— Ничего. — Отрезала Калима. — У нас есть проблемы понасущнее.
Крас зажмурился, поднял лицо к потолку и шумно выдохнул. Медленно вдохнул и сказал:
— Да… ты права.
Герцогиня отпила вина и, покачивая кубок, подошла к окну. Опустила взгляд на двор и рабочих, укрепляющих ворота. С внутренней стороны к стенам прилегают строительные леса, заполненные каменщиками.
— Где держишь баронессу с дочкой?
— В левом крыле. Хочешь их задушить?
— Что? Нет конечно. — Ответила Калима, вздёрнув бровь. — Зачем мне это? Просто хочу поболтать с женщиной ближнего круга. Тем более у неё дочь, а у меня сын…
Глава 31
Кармен тайком смотрит на Орландо. Телега катится по дороге петляющей меж холмов, и северный ветер треплет волосы мечника. Взгляд устремлён вперёд, губы сжаты в тонкую линию. На миг почудилось, что он значительно старше. Девушка подпёрла голову кулачком, опёрлась о борт. Сомнения о правильности побега, терзавший с утра, сдуло холодным ветром.
— Странно… — Пробормотал Орландо оглядываясь. — Места будто знакомые, но я тут никогда не был.
— De javu. — Сказала Кармен, не отводя взгляда.
В голосе просквозил акцент, от которого у Орландо сжалось сердце. От слов ощутимо повеяло солнечным летним полднем и сладким вином. Повернулся к пленнице и взгляды столкнулись… сердце смяло в горошину и швырнуло в пятки. Парень замялся, впервые с самого детства, ощущая себя слабым и… загнанным. Будто перед ним не тощая девушка, а горная львица, почуявшая кровь.
— Это когда тебе кажется, что ты уже видел, слышал или бывал, хотя это совершенно не так. — Пояснила Кармен, широко улыбаясь и поправляя волосы.
Невзначай демонстрируя тонкую шею и белую, аристократичную кожу. Орландо торопливо отвёл взгляд, вперил в дорогу, боясь повернуться. Пробормотал, едва сдерживая дрожь в голосе:
— Тебе говорили, что ты ведёшь себя… странно?
— Странно?
— Не как благородная дама.
— Я, единственная дочь могущественного лорда. — Пояснила Кармен. — Меня обучали учителя из сарацинии. Я могу писать, читать и говорить на семи языках. У отца… на меня большие планы, а это добавляет некоторой вольности.
— А чему тебя учили? — Спросил Орландо, отчаянно ища тему, которая закончит разговор или… заставит её сказать хоть что-нибудь на том чарующем языке.
— А это секрет.
Дорога вильнула за очередной холм, побежала по склону вверх. По глазам ударил луч солнца, прожёгший серую пелену облаков. Орландо прикрыл глаза ладонью, охнул и сжал поводья. Впереди отрывается равнина, заполненная огромными крестами и освещённая узкими лучами. Ледяная лапа стиснула кишки, потянула, наматывая на кулак.
На крестах распяты люди.
Десятки, сотни… тысячи!
— Какого… — Выдохнул Орландо, позабыв про смущение перед девушкой.
— Люди антипапы, — буднично сказала Кармен, мазнув взглядом по несчастным, — солдаты и просто поддерживающие еретика, отлучённого от света Господнего. Рим, как и всегда, старомоден.
— В смысле?
— Ещё в глубокой древности, — пояснила Кармен, накручивая прядь на палец, — патриции любили массовые казни через распятие. Помнится, по дороге от Рима до Капуи распяли шесть тысяч мятежников.
— Матерь Божья… — выдохнул Орландо и едва не перекрестился, но ладонь намертво застыла у груди. — Как-то это… не по-христиански…
— Почему? Ведь без пролития крови. Видишь, им просто стянули руки и ноги верёвками… какой ты впечатлительный. Ты же сам скольких зарезал!
— Одно дело заколоть, а другое оставить умирать… вот так.
Разговор затих, но это не принесло желанного успокоения. Дорога тянется вдоль распятых, многие ещё живы и Орландо чувствует их взгляды. Уши терзает призрачный шёпот, мольбы о милосердной смерти. Кармен с любопытством оглядывает несчастных и во взгляде девушки читается нечто жуткое.
— Почему ты так смотришь на них? — Спросил Орландо, спустя час.
— Пытаюсь понять, как долго они висят и как это сказалось на них. — Отрешённо ответила девушка. — Уровень истощения. Старик аль Хазред любил повторять, что знание о теле не может быть лишним.
— Кто?
— Один из моих учителей. Ты разве не слышал о нём?
— Я даже имени такого не знал!
— Он был очень умный… пожалуй, самый умный! Многому научил, к примеру…
Кармен положила ладони на плечи Орландо, повела вниз и резко ткнула пальцами в мышцы. Ладони парня сжались с такой силой, что ногти впились в кожу.
— Плюс куча подобных мелочей. Тело человека очень интересно. — Добавила Кармен, возвращаясь в сено.
Ветер усиливается, сметает стоны и уносит на холмы, где они разносятся жутким эхо. Над крестами кружат вороны, присматриваются к беззащитной добыче, выжидая, когда последние капли жизни покинут тело. Меж крестов ходят монахи с длинными палками и отгоняют птиц от ещё живых. Ведь ни капли крови грязных еретиков не должно пролиться на святую землю.
На путников смотрят с холодным любопытством, вдруг выкажут признаки сочувствия.
Дважды встретились разъезды гвардейцев в синих плащах, тянущих за собой людей в цепях. Пленники едва передвигают ноги, смотрят в землю не мигающим, стеклянным взглядом обречённых.
— Это не правильно. — Прошептал Орландо.
В груди растекается чёрное чувство вины, липкие щупальца обхватывают хребет и заползают в череп. Парень сгорбился, силясь понять, почему он чувствует вину. Ведь он ни в чём не виноват! Однако вина становится гуще. Будто лично он выписал приговор этим беднягам.
Глава 32
В ночи полыхают звёзды, широкое скопление тянется от горизонта до зенита. Орландо с усилием отводит взгляд, но глаза сами собой проворачиваются в орбитах. За спиной тлеют угли костра, тихонько посапывает баронская дочь. Порывы ветра доносят далёкие вопли козодоев и порождают волну шорохов и скрипов в лесной опушке. До Рима меньше дня пути. Если выедут с первыми лучами, то к полудню будут у ворот Вечного Города.
Орландо в очередной раз опустил взгляд, но тот сразу зацепился за искру под ногами. Среди рыхлой земли, присыпанной лесным мусором, что-то поблёскивает. Парень опустился на корточки и поднял перламутровый квадрат, размером с монету. Цвета потемнели за века, но сохранили красоту и благородство материала. Некогда бывшего частью великолепной мозаики в усадьбе патриция или другого богатого гражданина. Орландо видел остатки таких в руинах, где им с Серкано приходилось ночевать.
Таких больше не делают. Так говорил Серкано. Просто не умеют, как и материал, из которого римляне делали порты и причалы. Серый и зернистый, но стойко держащий удары волн столетиями. Падение Рима уничтожило мир, а люди копошатся на руинах былого величия. Являясь лишь жалкой пародией на былое.
Знал ли Аларих, к чему приведёт его завоевание? Наверняка. Тогда зачем свершил? Ради чего?