— Мясо? Я не хочу сейчас мясо.
— Не ешь мясо, там есть вкусный гарнир.
— И… и острое не хочу.
— Там ни перчинки.
— И порция, вот вижу, большая…
— Так я тебе помогу, если что.
— И… — Мия замялась. — Вообще я всё же съела бы салат. Вот.
— Салат? — Докс лукаво прищурился.
— Точно-точно.
— Уверена-уверена?
— Так, прекращай! — неожиданно встряла Тесс. — Мия будет салат, сказала же.
Докс загадочно ухмыльнулся и окинул всех взглядом, будто кто-то из присутствующих был преступником, которого тот хотел вычислить. Он поглазел сначала на Мию, потом на Тесс, а затем простодушно пожал плечами и вышел из образа.
— Ну хорошо, салат. Леди-револьвер?
— Как всегда.
— Ага. Леди-чай?
— Я буду, — начала та, показывая пальцем на разные кругляшки, — черничный пирог. Тисарм под десятью специями[2]. Потом мёд в сотах… Два. И пять блинов. И чайный глобус[3] с имбирём. Самый большой.
— Замечательно. Тогда пойду закажу нам еды. — Он хлопнул в ладоши и с довольным лицом потёр их. — Ну, молнией меня шибануть, приобщим ещё одного человека к высокой кухне.
* * *
— Нет же, я серьёзно! — не сдавалась Тесс. — Мия, не слушай их. Эстер часто мне рассказывала, что то, как мы думаем, влияет на окружающий мир. Эти мысли слышны даже Терси́де и Йета́ль[4], даже другим звёздам и спутникам, поэтому очень важно то, как ты настроена.
Тесс в порыве пыталась донести свою мысль хотя бы до Мии. Та внимательно слушала, но только глянула в сторону, на Кейтлин, та закатила глаза и тяжело вздохнула.
— Поэтому нисколечко это не правда, что всё зависит от везения. От тренировок и усилий, конечно, но и от мыслей в твоей голове. С помощью них ароматы ведь и формируются!
— С помощью чего? — скептично уточнила Кейтлин.
— Чего-чего, мыслей, конечно.
— Это так. Но с чего ты взяла, что звёзды и луны слышат наши мысли?
— Скорее, даже не их, а то, как мы думаем.
— С чего ты взяла?
— Эстер мне рассказала, — смело и даже гордо заявила девушка, но тут уже подключился Докс.
— А теперь аккуратно, дорогуша. Один вопрос, который может вызвать жжение нервов, спровоцировать скрежет зубов и одновременно ввести в тебя в ступор. Приготовься, вдохни и выдыхай. С чего ты взяла, что Эстер права?
Уверенная в себе ещё пару секунд назад, сейчас бедолага показалась действительно ошарашенной, будто этот вопрос вообще не рассматривался ею как допустимый. Она что-то пробубнила, цокнула и уже довольно разборчиво произнесла:
— Не знаю. Может, и не права до конца, но уж точно поправее вас.
— Поправее нас, — оценивающе повторил Докс. — Не фраза, а алмаз. Алмазище.
Докс засмеялся, и этот скрип оказался заразительным. Тут же подключилась Кейтлин. Темы разговора и настроение этой компании прыгало из стороны в сторону так быстро, что сразу и не привыкнешь. Мия только думала, чего бы добавить, а речь шла уже совсем о другом, приправленная странными шутками и какими-то там воспоминаниями. В основном оставалось молчать, но даже сам разговор было слушать интересно. И десяти минут не прошло, как им принесли еду, а разговор был накалён до предела.
Кейтлин говорила на эмоциях. Её речь — это что-то острое, чем можно порезать, если переборщить. Скажи она что-то приятное, так понимаешь, что это не просто брошенные лестные слова, но выкини чего обидное, и оно будет ещё как ощутимо. Сейчас в голосе звучало возмущение, не переходящее черту. Тесс спокойно себе пила чай, будто речь шла не о ней. Мия же внимательно слушала, потому что такие как Кейтлин не любят собеседников-зевак.
— … а я знаешь в каком шоке была, когда мы познакомились? “Предвечная”, — думаю, — “куда тебе столько еды?”. А оно просто, видите ли, уходит куда нужно. Куда нужно, а не как нужно, когда всё равномерно распределяется, понимаешь? Сумасшедший аппетит — это ладно. Последствия нечестные. Последствия! Если это аномалия — о лучшем и мечтать нельзя. Всё, это предел. Это лучшее, что могло случиться.
— Слушай, ну… — встрял Докс. — Ну вот тебе ли делать такие замечания?
— А мне жалко всех остальных девушек. Всех, даже в самых далёких угольках…, — Кейтлин понарошку сплюнула, — уголках мира. Они мучаются, думают, брать один или два блина? Или вообще не брать, мало ли? А тут пять. Пять блинов, и это только закуска! Вот это мы живём-поживаем, чтоб его.
Тесс съела последний блинчик, политый мёдом, и простодушно пожала плечами.
— Не знаю. Ноша тяжелее, чем кажется.
Кейтлин была из тех, кто остывал так же быстро, как и воспламенялся. Тесс казалась человеком простым и настоящим, который не расслышит обиду, пока его напрямую не оскорбят или не сделают больно. И ни слова, что бы могло спровоцировать хоть кого-то перешагнуть эту черту. Таких людей обидеть непросто — нужно быть совсем уж чёрствым и упёртым.
Докс травил шутки — своеобразные, Мия их не понимала и те приходилось объяснять. Когда он с Кейтлин заливался смехом, Тесс неловко осматривалась и просила смеяться потише. Эта прогулка помогла отвлечься и прийти в себя. Далеко не полный порядок в голове, но паника и это утреннее помешательство отошли на второй план.
В какой-то момент в сознании вдруг всплыл её самый близкий друг. Даже глаза закрывать не пришлось — два жёлтых фонарика просто появились в мыслях, а голос был таким тихим и рябым, что ни слова не услышишь. Мие просто удавалось ловить себя на чувстве, — “Это моё любимое существо и оно опять в моей голове”. Ничего не рушит, не кусает, не пугает, а просто осматривается. Даже сказать, кажется, ничего не пытается. Побродило с пару десятков секунд и ушло куда-то в своё далёкий-далёкий мир.
— Да, сижу я как-то в трапезной, никого нет, все разбрелись уже. Все стулья пусты, а на месте Венди кукла, значит, лежит. Я её тут же беру, ставлю на стол, завожу руки за спину и обматываю верёвочкой вокруг. И пишу записку для тех, кто её найдёт. А написал я там вот что! — Парадокс выдержал паузу, а потом прыснул: — Помогите, меня связали!
Даже когда объяснили, Мия не назвала бы эту шутку смешной. Скорее просто игра слов, которая вызывает неловкость, не более того.
Главное, чтобы он её не заразил, и она сама не начала так странно шутить, но за раз заразить точно не получится.
Стоило только вернуться в замок, как ноги сами понесли на четвёртый этаж. Разговор с Эйданом начался странно. Казалось, что слово за слово, и разговорятся, но не задалось. Мия с пять минут смотрела, как Эйдан опирается спиной об стену, смотрит в потолок и курит. Медленно вдыхал чистый воздух и выдыхал чернейшую гарь, будто внутри него горел целый лес. Левую руку он держал у лица и почему-то пальцы на ней были простыми костями, без кожи и мышц. Ладонь же оставалась нормальной, отчего зрелище приобретало совсем уж странный вид. Эйдан словно что-то подносил ко рту: большой и средний палец были сомкнуты, другие оставались полусогнутыми. Мия решила поинтересоваться что за фокус такой, и почему дым пахнет гарью, а не обычным табаком, как у Вилсона.
— Знаешь, что такое диско? — собеседница в ответ отрицательно помотала головой. — Ну, вот это. Состояние и грань, которые я сам себе придумал и полюбил. Или взгляд на вещи. Называй как нравится, но суть одна — его можно приманить только на кости. Поэтому иногда приходится оголять пальцы вместо нервов и курить сажу вместо табака. К счастью, других методов я пока не нашёл, увы.
Пока курил, Эйдан оставался больно задумчивым, ему было совсем не до гостьи. Мия предложила зайти позже, но тот попросил подождать ещё немного. Закончив, он изменился очень быстро, будто в голове что-то щёлкнуло. Стал разговорчивее и открытее. Этот человек умел очень быстро перестать быть одним и обратиться другим. И это, и всё в этой комнате порождало в голове вопросы, которые так и не произносились вслух. То ли духу не хватало, то ли им просто не нужно было звучать.
Но после, когда они разговорились о повседневном, обсудили её тренировки и запоминающиеся моменты, оставаться открытой было несложно. Иногда Эйдан шутил, иногда хвалил её и добавлял что-то от себя. Когда он становился таким чутким, то даже останавливаться с рассказами не хотелось. Сейчас диалог шёл налегке, Мия это слышала и ей это нравилось.
Слова лились, будто она рассказывала старому другу о целом приключении, длиной в годы. В последнюю очередь сейчас волновало, грамотно и красиво ли звучала речь. Нужно ничего не забыть и рассказать даже о малом. Пусть это будет самый важный сон в жизни.
— Я шла по знакомым улицам Мейярфа. Но иначе, совсем не похоже на то, как это было на деле. Во мне витало ощущение свободы и за спиной не было никаких чемоданов, которые я должна была кому-то доставить. Можно было идти куда захочется. И быть свободной. Я не смотрела в пол, не забивала голову глупыми мыслями и оттого мне стало не по себе. Мне показалось, что я выделялась среди других и ужасно захотелось съёжиться, будто всё внимание было сосредоточено на мне. Я шла и ощущала как стены зданий косятся на меня своими невидимыми глазами, как рупоры не говорят, а наоборот, подслушивают. И люди, проходящие мимо меня, они были разными. Многие будто не замечали, другие почему-то ходили нахмуренными и слишком серьёзными, но некоторым… им было так же страшно, как и мне. Они будто понимали ужас, который ощущала я сама. Вот, что мне приснилось. А потом жёлтые глаза меня разбудили. Не знаю зачем. Я увидела их так ярко, что даже когда проснулась, их образ ещё был в голове.
— О, да. Я бы тоже испугался не на шутку. Приходилось бы уводить взгляд или делать вид, что ты смелый, когда внутри ураган эмоций. Страшно, если кто-то узнает, что у тебя в голове.
— Почему? Что в этом страшного?
Что-то в его поведении миг за мигом менялось. Эйдан то и дело шагал то в одну, то в другую сторону, будто хотел выскользнуть из поля её видимости. Голос оставался спокойным, но начал чуть тянуться, оттого слова звучали не резко, не отрывисто, а очаровывающе. Их хотелось слушать и что ещё хуже, им хотелось верить.
— О-о-о, потому то сначала начинаешь бояться, что голос из рупоров умеет проникать в мысли, кирпичи слышат, как ты громко сглатываешь, а эти глупые грибовидные здания сквозь кожу и рёбра видят, как быстро стучит сердце.
Эйдан вяло рассмеялся, а затем пригрозил пальцем и продолжил:
— Они ведь и правда есть, те, кто всё это умеет. Покровители, но совсем не как титул или красивое слово, нет. Настоящие покровители, в самом нарицательном смысле этого слова. Определяющие человека. Хвалящие его. И порицающие. Направляющие на верную дорогу и лишающие его жизни, если нужно. Если они того хотят. Власть даже над одним из перечисленного — это очень много. А у них на руках всё. И все. И лучшие из лучших, и безродные девочки, которые тащат за собой чемоданы.
Мия стояла будто с зашитым ртом и просто слушала. Только она собиралась что-то произнести, Эйдан вновь ставил ударение на словах так, что рот попросту не открывался. Слова его располагали, но действия отталкивали и пугали. Эйдан крутился вокруг, иногда переходил на шёпот и не скрывал трепета от сказанных им же слов.
— Они куют Мейярф и его людей словами. Я не скажу, что это плохо, и что это хорошо тоже не скажу. Но именно покровители выбирают форму. Подбирают материал и идеальную температуру. А потом создают тебя. Тебя, и тысячи других людей, используя только поощрения, осуждения и слова, что гнут любой металл.
— И то…
— Куда, думаешь, уехала половина замка? — он стал позади и шептал, взяв её за подбородок аккуратно, не сковывая движений. — Сказать, что человек не железо, чтобы его ковать. Человек — это человек. Его не куют другие, он сам себя взращивает и создаёт. И здесь, и в разных уголках Эмиронии, даже в Мейярфе находятся люди, которые так думают. Они затыкают уши, закрывают глаза и ночами прячутся в самых тёмных уголках города. Прячутся, чтобы писать свои буквы на белом листе и складывать слова, которые рифмуются. Чтобы чертить и придумывать, чтобы стирать грифеля под ноль и писать драмы. Мечтать об аплодисментах и м-м-м… — Эйдан поиграл пальцами, будто касался настоящих клавиш рояля. — Делать живой звук. Потому что утром им нужно опять стать тем, кем их хотят видеть. Утром опять нужно закрывать своё сердце, мой маленький человек. Только так, ведь обнажи они свой нрав прилюдно или осуди голоса из рупоров, тогда…
Собеседник плавным шагом оказался перед ней. Он смотрел прямо в глаза и было в них что-то бесповоротно утерянное, не свойственное нормальному человеку, чего раньше Эйдан не показывал. Это был непередаваемо большой сгусток хаоса, который сжимала крепкая волевая рука. Непонятно было только то, долго ли она ещё протянет.
— Тогда сыпятся лиловые лепестки. Уже не покровители, а люди из вереска, которые не пахнут цветами, но режут, как лезвия. Вереск этот колет тех, кто не уважает голос. Кто думает, что он — сам себе хозяин. Вереск не говорит, нет. Он заставляет кровоточить, понимаешь? Доламывает слишком стойкие прутья. Раскусывает их. Но и в этом есть своя идея, мой маленький пустой человек. Ты так романтизируешь эту свою бесконечность, представляешь самые тёплые цвета и благозвучные слова, чтобы описать её. А ты зайди с другой стороны, раз тебе это так нужно. Не ищи, а попробуй забрать её у кого-то, ведь поглощение бесконечностей других — тоже бесконечность, Мия. Вот тебе и подсказка. Можешь попробовать схватить удачу за хвост и перерезать горло любому в этом замке, чтобы возвести себя в абсолют. И тебя либо отвратит, либо уже остановиться не сможешь. Такой вот способ, такая вот бесконечность.
От испуга Мия оттолкнула руку собеседника и попятилась назад. Эйдан посмотрел на свою кисть и после с усмешкой покосился на Мию. После он или что-то совершенно тёмное и злое в этой комнате вмиг вырвало привычную реальность, которая казалась неотъемлемой и подконтрольной.
Стоило обернуться, чтобы побежать к выходу, сделать пару шагов, и ноги утонули в подушках, которыми был завален пол. Она ахнула и провалилась под них, как провалился бы человек, скачущий по тонкому слою льда на глубоком озере. Новая реальность оказалась слишком резкой.
Не было больше никакого замка, никаких родных стен и неприятного собеседника. Только та же Мия, привыкшая к ярким и широким улицам Мейярфа. Такой же странный человек, как и сотни других здесь, стоящих посреди площади. Она — наименьшее звено в цепочке людей. Остальные яркие и смышлённые, с покорным взглядом, но чудесами внутри. Чудо пряталось где-то в горле, в голове, кистях, ногах, сердце, обонянии или чём-то ещё — у каждого по-своему. У Мии только несколько четверостиший в голове — этого мало, чтобы назвать чудом. Её строки, её буквы, пока так и не появившиеся на бумаге. Блеклое и крохотное существо ждало своего черёда.
От человека к человеку подходили те, кто способен найти это чудо внутри. Дай им иглу, и они вонзят её в самую болезненную часть. Они не прокалывают сердце, потому что это — убийство плоти. Пальцы судей прокалывают что-то ещё более уязвимое. Обвиняемый становится лишь немного мертвее, но это не выглядит так, как если бы он упал замертво.
Все в этой шеренге становились самую малость инвалидами. Умершие ораторы произносили слова невнятно из-за надрезанного языка. Они заикались, не сразу находили слова и глотали гласные. Пианисты, скрипачи и другие музыканты стояли в железных варежках, которые без ключа не снимешь. На глазах некоторых появились бельма, и они уже не могли подобрать нужный цвет, не могли соединять провода и делать точные надрезы. Человеку рядом булавкой соединили центр губ — он всё ещё мог говорить, но на большее надеяться не стоило.
Когда очередь дошла до Мии, покровители лишь пристально осматривали её. Не было на её руках чернил, не было мозолей на пальцах, карманы и внутренний мир были пусты. Даже мысли о строфах улетели, потому что они были лишь красивы, но не сокровенны. Их не страшно было отдать. Игла приблизилась к горлу, после к центру лба, глазам, стопам и пальцам рук. После того, как ничего найти не удалось, один из мужчин улыбнулся и произнёс ей:
— Лучшая из лучших. Нет чувства прекрасней, чем понять, что здесь кто-то оказался по ошибке. Прошу прощения.
И Мие велено было идти. Тело не сковывали верёвки или цепи, но появилась мысль о том, чтобы двигаться и ходить — это не противоестественно. Стоило отойти на несколько шагов, как она заметила Эйдана, что стоял дальше в очереди. Тот взглядом попросил подождать и хищно улыбнулся. Когда покровители дошли до него, игла сразу метнулась к голове. Ничего. Руки, затем ноги, горло и глаза. И только игла остановилась напротив рта, он подался вперёд и попросту проглотил её.
Это изменило всё. Все пленники начали разбегаться, кричать и паниковать, а Эйдан начал откашливаться кровью и смеяться. Солнце начало пульсировать и вот-вот должно было рвануть. Покровители просто замерли и стали существовать в отрыве от реальности. Эйдан же шёл к Мие: сгорбившись, больно улыбаясь и откашливаясь кровью. И его грудь, и маленькие участки брусчатки были испачканы красным цветом. Парень подошёл, взял Мию за руки и не без труда заговорил.
— Я сожрал целый Мейярф… Теперь внутри меня богатый внутренний мир. В этом есть своя эстетика, да? — Эйдан выпрямился, не вытирая кровь. — Нужно просто видеть другие углы. Чтобы уметь оставлять после себя следы. Или самому стать следом, ага.
Солнце лопнуло и свет потух быстро, но не в один миг. Секунд пять, и всё вокруг стало полностью чёрным, даже очертания предметов не разобрать. Выделялся только красный цвет — почему-то единственный, который чёрный не смог поглотить. На земле валялись красные шляпы и флайо, но самих людей было не видать. Скрипели красные вывески заведений. Кровавые следы Эйдана были видны, даже когда его тело смешалось с чёрным.
Но главным маяком на фоне темноты стала сама Мия. Тело её было красной стихией во плоти, точно кровавое яркое пятно, которому дела не было до отсутствия цветов. Накатил страх, что её плоти, к которой она так привыкла, больше нет. Теперь она природа, она квазар или сияние, что угодно, только не человек. Она образ, который пережил само солнце.
И вернулась в настоящее. Не было внутри ни смелости, ни отрешённости, ничего, чтобы не дать слабину. Получалось только не расплакаться навзрыд, но дрожь тела никак было не унять. Те же руки, которыми она привыкла касаться вещей. И зрение, и дыхание — она осталась той же, что и до наваждения.
Нахлынуло ощущение, словно ей в рот насильно засунули сырое мясо, чтобы она ощутила вкус знаний. Хотелось как-то достать этот холодный и необработанный кусок, который был внутри. Такой лакомый, но противоестественный, что просыпалась настоящая тошнота.
— Зачем ты так…? — сдавленным голосом обратилась она к Эйдану, который и сам казался ошарашенным. Тот осматривал свои руки и сам будто не понимал, что случилось. — Я думала мы просто поговорим и… и…
Тот не ответил, лишь сделал аккуратный шаг навстречу, после чего Мия сразу принялась бежать. Тело казалось тяжелее обычного, первые шаги выдались сложными, но привыкнуть удалось быстро. Было страшно оборачиваться, потому она просто бежала по коридору и хотела спрятаться от всего, даже от стен замка.
Ноги несли её сами. Внутри гремели эмоции. Яркие и казавшиеся запретными, слишком тяжёлые для её разума. Грань, где с одной стороны образы стрекочут вовсю, но остаются вымыслом, а с другой является правдой. Той правдой, которую под громадным солнцем столицы не обсуждают, о которой нет времени даже думать, настолько тебе жарко. И не разобрать на какой из сторон ты, не разобрать можно ли прикасаться к таким секретам и что же с ними делать. Ноги двигались сами, но каждый шаг хаотичен, ведь все они сделаны наобум. Хотелось спрятаться в комнате, чтобы прийти в себя. И в то же время что-то совершенно безрассудное алкало куда большего. Ответов, образов и историй, чтобы непонимания и тайн не осталось совсем.
Мия поднялась на третий этаж, а затем вернулась в главный холл, не зная куда деться. Она села на скамейку, чтобы унять дрожь и собраться с мыслями. Времени прошло совсем ничего и послышалось, как кто-то напевает себе под нос мотив и вскоре на лестнице блеснула золотая окантовка прекрасного фиолетового флайо. От сердца немного отлегло. Хорошо, что именно этот человек. Ему хотелось доверять секреты и не было стыдно делиться страхами. Тот замолчал, глянул на неё и тут же метнулся навстречу.
— Ты-ты… Погоди, ты в порядке? — Скай сел рядом.
— Можешь не уходить сейчас? Чуть-чуть подожди, пожалуйста.
— Не ухожу. Ты только тихо, всё будет в порядке. Я — вот он, здесь.
Скай повторял слова успокоения, совсем заурядные, но очень нужные в тот момент. Он гладил по голове и словно стряхивал с неё панику. Движение за движением, и стало намного легче. Когда сил хватило, чтобы рассказать о произошедшем, Мия не сдерживалась. Она рассказала о странном поведении Эйдана, о ненормальных повадках и страшных словах, которые он произнёс.
Осуждения из уст друга, которое так хотелось услышать, не последовало. Скай не был удивлённым и ответил так, будто это он был во всём виноват.
— Эйдан болеет. Обычно он справляется сам, но когда совсем плохо, мы смотрим за ним по очереди. Говорим. Слушаем. В нём… — Скай замялся, словно правильное слово никак не приходило на ум, — … есть сущность. Настоящая, а не выдуманная. Понимаю, у него в голове может распогодиться, но он никогда не навредит кому-то из замка. Это я тебе говорю как друг.
— Уверен, что не может? Он мне говорит то же самое, но что-то не похоже на правду.
— Это проверено временем. Гораздо более важными и переломными ситуациями. Просто к его поведению нужно привыкнуть.
— Ты сразу смог?
— Да. Да, потому что мне с такими людьми почему-то легко.
— Я поняла.
Скай оставался рядом и, может, от этого страх окончательно улетучился. Сейчас злоба на Эйдана не брала, как и отторжение. Он воспринимался как заболевший, всеми силами пытающийся держать себя в руках. Блуждающий, хаотичный и пропахший гарью, но не опасный, если верить Скаю. Иногда, когда взгляд Эйдана перестаёт стекленеть, когда движения сковываются, он становится простым собеседником, в котором и чуткость, и миролюбие. Но Мия уже замечала, как всё это пропадает просто посреди предложения или молчания, не важно. Даже спустя столько времени сложно было сказать, как она на самом деле относится к этому жителю замка.
— Есть вопрос, — смело начала она. — Он мне кажется странным, но от непонимания всего у меня просто раскалывается голова. Я могу задать его тебе, а ты, если он окажется совсем уж наглым, просто отреагируешь в своей манере?
— В своей манере? А что у меня за манера такая?
— Мне сложно представить тебя разозлившимся или осуждающим. Мне кажется, что спроси я что-то совсем не то, ты просто разведёшь руками и скажешь, что тебе нужно бежать.
— Отлично, я у тебя на хорошем счету. — Скай устроился поудобнее, чуть выпрямился и сел вполоборота. — Ну, спрашивай конечно.
— Только что Эйдан погрузил меня в… я не знаю, наваждение, скажем. И там, в этом наваждении, я оказалась в Мейярфе. Видела людей в этом городе, и то, к чему лежит их сердце. И начинающие, и те, для кого их дело было целой бесконечностью — все мы стояли в одну шеренгу. И нас судили те… знаешь, те, кто забирает у людей самое важное. Ворует то, что дороже всего. Те, кто видит счастливых через стены, через рупоры и даже сквозь землю, чтобы охотиться на них. Кто видит и человеческий страх, и самые уязвимые места. Эйдан сказал, что это покровители всего Мейярфа, что они находят и наказывают любого, кто имеет или ищет бесконечности, которые им не подходят. Скажи мне, пожалуйста, эти покровители, они на самом деле существуют? Они управляют Мейярфом? Это их голоса звучат в рупорах? Они и правда забирают у людей то, что дорого? Или Эйдан просто запудрил мне голову тем, чего в реальности и нет?
— Естественно, — он ответил спокойно, только шквал вопросов закончился. — Это ответ на все вопросы, кроме последнего. Естественно.
— Тогда зачем же так делать? Я может… может, чего-то не поняла, но зачем забирать у человека то, из-за чего он счастлив?
— У них свой взгляд на вещи, людей и столицу. Весьма продуманный взгляд, очень перспективный, но совершенно мне чуждый. Могу только сказать, что Орторус и покровители живут в кардинально разных мирах, которые скоро встретят друг друга.
— И поэтому половина нас уехала, так? Из-за этих покровителей?
— Да. Мы готовимся. Слушаем, как любят делать они. Слушаем, чтобы было, что сказать в ответ.
— Готовитесь и слушаете. — Мия задумчиво закивала головой. — Поняла.
Собеседник досадно вздохнул и протянул Мие маленькую бумажную птичку, которую достал из кармана. Сама не знала зачем, но она взяла её.
Они скрестили взгляды и как же легко, как же легко было смотреть этому человеку в глаза — синь мечтательности и умиротворения.
— Скай, будет что, какая-то большая война между вами?
— Нет, — сухо отрезал тот и эта однозначность в голосе напомнила тон Венди. — Совсем неподходящее слово. Мы просто поговорим с ними на равных.
— И мотивация покровителей тебе непонятна? Что-то же ими движет.
— Я бы сказал, что жажда сделать столицу крепче, величественнее и сильнее. Это ведь самое многочисленное грастийство на континенте, Мия. Это лучшие доктора, широчайшая система караванов и такой оборот денег, что ты и представить не можешь. Это десятки ремёсел. Десятки, но не сотни, потому что в почёте только престижные и прибыльные. И всё дело в том, что каждому найдётся место и роль в этом огромном организме. Вот только спрашивать вслух действительно ли она твоя, эта роль, не принято. И уж тем более не стоит пытаться отыгрывать другую, интересующую тебя. Об этом каждый день говорят через рупоры, а их, сама знаешь, трудно не услышать.
— Ага, они каждый день транслируют какие-то беседы. Постепенно начинаю понимать. Если честно, две минуты с тобой оставили меньше вопросов, чем оставил бы получасовой разговор с Эйданом.
— Тогда погоди. Лучше задай мне последний вопрос, самый важный на твой взгляд.
— Почему последний?
— Задай, а потом я отвечу почему.
Мия задумалась и не спешила произносить первое, что хотела спросить. Спросить хотелось много, и, даже проговори они целый час, разговор бы себя не исчерпал. Вопросы, которые казались наиболее логичными, так и не слетели с языка. Вместо этого она вполне осознанно спросила именно то, что хотела.
— Только маленькое уточнение, если можно.
— Конечно.
— Разговор, который вы готовите, несёт в себе какую-то идею, правильно?
— Да.
— Ты можешь описать мне эту идею? В чём ваша мотивация, из-за которой вы рискнули бросить вызов покровителям. Можешь?
— Плюс-минус могу. Каждый выразит её по-своему, в той или иной мере. Мой смысл жизни, мой мир, который я обещал тебе показать, очень, очень далёк от Мейярфа и покровителей. А у кого-то из Орторуса наоборот. Ответ в том, что мы совершаем поступки, в которые мы верим. Мы — совершенно разные идеи и миры, которые собираются скоро пересечься в одной точке — Мейярфе. Поэтому я и хотел, чтобы ты задала мне последний вопрос. Чтобы ты не узнала всё сразу у меня, ведь я не один в этом замке. А постепенно, словно взбираясь по лестнице, говорила с каждым из нас, интересовалась и открывала для себя разные реальности. Ты только не бойся спрашивать об этом других. Если думала, что это что-то запретное, что-то, о чём спрашивать нельзя, то нет, это не так. Раз тебе интересно, то узнавай, интересуйся, анализируй и сравнивай, Мия. Только так ты придёшь к чему-то весомому. Не думай, что тебя наругают за любопытство — качество, которое свойственно живому человеку. Просто говори об этом не в большой компании, а тогда, когда будешь готова узнать, что у человека внутри. Сделай из этих разговоров много маленьких историй, и, может, именно благодаря этому ты сможешь создать собственную. Мою историю я тебе покажу, но вот другие раскрыть не смогу. На твои вопросы сможет ответить любой из нас, но каждый сделает это по-своему. Поэтому у тебя много вариантов одного большого пути. Ведь с кого-то из нас придётся начать и на ком-то придётся закончить. Это сотни разных цепочек, только одна из которых будет по-настоящему твоей. Поэтому отнесись к этому серьёзно. Постарайся не делать опрометчивых шагов и ни в коем случае не пытайся понять всё сразу. Голова треснет.
Этот человек с невидимыми крыльями воодушевлял одними своими словами. Будто он умел летать даже ходя по полу, ведь ноги его касались земли, но мысли были слишком высоко от неё. Внутри возникло ощущение, что смелый первый шаг был сделан правильно. Никакого сожаления о том, что всё могло быть лучше. Впереди ждало что-то, от чего внутри просыпался восторг и трепет.
— Ты умеешь поднять настроение. Спасибо. Я вот первое время совершенно не знала, что добавить к этому слову, чтобы показать, что я по-настоящему благодарна. Хочется в ответ чуть ли не столько же сказать, чтобы отблагодарить. А сейчас думаю, что в голосе и так слышно, как оно сказано, это “спасибо”.
— Ну да. Тут дело в том, чтобы услышать искренность, а не поярче её выразить. Так что пустяковое дело, — развёл руками тот и они оба встали. — Рад стараться, как говорится. Рад стараться.
И они одновременно сделали шаг навстречу друг к другу в две совершенно противоположные стороны.
* * *
Как и в прошлые разы, время за письменностью пролетало очень быстро. В этот раз Мия уже читала произведение любимого автора своей наставницы, в котором события развивались больно уж запутанно и серьёзно. Пять страниц чтения, а после письменная выжимка о прочитанном. К третьей главе начало уже першить в глазах.
— Венди, я уже очень хочу спать. Извини пожалуйста. — Тесс понурила голову и заложила руки за спину.
— Хорошо. Одну минуту.
— Спасибо. Я пока отнесу всё вниз, — она вышла, как только собрала посуду на подносе.
— Ты сегодня молодец, Мия. И читаешь уже увереннее, и с письмом куда лучше.
— Спасибо, — она запнулась. — А разве это не твоя комната? Почему Тесс извинилась?
— Просто ей нужно помогать, — совершенно спокойно сказала Венди. — Иначе она не может уснуть.
— Необычно. Это что-то вроде бессонницы?
— Это аномалия. Ей нужно, чтобы кто-то был рядом и держал за руку. Но это не всегда я, хоть и чаще остальных. Иногда Эстер, иногда кто ещё. Сегодня я ей обещала, потому давай закругляться.
— Хорошо, — Мия принялась собирать все вырванные листки. — Хорошо, а я могу просто посидеть рядом с вами? Молча. Просто мне нравится атмосфера.
— Если тебе не будет скучно — да.
— Не будет.
Они пересеклись, как только вышли из комнаты. Тесс почему-то поблагодарила Мию, как только сказали, что она пойдёт с ними. Через пятнадцать минут она уже лежала в кровати с вытянутой рукой, которую держала Венди.
Пламя свечей ласково опоясывало каждого. То, почему здесь горели свечи вместо электрического света, для Мии было совершенно очевидным. В этой комнате электрическая стихия оказалась ни к чему. Она не могла быть живой и стать настоящим собеседником, не могла поделиться своими секретами с теми, кто находился в комнате. А воск таявшей свечи становился жизнью для огня, который слышал каждый вдох и выдох. Тот первозданный огонёк, воплотившийся в друга и шепчущий теплом.
Тесс уснула быстро. Мия смотрела как одна рука гладит другую и иногда отводила взгляд на свечи. Внутри играл голод, который за вечер так и не успокоился. Напоминал он своего рода соблазн, желание не просто задавать вопросы, а увидеть, услышать и коснуться этого сокровенного, спрятанного в каждом. Весь вечер эта тема казалась чем-то слишком личным, о чём нельзя вот так взять и спросить, но между тем хотелось и наплевать на рамки приличия. Хотелось разобраться.
— Венди, — стоило шепнуть, как девушка тут же ответила своим привычным голосом.
— Ты можешь не шептаться — она крепко спит. Главное без повышенных тонов.
— Хорошо. Венди, разреши спросить. Вот… Ты же тоже участвуешь в этой заварушке с покровителями, правильно?
Собеседница будто колебалась, стоит ли продолжать тему. Не хотелось добавлять ещё какие-то неуверенные слова, чтобы не показаться робкой и не выпрашивать этот разговор. Терпение дало свои плоды.
— Конечно. Просто я, как и все в замке, жду нужного момента.
— А вот когда наступит этот момент… Это что-то большое и важное для тебя или всё же не очень значительное?
— Не просто большое, Мия. Огромное.
— Хорошо, хорошо… — вроде волнения никакого, а во рту, как назло, пересыхало. — Твой участие в этом — это и есть выражение твоей бесконечности? Или они совершенно друг с другом не связаны? Мне очень хочется узнать.
— Ух ты… Ух ты, Мия. Это хороший вопрос. Но сложный. Дай мне время.
Венди отпустила руку подруги, задумалась и в какой-то момент принялась заплетать себе волосы. Резинки взялась точно из ниоткуда, потому что она, кажется, даже в карманы не лезла. Одну за одной, Венди брала прядки и заплетала их в косички. Когда слушала, пальцы работали быстрее, когда думала над тем, что сказать, руки практически замирали.
— Связаны, — она сказала это совершенно однозначно. — Моя бесконечность и покровители, имею в виду. В моей жизни огромную роль играет шанс. Шанс — это то, что я бы хотела дарить другим людям. Особенно если абсолютно всё указывает, что этого шанса ну просто нет. Я хочу его давать и помогать людям его найти. И обычным, и самым, самым законченным. Самым безнадёжным. Понимаешь?
— Да.
— Мейярф я вижу местом, где эти шансы забирают. Я боюсь этого города, потому что там крадут возможность изменить свою жизнь, если человек того захочет. Открыть для себя звук, если работаешь библиотекарем. Или садоводство, если держишь в руках кайло. Я считаю, что неправильно порицать человека за тягу к шансу что-то изменить. Тем более изменить себя самого. Возможность может быть совершенно пустой и никак не повлиять на человека. А может перекрутить жизнь с ног до головы.
— А зачем покровителям отбирать шансы? Что им с того?
— Ну, знаешь… — Венди, не поворачивая головы, снова взяла Тесс за руку, когда та начала ворочаться. — Если у тебя в руках окажется меч — ты будешь прилежным грастией. А если всучат оранжевый халат[5], то и лечить научат. Кем захотят, тем и умело сделают. Но представим, что я хочу быть худшим из трагиков, а не лучшим из архитекторов…
Она будто не договорила, но этого и не требовалось. Незаконченное предложение, смысл которого до боли ясен.
— А пристыжать человека за то, что он тянется к собственному счастью и, тем более, лишать его свободы — это вздор. Вот я и хочу, чтобы люди думали о том, на своём ли они месте. Чтобы видели разницу между “сносно” и “хорошо”. И их право, пользоваться шансом или нет. Не всегда это хороший выбор, сама понимаешь. Но он должен быть.
— Знаешь, у меня так с Фридой было. Да, мы разговорились, а она ни с того ни с сего мне предложила приехать сюда. У меня был выбор и оказалось вот… Потому знаешь, он мне очень нужен был, этот шанс.
Венди на какое-то время замерла, а разговор о Мейярфе отошёл на второй план. Постепенно спать хотелось сильнее и сильнее, несмотря на диалог.
— Понимаю. В своё время у меня случилось что-то подобное. Мы с тобой, кажется, похожи.
— Фрида когда-то и тебя пригласила сюда?
— Нет. Здесь, в Орторусе, у меня есть очень важный человек. Пока она, как видишь, не дома. Мы с ней вместе пришли сюда. И без неё я бы ни свою бесконечность, ни саму себя не нашла. Наверно само её появление и было для меня самым важным шансом.
— А как её зовут?
— Моника. Я… Ты знаешь, я бы очень хотела вас познакомить. Жаль, что ты приехала, когда и половины из нас здесь нет. Ты задаёшь такие вопросы, что вам бы не было скучно говорить друг с другом.
— Не страшно, я буду ждать момента, правда. Спасибо, что поделилась. Я боялась, ты промолчишь.
Венди устало улыбнулась и поджала губы.
— Если честно, такой кавардак в голове. Но вот так, шаг за шагом пытаюсь найти какие-то важные для себя ответы. Может что и получится.
— Это правильно. Рада, что помогла.
— Да. Завтра обязательно поговорю об этом с Тесс. Мне интересно как она выразит это…
— М-м-м… — собеседница замешкалась и постаралась подобрать слова, — не надо с Тесс. Она свою бесконечность обязательно найдёт. Однажды. Но сейчас она ответить тебе не сможет. Не нужно.
Никакого недопонимания не было, но захотелось как-то смягчить даже это ситуацию.
— Хорошо, но буду. Я этого не знала.
— Она… Тесс, она из тех, кто очень тщательно выбирает людей, кому открывается. А когда открывается, то идёт за ними в любую из сторон света. Так само по себе получается, потому что все силы она тратит на то, чтобы не разорвать эту связь. И всех дорогих людей считает лучше себя самой. Поэтому Тесс бы сказала, что ей тоже важен шанс человека, общайся мы втроём. Но один на один она тебе ничего не ответит.
— Да. Могу её понять. Наверно лучше остальных, если подумать. Тоже хочу быть человеком, который ищет что-то очень важное. И надеется, что однажды найдёт.
— Да, Мия, — кратко, в своей манере, ответила Венди. — Обязательно найдёт. Обязательно.
___________________________________________________________________________
[1] Аномалия — физическая (реже ментальная) особенность, ярко проявившаяся после первых применений амарантина. У одних носителей аномалии являются очевидными, у других же проявляются едва заметно или не проявляются вовсе.
[2] Тиса́рм — рыба из семейства вьюновых. Мясо тисарма обычно готовят со специями и подают с острыми блюдами.
[3] Чайный глобус — в Эмиронии так называют прессованный чай, который при заваривании раскрывается в цветок. Он имеет мягкий вкус, но куда более ярко выраженный запах. Для композиции чайный глобус всегда подают в прозрачной посуде с широким дном.
[4] Терсида и Йеталь — Солнце и Луна Виоландо.
[5] Целители, врачеватели и доктора в Мейярфе почти всегда стоят на службе у самого государства и носят оранжевую униформу разных оттенков. Так же в прямом подчинении Мейярфа находятся грастии, зодчие, казначеи, караванщики и некоторые ремесленники. Эти профессии считаются наиболее престижными и почитаемыми.