Клим Петрович решительно стучал кулаком по столу:
— Не время, товарищи, праздновать! Наша победа наступит, когда преступность снизится!
— Ну, то есть примерно никогда, — шепотом подытожила Арина.
— А насчет «праздновать» — это он хорошо сказал, — мечтательно протянул Цыбин, раскачиваясь на стуле. — Как насчет устроить небольшой междусобойчик после трудового дня?
— Набегут, — веско произнес Шорин.
— А чем плохо, если и набегут? Все свои. Неприятных лиц вокруг не наблюдаю.
— Где ты водки на всех возьмешь? И еды.
— Боже мой! Всему их учить надо! Будем заимствовать методы у Клима Петровича, не побрезгуем.
Моня достал карандаш и лист бумаги и принялся писать своим красивым почерком.
Закончив, он предъявил написанное Шорину. Шорин что-то дописал небрежно и протянул листок Арине.
«Подписка на совместное восстановление сил и нервов сотрудников путем скромной пьянки сегодня вечером». Дальше была расчерчена таблица на две графы. Первая была озаглавлена «фамилия», вторая — «что принесет».
Цыбин обещал от себя две бутылки водки, Шорин — банку соленых огурцов и банку соленых грибов.
Арина шепнула:
— Мануэль Соломонович, я, наверное, пас!
— Что же так?
— Нести нечего!
Вмешался Шорин:
— Врет! Сам видел ведомость — им спирт выдают в количествах!
— Дельно! Арина Павловна, не пожертвуете ли толику ценного продукта в целях, указанных выше?
— Не больше литра!
— Это по-царски! Запишите как четыре бутылки водки. Люди тут хорошие, но разные, могут и грудью встать за казенное имущество.
Арина кивнула, написала — и передала лист дальше.
Цыбин напряженно ждал, отслеживая каждого подписывающего и качаясь на стуле, Шорин прикорнул у него на плече. Клим Петрович продолжал разглагольствовать, перейдя от праздников к успехам в строительстве, металлургии и сельском хозяйстве, от них — к международному положению — и далее, далее, бесконечно и монотонно.
Арина даже подумала, не использовать ли второе плечо Цыбина в качестве подушки. Вряд ли он воспринял бы это как нескромный намек — он тоже из тех, кому война объяснила ценность сна при любой возможности.
Но тут раздался грохот. Стул Цыбина не выдержал и развалился. Шорин тут же вскочил, помог Моне встать, подал ему трость и усадил на свое место. Сам же прислонился к стене.
— Товарищ, может вы сядете? — строго уставился на него Клим.
— Рад бы, да не на что. Стулья кончились.
— А стулья, между прочим, наш рабочий инструмент! Мы на них думаем! — добавил Цыбин.
— Вот, между прочим, — с пафосом заявил Клим, — рабочий Левантийского завода токарных изделий Сокольский привез с фронта целый мешок трофейных резцов! Если вам нужны стулья…
— Съездить за ними в Германию? Или взять у этого Сокольского резцы — и выточить из подсобных материалов? Да я ща, быстренько. Одна нога здесь, другая там.
— В общем, изыщите себе стулья сами, — подытожил Клим.
— Прямо сейчас?
— Я вас не держу, — Клим поджал губы.
Моня встал, осторожно опираясь на руку Шорина, — и они вдвоем направились к выходу.
Когда Арина вышла после собрания наконец-то спокойно покурить и стряхнуть с себя сонное оцепенение, она увидела, как во двор въезжает старая побитая «площадка» — плоская телега, запряженная парой коней.
На телеге высилась пирамида из весьма изящных венских стульев. На козлах с невозмутимым видом сидели Цыбин с Шориным.
— Разгружайте, товарищи! Дюжина стульев из тех еще времен! — Цыбин привстал на козлах с видом аукциониста, — и диван, а то наш уже людям показывать неприлично.
— Разгрузите — телегу на дрова, — добавил Шорин.
Они с Моней как-то очень синхронно, как будто много лет репетировали этот номер, выпрягли коней.
Шорин подставил Цыбину сцепленные в замок ладони — и подсадил его на одного из коней. На второго вскочил сам. Арина залюбовалась, как ловко оба держатся верхом без седел. Шорин поднял коня в свечку, махнул рукой — и парочка пустилась в карьер.
— Кентавры, — уважительно произнес Яков Захарович, глядя вслед Цыбину и Шорину.
— Разгильдяи и пижоны, — ответила ему Лика. Арина усмехнулась.
Оба кентавра вернулись довольно скоро, уже пешком, причем у Шорина на плече висел плотно набитый и подозрительно позвякивающий вещмешок.
Моня бегал по всему каретному сараю, вел конфиденциальные беседы с акционерами, заодно притащил к Арине в кабинетик один из стульев.
— Не могу смотреть, как вы на своей табуреточке с кривой спиной сидите.
Арина поблагодарила и выдала в ответ бутыли со спиртом.
— Развести сумеете?
— Обидеть хотите, Арина Павловна? Почти профессионал. Если бы весь тот спирт, что я…
— Не ударяйтесь в лирику, умоляю! Вон, даже Николай Олегович уже на мирный коньяк перешел.
— Вы тот мирный коньяк пробовали? Этот мирный коньяк его тетка гонит, и я даже не хочу думать, из чего. Впрочем, Васько обещал свою гадость на стол не ставить, зато принести сала. Вот сало у него — мирное, я бы даже сказал — мировое у него сало!
Сама вечеринка прошла идеально. Цыбин подрядил рябчиков (молодых сотрудников УГРО и практикантов, почти поголовно облаченных в тельняшки-рябчики разной степени застиранности) расставлять и накрывать столы — и актовый зал стал вполне банкетным. А уж обилие и разнообразие блюд этого банкета сделало бы честь любому натюрморту «из прежней жизни». Кто-то даже банку крабов притащил.
Ждали гнева Клима Петровича, но тот, внезапно, решительно занял председательское место за столом.
— Если не можешь остановить толпу, возглавь ее, — пробурчал Цыбин
— Мы собрались здесь… — начал Клим
— Так давайте выпьем за то, что мы все здесь, все живы! — радостно перебил его Цыбин, подливая ему в стакан и подталкивая руку Клима к лицу.
Клим Петрович покосился на Цыбина неодобрительно, но выпил. Цыбин тут же подлил еще.
— Ровно год назад Германия… — попытался продолжить Клим севшим голосом
— Полностью капитулировала. За что и пьем, — Цыбин повторил маневр со стаканом.
— Не все дожили… — голос у Клима заметно поплыл.
— А за них — не чокаясь. И полный.
— Но мы продл… продол… продолжаем… — гнул свою линию Клим.
— И за мирные победы тоже! — Цыбин проследил, как жадно Клим опустошил стакан, а потом шепотом произнес: — Эйн, цвей, дрей!
На «дрей» Клим Петрович свалился под стол, и оттуда немедленно зазвучал громкий храп.
— Вот теперь, когда нам никто не мешает, можем и начать, — улыбнулся Цыбин, а потом добавил тихо: — Согласитесь, Арина Павловна, чистый спирт очень помогает в борьбе с заразой. Разведенный бы не справился.
И вечеринка началась. Веселая и бестолковая. Без председателя сборище быстро разбилось на маленькие группки. Кто-то травил анекдоты, кто-то ударился в воспоминания, кто-то пытался в общей сумятице разъяснить какие-то служебные дела.
Цыбин сновал между компаниями, ненавязчиво направляя беседу, разряжая споры до их начала и осыпая дам комплиментами. Арина только сейчас заметила, что элегантный Моня тяжело опирается на свою пижонскую трость.
— Хорошо грохнулись? — спросила она, указывая глазами на его ногу.
— Да нет, это старое. Еще с флота. Погода меняется, завтра потеплеет.
— Вы служили на флоте? А я уж решила, что вы кавалерист. Как вы сегодня изящно скакали…
— Ну, в общем-то, из-за ноги меня с флота в кавалерию и перевели.
— Мудрёно.
— Пока лежал в госпитале, сверху сочли, что в море ничего интересного не происходит, а вот некий дракон, по традиции причисленный к кавалерии, остался без Второго. Вот меня и направили… Я тогда лошадей побаивался. Но ничего — привык. Арина рассмеялась, а потом посмотрела на Цыбина серьезно.
— Мануэль Соломонович, объясните мне, что делают драконы на войне. Слышала о них много, но одни сплетни. То ли города сверху выжигают, то ли наоборот — сидят тихенько и всеми командуют.
— Если совсем упрощать, их задача — прорыв фронта. Понимаете, линию фронта держат особые. С двух сторон. Как, впрочем, границы любого государства, или, допустим, Кремль. И пробить эту защиту может, собственно говоря, только дракон.
— Ой! Здорово! У меня подруга была, Маринка Комарова…
— Слыхал, — Цыбин наклонил голову и глянул на Арину сочувственно.
— Так вот Маринка доказывала, что игра «Цепи кованые» — она про драконов. Она вообще мечтала драконов изучать. Но не сложилось…
Арина вздохнула, Цыбин еще раз погладил ее взглядом голубоватых глаз. «Как старший брат», — подумала Арина, у которой, впрочем, братьев никогда не было.
— Ну вот так примерно и есть. Только если с другой стороны другой такой же дракон маячит — это уже особый таран. Двое лоб в лоб. И тогда один, возможно, выживает. Ну, как повезет.
А бывает, что какую-то важную точку так держат, что и пара драконов понадобиться может, а то и четверо.
— Моня! Распорядись музыкой, а то благородное общество скучать начинает, — раздался зычный голос Шорина.
— Ух. Все-таки нализался, не уследил я, — встрепенулся Цыбин.
Арина с удивлением обнаружила, что в углу зала стоит патефон с кучей пластинок. Моня отловил кого-то из рябчиков и посадил менять пластинки.
Арина заметила, что, проходя мимо Шорина, Моня дотронулся до его головы — и тот сел заметно прямее.
При первых же звуках танго Шорин встал, огляделся — и протянул руку Арине, оказавшейся ближе других дам.
— Не волнуйтесь, товарищи! У каждого кавалера будет возможность пригласить каждую даму! — прокричал Моня, ведя в танце симпатичную практикантку.
Арина положила руку на ладонь Шорина — и они вышли танцевать. Шорин вел без форса, но красиво и уверенно.
— Снимите очки! — вдруг шепнул он ей в ухо. Арина остановилась.
— Зачем?
— Ни за чем. Просто снимите.
— Да чем вам помешали мои очки?
— А может, я хочу вашими прекрасными глазами полюбоваться? — пьяно хмыкнул Шорин. Арина вырвала свою руку из его — и убежала на крыльцо.
— Да не идут они вам. Старят, — крикнул ей вслед Шорин. Арина даже не обернулась.
Пару минут спустя на крыльцо вышел Цыбин.
— Не злитесь на него, ладно? — попросил он, заискивающе глядя Арине в глаза, — Человек пьян.
— В перечне смягчающих отсутствует.
— Но вы ведь не уйдете? Я прослежу, чтобы он больше к вам не подходил. А вы развлекайтесь…
— Простите, Мануил Соломонович, кажется, я совсем разучилась развлекаться…
Идти было некуда. В общежитии девушки планировали пить-гулять до утра. Арина
прошмыгнула в каморку, гордо называемую ее кабинетом, и ушла с головой в отчеты.
Когда она закончила все документы, из актового зала не доносилось ни звука. Все уже разошлись.
Она прошлась по темным гулким коридорам угро, ища место для ночлега. В приемной стоял новенький диван, привезенный Цыбиным. Похожий был у папы в кабинете — большой, кожаный, с зеркалом и закрытой полкой правее. В папином диване в такой полке жил тайный невидимый друг Арины — мальчик с рекламы зубного порошка. Папа придумывал для Арины новые и новые приключения этого мальчика, и только когда она подросла и пошла в школу, истории эти как-то постепенно закончились.
Арина вспомнила, как мальчик из полки пошел кататься на трамвае, как убегал от дворника… И сама не заметила, как уснула.