— Ах, вот вы где прохлаждаетесь! — голос Лики не предвещал ничего хорошего. — Давайте быстро на выход, Ли уже в катафалке.
Арина сгорбилась над очередной загадкой. Две пули, одна из трупа, другая — из пистолета подозреваемого, были чертовски похожи друг на друга, кроме одной мелкой царапинки. И вот поди пойми — то ли царапнуло пулю об кость, то ли поцарапало еще на заводе, то ли все-таки не тот пистолет, не тот человек, не то, все не то.
Цыбин же с Шориным («Мы не к вам, Арина Павловна, мы к нашему любимому диванчику»), вольготно развалившись, попивали чаек.
— А что случилось, Леокадия Викентьевна? — Цыбин поставил кружку на табурет, но вставать не торопился.
— Опять Маскарад.
Цыбин и Арина вскочили, как ужаленные. Шорин остался сидеть, недоуменно глядя на них.
— А тебе особое приглашение нужно? Вряд ли тебе там работа будет, но быть обязан, — Мануэль аккуратно пнул Шорина ногой.
— Да иду я, иду. В катафалке расскажешь. Ангел приветливо махал рукой из катафалка.
— Вы слышали? «Маскарад» снова за дело взялся!
— Да объясните уже толком, что за маскарад такой, — вспылил Шорин.
— Банда с таким названием известна еще с тридцатых годов… — начал Цыбин.
— Ага, их даже местные все уважали. Серьезные ребята. Фимка Джокер, Марат Киса, Чеснок, Глаз, еще парочка… граждан.
— Ничего себе познания! — Мануэль был восхищен.
— За такие познания пороть кой-кого нужно. Тебе что Яков Захарович говорил? Чтоб забыл своих Джокеров да Глазов как страшный сон, — Арина грозила Ангелу пальцем, сурово сведя брови, но все ж таки улыбнулась: — Хотя твои познания сейчас вполне уместны.
— Не ругайте товарища Ли, Арина Павловна, — мягко вступился Цыбин. — Знание контингента — первая вещь для оперативного сотрудника. Не успеете оглянуться — и вам в пример будут ставить некоего Ли, Иосифа… Как там тебя по батюшке?
— Ваньшеневич.
— Иосифа Ваньшеневича, — на автомате добавил Мануэль, а потом, выпучив глаза, резко развернулся к Шорину. — Дава! Ты это слышал?
— Может, совпадение. Фамилия не редкая.
— А скажите, Иосиф Ваньшеневич, как вашу бабушку зовут? — обратился Мануэль вкрадчиво.
— Фрида Левоновна, многострадальная женщина, сколько ей крови этот поросенок попил, — вздохнула Арина. — Она его приличным человеком считала, мол, Осенька и на скрипочке учится, и в школе отличник, — а Осенька ее…
Арина сокрушенно покачала головой.
— Фрида Левоновна Ли? Звучит странно даже для Левантии, — удивился Мануэль.
— Озанян она, кажется, была…
— Озанян, Озанян, она мамина мама. А папину маму я никогда не видел. Как-то ее звали… Ли Тао Лун, кажется. Она китайка, у них фамилии сначала, а имя потом.
Цыбин аж подпрыгнул — и завопил радостно:
— Ну? Что я тебе говорил? Она самая, самая она! Насчет «звали» — это вы поторопились, юноша. Насколько мне известно, ваша бабушка и ныне вполне себе здравствует, вполне бодра, без скидки на возраст.
— Мне бы так, — подтвердил Шорин.
— А не говорили ли в вашей семье, — продолжил Цыбин вкрадчиво, — о некоторых, гм, способностях вашей уважаемой бабушки Ли Тао?
— Не, не говорили. Бабушка ее не любила, а родители померли — мне и пяти не было.
— А знаете ли вы, что значит слово Лун на китайском? Произносится, впрочем, немного не так. Арина и Ангел смотрели на Цыбина полными любопытства глазами.
— А означает это слово — «дракон», — торжественно произнес Цыбин.
— Видел бы ты, как мы с твоей бабушкой порезвились в тридцать девятом под Уханем, — потянулся Шорин, улыбнувшись, — на нас сам Жуков матом орал за некую излишнюю активность.
— А вы что? — открыл рот Ося.
— А мы — ну, ответили, мол, рады стараться… Ну, не так немного. В общем, ругается твоя бабка не хуже, чем воюет.
— Говорят, после Халхин-Гола в Японии не осталось драконов старше десяти лет. Вот и сидели смирно, пока не подрастили. Потом снова наглеть начали…
Цыбин замолчал, наверное, вспоминал что-то свое.
— Так что там с этим вашим «Маскарадом»? — нарушил тишину Шорин.
— А что с «Маскарадом»? Брали банки, склады, как-то даже музей грабанули, — вышел из задумчивости Мануэль. — Взяли их в сорок первом. В январе…
— Ага. Громкая история была. Мы с Евгением Петровичем сутками совпадения искали.
— А мимо меня чуть не пролетело. Типа не мой район. Я тогда по Приморскому работал… Погодите, им же тогда всем дали… Ну, по максимуму.
— Честно говоря, не узнавала.
— Ну да, даже мелкой шушере, которая как бы ни при чем, — лет по десять. Откуда они вдруг взялись?
— Ну, значит, другие. Они вывеску не патентовали. Кто хочешь приди, «Маскарадом» назовись — и пожалуйста.
— Значит, повезло Ангелу. Раз у них фантазии даже на новое название не хватило, то и поймать их будет нетрудно. Да, Ося?
Арина и Мануэль повернулись к Ангелу. Тот сидел с открытым ртом, во все глаза глядя на прикорнувшего Шорина.
— Эй, Ангел, ты там живой? — Арина похлопала его по плечу.
— А? Не, нормально все. Так получается, я тоже — немножко дракон?
— И не мечтай. У вас только по женской линии, — развел руками Цыбин. — Старшая дочь старшей дочери. Ты не знаешь, у тебя тетка есть?
— Не знаю. Бабушка мне не рассказывала… Ну, бабушка Фрида.
— Так что, может, у тебя есть кузина-дракон.
— Ага, Аманда Ли, дочь Ли Сюин. Обе в Америке. Союзнички, так сказать, — Шорин, казалось, и не спал вовсе.
— А у меня — никаких шансов?
— Не, пацан, это либо с рождения, либо никак.
— То есть я никогда не буду как вы?
— А что я? Вот бабка твоя…
— Расскажете?
Цыбин встал со своего сидения — и жестом пригласил Ангела поменяться местами.
— Это теперь надолго… — вздохнул он, присаживаясь рядом с Ариной.
Но доехали быстро, Шорину пришлось пообещать Ангелу, что на обратном пути расскажет еще.
Орсовский склад Левантийской судоверфи, бывший склад Федяковых, по-купечески добротное и унылое здание из грязного красного кирпича, прятался за бетонным забором с узкой проходной и шлагбаумом для грузовиков.
Катафалк, впрочем, внутрь не пустили — пришлось спешиться.
— Сахар-рафинад колотый — десять мешков, мука пшеничная сорт первый — восемь
мешков, сорт второй — двенадцать мешков… — монотонно перечислял потери завскладом, глядя в ведомость.
Цыбин слушал, тоскливо разглядывая «автограф» банды — нарисованную на стене углем черную маску-домино, похожую на поваленную букву В. Арина ползала среди нагромождения продуктов, как Папанин среди торосов. Все было понятно, но ничего не ясно. Вот тут взяли, вот сюда поволокли, передавали по цепочке.
А дальше?
— Эх, собачку бы нам, следы вынюхивать, — вздохнула Арина.
— У нас этот вместо собачки, — кивнул Мануэль на Шорина. — Хочешь — можешь сахарком угостить.
— Я, между прочим, все слышу, — пробормотал Шорин, — Монь, опять фонишь.
— И что сделаешь? Укусишь? — улыбнулся Цыбин, но отошел.
— О! Другое дело. Чисто, следов нет.
— О! Есть след! — почти одновременно воскликнула Арина, — хорошо так наследил, прямо в муку вступил. Впрочем, бесполезно. Сапог кирзовый рядового или младшего командного состава армии, без каких-то характерных отличий. Размер сороковой — тоже вполне стандартный.
След Арина, конечно, сфотографировала, но, как любил говорить Евгений Петрович, «для семейного альбома» — то есть абсолютно не веря в пользу дела.
— Простите, Давыд Янович, не знаю, как фонят, но свет вы мне загораживаете, — обратилась она к Шорину.
Тот пожал плечами и вышел на свежий воздух. Послонялся, насвистывая, по двору, остановился, замер — и вдруг закричал:
— Моня, быстро сюда, тут это… след.
Цыбин подбежал с другого конца двора, где общался с унылым завскладом, Ангел выскочил откуда-то из конторы, даже Арина пришла глянуть на редкое зрелище.
— Значит, вот тут он начал мутить.
— Что делать? — не понял Ангел.
— Проявлять в деле Особые способности, — объяснил Цыбин, — давай отойдем на пару шагов — не будем мешать.
— Воздух, четверка. Настроение — приподнятое, веселое. Куражился он, развлекался так. Сытый, здоровый… здоровая.
— Женщина? — переспросил Цыбин, — Откуда понял?
— У нее эти… регулы, — Шорин как будто даже слегка запнулся и покраснел.
— Значит, в остальное время она тройка. Ага, дальше.
— А дальше интереснее. Умело тетка работала. Шла вон туда, но мутить не переставала.
Шорин показал рукой, а потом сам пошел в том же направлении. Арина только сейчас заметила, что глаза у Давыда были закрыты. Но шел он быстро, уверенно, и впрямь напоминал овчарку, взявшую след.
Все трое почти побежали за ним. Шорин провел их в угол двора, на мощеный пятачок размером с баскетбольную площадку, примыкавший к углу склада.
— Тут у них грузовик стоял, говорят — угнали. Видимо, на нем шамовку и увезли, — пояснил Ангел, — заодно и кладовщика прихватили.
— Еду, не шамовку, — на автомате поправила Арина.
— А дальше она намного быстрее двигалась, но при этом уставала меньше… — в голосе Шорина появилась задумчивость. — Ну то есть в машину села. Но при этом мутила вовсю.
Шорин бросился в сторону шлагбаума.
— Дальше на катафалке надо. Они по дороге ехали. Если пешком — придется по проезжей части идти… — Мануэль за руку, как слепого, отвел Шорина к машине.
Арина с Ангелом запрыгнули в катафалк, Шорин сел рядом с Вазиком, Цыбин — у него за спиной.
— Тут налево, — сказал Шорин, не открывая глаз, — дальше метров через сто — направо.
«Маринка так не могла», — пронеслась у Арины мысль.
— Метров двадцать — и резко направо, — произнес Шорин все так же уверенно.
— Там поворота нет, — тихо возразил Вазик.
— Сказали — сворачивай, значит сворачивай, — отрезал Цыбин. Катафалк забился на ухабах обочины.
— А вон ведь след шин, — показала Арина, — значит, верно едем.
— Он не ошибается, он дракон, — восхищенно пискнул Ангел.
Проехали еще метров сто.
— Тпр-ру, — вдруг резко крикнул Шорин и открыл глаза. — В смысле, остановите, пожалуйста.
Огляделся растерянно, как только проснувшийся человек.
— Все, перестала она мутить. Вот тут.
— Арин Павловна, оглядитесь? — попросил Цыбин.
Арина вышла. Они оказались на берегу, поросшем высокими кустами. В одном месте кусты были заметно прорежены — даже издалека Арина заметила сломанные ветки.
За кустами скрывался небольшой обрыв — метра два.
— Не поможете спуститься? — неуверенно попросила она, обращаясь ко всем троим сразу. Шорин и Ангел, не сговариваясь, сиганули вниз и встали как два рыцаря, протягивая руки.
Арина оперлась на обе — и сошла бы, наверное, царственной походкой, если бы не скользкая глина под каблуком. Так что съехала.
И почти сразу же наткнулась на кладовщика. Он лежал у самой кромки прибоя, лицом вниз.
— Ребята! Быстро сюда! Он живой! — закричала Арина, нащупав слабый, но вполне убедительный пульс. — В рубашке мужик родился — мог шею сломать, мог захлебнуться — но жив же, жив!
Ангел и Шорин взяли кладовщика на руки.
— Погодите, может, рядом есть пологое место — тут вы его не вытащите, — Арина метнулась в сторону.
Мужик был невозможным везунчиком — действительно, не слишком далеко к воде спускалась тропка. Узенькая, крутая, но проходимая.
Мужчины, как могли осторожно, донесли пострадавшего до катафалка. Кладовщика пристроили на полу, и Арина внимательно его осмотрела.
— Вацлав Михайлович, дуйте в больницу! Он в шоке, но серьезных повреждений нет.
— Ну, если нет, — рассудительно заметил Вазик, — давайте я вас тогда у вашего сарая выкину, благо по дороге, а его сам сдам.
Арина кивнула благодарно. И еще раз с грустью подумала, почему такому золотому Вазику достался такой негодный сын.