никаких затруднений в количественной оценке приведенного заказа я не предвижу. Затруднения возникнут тогда, когда начнется толкование на старую тему: что есть истина? Что такое дисциплинированный человек? Что такое сознательное участие, что такое активный деятель? Это все великолепные площадки для теоретических споров.
Но и это не страшно. В конце концов, авторитетный арбитр скажет: "Так держать".
Большие трудности ожидают нас только на практической работе. Здесь на каждом шагу мы встретимся с противоречиями между отдельными деталями и условиями задачи, с одной стороны, и между коллективным и личным принципом - с другой. Эти противоречия очень многочисленны и могучи. Для разрешения их мы не имеем часто не только метода, но и основных принципов. В итоге это проблема коллектива и личности в коллективе. Проектировке личности поэтому необходимо должен предшествовать анализ внутриколлективных и личных явлений.
Не задерживаясь сейчас на этом вопросе, я рассчитываю коснуться отдельных тем такого анализа в соответствующих главах; таким образом, детали нашей проектировки будут выясняться на протяжении всего изложения. Но, кроме того, необходимо еще предварительно пересмотреть наши представления о коллективе.
Остается сказать несколько слов о затруднениях совсем особого порядка о затруднениях педагогической логики. Ясность поставленной задачи, определенность проектировки личности - только небольшая часть дела. Исходя из данных проектировки или из других оснований, нам нужно прийти к педагогическому средству. Логические пути к нему в настоящее время находятся в печальном положении: они заросли сорняками, забиты непроходимыми нагромождениями каменистых осколков старого мира и старой идеологией. В третьей, и последней, главе я рассчитываю без больших претензий, но искренне подойти к этому тяжелому вопросу.
К о л л е к т и в Одни говорят: "Коллектив как реальность не существует. Реальна только личность".
Другие говорят: "Индивид как что-то самостоятельное в социальной действительности не существует. Существует только общество".
Третьи рады, что существует весь этот вздор, и пишут о нем целые тома.
И первые, и вторые, и третье - "учебные люди".
Мы не будем бросаться в волны подобной болтовни. Примем без доказательства, что личность и коллектив существуют. Не подлежит сомнению, что нам приходится иметь дело и с коллективом, и с личностью.
Что такое коллектив? Были попытки считать коллективом "группу взаимодействующих лиц, совокупно реагирующих на те или иные раздражения".
Приходится считаться с тем, что это определение есть, так сказать, последнее слово педолого-педагогической литературы. Приятно, если наш коллектив подойдет под это определение, тем более что коллектив дзержинцев есть как будто в самом деле коллектив: 330 ребят работают вместе, учатся вместе, обедают, играют, спят. Чего больше?
И все-таки комумуна им. Дзержинского не есть коллектив, потому что не удовлетворяет приведенному определению. Во-первых, она не вполне отчетливо выполняет требования взаимодействия. Конечно, можно допустить, что если живут вместе 330 коммунаров, то они как-то взаимодействуют. Но если уточнить этот сложный термин, то получается почему-то неудобно: каждый из коммунаров взаимодействует с 329 товарищами - это пусть будет 329 линий взаимодействия, а во всей коммуне таких линий, следовательно будет 100 тысяч. Существуют ли все эти 100 тысяч взаимодействий, или только 50 тысяч, или только 1 тысяча, имеет ли это какое-нибудь значение или не имеет?
Наш опыт говорит, что число реально существующих в каждый данный момент взаимодействий очень невелико: не более 150-200. Следовательно, каждое взаимодействие неизменно прерывается, а подавляющее большинство возможных взаимодействий все время находится, так сказать, в потенциональном состоянии. Они только возможны, но на деле их нет. И чрезвычайно велико число таких случаев, когда два члена коллектива просто не взаимодействуют, линии их движений не скрещиваются.
Признак взаимодействия делается в известной мере случайным и во всяком случае переменным. Если его считать все же достаточным для определения, то как решается такая задача: "Я прошел несколько кварталов по главной улице города, мне нравстречу прошло несколько сот человек. Все мы видели друг друга, слышали шум шагов, иногда друг друга толкнули, извинились, иногда обменялись приветствиями, друг с другом поговорили. Имеем ли мы право сказать, что главная улица города будет коллективом"?
Требуется еще второй признак - "совокупное реагирование на те или иные раздражители". Но такой признак тоже имеется в данном случае. Все эти проходящие по улице люди совокупно реагируют: радуются солнечному дню, сторонятся автомобилей, подчиняются знаку постового миллиционера, останавливаются перед интересными витринами, обходят заградительные знаки на тротуаре, вздрагивают при звуке взрыва в автомобильном моторе и т.д.
Одно из двух: либо улица тоже коллектив, либо предлагаемые два признака коллектива случайны, неточны и ничего не определяют. Подравшиеся пьяные не только взаимодействуют, но и совокупно реагируют: удирают от миллиционера, отталкивают людей, желающих их примирить, видят одни и те же лица, слышат один и тот же шум. И с другой стороны, в организованной коммуне, несомненно коллективе, случаи действительно совокупного реагирования не так уж часты - коллектив в своем реагировании всегда дифференцирован#5, этим он и отличается от толпы.
Итак, нам приходится констатировать, что наш реальный коллектив с педагогической литературой не помирился. Пожалуй, он и не мог помириться, ибо эта литература меньше всего интересуется коллективом.
Названное определение коллектива имеет целью систематизировать исключительно логические понятия, связанные с коллективом. В погоне за кажущейся стройностью систематики, за возможностью написать какую-нибудь класификацию авторы почти не замечают живого коллектива и его характернейших признаков. И тот коллектив, который смотрит на нас с книжных страниц, - это что-то в высшей степени невыразительное, расплывчатое и пассивное. Взаимодействие и совокупное реагирование - это что-то даже не человеческое, не социальное, от него на десять верст несет биологией, это стая обезьян или колония полипов, что хотите, но не коллектив людей, не человеческая деятельность.
Эти "достижения", собственно говоря, это биологическая всеобщность только и позволяют авторам считать коллективом всякое явление среди людей, если это не один человек, а больше:
1. Группа самостоятельно затеявших игру детей.
2. Летучие митинги.
3. Уличные толпы, обьединенные каким-либо действием.
4. Компании беспризорных.
5. Собрание верующих, не принадлежащих к организованной религиозной общине.
К коллективам относят и государства, и даже лигу наций. А мы еще рекомендуем прибавить подравшихся пьяных или пассажиров трамвайного вагона.
Если это и систематика, то систематика бесполезная.
Профессор Е.А.Аркин в определении коллектива стоит ближе к действительности, предлагая признаки: "Общность среды и организации и самодеятельность".
Г.Фортунатов подчеркивает "совместное удовлетворение органических или социальных потребностей".
Все эти определения ближе к человеческой природе коллектива. Кроме того, все они сводят коллектив к понятию вида, в то время как определение, приведенное в самом начале, относится к самому широкому родовому явлению. Даже в этом важном вопросе социологической систематики нет договоренности.
Видовые и родовые термины, конечно, условны, но эта условность должна определяться не усмотрением отдельных авторов, а уже существующей человеческой практикой, реально систематикой. Когда словом "коллектив" именуют и все человечество, и государство, и общество, и компанию беспризорных, это знаемнует, собственно говоря, отказ от классификации. Деальнейшие разветления социальных единств у автора направляются придуманными им самим признаками: самовозникающие и организованные коллективы, временные и длительные, простые и сложные. Это не классификация реально существующих явлений по реальным признакам, а детская игра с двумя-тремя примитивными терминами, не обладающими ни точностью, ни специфической социальностью признаков. Временные, длительные, простые, сложные - все эти термины могут употребляться в любой области знания.
Нам нужно учиться у великих систематиков естествознания прежде всего их эрудиции, во-вторых, их уважению к реальным явлениям. А спекулятивное мышление возможно, разумеется, без эрудиции. Человечество много десятков веков жило, не ожидая, пока ученые-социологи разделят его на группы. Оно уже давно на них разделилось, давно социолизировалось, сложилось по совокупносям, которые обладают естественной группировкой и обозначаются определенными установившимися терминами. И что особенно важно: и в природе и в обществе протекают процессы и эволюционные и революционные, систематика социальных группировок развивается и меняется.
Наша научная мысль должна не дедуцировать случайные комбинации общебиологических признаков, а фотографировать действительную схему социальных явлений, на полученных снимках различать принципы разделения и обьединения, а самое важное - путем сравнения двух разделенных временем фотографий делать заключение о процессах и тенденциях изменения, роста, падения и пр.
Прежде всего рассмотрим момент становления индивида членом какого-нибудь обьединения. Уже в момент рождения человек становится членом семьи, рода, племени, нации, государства. Это происходит без его воли и ведома, причем основанием для такого становления является естественный признак, родство по крови, а по отношению к государству - определенный закон. И в дальнейшем человек продолжает быть членом указанных обьединений, членом кровных единств - на основании естественного права и членом государства - на основании права государственного.
В различных формах обьединений мы встречаем признаки принудительности, авторитарности, уполномочия, добровольного вхождения личности в ту или иную совокупность.
Обращаясь к исторической ретроспективе, мы видим вымершие формы принудительного обьединения людей, крепостничество. Более новым принципом образования социальной совокупности является принцип мнимой добровольности. Но анализ начала доброволньости убеждает в том, что в большинстве случаев эта добровольность меньше всего имеет целью вхождение человека в социальное целое.
Возьмем пример: рабочий поступает на завод к предпринимателю. Им руководит прежде всего стремление к заработку. Социальная совокупность рабочих завода оказалась только необходимым фоном его работы. Ни в какой мере нельзя считать рабочих на капиталистическом предприятии собранием лиц, добровольно обьединившихся. Здесь истинным стимулом обьединения является стимул нужды. Нужда толкает человека в определенное социальное единство, каждый член становится им почти случайно, и самое единство организауется волей и распоряжением владельца завода.
Мы могли бы этот принцип назвать принципом социальным по-преимуществу, таким он и является, если особенно рассматривать каждый отдельный случай. В группе концов, обьединившихся в компанию, человеческая личность по отношению к другой личности занимает позицию нормального мирного сотрудничества. Но, поскольку деятельность такой группы по отношению к целому человеческому обществу является деятельностью агрессивной и по существу препятствующей обьединению человечества, будет правильнее назвать принцип такого добровольного обьединения групповым принципом#6.
Социальным принципом мы можем признать только такой, который определяет обьединение людей, исходя из принциальной позиции мирового единства трудового человечества, единства, практически выраженного не декларативно, а в самых реальных формах человеческого общения и деятельности. Ясно, что под ножом этого критерия многие добровольные обьединения людей не могут считаться построенными по принципу социальному, принципу социалистическому.
Для иллюстрации рассмотрим два параллельных случая: артель подрядчика и советскую артель. И в том и в другом случае имеются добровольные обьединения людей, связанных общей работой, общими интересами и почти всегда предварительным знакомством друг с другом. Но в первом случае члены артели принципиально признают различие и в положении своем и в положении подрядчика, его право на прибавочную стоимость. Вследствие этого у членов артели образуется ограниченное представление о едином коллективе артели, и слово "коллектив" к такой артели, собственно говоря, и не приложимо.
Советская артель, и в том числе артель сельскохозяйственная, позволяет каждому своему члену видеть единое в другом разрезе. Здесь элементы распоряжения, распределения, пользования на каждом шагу утверждают суверенитет не отдельного лица, а социального целого коллектива. И, что особенно важно, положение этого социального целого признается не случайной формой сотрудничества для всех людей. В пределах нашей страны здесь нет принципиального противопоставления одного социального единства другим. В сущности, такое утверждение есть утверждение безклассового общества. Мы говорим, что в этом случае социальная совокупность построена по принципу социалистическому.
Я ожидаю решительных возражений против такого тезиса. Воспитанные на биологических и рефлексологических профилях теоретики не так легко расстанутся с индивидом. В руках у них нет ничего, кроме этого индивида, препарированного по последнему слову техники. Поэтому социальное явление они не могут представить себе иначе, как механической суммой индивидов, и определяют социальное единство в функциях личности (взаимодействие и реакция)#7.
Мы исходим из того положения, что, во-первых, социальная совокупность есть действительно существующая форма жизни человечества, во-вторых, форма - необходимая (это дано в историческом опыте), в-третьих, это совокупность не полипов и не лягушек, а именно людей, т.е. существ мыслящих, поступки которых направляются не простыми реакциями. Человек стремится к улучшению жизни, он реально уверен в том, что это улучшение возможно только в определенных социальных условиях.
Поэтому влечение личности к социальному обьединению есть не только влечение особи, но и влечение масс, имеющее свою историю и, самое главное, свое историческое5 развитие. Развитие это протекало диалектически: примитивные формы общения сменялись новыми формами, представляющими шаг вперед в деле организации человеческого общества.
Но только социальное единство, построенное по социалистическому принципу, может быть названо коллективом. По крайней мере, русский язык точно и определенно это отмечает.
Мы говорим и пишем: "Коллектив ХТЗ должен дать стране сто тракторов".
Но мы никогда не употребляем выражение "коллектив заводов Форда".
Мы говорим "коллектив сотрудников ГПУ", но не скажем "коллектив французкоого министерства внутренних дел".
И если советская семья, построенная на равном участии ее членов в общественном труде и принципиально утверждающая свободу и равенство своих членов, может быть названа коллективом, то ни в коем случае не будет коллективом семья во главе с отцом-самодуром или дворянская семья, допустим, утверждающая даже равенство членов, но по отношению ко всему обществу занимающая потребительскую групповую позицию.